Последнее признание

Бек был военным. Он прошел многое – Вайс знал об этом не понаслышке. Их первый контакт случился несколько лет назад – во время острого политического кризиса, когда город потрясли массовые беспорядки. Тогда Вайсу, работавшему в полиции по линии общественного порядка, впервые довелось тесно сотрудничать с армейскими резервистами, которых экстренно привлекли к обеспечению безопасности.

Столкновения достигли апогея возле здания законодательного собрания ночью, когда кажется, что стёрты все границы между противоборствующими сторонами. Среди череды светошумовых гранат и лязга щитов Вайс впервые увидел Бека – высокого, молчаливого капитана с мертвыми глазами. Он отдавал распоряжения без лишней жесткости и никогда не поднимал голос – но всё исполнялось с поразительной быстротой. По толпе сновали фигуры; слёзы, злость, кровь перемешались в единый поток. А Бек словно бы находился внутри хлада, где ни страсти, ни сочувствия не проникают. Механическая, выверенная точность в каждом жесте, каждое действие осмысленно. Его подчиненные шли за ним без колебаний, веря даже в молчание.

Тогда Вайс запомнил его так – капитан службы, не привыкший к поражениям.

Однако, была загвоздка. Он наблюдался в «Нейросфере» несколько лет назад – сначала у доктора Уайлда, который назначил ему препараты от вспышек агрессии, а после его гибели стал проходить терапию у Уиллера. Документы клиники подтверждали: на протяжении трех лет Бек числился под бдительным наблюдением. Врачи отмечали «сложную семейную ситуацию», поднимали вопросы о ПТСР, фиксировали неожиданные перемены в настроении. После смерти Уайлда психиатр, сменивший на посту – Уиллер, – отменил часть медикаментов, предложил новую тактику, разработал другой пусть стабилизации.

Спустя полгода лечение у Уиллера в нем что-то надломилось – у Бека случился рецидив, едва не приведший к катастрофе: он чуть не напал на Уиллера прямо в кабинете в состоянии аффекта. Инцидент замяли: руководство клиники настояло на переводе, Бека перестали принимать в «Нейросфере», жена настояла на перерыве в терапии. Вскоре он завершил военную службу, уволился по ранению, после чего практически исчез из поля зрения знакомых и прежних коллег.

Откуда это знать полиции? Вайс и его помощники постарались на славу. Ночью, когда кабинет расследований был погружен в полумрак, они втроем изучали записи консультаций, анализировали движения по счету клиники и обстоятельства, сопутствующие поступлению Бека.

На сегодняшний день Бек не работал – ни в силовых структурах, ни в других ведомствах. Год назад он продал квартиру, собрал вещи и уехал в соседний город, исчезнув со всех радаров. Работал сторожем в порту, сторонился бывших армейских, редко выходил на связь. Лишь однажды его мобильник появился в сети – в день убийства, и тогда же был зафиксирован сигнал в районе клиники «Нейросфера». Именно этот момент стал спусковым крючком для вызова его на допрос.

Теперь этот человек сидел в устаревшей допросной, освещенной лампой дневного света. Вавилон языков в коридоре остался за дверью. На пыльном столе медленно танцевали тени, создавая почти призрачное ощущение камеры. Бек сидел с прямой спиной, но голова опущена, как у пристыженного школьника. Перед ним досье, рядом папка с материалами дела, в углу – стакан с водой, к которому он ни разу не притронулся. Он почти не двигался, серый, потухший – будто видел сквозь этот стол, через бетон, невидимое другим зрение.

– Майкл Бек, – Вайс откинулся на спинку стула, медленно перебирая папку с его делом. – Капитан в отставке. Три командировки. Африканская миссия, Балканы, Мексика. Два ранения, медаль «За отвагу». И вот – подозреваемый в убийстве. Как так вышло?

Бек ответил не сразу. Его пальцы сцепились в замок, костяшки побелели.

Бек долго молчал. Он сцепил руки на столе, склонившись чуть вперёд – застывший силуэт, похожий то ли на уставшего зверя, то ли на солдата, мысленно возвращенного в окоп воспоминаний. Костяшки его пальцев побелели, но он держал себя в руках с напряжением каната, натянутого под ветром.

– Я не убивал Уиллера, – наконец произнес он. Голос низкий, ровный, без колебаний.

