Убита светом, рождена тьмой

Достаю телефон, вызываю такси – курс на место, где умеют выключать голову. Туда, где впервые увидела того мужчину. Он нужен сейчас, чтобы заглушить зудящую потребность внутри и плыть дальше. Ни один не будоражил мозг так, как он. Это нужно выжечь.

Сегодня – тишина во что бы то ни стало. Завтра верну контроль. А сегодня – к чёрту правила.

Такси приезжает через пять минут. Оставляю щедрые чаевые и почти бегом иду к входу. У клуба – хвост от ночи: парочка валяется на тротуаре, в углу здания кто-то занимается оральным сексом, не утруждая себя приличиями. На секунду задерживаю взгляд – волна жара скользит между ног. Раньше в подобных ситуациях рулю всегда я: только мои условия, никакой потери контроля. Сейчас хочется обратного – чтобы процесс забрали из моих рук, не оставив ни мысли. Это пугает и заводит одновременно.

Внутри почти пусто. У бара – сонные лица. Прошу бутылку покрепче – выполняют без вопросов, смотрят как на сумасшедшую: кто приходит в шесть утра, чтобы напиться? Только ненормальные, и я в их числе.

Срываю крышку, делаю длинные глотки. Горечь режет горло, глаза щиплет, но пью, пока в голове не становится тихо. Мир размывается, предметы плывут, звуки глохнут. Отлично. Время звать его.

– Бармен, передай своему боссу: пусть найдёт девушку с очень красивыми глазами, – произношу отчётливо. Тот фыркает, но всё же говорит в рацию и косится как на дура.

Ещё один такой взгляд – и нож из лифа найдёт цель.

Допиваю остаток, мир начинает покачиваться – или это я? Хочется взлететь и больше не падать на эту грязную землю. Пусть алкоголь называют вредом – он снимает запреты и глушит боль. Да, убивает медленно. Но разве мало тех, кто жил правильно и всё равно умирал от чего-нибудь неизлечимого? Возможно, это говорит моё тёмное сознание – ну и чёрт с ним.

– Нашёл тебя, – властный голос режет тишину, горячее дыхание касается мочки уха.

Искуситель моих демонов явился.

Обернувшись, встречаю его – резкого, собранного, опасного. Фон расползается акварелью, но его контуры – чёткие. Чёрная рубашка с закатанными рукавами, брюки по фигуре, сильные ноги, взгляд янтарной осени. Пальцы чешутся сорвать с него одежду и разглядеть тату, провести ладонями по стали мышц.

Свихнулась? Возможно. Хочу его – целиком, без полутонов, с размахом и риском. Мои демоны тянутся к его – хотят войны за контроль. Хорошо. Только сегодня. Завтра – вон из моей жизни.

– Чего ты хочешь, Ребекка? – пальцы охватывают мой подбородок. – Скажи не глазами, а словами.

Смотрю прямо в огонь его зрачков – и сдаюсь. Опасен? Да. Следил? Похоже. Плевать. Сегодня рулит дурь и жажда.

– Трахни меня, – произношу чётко.

Глава 12

Dusk Till Dawn – ZAYN feat. Sia

Ведь я хочу дотронуться до тебя, детка,

Хочу почувствовать тебя.

Голова раскалывается первым ударом света. Машу ладонью, будто это может выключить солнце. Во рту – пустыня, губы слиплись. Пахнет похмельем и потом – открывать глаза не хочется.

Тьма была милосердна: ни кошмаров, ни картинок – только пустой, спасительный мрак. Но он выталкивает обратно.

Со стоном приподнимаю веки – и мгновенно напрягаюсь. Где я?

Комната – как шахматная доска: чёрное с белым. Большая кровать; постель – идеальная. Судя по виду, рядом со мной никто не спал. Белый паркет отполирован до зеркала. Чистота почти болезненная.

Мысль всплывает нелепая: не женская ли это квартира? Столько порядка.

