Берег печалей

– Передайте матери настоятельнице, что я ей очень благодарен и покину монастырь, как только смогу.

– Пока думайте о том, чтобы поправиться.

– У меня очень болит левая рука, от кисти и выше ее просто пронизывает болью…

Девушка положила руку ему на плечо.

– Акилле… Вас зовут Акилле, верно? Этой руки у вас больше нет. Врачу пришлось ампутировать ее ниже локтя. Но по крайней мере вы живы, да и рука, к счастью, была левая.

Без руки ему уже не сражаться за революцию. Такой была первая мысль Акилле, и она ужасно расстроила его.

– Родители наверняка думают, что я погиб. Вы их известили?

– Нет. Пока вы не покинете монастырь, никто не должен знать, что вы живы. Такое условие поставила мать настоятельница, когда согласилась принять вас. Могу представить, как это ужасно для вашей семьи, но это необходимо для безопасности сестер.

– А гроб… Как же его отдали родным?

– Внутрь положили свинью. У гробовщика как раз умерла одна, довольно маленькая, и она туда поместилась.

* * *

Акилле прожил под крышей монастыря два месяца. Поначалу Анджелика проводила много времени у его изголовья, но, когда он пошел на поправку, ее посещения стали намного реже. Теперь девушка приходила к нему в келью, только чтобы принести еду, перестелить постель и забрать грязное белье.

Однако и во время таких коротких встреч они успевали немного поболтать. Анджелика отличалась живым, веселым характером, что очень нравилось Акилле. С ее приходом келья наполнялась приятным ароматом чистоты, который он заметил с первого дня. К тому же послушница была единственным человеком, с которым он мог поговорить.

Когда Акилле начал вставать с постели, настоятельница передала ему листок с указанием часов, в которые ему разрешалось прогуляться по внутреннему дворику или заглянуть в сад, не беспокоя монахинь.

Тем временем наступила осень. Акилле проводил время в прогулках между кустами роз или в тени ветвей буков, наблюдая, как день ото дня желтеют листья. Воздух был прохладным, а тишина вокруг – пропитана бесконечным спокойствием и в то же время легкостью.

Монахинь он слышал, только когда они пели церковные гимны в отведенные для этого часы. Все остальное время вокруг раздавалось только чириканье воробьев да голоса крестьян, работавших в поле по другую сторону высокой каменной стены.

Окруженный спокойствием, Акилле, казалось, первый раз в жизни получил возможность задуматься о совершенстве природы: он с удовольствием наблюдал, как капля скользит по листу дерева, как улитка оставляет за собой влажный след, как розовый бутон раскрывается вопреки первым заморозкам. Иногда он вспоминал о своих соратниках и о тяготах, что выпали на их долю. Тогда юноше становилось стыдно, что он целыми днями прохлаждается здесь, ничего не делая, пока другие рискуют жизнью. Он чувствовал себя виноватым даже за то, что не погиб.

* * *

Через некоторое время Акилле почувствовал себя намного лучше, но начал мучиться от скуки и попросил у матери настоятельницы разрешения пользоваться монастырской библиотекой. Он думал, что там содержатся только религиозные тексты, сборники молитв и жизнеописания святых, однако, к своему удивлению, обнаружил также книги по естественным наукам, анатомии и физике. Юноша унес их в свою келью и проглотил одну за другой, чувствуя возбуждение, какого не испытывал с тех времен, когда отыскал труды Галилео Галилея в коробке с запрещенными публикациями.

Как-то раз он сидел погрузившись в чтение, когда в комнату вошла Анджелика со сменой чистой одежды: рясой и остальными предметами белья, принадлежавшими какому-то монаху, – это было лучшее, что сестры смогли подыскать для него.

– Что вы читаете?

– Исаака Ньютона, это ученый.

– Покажите-ка… «Математические начала натуральной философии». Это где он пишет о теории приливов и расчете равноденствий?

– Да… А вы откуда знаете?

– Я читала эту книгу. Мне разрешают учиться: когда я приму обет, буду преподавать.

– Я и не знал, что такое чтение подходит для монахинь.

– Почему?

– Наука всегда противостояла религии. Вспомните Галилея.

– Но научные открытия вовсе не отрицают существование Бога. В математике содержится такая красота и совершенство, что она может только подтвердить божественное происхождение мира.