Вайс кивнул, будто приветствуя ожиданный ответ, но не позволил себе ни улыбки, ни удивления. Вынул из папки фотографию – снимок с камеры наблюдения, чуть размытый, но черты были различимы: высокая фигура в чёрной куртке осторожно пересекает двор со стороны черного хода.

Он швырнул снимок на стол между ними:

– Зато вы были у его клиники в ночь убийства. И знаете, что самое интересное? Вы вышли не через дверь, а через окно – и не главный вход.

Бек вперёд не подался. Он мельком глянул на фото, затем снова на Вайса. В его взгляде не отражалось ни страха, ни негодования – лишь усталость человека, который всю ночь пробыл в пути.

– Я пришел поговорить.

– В одиннадцать вечера? Через окно?

– Он не собирался открывать дверь.

Вайс пристально его изучал. Заговорил нарочито обыденно, вкрадчиво, проводя линию между профессионализмом и личным интересом:

– О чём вы собирались говорить с психотерапевтом посреди ночи, майор? Или всё-таки капитан?

Бек продолжал смотреть на него, но в эту секунду в его взгляде промелькнуло нечто болезненное. Он медленно разжал руки, сдвинул манжет рубашки, показывая предплечья. На запястьях четко очерчены шрамы – часть старые, зарубцевавшиеся, часть едва затянувшиеся. Тонкие, как записки, зашифрованные в боль.

– Он лечил меня. И мою жену.

Вайс замер. Его опытный взгляд скользнул с лица Бека вниз, отметил шрамы, регистрировал каждую деталь этого показательного жеста.

– Она умерла два месяца назад. Официально – передозировка. Но я знал, что что-то не так. Она не была такой. Не до… него.

– И что, вы решили устроить самосуд?

Бек резко встал, стул с грохотом упал назад.

– Я хотел понять! – впервые его голос дрогнул. – Он что-то делал с ней. С пациентами. Она бредила перед смертью, шептала что-то про «исправление». Я нашел её записи – там были цифры, коды, будто она что-то вычисляла. А потом… потом она просто перестала бороться.

Вайс наблюдал за ним, оценивая. Гнев Бека казался настоящим. Но что, если это лишь верхушка айсберга?

– И что вы сделали, когда пришли к нему?

– Я… – Бек провел рукой по лицу. – Я не успел. Когда я залез внутрь, он был уже мертв.

– Удобно, – Вайс усмехнулся. – А пистолет вы тоже не трогали?

– Я даже не подошел к телу. Услышал шаги в коридоре – и ушел тем же путем.

Вайс откинулся, размышляя. Если Бек говорил правду, то убийца все еще на свободе. А если лгал…

В дверь постучали. Вошел Говард, держа в руках распечатку.

– Шериф, вам нужно это увидеть.

Вайс взглянул на бумагу. Это были выписки из банковских счетов Уиллера.

– Последние полгода он получал крупные переводы с одного и того же номера счета, – прошептал Говард. – И угадайте, кому он принадлежит?

Вайс поднял глаза.

– Кому?

– «Нейросфере». Его же клинике.

Тишина в комнате стала густой, как смог.

Бек вдруг глухо рассмеялся.

– Значит, я был прав. Он продавал их.

– Продавал что? – резко повернулся к нему Вайс.

Но Бек уже снова замкнулся в себе, его взгляд уперся в стену.

– Найдите того, кто платил. И узнаете, за что убили Уиллера.

Вайс медленно встал.

– Ох, мы найдем. И если вы врете, капитан, следующая наша беседа будет куда менее приятной.

Он вышел, оставив Бека в комнате с призраками его прошлого.

За дверью Говард нервно теребил рацию.

– Что теперь?

– Теперь, – Вайс достал телефон, – мы едем в «Нейросферу». Кто-то там знает больше, чем говорит.

И, возможно, этот кто-то уже ждет их.

Глава 8

Дорога в «Нейросферу» пролегала через промзону, постепенно сменяющуюся аккуратными, но безликими жилыми кварталами. Серое утро за окном патрульной машины идеально гармонировало с настроением Вайса. Он молча смотрел на проплывающие мимо дома, мысленно перебирая факты. Бек. Уиллер. Тайные платежи. Самоубийство жены Бека. Пазл не складывался, вместо картины возникала груда острых, нестыкующихся обломков, каждый из которых больно ранил при попытке их сжать.

Говард, сидевший за рулем, нарушил тишину. – И что, шериф, вы верите ему? Этот солдафон с потухшими глазами? История про мертвого доктора и испуганного мужа – звучит как дешевый триллер.

