Последнее признание

Даниэль Ван Моро

Последнее признание

ЧАСТЬ 1. САМОУБИЙСТВО, КОТОРОГО НЕ БЫЛО / Глава 1

Дождь лил уже третий час подряд, тягучий и неумолимый, будто сама ночь решила отмыть город от грехов – тщетная затея. Генри Вайс стиснул руль, уставившись в дорожные потоки света, размытых по стеклу. Низкое гудение двигателя и равномерный стук капель по крыше «Лексуса» действовали на нервы странно умиротворяюще, почти усыпляюще. Помятый пакетик кофе валялся в подстаканнике, но пить уже не хотелось – с горечью приходила только усталость.

Он опустил голову на спинку сиденья, прикрыл глаза – всего на пару секунд – и почти тут же подскочил от резкого треска рации.

– Шериф, ты где? На Стрэд, 38 срочно. Возможный суицид, – голос диспетчера был хрипловатым, заспанным, словно тот не до конца переваривал произошедшее.

– Принял, – ворчливо отозвался Вайс, поворачивая ключ зажигания. – Еду.

Посмотрел на часы: 23:47. Дождливый август, город под одеялом туч.

«Прекрасное время для самоубийства», – усмехнулся тот про себя. «Только бы обошлось без политики или громких фамилий».

Стрэд, 38. Не полицейский участок, а адрес частной клиники «Нейросфера». Элитное заведение, где богатые пациенты платили бешеные деньги за то, чтобы кто-то копался у них в головах.

«Нейросфера» стояла особняком, ровные ряды окон уходили в небо; сливалась с тьмой – если не считать парковки, утыканной машинами скорой, полицейских, и единственным черным «мерседесом» из так называемого высшего общества. Желтая лента ограждения подрагивала на ветру, будто пыталась защититься от зловещей ночи.

Вайс остановил машину, выдохнул – и вышел под дождь. Капли били по лицу, забивались за воротник плаща, сразу становилось зябко.

– Кто обнаружил? – спросил он у хмурого полицейского у входа, быстро пробегая глазами по знакомым лицам.

– Уборщица, – буркнул тот, поправляя кепку. – Увидела свет под дверью кабинета, а дверь заперта изнутри. Решила проверить.

Молодая женщина, заведенная внутрь, дрожала, вцепившись в носовой платок.

– Он был жив, когда вы сюда пришли? Может, слышали выстрел? – мягко спросил Вайс.

– Нет… Тишина. Запах странный был… Металла, – глаза у нее были красными от слез, на бледном лице видны дорожки туши.

Вестибюль походил на холл пятизвёздочного отеля – стены из темного дерева, полы безупречно вымыты, повсюду рассеивающий свет бра; пахло не просто чистотой, а дорогостоящим антисептиком и мебелью из красного дерева. Где-то дальше, из-за поворота, долетал невнятный шепот медиков.

На втором этаже, в конце коридора, толпились – кто в белых халатах, кто в формах – смотрели на него с тревогой, как на пожарного, вдруг появившегося во время торжественного открытия.

– Дайте мне пройти, – вежливо, но твердо сказал Вайс, пробираясь сквозь цепочку.

В редких, но метких деталях обстановка выдавалась стерильной роскошью: бронзовые ручки, картины местных художников, свежие лилии, едва уловимый аромат вербены откуда-то из глубины кабинета. Ни пыли, ни соринки. Все было слишком правильно, чтобы быть случайным.

За массивным письменным столом на кресле из черной кожи сидел мужчина лет пятидесяти – с его лица застыла невыразимая пустота. Голова откинута назад, глаза полуоткрытые, губы тронула едва заметная судорога. На виске – кровавое пятно, прострелянная кость. Правая рука сжимала пистолет, «Глок-17». На столе, аккуратно ровно перед телом, лежал белый, чуть подрагивающий от сквозняка лист: «Я больше не могу. Простите меня.»

– Итан Уиллер, – сказал кто-то за спиной Шерифа. – Владелец клиники.

Вайс не ответил. Он уже знал этого человека.

Свежий стригущий свет лампы выхватывал каждую деталь: стакан с остатками янтарной жидкости, второй – чистый, с ровной кромкой, будто его только что достали из мойки; между ними – пепельница, пустая, чистая. Никаких окурков, хотя запах табака витал в воздухе.