Опускаю ноги на чёрный пушистый ковёр – устойчивость предательски уходит. Сканирую пространство: на стенах – картины с туманным лесом, выполненные рукой не художника, а увлечённого любителя. Любопытная деталь к портрету хозяина. Шкаф пуст. В углу – зеркало, от которого отворачиваюсь: не хочу видеть отражение потери контроля.

Панорамное окно вытягивает взгляд и дыхание. Там – лес в молочном тумане, во дворе – беседка, изрисованная надписями; дальше – бассейн, аккуратный сад, грядки тюльпанов, белых, моих любимых. Дом смотрит наружу живыми красками, а внутри держит чёрно-белый порядок – две разные реальности.

На мне – огромная мужская футболка. Запах знаком: табак и древесина. Звонкая мысль бьёт в висок.

Похоже, Ребекка, ты вляпалась по-крупному.

Если это его дом – того самого мужчины с чёрной аурой – значит, он переодевал меня и видел всё, что обычно спрятано под кожей и тату. Стыд обжигает. Никто не видит эти карты. Никто.

Собираю остатки смелости, приоткрываю дверь. Нужно уйти, пока меня не поймали на крючок – взглядом, усмешкой, голосом.

Лестница из чёрного дерева уводит вниз. Внизу пахнет жареным – шипит что-то на плите, а рядом никого. Еда горит, хозяин отсутствует. Выхода не вижу – планировка лабиринтом. Хорошо, пойдём на слух.

– Сбежать пытаешься, тигрёнок? – голос касается уха, губы – мочки. Мурашки встают копьём.

Замеряю. Оборачиваться нельзя – достаточно знать, что он близко. Спина горит от его взгляда; знаю, на что смотрит и что вспоминает. Прошлое сильно бьёт в затылок.

– Не прячься от меня, когда я стою за твоей спиной, – голос грубеет. Злится. С какого права? Если у кого и есть права на злость – то у меня. Моё прошлое разглядели без спроса.

– Не прячусь. Ни жалости, ни вопросов не хочу. То, что ты видел… забудь. В моей жизни тебе места нет. И в твоей – мне тоже, – произношу ровно, хоть внутри дрожит.

– Слишком поздно уходить, тигрёнок. Ты пришла сама, открыла желания – теперь не отступлю, – уверенность без нажима, и от этого только хуже.

Зачем ему это? Мои стены не сдвинуть. Даже я упираюсь в них лбом.

«Вчера сама отворила калитку, слабачка», – противный шёпот изнутри царапает.

– Попробуй, – оборачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. Вызовы – моя слабость.

– Тигренок выпустил коготки.

Он улыбается краем губ, тянется к моим волосам и заправляет прядь за ухо. Живот вспыхивает, щёки наливаются жаром – память подкидывает собственные слова из ночи.

Сказала ему «трахни меня».

Святая простота, Ребекка, тебе запрещён алкоголь при любой реинкарнации.

– «Тигрёнок»? – морщу лоб. Мы друг другу никто, чтобы раздавать прозвища.

– Забавная история, – его улыбка молодит. Прижимает меня корпусом к стене, ладони ложатся над головой, получается клетка из мышц и тепла. – Было любопытно, какие у тебя сексуальные привычки.

– Договаривай, – рычу и упираюсь в грудь. Стальная скала не двигается.

– Когда снимал с тебя платье, ты царапалась и кусалась, как бешеная. Горячо, не спорю. Но с пьяными не сплю. Попробуй в следующий раз трезвой, – кидает он, и улыбка расширяется, когда меня переполняет пламя.

– В следующий раз перережу тебе горло или выколю глаза своими длинными острыми коготками, – сообщаю сухо.

Он смеётся – и смешно, что мне нравится этот звук. Давно не позволяла сарказму вылезать наружу ради смеха, а не ради крови.

– Тигрёнок, мои раны до сих пор ноют. Неплохо бы помазать, – продолжает издеваться, подаётся шеей вперёд. Красные полосы с корочками – мои следы. Сожаления нет. Следовало давить сильнее.