Восхищенный, Акилле не знал, что ответить, и опустил глаза в книгу. В этот момент Анджелика заметила яблоко, упавшее на пол, и резко наклонилась, чтобы поднять его. От быстрого движения платок соскользнул у нее с головы. Девушка поднялась, надеясь, что Акилле ничего не заметил, но он, напротив, не мог отвести от нее глаз. Без монашеского головного убора Анджелика казалась совершенно другой. Волосы цвета меди мягкими волнами обрамляли белоснежное лицо.

– Анджелика…

Она залилась краской, а потом подхватила платок и выбежала из кельи.

* * *

Акилле не стал пытаться ее соблазнить. Несмотря на свою красоту, Анджелика оставалась монастырской послушницей – девушкой, решившей посвятить свою жизнь молитвам и Господу. Акилле никогда особенно не задумывался о том, верит ли он в Бога, однако, испытывая влечение к Анджелике, чувствовал себя неловко. Когда ему случалось представить ее обнаженной, юноше становилось стыдно. Думать о ней в таком ключе было сродни осквернению святыни.

В течение нескольких дней Анджелика оставляла поднос с едой под дверью, а входила в келью только тогда, когда точно знала, что Акилле гуляет в саду. И даже когда все вроде бы снова стало как раньше, девушка больше не могла смотреть ему в глаза. Ей не удавалось забыть тот взгляд, что был у него, когда с ее волос соскользнул платок. То, как он посмотрел на нее в тот момент, все изменило, и вернуться обратно не представлялось возможным.

Сам Акилле тоже изменился. Теперь, оказавшись наедине с Анджеликой, он опускал глаза и чувствовал в груди новое, непонятное волнение. Молодые люди стали ограничиваться приветствиями и ничего не значащими фразами, после чего каждый возвращался в свой мир.

Октябрь подошел к концу, и Акилле окончательно выздоровел. Однажды Анджелика пришла поменять ему постельное белье, но он остановил ее:

– Не нужно, завтра я уйду.

– Но куда?

– Двоюродный брат моего отца живет на холме недалеко от Болоньи. Я попрошу, чтобы он разрешил мне пожить у него.

Девушка ничего не ответила, но мысль о том, что они больше не увидятся, сделалась невыносимой. Она уже давно изо всех сил пыталась выкинуть его из головы, проводила долгие часы в раскаянии и молитвах. Анджелика ничего не рассказывала об Акилле на исповеди только потому, что боялась, что тогда его выгонят из монастыря. А теперь он сам решил уйти.

Девушка застыла на месте, прижав чистые простыни к груди.

– Возьмите меня с собой, – сказала она наконец.

– Что вы такое говорите?

– Я теперь не смогу принять обет.

– В таком случае вам стоит вернуться домой.

– Я не хочу возвращаться домой… Я… Я хочу быть с вами.

– Анджелика… Посмотрите на меня: я безрукий калека, беглец, преступник, которому суждено вечно жить в страхе. И я не люблю вас.

– Это не страшно.

– Вы поняли, что я сказал? Я не чувствую…

Акилле не смог закончить фразу, потому что девушка подошла и поцеловала его. Этот поцелуй, поначалу скромный, неумелый, длился и длился и в мгновение ока стер все мысли о Боге, матери настоятельнице и страхе оказаться в преисподней.

Потом они долго разговаривали, держась за руки, так искренне, как никогда раньше.

– Подумай хорошо, прежде чем уходить из монастыря. Не ломай себе жизнь.

– Я сломаю себе жизнь, если останусь.

– Ты не боишься Бога?

Анджелика погладила его по щеке.

– Твое лицо так похоже на лик Господа…

Когда Анджелика уходила, Акилле не дал ей никаких обещаний, и она ни о чем не просила. Однако девушке удалось узнать название деревни, куда он собирался отправиться. Оставалось только надеяться, что у родственника его отца такая же фамилия.

* * *

Акилле в монашеской рясе появился на пороге дома Альфонсо, кузена отца, невысокого крепкого мужчины лет сорока. Коренастое телосложение тот унаследовал от матери, но светлая кожа и голубые глаза безошибочно выдавали родство с семьей Казадио. Поначалу Альфонсо никак не мог поверить, что стоящий перед ним монах – сын Доллара, несколько месяцев тому назад похороненный на кладбище Стеллаты. История со свиньей и вовсе показалась ему глупой выдумкой. Конечно, определенное сходство налицо, но как удостовериться, что все сказанное – правда? Последний раз, когда они виделись, Акилле было двенадцать лет.