Его взгляд еще раз скользнул по телу: поза, в которую неуклюже посадили человека, не соответствовала панике последних секунд жизни. Слишком аккуратно. Слишком чисто. При самоубийстве, особенно при выстреле в голову, мышцы разжимаются, человек нередко падает набок либо лицом вперед. Здесь же наоборот – голова выброшена назад, пальцы крепко сжаты.

– Самоубийство? – спросил он вслух, уже зная ответ.

– Вроде бы да, – пожал плечами судмедэксперт. – Выстрел в висок, оружие в руке, предсмертная записка. Все, как по учебнику.

– Кто-то пил с ним сегодня вечером?

Мужчина, не отрывая глаз от блокнота, ответил:

– Уборщице на глаза никто не попадался. Но тут все строго по пропускам, будем спрашивать.

Вайс присел на корточки, вгляделся в линию ковра: там, где входило и выходило множество ног, едва виднелся след – узкая полоска. Возможно, от женского каблука.

– Кто-нибудь из женщин заходил к нему сегодня вечером? – спросил Вайс через плечо.

– По записям… – быстро листал планшет другой сотрудник. – Только после 21:00 – пациентка, некая Элис Маккинсон. Здание покинула в 21:29. После – только уборщица.

– Как она себя чувствует? Где сейчас?

– Уехала. Адрес есть. Мы с ней свяжемся.

Вайс достал телефон и сфотографировал сцену.

– Это не самоубийство.

– Почему?

– Потому что, – он безразлично повел плечом.

Судебный эксперт нахмурился, но промолчал.

– Еще бы видели, как записка написана, – спокойно продолжал Вайс. – Ни почерка характерного, ни ошибок, ни эмоций. Три слова и подпись – слишком просто для человека, который собирается уйти из жизни.

Эксперт хмыкнул.

– Бывает и лаконичнее. Но проверим на отпечатки и чернила.

– Посмотрите, с какой стороны входное отверстие, – попросил Вайс, кивая на мушку пистолета.

Эксперт заглянул и покачал головой:

– Вход – левый висок. Но пистолет… Видите? В правой руке. Да, не совпадает.

Вайс подошел к столу. Его мимолетно привлекла подставка для ручек – все предметы разложены так, как привык правша: и мышка, и смартфон, и сам перстень, снятый и аккуратно положенный у края.

– Он был правшой, – заметил Вайс.

– Уверены?

– Смотрите: все расположено… Да и с женой говорил, держа аппарат в правой руке. Я помню её по делу год назад.

Люди в комнате перешептывались, растеряно перемигиваясь друг с другом. Один из врачей попытался выйти – Вайс насторожено посмотрел:

– Вы были знакомы с Уиллером?

– Конечно, – гордо ответил мужчина в очках, массивный, с чуть ссутулившей спиной. – Он был… Сложный человек. Иногда гуманный, иногда – деспот.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Сегодня около восьми. Мы обсуждали расписание на сентябрь.

– Все ли было в порядке?

– Более-менее. Он казался… Напряженным.

В этот момент Вайсу показалось, что из шкафа мелькнул острый, почти невесомый запах – духи? Женские – цитрусовая нота, что-то легкое. Он отметил это про себя.

– Здесь камера, – обратил он внимание на крошечный черный квадратик у стеллажа.

– Система безопасности, – подтвердил специалист по отделу безопасности. – Сейчас все снимем на носитель.

– Отлично. Мне – копию полной записи за сегодня.

Он подошел ближе к столу.

– Здесь два стакана, один – чистый, другой – с отпечатками Уиллера, скорее всего, – сказал Вайс. – Проверьте на наличие следов снотворного или наркотиков. Быть может, его чем-то обработали, прежде чем застрелили.

Эти гипотезы повисли в воздухе. В коридоре послышался шум – приехали еще двое из лаборатории.

– Док, вы – главный психотерапевт, – обратился Вайс к женщине средних лет, отражающей нервозность только сухостью мазка губной помады. – Уиллер кому-то угрожал в последнее время? Были конфликты с пациентами?

– Если честно, сейчас все на нервах. После смер… После ухода доктора Уайлда все боятся, что клинику закроют. Но особых угроз я не помню. Иногда поступали странные письма… Кто-то требовал вернуть деньги, называл его «шарлатаном»…

Вайс отметил: «Письма – проверить у секретаря».