– Могу плюнуть. Говорят, слюна лечебная. Проверим? – предлагаю мимоходом.

Он тихо выдыхает и едва сдерживает смех.

– Ты не перестаёшь удивлять, – произносит почти ласково.

Нужно убираться, пока не поздно. Он поднимает из-под земли то, что я похоронила.

– Хочу домой, – упираю ладони в грудь. На этот раз отступает на шаг, руки остаются на стене.

Ищет глазами ложь – и не находит. Действительно хочу уйти и переварить всё в одиночестве.

– Сначала завтрак. Потом отвезу, – тон, с которым не спорят. Пальцы цепляют мою руку и тянут на кухню. Сопротивление клокочет.

– Во-первых, есть не хочу. Во-вторых, доберусь сама, прекрасно функционирую, – выдёргиваю руку – безуспешно.

– В-третьих, ты сутки не ела и бухала на пустой желудок. Я не собираюсь смотреть, как ты падаешь в обморок у ворот. В-четвёртых, такси сюда не ездит. Выбор прост: еда – и дорога. Тигрёнок, – крепче сжимает пальцы, стоило мне дернуться.

Ненавижу, когда забирают контроль. Этот сукин сын вытаскивает его у меня из рук – и внутри ломается тонкая пластинка.

На кухне пахнет жареным мясом и картофелем. На стойке уже накрыто: пюре, брокколи с лимоном, аккуратная тарелка, приборы. Когда он успел? Пару минут назад ничего этого не было.

Сажусь напротив. Он разворачивается, и первое, что понимаю: практически голый. На нём – только шорты, низко на бёдрах, чёрная резинка боксёров. Кожа – сплошное полотно татуировок, и сквозь чёрные узоры видны белые линии старых шрамов.

Слишком похоже на меня, чтобы не пугать. Лезть в его стены – плохая идея. И всё же хочется знать, откуда эти отметины.

Поднимаю глаза. Он ставит передо мной стейк. Взгляд невольно цепляется за проколотые соски и тонкую серьгу в носу, которой вчера не заметила. Возможно, как и я, он глушит внутреннее болью внешней.

– Ешь, – резкий голос возвращает в реальность.

Берусь за вилку. Он не отводит взгляда – приходится смотреть в тарелку. Первый кусок ложится на язык, и из горла срывается тихий стон: вкус божественный.

У меня никогда не получалось готовить, поэтому я быстро отбросила все эти провальные попытки, когда мама пыталась меня научить. Я питаюсь заказной едой, что заметно испортило мой организм, но мне плевать.

– Если ты будешь издавать такие стоны каждый раз, пробуя мою еду, я начну готовить для тебя ежедневно.

Вскидываю голову – встречаю голодный взгляд. В воздухе щёлкает искра, волосы на затылке шевелятся. С утончённого вкуса исчезает половина оттенков – доедаю быстро, без комментариев.

Слишком близко мужская энергия. Слишком сильная. Если позволю ей вести, всплывут те самые воспоминания – и разорвут.

Он видит, как меня накрывает паника, и в лице появляется тень. Темнота, от которой хочется отползти, направлена не на меня – и всё же тревожно.

– Я все съела. Вези меня домой.

Он встаёт, молча идёт по коридору, я следом.

Стены украшают фотографии: женщина с красивым, уставшим лицом, морщинки у глаз, тени под ними; её ладони лежат на плечах девушки в инвалидном кресле – грустное лицо, взгляд в сторону. Семья? За каждым кадром – история, которую он не расскажет.

Выходим во двор – солнце бьёт в глаза. Понимаю, что на мне только его футболка, на нём – те же шорты.

– Где моя одежда? – спрашиваю глухо.

– В мусорном баке. Твою блевотину не спасти, – отвечает без интонации.

Хочу провалиться под землю. Мало того, что показала шрамы – ещё и вывернула душу желудком. Лучше бы действительно не встречаться больше ни в этой жизни, ни в следующей.