– Назови мне имена отца и матери Доллара, – сказал хозяин дома.

– Джакомо Казадио – отец, а Виолка Тоска – мать.

– И чем сейчас занимается Джакомо? – пришла на подмогу Ада, жена Альфонсо.

– Он повесился, когда отец был еще маленьким.

Супруги переглянулись.

– Сколько будет 2345 на 18? – спросил тогда хозяин.

Через несколько мгновений юноша уверенно произнес:

– 42 210.

Альфонсо взял бумагу и ручку и стал считать. Наконец он поднял глаза:

– Акилле, черт меня раздери! Это и правда ты!

Альфонсо и Ада жили с тремя детьми на ферме неподалеку от Болоньи. Как и многие крестьяне в тех краях, они совмещали работу в поле с разведением шелковичных червей. Целый гектар земли вокруг дома был засажен тутовником, листьями которого питались личинки. Поскольку у Акилле осталась всего одна рука, да и показываться на люди лишний раз ему не стоило, решили, что он займется шелковичными червями. Радуясь возможности скинуть с себя эту обузу, Ада отвела его на чердак и показала, что нужно делать.

Просторное помещение было заставлено деревянными стеллажами, в них одна над другой располагалось множество решеток из прутьев, покрытых листьями тутовника, по которым ползали личинки.

– Тутовые шелкопряды стоят дороже золота, нужно заботиться о них как следует. Прежде всего, не забывай регулярно протирать пол и инструменты водой с серой. Гусеницы легко подхватывают разные инфекции, так что чистота очень важна. Кроме того, следи, чтобы чердак хорошо проветривался и чтобы здесь не было ни слишком жарко, ни слишком холодно. Через некоторое время нужно будет топить печку. Мы занимаемся личинками до момента свивания коконов, а потом отвозим их в Болонью и продаем на площади Дель Павальоне.

Шелковичные черви располагались на решетках, сплетенных из тростника. Благодаря такой системе на поддонах под решетками собирались яйца. По мере того как гусеницы вылуплялись из яиц и росли, их нужно было перемещать на верхние полки, следя, чтобы у них все время было достаточно листьев для еды. Постепенно они начинали забираться в пучки вереска, заблаговременно подготовленные Адой, и создавать шелковую нить, при помощи которой плели свои коконы. Лучшие коконы шли на продажу, из остальных вылуплялись бабочки, которые спаривались между собой и откладывали яйца, давая начало новому циклу.

Для работы с личинками шелкопряда требовались ответственность и аккуратность – качества, которых Акилле было не занимать. Так что, когда ему предложили взять это дело на себя, он с радостью согласился.

Через два дня после появления юноши Альфонсо отправился в Стеллату, чтобы известить семью двоюродного брата о том, что Акилле жив. Он сообщил новость Доллару очень осторожно, опасаясь, как бы от подобного сюрприза счастливый отец не лишился чувств. Тот же, напротив, ничуть не удивился.

– Я так и знал, – ответил Доллар и со смехом рассказал родственнику, как они с семьей, чтобы не вызвать подозрение соседей, регулярно носят цветы… на могилу свиньи.

В ожидании окончания войны Доллар и Доменика решили, что будут ездить навещать сына хотя бы раз в месяц.

* * *

Прошла пара недель, Акилле работал на чердаке и как раз было собрался разложить для гусениц свежие листья тутовника, как раздался звон колокольчика подъезжающей повозки. Через пару минут Ада позвала племянника вниз.

– Акилле, иди сюда! Тебя девушка ищет.

Он выглянул из окна: посреди двора, в двуколке, зажав вожжи в руке, сидела Анджелика, очень нарядная: в красном платье, накидке и шляпке, завязанной бантиком под подбородком.

Девушка рассказала, что после его отъезда ушла из монастыря, но дядя и тетя – единственные родные, что остались у нее после смерти родителей, – изо всех сил пытаются уговорить ее вернуться в послушницы.

– Они не хотят меня содержать, хотя, откровенно говоря, деньги у них есть, и немалые. Но в тот монастырь я больше не вернусь, – заявила она.