Пока техники возились с камерой, Вайс присел на подоконник, уткнувшись взглядом в мокрое стекло. За окном шел дождь, на дорогах – отраженные световые змейки. Где-то там, в темноте, был человек, который тщательно планировал этот момент.

Телефон завибрировал: пришло уведомление – служба безопасности начала выгружать записи с камеры. Уборщицу увели на медосмотр – она все еще рыдала и не могла говорить.

– Тут что-то прячут, – негромко заметил Вайс, вращая в руке ручку. – Слишком много хороших совпадений.

Эксперт подошел ближе:

– И что теперь?

– Теперь это расследование об убийстве, – отрезал Вайс. – и прошу всех относиться к нему соответствующе.

– Но… Шериф, вы уверены?

– Если бы он стрелял сам, следы были бы и на руке, и на лице. Но нет. Да и прицельность ранения слишком «правильная» – явно работал кто-то, кто хорошо знал внутренности человека.

В этот момент у входа кто-то громко чихнул.

– Простите, – пробормотал медик. – Тут сквозняк…

– Это не сквозняк, – отмахнулся Вайс. – Это кто-то не закрывал окно.

И тут он увидел: окно, что по идее должно быть заперто на ночь, слегка приоткрыто – чудо в такой дождь.

– Кто открывал это окно? – резче спросил он.

– Никто, по журналу дежурств окна все закрывали.

– Значит, кто-то вышел этим путем, – Вайс посмотрел вниз: под окном – кроны кустов, размякшая земля, отпечатки теплых женских следов. Он быстро сфотографировал их на телефон. – Вот и первая зацепка…

В течении следующих минут шериф опрашивал персонал. Многие нервничали: кто-то тряс стакан, кто-то косился на часы, кто-то – молчаливо ждал своей очереди, бледный, сжатый.

К тому моменту, когда рация очередной раз подала голос – «Вызывать лабораторных криминалистов?», Вайс просто вздохнул.

– Всех. Пусть пару часов поспят за мой счёт, потом снова вернутся. Сегодня дежурят не только обычные люди.

Шериф стоял у окна, слушая, как по стеклу размазывается дождь, как город живёт своих жизнью. Мимо кабинета проходили уборщики, в коридоре шуршал техник с выносом камер, а он размышлял: кому понадобилось избавиться от Итана Уиллера? Кто пришёл сюда сегодня, улыбнулся, налил ему немного дорогого виски – а потом холоднокровно выстрелил?

Возможно ответ уже был где-то рядом: в песчинках на ковре, в тонких отпечатках на стакане, в запахе духов, висящем в воздухе. Вайс сжал пальцами амулет – старую медную монету – и чуть слышно выдохнул.

Генри Вайс уже начал охоту.

Глава 2

Дождь превратился в ледяную изморось, когда шериф Генри Вайс притормозил свой не первой молодости полицейский автомобиль, у освещенного слабым светом входа в жилой комплекс «RedStar». Белесый свет фонарей скользил по лакированным дверцам машин на паркинге, по мокрой плитке, по серым панелям тридцатиэтажной башни с её безликой роскошью и панорамными окнами. За этими стеклянными экранами прятались чужие жизни, каждая из которых стоила больше, чем его зарплаты за десять лет. Жизни, что хранили секреты за шторами и двусторчатыми дверями.

Генри выключил мотор, посидел в тишине несколько минут. Его рука привычным жестом легла на лицо, размяла ноющие скулы – усталость за эти дни слежки и опросов вплелась в черты, встала тенью под глазами, впала в щеки, и ни кофе, ни хот-доги в дорожных забегаловках не помогали.

Наручные часы на запястье показывали почти три ночи. В такое время приличные люди ложатся спать, обнимают кого-то или досматривают свой сериал, а он – впутался в этот клубок лжи и смерти, где каждое действие вызывает новые вопросы.

Он достал блокнот.

«Элис Маккинсон. RedStar, 17 этаж, кв. 174».

Даже в холле сердце кольнуло тревогой – запах свежей плитки, дежурный консьерж в теплом свитере, отсутствующий взгляд. Вайс кивнул тому, не услышав ответа, и устало вдавил кнопку лифта с матово-стальной дверью.