Вайс не повернул головы.

– Не в вере дело, Говард. Дело в фактах. Он был на месте. У него был мотив. Но эти переводы… Они выбивают почву из-под ног. Зачем клинике платить своему же врачу крупные суммы? За сверхурочные? За риск? Бек что-то сказал… «Он продавал их». Продавал кого? Пациентов? Данные?

– Может, это бонусы за успешное лечение? – предположил Говард, неуверенно сворачивая на почти пустую дорогу, ведущую к клинике.

– Тогда почему это скрывалось? Нет, здесь пахнет чем-то другим. И Бек, кажется, единственный, кто попытался это понюхать. И чуть не поплатился за это.

Белое, почти стерильное здание «Нейросферы» возникло перед ними как мираж. Оно не выглядело ни зловещим, ни гостеприимным – просто функциональным, словно гигантский прибор для тонкой настройки человеческой психики. Парковка была пустынна, кроме нескольких служебных машин. Никаких репортеров, никаких любопытствующих. Смерть Уиллера, казалось, была аккуратно изолирована в пределах этих стен.

Их встретила та же администратор, что и в первый раз – женщина лет сорока с безупречной укладкой и холодными, оценивающими глазами. На этот раз ее вежливая улыбка была еще тоньше, почти невидимой.

– Шериф Вайс, – кивнула она. – Меня зовут Ирма. Мистер Келлерман ждет вас.

Она повела их по знакомым коридорам, но на этот раз свернула не в приемную, а вглубь административного крыла. Здесь было еще тише. Гулкая тишина, поглощающая звук шагов, пахнущая антисептиком и дорогими духами с нотками лаванды – попытка замаскировать больничный дух под успокоение. Стены были украшены абстрактными картинами в дорогих рамах и дипломами. Ничего личного, только достижения.

Кабинет директора по безопасности, Арчибальда Келлермана, был полной противоположностью кабинету Уиллера. Минимализм, хром, матовое стекло. Ни единой лишней бумажки. Мониторы, встроенные в стену, показывали картинки со всех камер наблюдения клиники. Сам Келлерман поднялся из-за стола им навстречу. Бывший военный, как и Бек, но другого склада. Широкоплечий, с короткой седой щеткой волос, рукопожатие как тиски. Его лицо было непроницаемой маской профессионала.

– Шериф, – его голос был низким и спокойным. – Присаживайтесь. Ирма, кофе нашим гостям.

– Не стоит, – отрезал Вайс, останавливая администратора жестом. – Это не дружеский визит. У нас есть вопросы по финансовой деятельности доктора Уиллера.

Келлерман медленно сел, его движения были выверены и экономичны. Он не выглядел удивленным.

– Я понимаю. Уиллер был ценным сотрудником. Его смерть – трагедия и большая потеря для нас. Чем мы можем помочь расследованию?

Вайс положил на стеклянную поверхность стола распечатку банковских выписок.

– Объясните это. Регулярные крупные переводы с счетов «Нейросферы» на личный счет доктора Уиллера за последние восемь месяцев.

Келлерман бегло взглянул на бумагу, даже не наклонившись. Его лицо не дрогнуло.

– Это часть программы мотивации ключевых специалистов, шериф. Доктор Уиллер возглавлял несколько… экспериментальных программ лечения. Высокорисковых, но и высокоэффективных. Успешное внедрение и положительная динамика пациентов поощрялись бонусами. Все абсолютно легально, наши юристы готовы предоставить все документы.

– Какие именно программы? – встрял Говард, доставая блокнот.

– Конфиденциальная информация, офицер. Медицинская тайна. Мы не можем разглашать детали лечения наших пациентов без их согласия или постановления суда. Уверяю вас, все методы лицензированы и одобрены этическим комитетом.

Вайс почувствовал, как разговор упирается в заранее выстроенную непробиваемую стену.

– Один из пациентов этих программ, Майкл Бек, утверждает, что с его женой, также пациенткой Уиллера, творилось что-то неладное. Что она говорила про «исправление», вела странные записи. Она умерла от передозировки.

На долю секунды в глазах Келлермана мелькнуло что-то – не сочувствие, а скорее холодное любопытство, как у ученого, изучающего реакцию подопытного.

– Сара Бек… Да, трагический случай. Она была очень несчастной женщиной. Глубокая депрессия, резистентная к стандартной терапии. Доктор Уиллер пытался ей помочь. Иногда, к сожалению, болезнь побеждает. Мы предоставили все ее медицинские карты по вашему первоначальному запросу. Никаких нарушений в ведении ее случая выявлено не было.