Он распахивает передо мной дверцу машины. Пальцы на металле напрягаются так, словно та же рука умеет ломать шеи. Тяжёлая, темная вибрация исходит волнами.

Сажусь, пристёгиваюсь. Машина рвёт с места, как выпущенная пуля. Профиль – холодный, отчуждённый. Мысли унесло куда-то далеко. На такой скорости мы не доедем.

– Сбавь скорость. Разобьёмся, – касаюсь его руки осторожно, как дикого зверя. Лёгкое прикосновение тянет его из транса.

– Прости, – выдыхает и чуть отпускает газ. Руль же сжимает, будто хочет выдавить из кожи жизнь.

Едем молча. Словно и не было разговора у стены, его смешков, моего огня. Тишина почему-то ранит.

Мой дом появляется за поворотом, рядом – машина Лиама. Тело напрягается: придётся разговаривать. И снова он сделал шаг ко мне, а не я к нему. Ужасная из меня благодарность.

Мужчина резко тормозит. Всё ещё не смотрит.

– Ты дома, Ребекка.

Злит, что знает моё имя, а своё прячет. Это нечестно.

– Как тебя зовут? – спрашиваю от двери.

Он улыбается наконец – и сердце предательски радуется.

– Оставил подсказку. Найдёшь – узнаешь.

Двигатель рычит, он делает мне понятный знак – выметайся. Выхожу и всё же бросаю взгляд – он не отвечает, уезжает быстро, как всегда. Вернётся ли?

Что-то тянет волосы. Поднимаю ладонь – нахожу бумажку, подцепленную заколкой, и батончик «KitKat». Когда он успел?

Разворачиваю записку и несколько раз повторяю вслух:

– Райан. Райан. Райан…

Глава 13

SNAP – Rosa Linn

Моргаю раз, два – где же ты?

Ты всё ещё у меня в сердце.

Перед дверью своей квартиры замираю на вдохе. Стоит лишь повернуть ключ – и придётся встретиться с Лиамом лицом к лицу. Он, конечно, сделает вид, будто ничего не произошло. Разум подсказывает сыграть в ту же игру и переключиться на подготовку к следующей миссии. Сердце шепчет обратное: нас держит не только работа, нас держит большее.

Ручка двери послушно поворачивается. На диване – Лиам, уснувший в неудобной позе: одна рука на животе, другая свисает вниз, пальцы едва касаются ковра. Похоже, ждал с ночи. Укол вины пробивает грудь – в то время как он думал о перемирии, собственные демоны потащили меня в бар и дальше, туда, где последствия зовут по имени: Райан.

Тихо прикрываю дверь и скольжу в ванную. От кожи тянет алкоголем и желчью, но поверх – едва уловимая смесь его одеколона, табачного дыма и домашней еды. Его запах. Смыть всё – необходимость: Лиам знает мою дурную стратегию справляться с травмой через мужчин и ненавидит это, как ненавижу теперь сама. Чем в таком случае отличаюсь от тех, кто ломал меня?

Горячая вода обжигает плечи и стирает улики, но голову не очищает. Перед глазами – плечи, на которых можно переломить шею. Тату, смешанные с белыми шрамами прошлого. Взгляд, ищущий нечто глубже кожи – возможно, душу. Рука машинально скользит ниже – вовремя останавливаю себя. Хватит. Грубым полотенцем сгоняю тепло из крови, растираю до красных полос, пока аромат лаванды не вытесняет все остальные запахи. На тело – лёгкие серые треники и чёрный укороченный топ, открывающий живот и тату.

Лиам всё ещё спит. На кухне разогреваю последний кусок пиццы, завариваю его любимый чай с мёдом – простой, почти детский ритуал. Тарелку и кружку ставлю на журнальный столик и присаживаюсь на подоконник. Запах еды делает своё дело – светлые глаза открываются, в них – усталость и виноватая мягкость.

