Берег печалей

* * *

В 1909 году никто в Стеллате не умер, зато священнику пришлось провести многочисленные обряды крестин, а еще больше – освящений, потому что в городке произошло невиданное количество странных событий. В течение нескольких месяцев родилось целых пять пар близнецов, на Пасху упал и разбился церковный колокол, а в Ночь святого Лаврентия кобылица в хлеву у Мариетти родила жеребенка с двумя головами.

По Стеллате поползли странные слухи.

– Слишком много добрых змей поубивали, вот мир и перевернулся с ног на голову, – шептались соседи.

– Каких еще змей? – спрашивала Армида: она была родом из-под Мантуи и не знала здешних суеверий.

В самом деле, за прошедший год целых семь змей с белым брюшком были найдены мертвыми в окрестностях. Крестьяне, которые не знали об этой легенде или не верили ей, убивали рептилий, отрезая им головы. Но большинство жителей Стеллаты, перепуганные обилием странных происшествий, теперь не забывали оставлять миску с молоком у порога.

Именно в этот год, изобильный на рождения и шутки природы, появилась на свет шестая дочь Беппе Казадио. Она родилась в августе, вышла из утробы матери ножками вперед, и когда ее поднесли к окну, перед девочкой предстал перевернутый мир: посреди лета пейзаж вокруг больше всего напоминал Северный полюс.

* * *

Когда отошли воды, Армида была в поле, собирала свеклу. Она позвала старших сыновей Неллюско и Паскуино, возившихся неподалеку, и сняла веревку с ножки Амелии, младшей дочери, которую привязывала к дереву, чтобы та не уползла куда-нибудь. Подхватив девочку под мышку, Армида, пошатываясь, направилась в сторону дома.

Жара стояла удушающая: над полями колыхались волны раскаленного воздуха, каждый вдох обжигал легкие. Внезапно огромная тень, размером в полнеба, опустилась на окрестности. Поднялся ветер. Армида с изумлением смотрела, как гнутся верхушки деревьев во внезапно сгустившейся темноте, а развешанные сушиться рубашки срываются с веревок и летят по воздуху, будто привидения. Утки и куры во дворах, хлопая крыльями, кидались врассыпную, а над полями кружили смерчи из золотистых колосьев сжатой пшеницы.

Армида добралась до дома, еле дыша под тяжестью одного ребенка в животе и второго – на руках. Боль становилась все сильнее.

Первым человеком, кто попался ей на глаза, оказалась сестра мужа Эдвидже.

– Поставь греться воду, малыш решил родиться, – сказала Армида.

Ее губы побелели, по лицу градом катился пот. Она глянула вниз и увидела, как по ногам на пол струится кровь.

– Эразмо, зови скорее акушерку Анджелину! – крикнула мать старшему сыну. – Пусть придет как можно скорее! – Потом она обратилась ко второму сыну: – Неллюско, найди отца. Он, кажется, к кузнецу пошел.

Мальчишки кинулись выполнять поручения, напуганные строгим голосом матери и видом крови.

– Тебе лучше лечь. Если хочешь, я посмотрю, как идут дела, – предложила Эдвидже: ее мать была акушеркой и кое-чему научила дочь.

– Да нет, не стоит, я подожду Анджелину. Ты присмотри за детьми, пожалуйста, – попросила Армида.

Женщины никогда особенно не ладили между собой. Когда Эдвидже появлялась на кухне, всегда с ног до головы одетая в черное и с выражением глубокой скорби на лице, Армиде казалось, будто в комнату ворвался ледяной ветер, даже если стоял разгар лета.

* * *

Тем временем, ничего не зная о том, что происходит у него дома, Беппе Казадио шел по дороге, проложенной на дамбе вдоль берега реки. Оказавшись посреди густой тучи пыли, он зажимал нос и смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. «Фиат 1» с рокотом катился вперед, в нем ехал местный богач Самуэле Модена и его родные. Модена были евреями, и поговаривали, будто у них полно денег, причем заработанных ростовщичеством, то есть от грабительских ссуд, выданных беднякам Стеллаты. Однако это не имело ничего общего с реальным положением вещей. На самом деле Самуэле и его семья просто очень много работали, долгие годы занимаясь продажей шерсти и дорогих тканей. Они всегда выглядели элегантно: муж одевался в английском стиле, жена не выходила из дома без перчаток и вуали, сыновей они наряжали как маленьких морячков, а дочки щеголяли в кружевных платьях и атласных лентах.

– Чертовы машины! Какой от них толк – одно масло и вонь! – ворчал Беппе.