– А почему Бек был отстранен от лечения? – не отступал Вайс. – Почему его перестали принимать здесь после инцидента с Уиллером?

– Протокол безопасности, шериф. Майкл Бек – человек с непредсказуемыми вспышками агрессии на фоне ПТСР. После того как он угрожал жизни доктора Уиллера, мы не могли больше рисковать безопасностью персонала и других пациентов. Это было трудное, но необходимое решение.

Все было гладко, логично и абсолютно бесполезно. Вайс понимал, что его водят по кругу. Каждый его вопрос парировался с легкостью, говорящей о долгих тренировках или, что хуже, абсолютной уверенности в своей правоте.

– Я хочу посмотреть кабинет Уиллера еще раз, – сказал Вайс, меняя тактику. – И поговорить с персоналом, который работал с ним в ночь убийства.

Келлерман кивнул, как будто ожидал этого.

– Конечно. Ирма сопроводит вас. Только, пожалуйста, соблюдайте деликатность. Многие наши сотрудники до сих пор под впечатлением от произошедшего.

Кабинет Уиллера был опечатан, но Келлерман сам сорвал полицейскую ленту своим ключом. Комната была такой же, как и в день убийства, если не считать отсутствия тела и темных пятен на ковре, которые уже пытались оттереть. Воздух застоялся, пахнул пылью и смертью.

Вайс заставил Говарда снова пройтись с металлоискателем, обыскать каждый уголок, проверить вентиляцию – стандартная процедура, которая в прошлый раз ничего не дала. Он же сам сел в кресло пациента и окинул взглядом комнату. Что видел Бек, заходя сюда? Что видела его жена, сидя здесь неделя за неделей?

Его взгляд упал на книжную полку. Среди томов по психиатрии и психологии стояло несколько художественных книг в одинаковых переплетах – собрание сочинений какого-то малоизвестного фантаста. Вайс взял один том. Книга была новая, казалось, ее никогда не открывали. Он потянул за корешок следующей – и она не поддалась. Вайс нахмурился, нажал сильнее. Раздался тихий щелчок, и вся секция полки отошла вперед, оказавшись макетом, за которым скрывалась небольшая ниша.

Сердце Вайса забилось чаще. Вот оно. В нише лежала стопка старых, пожелтевших бумаг, исписанных мелким, убористым почерком, и несколько современных блокнотов. А также внешний жесткий диск.

– Говард! – крикнул Вайс.

В тот же момент в кабинете появилась Ирма.

– Шериф? Мистер Келлерман просил передать, что…

Она замолчала, увидев раскрытую нишу. Ее лицо на мгновение исказилось не то страхом, не то злостью, но тут же снова стало бесстрастным.

– Ах, это… Доктор Уиллер хранил здесь свои старые записи. Ничего важного.

– Мы это сами определим, – холодно парировал Вайс, забирая диск и бумаги.

– Для этого вам потребуется ордер, – голос за спиной заставил его обернуться. В дверях стоял Келлерман. Он не выглядел взволнованным. Он выглядел… раздраженным, как учитель, заставший шалящего ученика. – Это собственность клиники и часть медицинских записей. Я не могу позволить вам изъять их без соответствующего решения суда.

– Найденные в тайнике при обыске? – усмехнулся Вайс. – Это вещественное доказательство, Келлерман. Или вы хотите помешать следствию?

Они измеряли друг друга взглядами. Молчаливая дуэль длилась несколько секунд. Келлерман первым отвел глаза, сделав едва заметный жест Ирме, та тут же исчезла.

– Как знаете, шериф, – сказал он с ледяной вежливостью. – Но мы будем вынуждены зафиксировать факт нарушения процедуры. И, пожалуйста, имейте в виду – любые данные на том диске являются интеллектуальной собственностью «Нейросферы» и защищены коммерческой тайной.

Вайс проигнорировал его, передавая находки Говарду.

– Упакуй все, опиши, чтобы потом не было претензий, что мы что-то подменили.

Он вышел из кабинета, чувствуя на себе спину тяжелый взгляд Келлермана. Казалось, стерильный воздух клиники сгустился, стал вязким и сопротивлялся каждому его шагу.

На выходе их ждала та же администратор. Она молча вручила Вайсу толстую папку.