– Ребекка…

Не даю договорить – лишние слова ему ни к чему.

– Извинения – на мне. Повела себя как бесчувственная сука. Последние дни разболтали контроль, наверх поползло то, что обычно держу глубоко: злость, ярость, желание причинить кому-то боль, чтобы он почувствовал мою. Эти слова в тебя полетели не потому, что ты их заслужил, а потому, что внутри слишком много боли. Прости.

Камень с груди действительно падает – воздух проходит свободнее. Лиам откусывает пиццу, запивает чай и улыбается шире, чем следует.

– Надо было записать: первый раз Картер извиняется. Повесил бы как напоминание, что у тебя есть сердце.

Брошенная мной подушка находит свою цель; он кашляет, отбивается ладонью по груди, а я даже не двигаюсь. Улыбка постепенно сменяется серьёзностью.

– Спасибо. Это много значит. Рад, что достала из тьмы ту часть себя.

Поднимается, подходит. Встречаю его в середине комнаты. Объятия у Лиама – правильные: не душит, но держит крепко. В них меньше одиночества и больше памяти о том, что свет и тьма всегда сплетены. Если долго всматриваться в темноту, там находится крохотный якорь белого света. Лиам – этот якорь уже три года.

Отстраняемся. Хруст его пальцев – верный признак: новости.

– Помнишь девочку? Нашёл. И там всё плохо.

Грудь сжимает воспоминанием той ночи. Обещание дано – отступать некуда.

– Имя – Мелани Патрик. После смерти матери её искали службы, нашли, поместили в интернат. Три попытки побега – теперь заперта в отдельной комнате. Об опеке дело открывать не собираются. Совершеннолетие – через год, тогда и выпустят.

Новость должна бы успокоить: крыша над головой, еда, «под присмотром». Выходит наоборот: год клетки сломает дух. Интернат призван защищать, а здесь – дрессируют страхом. Люди способны на такое – и это убивает.

Себе взять её нельзя – привлеку внимание. Но хорошую семью на год – вполне.

– Пробей базу. Выберем достойных. С приютом и их методами разберусь.

Лиам тяжело вздыхает, но кивает. Пальцы снова хрустят.

– И ещё. Его ищут. Безумствуют. Будь осторожна.

Следов не оставляла. Пусть бесятся в догадках.

– Всегда осторожна, – выдыхает рот; правды в этом мало после вчерашнего, но рядом с ним было странно безопасно.

Лиам собирается. На пороге обнимает. Мах машиной за окном – и тишина квартиры возвращает пустоту. Комнате не удаётся стать «моей»: холодные стены, чужая пауза. Меняю домашнее на чёрное платье с узким лифом и свободной юбкой, волосы – мягкими локонами на плечи. Адрес в навигатор – и педаль в пол.

Охрана открывает высокий металлический забор. Здание гнетёт размерами. За сеткой с колючей проволокой и током – слишком много сломанных душ. Когда погибали мои родители, паспорт уже был взрослым. Никто не запирал и не выставлял на «аукцион». Здесь же – тюрьма, замаскированная под убежище.

С машины вылетаю как пуля. Навстречу – сухощёкая женщина в сером платье до щиколоток, лицо – маска.

– Управляющая Мередит. Чем помочь?

Даже приветственной складки рта нет – и это при потенциальном опекуне. Сразу становится понятно, почему сюда не стремятся.

– Нужна встреча с Мелани Патрик. И разговор о вашем отношении к детям, мисс Мередит.

Взгляд вспыхивает злостью, шаг навстречу – попытка давить. Давить здесь могу только я.

– С какой стати вы будете указывать, как мне управлять интернатом?

– С той, что держите ребёнка взаперти без правовых оснований.

– Неблагодарная взбалмошная особа решила бежать. Были приняты меры.

Маска сползает: передо мной неуравновешенная и злая женщина, давящая страхом. Телефон в руке вспыхивает записью.