Он провел рукой по волосам – таким густым, что причесывать их было занятием совершенно бесполезным. Многие сейчас готовы поклясться, что скоро эти странные штуки заменят повозки и лошадей. И первым среди этих безумцев был его собственный отец Акилле, с живейшим интересом следивший за последними открытиями науки и горячо поддерживавший технический прогресс. Какая ерунда! Беппе Казадио и гроша бы не поставил на эти уродливые устройства. Это так, баловство, игрушки для богатых, и скоро о них все забудут.

Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, что его зовет сын:

– Папа! Идите скорее, маме плохо.

– А ребенок как? – спросил Беппе, устремив обеспокоенный взгляд черных цыганских глаз на мальчика.

– Я не знаю, но там столько крови… – ответил перепуганный Неллюско.

Отец и сын поспешили по направлению к дому. Дул сильный ветер, с неба падали первые крупные капли дождя.

* * *

Тем временем Армида кое-как помылась в перерывах между схватками и улеглась в постель, моля о милости Деву Марию. Стекла в доме дребезжали от бушевавшего снаружи урагана и беспрестанно громыхала болтающаяся калитка, еще сильнее раздражая роженицу.

Вскоре боль стала нестерпимой. Вопли Армиды смешивались с воем ветра, и от этих жутких звуков из дома разбегались крысы, пауки и курицы. Рюмки в буфете плясали, как одержимые.

На кухне Эдвидже поставила на огонь большую кастрюлю с водой и подготовила чистые полотенца и пеленки для младенца. С каждым криком жены брата Эдвидже чувствовала, как горечь разливается у нее в крови. Она сама хотела бы испытать эту боль. Она бы вынесла ее без единой жалобы. А вместо этого вот уже который раз помогает на родах другой женщины.

Аделе, старшая дочь Армиды, тем временем пыталась успокоить братьев и сестер, но не могла унять слезы, поэтому перепуганные малыши продолжали носиться и препираться между собой. Единственным, кто сохранял спокойствие, была малышка Амелия: она залезла под кухонный стол и подъедала остатки вчерашнего ужина, брошенные на пол для кошек.

Беппе Казадио вбежал в дом, с головы до ног мокрый от дождя, и поспешил к жене.

– Вы уже позвали акушерку? – обеспокоенно спросил он.

– Да, за ней побежал Эразмо. А ты отведи детей в хлев, а то они пугаются, – ответила Армида.

Ей бы очень хотелось, чтобы рядом была свекровь, которая принимала всех ее предыдущих детей, но Анджелика умерла год назад от воспаления почек, и сейчас Армиде безумно не хватало ее.

Беппе Казадио вернулся на кухню и попросил старшую дочь Аделе отвести младших в хлев. Потом он сел за стол, дрожащей рукой налил вина в два стакана: себе и сестре.

– Я никогда не видел, чтобы она так мучилась, – сказал он.

– Сильные боли при схватках – это на счастье, – сухо отозвалась Эдвидже.

Но Беппе только обеспокоенно крутил ус.

Дети в хлеву снова начали шуметь и безобразничать.

– Тут все готово к приходу акушерки, я пойду лучше помогу Аделе успокоить малышей, – сказала Эдвидже и поднялась из-за стола.

Армиду стошнило, и она обессиленно растянулась на кровати, лицо у нее стало белее простыни. Она ждала акушерку, но Эразмо все не возвращался, и от Анджелины не было ни слуху ни духу. Наконец дверь распахнулась, и мальчик кинулся к матери.

– Она отказалась идти со мной, но сказала, что будет ближе к вечеру.

– Как это отказалась?! – закричала Армида.

В тот день Анджелина уже разрывалась между двумя сложными родами, назначенными судьбой на одно и то же новолуние.

– Когда начались схватки? – спросила она у мальчика.

– Пару часов назад, но ей очень плохо.

– Скажи матери, что у меня уже двое родов: в одних близнецы, в других – ребенок поперек живота. Пусть успокоится, время еще есть.

На самом же деле времени не было. Армида уже родила пять детей и знала, что к чему. Она закрыла лицо руками.

– О Господи, я сейчас умру! – закричала она, скорчившись от особенно сильной схватки.

Беппе подхватил плащ и шляпу.

– Постарайся успокоиться, я найду доктора.

Он бросился на улицу, запряг лошадь в двуколку и скрылся за стеной дождя.

Армида молила Бога, чтобы он не забирал ее к себе: не ради нее самой, но ведь дети еще совсем маленькие. Да, Аделе исполнилось четырнадцать лет, а Эразмо – пятнадцать, но остальные еще учатся в школе, а Амелия даже не начала ходить.