– Ты можешь пойти в какой-нибудь другой.

– Я больше не хочу становиться монахиней, я хочу быть с тобой.

– Анджелика, черт возьми, но я-то не собираюсь жениться. Я тебе когда-нибудь признавался в любви?

– Еще успеешь.

– Залезай обратно в свою повозку и возвращайся в Болонью.

– Я не сдамся, Акилле. Я вернусь через неделю, и потом снова, и так, пока ты не передумаешь.

Акилле окончательно растерялся. Упорство Анджелики грозило нарушить спокойствие и порядок, которые он наконец-то обрел в доме дяди. Юноша не знал, как реагировать на подобную настойчивость, хотя, если подумать, решимость была одним из качеств, которые так нравились ему в Аните Гарибальди. Но Анита была недостижимой мечтой, а вот Анджелика явилась перед ним во плоти и совершенно сбила его с толку.

– Ты сумасшедшая! – крикнул он в отчаянии.

– Сумасшедшая или нет, но я люблю тебя и буду приезжать сюда, пока ты не ответишь на мои чувства.

Акилле решил было, что она шутит, но девушка и в самом деле сдержала свое слово. С того дня каждое утро четверга Анджелика приезжала на ферму Альфонсо.

Поначалу Акилле даже не утруждал себя спускаться вниз. Едва заслышав звон колокольчика, он запирался на чердаке и не выходил оттуда, пока девушка не уезжала восвояси. Но постепенно визиты Анджелики стали чем-то настолько привычным, что он смирился с ними. В конце концов они начали обедать вместе со всей семьей, правда попытки девушки завести с возлюбленным разговор по-прежнему оставались безуспешными. После еды Анджелика поднималась на чердак, устраивалась у печки и наблюдала, как Акилле ухаживает за личинками шелкопряда. Ближе к вечеру она возвращалась в Болонью, но перед отъездом всегда вручала ему письмо. Акилле нехотя открывал послание несколько дней спустя, да и то не всегда. Все письма содержали признания в любви.

Альфонсо и Аде было очень жаль девушку – такую хрупкую и при этом такую упорную.

– А твои дядя и тетя знают, куда ты ездишь по четвергам? – спросили они как-то.

– Конечно, нет. Я говорю им, что езжу в госпиталь по соседству, чтобы помогать больным и проверять, не вернется ли мое призвание. Они надеются, что рано или поздно я снова уйду в монастырь.

– Нам очень жаль, что Акилле так себя ведет, – смущенно говорили они, когда юноша проходил мимо, даже не взглянув на гостью.

– Ничего страшного. Если вы не против, я снова приеду в четверг. Может, однажды он передумает.

* * *

Еженедельные приезды Анджелики длились больше года. Каждый четверг в ворота рысью вбегала лошадка, тащившая двуколку. Постепенно все стали воспринимать ее как члена семьи. Анджелика помогала Аде накрывать на стол, а после обеда настаивала на том, чтобы помыть посуду, или предлагала посидеть с детьми. Даже Акилле со временем привык к ее визитам: видеть ее каждую неделю стало чем-то настолько обыденным, что юноша, казалось, забыл о причине этой настойчивости. Анджелика, однако, продолжала писать ему письма с признаниями в любви, и хотя Акилле клялся себе, что сожжет их все не открывая, в итоге читал каждую строчку.

Тем временем наступил декабрь 1850 года. В последний четверг перед Рождеством все вокруг покрылось снегом. Чтобы не дать замерзнуть личинкам шелкопряда, Акилле разжег большую печку. Он подкидывал дрова в очаг, когда с улицы донесся звон колокольчика, извещавший о появлении Анджелики. Вскоре раздался голос девушки, поздравлявшей хозяев с праздниками.

– И тебя с Рождеством, дорогая, – отвечала Ада.

– А где Акилле?

– Он наверху с гусеницами.

– Тогда я поднимусь.

– Да ну его! Этот осел тебя не заслуживает, – проворчал Альфонсо.

Анджелика шустро поднялась по лестнице на чердак.

– Привет, Акилле.

Он даже не взглянул на нее, продолжая работать.

Девушка, ничуть не смутившись, протянула ему письмо.

– С Рождеством! Но не открывай его до двадцать пятого числа. Я поднялась сюда, потому что приехала в последний раз. Больше я не буду тебе досаждать, – сообщила она и потом так же быстро спустилась по деревянной лестнице вниз.