– Наш разговор фиксируется. С удовольствием передам, если не допустите к девочке.

Губы складываются в тонкую линию.

– Вы родственница?

– В вашем положении важны не вопросы, а выполнение условий.

Приходится уступить. Внутри – обычная обстановка: детский смех и суета глохнут, стоит Мередит появиться в поле зрения. На лицах – страх. Если её «методы» выходят за грань, её карьере конец.

У двери с номером тринадцать холодок пробегает по спине. Скрип петель – и крик вырывается сам собой.

Мелани уже на стуле. Петля на шее. Шаг – и прыжок.

В руки смерти.

Глава 14

Someone You Loved – Lewis Capaldi

Иду ко дну, и в этот раз,

боюсь, никто меня не спасёт.

Стул вылетает из-под ног. Тонкое тело дёргается в верёвке – не жить она не хочет, но руки уже совершили ошибку. Рывком подхватываю её под бёдра, тяну вверх, прижимая к себе. Ещё секунда – и было бы поздно. Адреналин заливает пальцы, ладони дрожат, мышцы горят, но держу.

Мередит застывает в дверях с круглыми от шока глазами. Внутри взрывается ровный, ледяной гнев. Обещания, данные самой себе, отменяются. Эту женщину сниму с должности, а её дела – выверну наизнанку.

– Будете стоять – или поможете? – голос срывается на рык.

Девочка кашляет, царапает шнур на шее; красные следы выступают сразу. В комнату влетает охранник, отталкивает Мередит плечом, вскакивает на стул и развязывает узел. Мелани падает в мои руки, вместе оседаем на пол.

Плечи девочки трясёт от рыданий. Слезы срываются на грудь, дыхание хрипит. Держу крепко, глажу по лопаткам, позволяю выплакаться. Взгляд поднимается на Мередит: молча обещаю уничтожить её методы. Она вздрагивает – очевидно, читает без слов.

– Я забираю её, – произношу ровно.

– Вы не имеете…

– Ещё слово – и здесь будет полиция, которая разберется с вашим отношением к детям, Мисс Мередит.

Губы в ниточку. Молчание – единственное разумное решение.

Поднимаюсь, беру Мелани на руки – слишком лёгкая, будто вырезана из бумаги. На выходе оставляю обещание:

– Это не конец.

До машины девочка не доходит – проваливается в сон прямо на подходе. На заднем сиденье под голову подкладываю подушку. Едем осторожно – ей нужен покой и врач. Взаперти год не выдержала бы и я.

Дорога глотает череду одинаковых кварталов. В голове – один сплошной гул: как именно спасать остальных? Почему те, кто должен защищать, отдают детей страху? Они должны смеяться, шуметь, ошибаться – жить. Что вдалбливала им Мередит? Думать страшно.

Лиаму звоню на полпути:

– Я забрала её и намерена разнести карьеру управляющей интерната в прах. Возможно ли снять её с должности официально и поставить нормального человека?

В трубке – пауза, тяжёлое дыхание.

– Бек, я не всемогущий. Мы и так на виду. Тихо не провернуть: если засвечусь, трёхлетний план похоронят вместе с нами. Готова к последствиям скандала?

Ответ легко звучит в голове, но трудно во рту.

– Пока – нет. Поняла тебя. Спасибо.

Кладу трубку. Мысль цепляется за мысль, но план не складывается. Влиятельных людей рядом нет. В зеркале заднего вида – калачик на сиденье. Светлая макушка, аккуратный нос, едва слышное сопение. Ангел. Под грудной костью поднимается чужое и пугающе тёплое – почти материнское чувство, которое мне никогда не испытать по настоящему. Три года назад эту возможность отобрали, и, возможно, к лучшему. Мне не стать хорошей матерью.

У дома – знакомый силуэт. Чёрная куртка, тишина мощи, шаги, которые не спутаешь. Райан.