Схватки продолжались, крикам Армиды вторил рев урагана. Вдруг в перерыве между раскатами грома и вспышками молний раздался сначала конский топот, потом громкое ржание и, наконец, торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появился Беппе в сопровождении доктора Негрини.

Армида изумленно уставилась на них.

– Вы с ума сошли! Что он здесь делает?

– Акушерки нет на месте, а доктор Сарти слег с лихорадкой. Нам надо благодарить Бога, что доктор Негрини согласился…

– Где Анджелина? – переспросила Армида, продолжая растерянно смотреть на мужа.

– Послушай, ты должна понять… – начал было Беппе.

– Нет, ни за что! Я вам что, корова или кобылица? Мне нужен настоящий врач, а не ветеринар!

– Все божьи твари появляются на свет одинаково, – вмешался Негрини.

Новая схватка не дала Армиде ответить. Она почувствовала, как что-то выходит из ее чрева, и протянув руку, нащупала нечто скользкое, что никак не походило на голову.

– Ох, Матерь Божья… Ребенок вылезает ножками вперед.

Доктор Негрини не стал тратить времени даже на то, чтобы снять пальто: он кинулся к женщине, приказав всем выйти. Дверь с грохотом захлопнулась.

Под шум ливня Беппе Казадио вернулся на кухню. Снаружи завывал ветер, а небо потемнело настолько, что пришлось зажечь лампу. Внезапно ураган прекратился, и неестественная тишина наполнила дом. Но тут на землю посыпался град: кусочки льда размером с орех за несколько минут покрыли поля, улицы, дворы, берега По, телеги у заборов.

В этот момент раздался крик новорожденного. Беппе Казадио вскочил и кинулся к жене: Армида лежала вся взмокшая, с побелевшими губами, но улыбалась. Доктор Негрини протянул Беппе красное сморщенное существо, завернутое в полотенце.

– Еще одна девочка, – сказал он, – юркая, как лягушка.

Град прекратился. Теперь через щели в ставнях пробивалось солнце, украшая стены полосами света. Беппе Казадио взял на руки только что родившуюся дочь и внимательно рассмотрел ее. Как и он сам, девочка явно пошла в цыганскую часть семьи: у нее была смуглая кожа и черные волосы. Счастливый отец поднес малышку к окну, чтобы показать ей окружающий мир.

Он распахнул ставни, держа девочку на руках, и сам остался стоять с открытым ртом: все вокруг было покрыто льдинками, будто сверкающим белым одеялом. Казалось, что на дворе не август, а рождественский сочельник.

– Вроде разгар лета, а надо же как! Словно снег. Как вы ее назовете? – спросил доктор Негрини.

Беппе Казадио задумался лишь на мгновение.

– Снежинка. Мы назовем ее Снежинка. Пусть это принесет ей удачу.

* * *

– Снежинка? Это что еще за имя? – воскликнула Армида.

Ровно то же самое спросил и дон Грегорио, когда пришел момент крестить девочку. Старый священник достал платочек и протер лысину, внезапно покрывшуюся потом.

– И речи об этом быть не может. Выберите по святцам нормальное итальянское имя! – вскипел он и заявил, что хватит с него всяких Долларов, Менотти, Неллюско и прочих глупостей, что Казадио выдумывают всякий раз, как в семье родится ребенок.

«Это уже переходит все границы, – думал он. – Снежинка… С ума сойти! А как они следующих детей назовут? Гроза, Туча… Всемирный потоп?» Священнослужитель перекрестился. С другой стороны, нужно проявить терпение – одну из важнейших христианских добродетелей. Казадио, несмотря на все их странности, люди честные, работящие, да и к церкви относятся с почтением, не то что всякие безбожники социалисты, что множатся вокруг, как грибы после дождя.

Когда наступил день крестин, священник и родители сошлись на имени Наталия, но, как и в случае с Долларом, никто в жизни не называл так девочку. Для всех она так навсегда и осталась Снежинкой.

* * *

Девочка провела первые годы жизни ползая вокруг ног матери или играя под кухонным столом, между длинными юбками женщин и грязными сапогами мужчин. Зимними вечерами она с нетерпением ждала, когда мама уложит ее спать в теплую постель, только что нагретую грелкой – деревянным ящиком, внутрь которого ставилась сковородка с раскаленными углями. Армида каждый вечер оставляла эту конструкцию под одеялом. В комнате стоял ледяной холод, но, когда мама вынимала из постели грелку, кровать превращалась в уютное теплое гнездышко. Снежинка сворачивалась калачиком под одеялом, клала большой палец в рот и засыпала, совершенно счастливая.