* * *

Прошли праздники, потом весь январь – Анджелика не появлялась. Поначалу Акилле обрадовался и вздохнул свободно, но потом поймал себя на том, что по четвергам то и дело выглядывает из чердачного окошка на улицу. Он невольно ждал, что вот-вот раздастся знакомый звон колокольчика, но двор оставался пустым, и чем больше времени проходило, тем сильнее он скучал по Анджелике.

Врожденное желание поддерживать устоявшийся порядок вещей мучило его. К своему удивлению, Акилле заметил, что теперь ему не хватает упрямой девчонки. Потом он вспомнил про конверт, который она вручила ему в свой последний приезд. Письмо так и лежало нераспечатанным, так что юноша схватил его и вскрыл конверт. Внутри оказался только листок бумаги с двумя уравнениями:

x1(t) = – a1 x1(t) + R1x2(t) + I1(A2)

x2(t) = – a2 x2(t) + R2x1(t) + I2(A1)

Акилле попытался решить их, но несмотря на долгие часы, проведенные за расчетами, ему это не удалось. Юноша день за днем возвращался к уравнениям, одержимый манией добиться четкости и порядка, он просто физически не мог оставить задачу незавершенной. Но Анджелика, похоже, знала математику лучше него, и проклятые уравнения все оставались без ответа.

Две недели спустя, совершенно измученный, Акилле спустился на кухню.

– Ада, вы, случайно, не знаете, где она живет? – с небрежным видом спросил он.

– Кто? – подколола его тетя.

– Ну, вы поняли, Анджелика.

– Нет, не знаю. Если учесть, как ты с ней обращался, мне и в голову не приходило спрашивать.

Акилле кинулся к Альфонсо в надежде, что хотя бы он ему поможет.

– Осел не поймет пользы хвоста, пока его не лишится, – вздохнул тот, но потом добавил: – Пошли.

Альфонсо отправился к столу, открыл ящик и выудил из глубины конверт. На нем мелким изящным почерком Анджелики было написано: «Для Акилле. Когда понадобится».

Юноша в изумлении открыл письмо, чувствуя себя мышью, которая идет на запах сыра, даже зная, что кот уже приготовился к прыжку.

Дорогой Акилле,

если ты читаешь это письмо, значит, ты не смог решить уравнения, которые я оставила тебе, перед тем как уйти из твоей жизни. Но раз ты открыл этот конверт, это также значит, что ты захотел не только найти решение, но и увидеть меня. Напиши мне на адрес, который ты найдешь ниже, и я вернусь, чтобы открыть тебе загадку уравнений.

Твоя Анджелика

Акилле тут же отправил телеграмму по указанному адресу. Наступил четверг, и под знакомый звон колокольчика Анджелика вернулась в его мир.

Едва увидев ее из окна – в синем пальто с золотистыми пуговицами и шапочке, отделанной белым мехом, – Акилле ощутил странную волну тепла в груди. Когда она подошла к нему, юношу вдохнул знакомый запах чистоты и апельсинов и почувствовал себя совершенно счастливым. Анджелика сказала:

– Ну что же, за работу!

Они поднялись на чердак и сели рядом.

– I1 и I2 – это двое влюбленных, а количество любви, что они испытывают друг к другу, выражено через X1 и X2, – объяснила Анджелика. – Модель этой теории представлена при помощи следующих расчетов…

Она принялась подробно объяснять ему свои уравнения, в итоге придя к заключению, что рождение любви обусловлено рядом правил и точных формул, которые нельзя ни отвергать, ни игнорировать, так как научно доказано, что:

– Если две микрочастицы взаимодействуют друг с другом определенным образом в течение определенного отрезка времени, а затем их разделяют, каждая из них уже не является полностью самостоятельной, они начинают обладать рядом свойств друг друга. Примерно то же самое происходит с влюбленными: даже если жизнь разлучает их, внутри у каждого остается частичка любимого человека.

Акилле так до конца и не понял смысл двух уравнений, но в тот день, пока они сидели рядом и вместе постигали идеальную красоту математических формул, он совершенно точно понял, что хочет разделить с Анджеликой жизнь.