– Это копии всех финансовых документов по бонусным выплатам доктору Уиллеру, как вы и просили, – сказала она с подчеркнутой учтивостью. – И мистер Келлерман просил передать, что мы всегда рады сотрудничать с правоохранительными органами в рамках закона.

Вайс взял папку, понимая, что это – ширма. Красиво упакованная, абсолютно легальная и совершенно бесполезная ширма. Они провели здесь несколько часов и уезжали с тем же, с чем приехали, плюс с парой находок, которые, он был почти уверен, либо ничего не дадут, либо окажутся еще одним тупиком.

Он бросил последний взгляд на белое, безразличное здание. Оно молчало, храня свои секреты за двойными стеклопакетами и идеально выкрашенными стенами. Они зря потеряли время. «Нейросфера» сделала то, что умела лучше всего – защитилась, отгородилась, объяснила все рационально и бесстрастно. И где-то внутри нее, за этими стенами, пряталась правда об убийстве Уиллера и смерти Сары Бек. Правда, до которой Вайс чувствовал, ему никогда не добраться.

Говард завел машину.

– Ну что, шериф? Теперь в суд за ордером на диск?

Вайс смотрел в окно на удаляющуюся клинику.

– Нет. Теперь мы едем к Беку. Мне нужно посмотреть на его лицо, когда я расскажу ему о том, что мы нашли. Или не нашли.

Он понял, что «Нейросфера» – не просто клиника. Это была крепость. И чтобы ее штурмовать, одних копий финансовых отчетов и сомнительных улик, добытых с нарушением процедуры, было катастрофически мало. И кто-то в этой крепости уже отдал приказ не пускать.

Глава 9

Обратная дорога из «Нейросферы» в город казалась вдвое длиннее. Давящая тишина в салоне патрульной машины была гуще утреннего смога. Вайс чувствовал себя так, будто его провели по чисто убранному, благоухающему коридору, указав на все достопримечательности, но на самом деле провели мимо замаскированной двери, за которой скрывалось нечто важное. Он держал на коленях жесткий диск, завернутый в доказательственный пакет, и папку с безупречными финансовыми отчетами. Два символа. Тайна и ее официальное, выхолощенное объяснение.

Говард, не выдержав, первым нарушил молчание:

– Ну и что, шериф? Этот Келлерман… он как робот. Ни единой эмоции. Все по уставу. Даже тайник Уиллера его не пронял.

– Его и не должно было «пронять», – мрачно ответил Вайс, не отрывая взгляда от окна. – Он директор по безопасности. Его работа – не допускать утечек и скандалов. И он свою работу знает блестяще. Все, что мы получили, – это бумажка про бонусы и диск, который они, я уверен, уже списали со счетов. На нем либо ничего нет, либо там такое, что мы без их специалистов не разберемся, а они будут тянуть время.

– Но мы же нашли его! Тайник! Это же прорыв!

– Прорыв? – Вайс усмехнулся беззвучно. – Они знали, что мы придем. Они знали, что мы спросим про переводы. У них был готовый, лакированный ответ. Они даже тайник, похоже, подсунули. Обратил внимание, как вовремя появилась эта Ирма? Словно дежурный у экспоната в музее: «Не трогать, смотрите руками». Нет, Говард, нас там переиграли. Вчистую.

Он достал телефон и набрал номер участка.

– Мэри, это Вайс. Вбей в базу два имени: Арчибальд Келлерман, директор по безопасности клиники «Нейросфера». И Ирма… не знаю фамилии, администратор там же. Найди всё, что можно. Особенно по Келлерман. Военное прошлое, возможные связи, всё.

Он бросил телефон на сиденье.

– Бек был прав. Здесь что-то большое и грязное. И Уиллер был частью этого. Возможно, совесть его заела, вот он и начал копить компромат. И за это поплатился.

– А Бек? – спросил Говард. – Он что, случайно оказался в нужное время в нужном месте? Увидел убитого и сбежал? Слишком удобно.

– Слишком, – согласился Вайс. – Поэтому сейчас мы едем к нему. Мне нужно посмотреть ему в глаза, когда я покажу ему это. – Он похлопал по жесткому диску.

Бек снимал комнату на окраине, в старом квартале, где одноэтажные домики теснились друг к другу, словно пытаясь согреться. Двор был пуст, забор покосился. Машина Вайса вызвала интерес лишь у тощей кошки, греющейся на крыльце.