Время от времени мама или старшая сестра меняли ей постельное белье, и девочка задавалась вопросом, куда же девается старое. Тайна раскрылась с приходом весны, когда все простыни и наволочки, использованные за зиму, оказались в огромном котле, под которым Армида и Аделе развели костер посреди двора. Так Снежинка узнала, что постельным бельем пользовались в течение месяца, потом выворачивали его наизнанку, а когда его пора было менять, грязное отправлялось на чердак в ожидании весны и «генеральной стирки». Наволочки и пододеяльники кипятили с золой, отчего они становились белее и ароматнее, чем после самого дорогого мыла, с гордостью говорила Армида.

И вот однажды, поднявшись с охапкой грязного белья на чердак, жена Беппе Казадио обнаружила там старинную шкатулку из резного дерева. Та стояла в углу, покрытая слоем пыли и паутины в палец толщиной. Из любопытства Армида взяла ее в руки: шкатулка выглядела очень старой и по краю была отделана металлом. Она начала протирать крышку. «Похоже на серебро», – подумалось хозяйке дома. Армида попыталась открыть шкатулку, но у нее ничего не вышло. Тогда она спустилась вниз и отправилась на поиски мужа. Тот работал в хлеву.

– Беппе, смотри, что я нашла. Может, у тебя есть ключ?

– А я двадцать лет ее ищу! Где же она была?

– На чердаке, но у меня не получается ее открыть. Похожа на старинную…

– Это шкатулка бабушки Доменики. Она говорила, что унаследовала ее от моей прабабушки Виолки. Дай-ка сюда… Не надо ее открывать.

Армида устало подумала, что уже давно потеряла счет странностям мужа.

– Но что там внутри-то?

– Сувениры, колода карт… ерунда всякая, – коротко отозвался Беппе.

Он взял шкатулку Виолки, аккуратно завернул ее в мягкую салфетку и убрал в дальний угол шкафа в своей комнате, куда не заглядывали дети. Там ей и суждено было оставаться долгие-долгие годы.

* * *

Летом Снежинка отправлялась в поле вместе с матерью. Теперь уже ее привязывали за ногу к дереву, чтобы держать под присмотром. Качели на эластичных канатах, которые в свое время изобрел Акилле, стояли заброшенными, с тех пор как дети пару раз получили серьезные травмы, ударившись о землю.

Снежинка проводила дни в тени вяза в окружении вечно пахнущих мочой младенцев, которые возились в больших плетеных корзинах, и детей постарше, что бегали вокруг полуголые, покрытые пылью, и вечно подшучивали над ней, пока не видят родители. Девочка искала глазами маму и находила ее вдалеке, согнувшуюся над бескрайним полем пшеницы. Она завидовала самым младшим, потому что едва те поднимали крик, к ним тут же неслись матери в промокших на груди рубашках, готовые приласкать и накормить.

Иногда девочка дремала на горячей земле, обязательно засунув большой палец в рот. Она просыпалась, когда женщины запевали какую-нибудь песню или на минутку отвлекались от колосьев, чтобы обменяться ехидными замечаниями, которые Снежинка слушала, но не понимала:

– Мариза, расскажи-ка, ты чем по ночам занимаешься? Смотри, какие мешки под глазами! Сделайте вы уже перерыв, а то так работать не сможешь. Хозяин, смотри, какие мешки под глазами у Маризы. Пусть сегодня она у нас переночует, бедняжка, а то дома муж так и не даст ей выспаться! – И все заливались смехом.

Когда Снежинке хотелось писать, она громко звала Аделе. Старшая сестра больше всех заботилась о ней: именно она учила девочку говорить, помогала делать первые шаги или держать в руке ложку. Аделе тут же кидалась на зов, поднимала младшей сестре юбочку и держала ее на весу.

– Ну же, давай.

– А теперь мне не хочется.

– Пошевеливайся, а то будешь писать одна.

– Но если я буду писать одна, то замочу юбку!

– Значит, писай сейчас или сама разбирайся.

Тогда Снежинка сосредотачивалась на процессе. Аделе держала ее за бедра, ноги болтались в воздухе, струйка мочи лилась вниз и потом текла ручейком, оставляя след на пыльной земле.

На закате Армида отвязывала ножку дочки и взваливала ее себе на плечо, как барашка. Потом она звала остальных детей, а по возвращении домой мыла их всех по очереди в корыте с колодезной водой и мылом, которое варили в ноябре, когда резали свиней.

* * *

Когда Снежинке было четыре года, она тяжело заболела. Армида заметила, что у девочки температура, но поначалу не придала этому большого значения: другие дети тоже нередко простужались. Под вечер, однако, у Снежинки стали закатываться глаза. Эразмо побежал звать доктора.