Они тайно обвенчались, пригласив лишь родителей жениха, дядю и тетю невесты и священника. Альфонсо и Ада стали свидетелями, а потом и крестными троих детей, что впоследствии родились у пары: первенца Уго, который получил имя героического священника, дочки Аниты – как жена Гарибальди – и малыша Менотти, названного в честь еще одного героя Объединения Италии.

1861

Когда закончилась вторая война за независимость и образовалась единая страна – Королевство Италия, – Акилле Казадио вернулся в Стеллату. Там, в родительском доме, появились на свет еще двое его сыновей: Джузеппе, или Беппе, – в честь генерала Гарибальди – и Эдвидже Роза: первое имя от бабушки по материнской линии, второе – как у матери Гарибальди.

Живя вместе, Акилле и Анджелика с величайшим рвением занялись изучением физики и математики. Кроме того, девушка решила выучиться на акушерку. Поскольку женщин, умеющих принимать роды, постоянно не хватало, при больницах начали открывать специальные курсы. Почти сразу же после свадьбы она записалась на учебу, и, несмотря на недовольство Ады, связанное с тем, что Анджелика уже и сама была беременна первым сыном, успешно получила диплом.

Акилле же, помимо хозяйственных забот, заделался изобретателем. Живо интересуясь новинками технического прогресса, он одним из первых в Стеллате приобрел автоматическую жатку для уборки зерна, которая вызывала зависть всех соседей. Как-то раз на день рождения он подарил Анджелике деревянную коробку с объективом из стекла и латуни, при помощи которой можно было создавать дагеротипы: французское изобретение, позволявшее получать изображения людей на медной пластинке, будто в зеркале.

Часто, однако, Акилле с жаром принимался за исследования, никак не применимые на практике, например расчет веса выдыхаемого воздуха, или же проводил эксперименты, связанные с трансмутацией металлов, которые Анджелике больше напоминали средневековую алхимию, чем современную науку.

Однако несколько изобретений ему все же удалось запатентовать. Среди них была машинка для сворачивания каппеллетти[4] с начинкой и аттракцион для детей, представлявший собой крепление с двумя длинными эластичными канатами, которые цеплялись за верхушки вязов или тополей. Дети Акилле и Анджелики проводили целые дни, с радостными воплями болтаясь вверх-вниз на этом приспособлении, пока родители работали или погружались в таинственные дебри науки. Потом пришел черед костюма из пробки для тех, кто не умеет плавать, и жутких механических кукол, которые вращали глазами и издавали пронзительные звуки, до смерти пугавшие детей. В 1877 году Акилле, на всю жизнь оставшийся под впечатлением от того, что в юности его чуть не похоронили заживо, представил в патентное бюро проект гроба со специальным окошком – «индикатором жизни». Механизм запускался изнутри путем поворота нескольких ручек, которые приводили в движение стрелку указателя, закрепленного на поверхности. В патенте, однако, ему отказали: выяснилось, что подобная система давно существует в Англии и уже спасла не одну человеческую жизнь.

* * *

Совместная жизнь Акилле и Анджелики была долгой и счастливой. Они наблюдали за тем, как растут их дети и как постепенно уходят из жизни пожилые члены семьи. Только первенец Уго да младшая дочь Эдвидже доставили супругам серьезные поводы для беспокойства.

Уго, любимец отца, самый умный среди братьев и сестер, привел в отчаяние всю семью, когда сначала решил сделаться священником ордена иезуитов, а потом отправился в Бразилию в роли миссионера. Отец никогда не простил ему этого решения, ведь столько лет именно на Уго в семье возлагались самые большие надежды. В школе мальчик добился таких успехов, что родители решили дать ему возможность продолжить учебу. Акилле и Анджелика продали часть своей земли и истратили все сбережения, полученные от патентов на изобретения, чтобы отправить старшего сына в университет. Уго был их главным предметом гордости: выходец из простой крестьянской семьи, он должен был получить диплом и первым из всех Казадио добиться высокого положения в обществе. Родители мечтали, что отпрыск станет врачом и своими исследованиями поможет развитию прогресса, но тот всего за год до выпуска бросил учебу и стал послушником. Акилле даже не попрощался с юношей, когда тот отбывал в Бразилию, а впоследствии ни разу не ответил на его многочисленные письма. Анджелика же, напротив, смирилась с решением сына, решив, что таким образом семья вернула долг Богу за то, что сама она в юности передумала становиться монахиней из-за любви.