Дверь открыл сам Бек. Он выглядел еще более разбитым, чем в участке. Тени под глазами стали глубже, плечи ввалились еще сильнее. Он молоко отступил, пропуская их внутрь.

Комната была воплощением временности и запустения. Голые стены, походная кровать, нераспакованные картонные коробки в углу. На тумбочке – единственная личная вещь: фотография в простой рамке. На ней он, много лет назад, еще до всех командировок, обнимал улыбающуюся женщину с светлыми волосами – Сару. Они выглядели счастливыми.

– Вы обыскали весь дом, – глухо произнес Бек, садясь на край кровати. – Чего-то не нашли?

Вайс окинул комнату взглядом. Ни компьютера, никаких бумаг. Только эта фотография.

– Мы были в «Нейросфере», – начал он, не садясь. Говард остался у двери, блокируя выход. – Поговорили с вашим другом Келлерманом.

На лице Бека мелькнула гримаса отвращения.

– Он не мой друг. Он надзиратель в дорогом костюме.

– Он подтвердил, что Уиллер получал от клиники крупные деньги. Назвал это «бонусами за эффективность».

Бек коротко и безжизненно рассмеялся.

– Конечно. Они всегда всё прикрывают красивыми словами. «Корректировка поведения». «Повышение конгруэнтности». «Стимуляция позитивных изменений». Они никогда не называют вещи своими именами.

– Какими именами? – резко спросил Вайс. – Что они сделали с твоей женой, Бек? Что она вычисляла в своих тетрадях?

Бек закрыл глаза, словно от боли. Он провел рукой по лицу, и Вайс вновь увидел те самые, едва зажившие шрамы на его запястьях.

– Она… менялась. Сначала понемногу. Перестала слушать старую музыку. Говорила, что та «вызывает диссонанс». Потом перестала видеться с подругами – они, по ее словам, «не соответствовали ее новому уровню осознанности». Она стала другой. Правильной. Идеальной. Как робот. Уиллер называл это «успешной интеграцией новой поведенческой матрицы». А я называю это убийством. Они убили в ней всё, что было моей Сарой. А потом, когда от нее осталась одна оболочка… она стала не нужна. И ее… списали.

Вайс слушал, и леденящий холодок пробежал у него по спине. Слова Бека звучали как бред, но в его голосе не было безумия. Только бесконечная, выжженная боль и ясность того, кто видел самую суть ужаса.

– Что значит «списали»?

– Передозировка. Неустановленный антидепрессант вперемешку с алкоголем. Я не поверил. Она не пила. И тем более не смешивала таблетки с вином. Она стала слишком… правильной для этого.

Вайс выдержал паузу, давая словам Бека повиснуть в воздухе. Затем он достал из пакета жесткий диск.

– Мы нашли это. В тайнике в кабинете Уиллера.

Впервые за весь разговор Бек вздрогнул и поднял на Вайса взгляд. В его потухших глазах вспыхнул огонек – не надежды, а лихорадочного, болезненного интереса.

– Вы… нашли? И что там?

– Мы еще не смотрели. Нас любезно предупредили, что это – коммерческая тайна «Нейросферы», и за ее разглашение нас ждут судебные иски. – Вайс положил диск на тумбочку, рядом с фотографией. – Но, возможно, там есть ответы. На те вопросы, которые не дают тебе спать по ночам.

Он внимательно следил за реакцией Бека. Тот неотрывно смотрел на диск, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Не было ни страха, ни удивления – лишь жгучее, неудержимое желание узнать, что внутри.

– Они убьют и за это, – тихо прошептал Бек. – Как убили Уиллера. Он, наверное, тоже решил, что может что-то сохранить для себя. На черный день. И этот день наступил.

– Кто «они»? – настаивал Вайс. – Келлерман? Кто-то выше?

Бек покачал головой, отводя взгляд.

– Я не знаю. Я знаю только, что «Нейросфера» – это фасад. Красивая, стильная оболочка. А внутри… что-то другое. Что-то, что использует пациентов как подопытных кроликов для своих целей. Уиллер был одним из надсмотрщиков. А Келлерман… он охраняет периметр. Чтобы никто не сбежал и ничто не просочилось наружу.

Вайс понял, что большего он от Бека сейчас не добьется. Тот был сломлен, парализован горем и знанием, которое не мог ни доказать, ни выкинуть из головы. Он был единственным свидетелем, видевшим монстра, но не способным описать его целиком – только отдельные, пугающие черты.