– Нужно срочно везти ее в больницу, – сообщил врач очень серьезно.

Беппе и Армида завернули дочку в одеяло, сели в повозку и посреди ночи приехали в больницу Бондено. Поначалу Снежинка еще реагировала на окружающих, но через пару часов впала в кому. На следующее утро она не подавала никаких признаков жизни.

Врач отвел родителей в сторонку.

– Мы ничего не можем здесь поделать, она в руках Господа.

– Но что с ней? – пытался понять Беппе.

– Мы не знаем. Мы взяли у нее анализы крови и мочи, но нужно время, чтобы получить результаты, а состояние девочки, к сожалению, ухудшается очень быстро. Пульс едва слышный, ей тяжело дышать. Вы должны приготовиться к худшему исходу.

– Моя дочь еще не умерла, – твердо заявила Армида. – И я с места не сдвинусь, пока вы ее не спасете.

С непреклонным видом мать уселась у постели девочки.

Целую неделю не было никаких признаков улучшения. Беппе и Армида ни на минуту не отходили от нее. В какой-то момент они даже позвали священника для совершения последнего помазания. Вдруг утром седьмого дня Снежинка открыла глаза, взглянула на мать и спокойно сообщила:

– Я есть хочу.

Армида кинулась к дочери и обняла ее так крепко, что чуть не задушила. Дрожа от волнения, она побежала звать врачей.

Изумленные доктора накинулись на девочку с кучей вопросов. Они спрашивали, как ее зовут, сколько ей лет и кто эта женщина рядом с ней. Потом они осмотрели ей зрачки и сказали следить взглядом за движениями карандаша.

– Невероятно! – воскликнул один из медиков и попросил Снежинку встать с кровати.

Девочка попыталась, но ноги подкосились, и она упала. Поначалу все думали, что это просто временная слабость, но оказалось, что это не так: ниже пояса Снежинка осталась парализованной.

Родители отвезли ее домой, стараясь успокоить себя мыслью о том, что, по крайней мере, девочка осталась жива. Они извлекли с чердака самодвижущееся кресло, которое сконструировал дедушка Акилле задолго до рождения Снежинки. По бокам у него были два колеса, которыми девочка могла управлять. Надо только немного потренироваться и привыкнуть, и она сможет передвигаться совершенно самостоятельно.

Беппе смирился с произошедшим, а вот Армида нет: она решила, что если наука не смогла полностью вылечить ее дочь, то нужно обратиться к Деве Марии или какому-нибудь святому, они-то точно не бросят чудо недоделанным.

Она рассказала о своих планах священнику, и тот посоветовал немедля отправиться в Болонью.

– Попроси о милости святую Катерину. Она точно тебе поможет.

Священник поведал Армиде историю жизни и чудесного погребения Катерины Болонской.

– Она была монахиней-клариссинкой и прожила благочестивую жизнь, писала книги и картины. И вот однажды пришел ее час предстать перед Господом. Как было принято в те времена, Катерину похоронили в саду ее родного монастыря, на виа Тальяпьетре, завернув в обычную простыню. Однако таинственное сияние, исходившее от сей скромной могилы, побудило монахинь выкопать ее. С момента смерти прошло восемнадцать дней, но тело святой чудесным образом оставалось нетронутым, за исключением лица, задетого лопатами во время раскопок. Катерину положили в гроб с намерением похоронить как следует на следующий день, однако утром обнаружилось, что ее лицо вновь стало белым, мягким и прекрасным, – взволнованно рассказывал священник. – Кроме того, от тела святой исходил восхитительный аромат: то сладкой карамели, то нарциссов, то роз. Вот почему в конце концов монахини передумали ее хоронить, и несколько лет спустя Катерину разместили в монастырской церкви, усадив в роскошное позолоченное кресло. Тело к тому моменту стало твердым, но, повинуясь приказам настоятельницы, святая согласилась принять нужную позу. С тех пор Катерина находится там, и говорят, что, когда сестры меняют ей одежду, святая помогает им, поднимая руки и ноги. Не счесть чудес, что она совершила за эти годы, – подытожил дон Грегорио с благостной улыбкой на лице.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пер. М. Донского. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Пер. М. Л. Гаспарова.

3

Варнавиты – монашеский католический орден, основанный в Милане в 1530 году.

4

Разновидность итальянской пасты с начинкой, по форме напоминающая пельмени, которая была придумана и до сих пор популярна в регионе Эмилия-Романья.

5

Пер. Н. Любимова.