Лифт ехал медленно, точно лениво поднимаясь из глубины подземного гаража. В зеркале отражалось осунувшееся лицо – нос слишком крупный, черные круги под глазами, небритость, давно требующая уважения. В детстве Генри думал, что полицейские должны выглядеть мухами в янтаре, неуязвимыми. В своей сорок второй год жизни он казался себе привидением среди живых, будто чужой в собственной коже.

Наконец, дверь скользнула в сторону с глухим вздохом. Длинный пепельный коридор встретил его беззвучием – глушь, лишь пару дверей украшала полоска света. Вайс шагал, прислушиваясь к собственным мыслям и к эху шагов, словно сейчас что-то должно было выскользнуть из мрака.

Он взглянул на номер: 174. Звонок. Один раз – тишина. Подумал, что ошибся этажом, но повторил.

Где-то в глубине квартиры скрипнула мебель, послышался едва различимый звук чьих-то шагов босиком. Щелчок – заслонка глазка.

– Кто там? – женский голос, тихий, но с этой твердостью, будто спрашивает не жертва, а судья.

– Полиция, – кивнул он в дверную щель, ловя чужой взгляд. – Шериф Вайс. Мне нужно поговорить с Элис Маккинсон.

Цепь с глухим рокотом перебирают, дверь приоткрывается на дозволенную щель. В этом просвете – фрагмент лица: бледная кожа, темные волосы, собранные в высокий, кажется, небрежный хвост. Серые глаза – большие, чуть влажные, но в них упрямство, неподдельная осторожность, а между бровей – морщинка тревоги.

– Это серьезно? – тихо, выдохнув, она бросает первый вопрос.

– Я хотел бы пообщаться с вами насчет доктора Уиллера, миссис Маккинсон. Можно войти?

На секунду в её глазах отражается страх или просто раздражение – кто разбудил меня среди ночи? Но всё же щелчок цепочки, тяжелая дверь распахивается, пропуская Вайса внутрь.

С порога Генри вдыхает чужой дом. Ожидал роскоши, но встретил холодную чистоту без души: белые кожаные диваны – такие можно только мыть и бояться испортить; стеклянный стол, на котором ничего лишнего; картины – бесперсональные пятна цвета в абстрактном безумии современного искусства. Всё белое, стеклянное, стерильное, ровно так, как любят новые миллионеры.

Маккинсон, будто по привычке, скрестила руки на груди – оборонительная поза, как у подростка на приёме у психиатра.

– Выпьете? – она качнула подбородком в сторону открытого мини-бара.

– Спасибо, я на рабочем месте, – привычная вежливость, за которой всегда скрыта профессиональная бдительность.

Она достаёт из хрустального графина янтарный виски, наливает себе, движения у неё точные, хрупкие, но рука даже не дрожит.

– Тогда я позволю себе расслабиться, – чуть-чуть скользит ирония в голосе.

В этот момент у Генри возникает ощущение, что она далеко не просто жена из дорогостоящих башен. Глаза у нее бездна, спокойствие – холодная вода, в которой отражается пустота.

Он ждет, пока она делает первый глоток. Только после этого, напрямую, говорит:

– Уиллер мертв, – произносит он и ловит мгновение абсолютного шока у неё на лице. Стакан так и застывает у губ, затем возвращается на поднос с легким звоном.

– Что? – хрипит она, голос рвется.

– Убийство. Очень похоже на самоубийство, но, поверьте, это не оно.

– Господи… – она прижимает ладонь ко рту. Её плечи неожиданно поникают, исчезает бравада.

– Сегодня вечером. Вы были его последней пациенткой, – мягко, как будто не обвиняет, а спрашивает.

– Я ушла… в девять тридцать. – Она смотрит куда-то мимо, взгляд размывается – и вдруг резко возвращается к нему. – Я зафиксировала время на телефоне, как вышла, чтобы вызвать такси…

Она машинально тянется к смартфону, лежащему на журнальном столике, но Вайс мягко останавливает – ладонь вверх.

– Не спешите, миссис Маккинсон, – голос у него спокойный, усталый. – Давайте по порядку. Зачем пришли к Уиллеру?

Она опускает глаза, будто решая – лгать или говорить правду.

– Проблемы в браке, – медленно. Пауза. – Муж стал… отдалённым.

– Вам казалось, что он изменяет? – Вайс не боится резких вопросов.