Взгляд встречается – и воздух из лёгких исчезает. Улыбка на его губах выходит тёплой и уверенной. Выходить не собираюсь; он и сам идёт к машине, легко и хищно. Куртка с логотипом, футболка, обтягивающая грудь, потертые джинсы. Простые вещи на нём выглядят как форма власти.

Стучать не успевает – опускаю стекло первой, чтобы не разбудил Мелани.

– Что ты здесь делаешь? – почти шёпот, чтобы не тревожить.

Взгляд скользит назад, цепляется за красные следы на шее девочки.

– Кто она?

– Долгая история.

– Готов слушать сколько понадобится. Я никуда не спешу.

Слова ложатся прямо под ребра, там, где броня трескается. Райан обходит машину, аккуратно берёт Мелани на руки – настолько бережно, что у девочки даже не дрогнут ресницы. Тело тянется к теплу и замирает у него на груди. Иду следом. Молча пропускает к двери, ждёт, пока открою. Девочку укладывает на диван, накидываю шерстяное одеяло, поправляю уголок у плеча.

На кухню ведёт уверенно, но без давления – сцепляет мои пальцы в своей ладони и отпускает только у стола. В пронзительном взгляде – внимательность и мягкость. Рассказываю всё: первую встречу с Мелани, поиски, петлю, методы Мередит, страх детей. Слова сами рвутся из горла; рядом – человек, который слушает, а не выжидает очереди говорить.

– Хочу вытащить каждого. Дать им жизнь. Но не знаю, как.

Он молчит, прислушиваясь к своим мыслям. На стол ставит пакет с едой – оказывается, принёс с собой.

– Поешь. Отдохни. Утро подскажет решения.

Скрип паркета возвестил: Мелани пришла в себя. Светлая макушка появляется в дверях, взгляд – потерянный и трезвый.

– Не думала увидеть тебя снова, – шепчет.

– Искала тебя, – отвечаю и взглядом бегло проверяю, нет ли других травм.

Тёплая ладонь ложится мне на поясницу – тело само напрягается. Оборачиваюсь.

– Оставлю вас. Покорми гостью. И не забывай есть сама, – голос Райана звучит мягко, почти домашне. Поворачивается к Мелани: – Присмотри за ней. Может забыть о себе.

Девочка смеётся едва слышно и кивает. Щелчок двери – и он исчезает.

– Горячий, – выпаливает Мелани и тут же краснеет до ушей.

Глазами прошу вернуться к делу.

– Сядем. Поговорим.

Руки девочки судорожно мнут ремешок сумки. Начинаю первой:

– После той ночи искала тебя. Хотела вывести из интерната в безопасное место. Подробности трогать не будем, пока сама не будешь готова. Найдём тебе семью на год, школу, а через год ты свободна. Но решать – тебе.

Нежные пальцы всё ещё дрожат.

– Это лучшее, что ты могла сделать. Спасибо.

Она опускается мне на плечо, обнимает резко, как будто боялась, что не позволю. В груди становится тише.

– Еда остывает. Тот горячий парень вряд ли обрадуется, что мы игнорируем его заботу, – улыбается.

– Да пошёл он… – не удерживаюсь; Мелани захлёбывается тихим смехом, я подхватываю. Смех стекает по кухне, оставляя после себя свет. Тьма отступает.

Глава 15

Leaving Tonight – The Neighbourhood

Думал – легко убежать от всего,

но ноги оказались сломаны.

Тусклая лампа над лестничной клеткой разливает по бетонным ступеням жёлтые лужицы света. В воздухе висит сырость и дым. Камень под бёдрами вытягивает из живота холод, грозит циститом, но с места не двигаюсь. С пяти утра ступени слушают мои мысли и терпят.

С Мелани проговорили почти до рассвета – обо всём и ни о чём, обходя острые края. Сон пришёл на два коротких часа и сразу убежал: мозг включился в режим поиска возможного решения. Рядом с этой девочкой странно легко – будто её спокойствие накрывает пледом. Вот только план спасения остальных упрямо не складывается.