– Не знаю, – шепчет она, стискивая пальцы на своем свитере. – Может быть. Я… чувствовала, что что-то не так. Думала, что Уиллер… – она запуталась в словах, – доктор Уиллер может помочь мне разобраться.

– Он помог? – Генри подвинул кресло ближе, не отрывая взгляд. Она на мгновение закрывает глаза, будто выныривает из глубины сложных, стыдных мыслей.

– Он только и делал, что заставлял сомневаться, – с трудом выдавила она. – Говорил, что я сама всё знаю, просто боюсь признать. Всё вокруг… ложь.

Вайс кивнул. Обычные фразы для психолога: всегда обвиняешь пациента, чтобы он сам пришел к правильному выводу.

– Вы были вдвоем или кто-то был с вами? – продолжил он допрос.

– Нет, – тихо. – Обычно в соседнем кабинете медсестра или еще кто-то, но сегодня она ушла раньше. Обычно она сидит там за компьютером, а сегодня… Доктор сказал, что ей нужно домой.

– Вас это не смутило?

Она отводит взгляд к своему отражению в оконном стекле, в котором растворяется дождливая ночь.

– Нет… – коротко. – Или… я не думала об этом.

– Итан Уиллер был вашим любовником? – Вайс снова резок.

– Нет! – слишком быстро. – Он был… просто врачом. Я больше всего хотела, чтобы он просто помог мне разобраться с собой.

– Вы остались в кабинете после приёма?

– Нет. Ушла сразу, даже не попрощалась… Спешила домой.

Шериф сузил глаза.

– Можете вспомнить всё, что происходило во время встречи?

– Он показался странным… – вдруг вспоминает она. – Смотрел на часы, нервничал. Обычно он спокоен, а сегодня… спрашивал про моё детство. Говорил, будто я уже когда-то лгала – и не хочу в этом признаться.

– Это новая тема? – Вайс напряжённо вслушивается.

– Да. Обычно он просто слушал, а тут… будто знал, что не увидит меня больше.

– Почему вы так говорите?

– Просто ощущение было, что он чего-то боится.

Пауза. Ледяная тишина.

– Когда вышли из кабинета – кто был в коридоре?

– Только мужчина… – она приподняла бровь, вспоминая. – Высокий. В черном. Я не рассмотрела лица: он отвернулся. Я даже испугалась, наклонила голову и пошла к лифту.

– Он что-то сказал?

– Нет… Просто стоял, как тень.

Генри сделал пометку – ночь, странный визитер. Каждый новый шаг только запутывал картину.

– Что ещё необычного вы вспомнили? Что-то в обстановке? Предметы?

– Нет… – она вспоминала с усилием. – Под столом был помятый коврик, небольшое пятно… Может, кофе. Но… ничего больше.

– Не брали ничего из кабинета случайно?

– Нет, – и вдруг, – Только… я потеряла сережку. Но потом нашла её.

Вайс достал из кармана маленький пакетик с серебряной серёжкой-гвоздиком. Аккуратно положил на стол.

– Это ваша?

Маккинсон бледнеет. Ее лицо вдруг становится пятнистым, кровь отступает от щёк.

– Где вы её нашли?

– Возле тела Уиллера.

Щёлк! – Стакан почти выпадает из её пальцев.

– Но… этого не может быть… – она резко встаёт, преодолевая расстояние до прихожей двумя шагами. Схватывает сумочку, вываливает всё содержимое на стеклянный стол: ключи, губная помада, два телефона, кредитка, смешной брелок-ежик. Среди всего – точь-в-точь такая же серёжка.

– Видите? Вот… Я… – голос у неё ломается.

Вайс хмурится.

– Где вторая?

Она прячет руки за спину, пальцы судорожно сжимают единственную серёжку.

– Я… не знаю… – едва выдыхает она.

Он решает. Прямо:

– Я не думаю, что это была случайность. Либо кто-то взял вашу серёжку, либо подбросил её. Почему – будем выяснять.

Женщина тяжело опускается на стул, лбом почти касаясь сложенных ладоней.

В гостиной веет холодом от окон. Даже кондиционер не спасает от ощущения сиротливости и ночного страха.

– Сколько людей знали о вашем визите к Уиллеру? – Генри едва слышно, как её дыхание становится хриплым.

– Моя сестра… Секретарь…

– Кто принимал вас в клинике?

– Никого не было. Только администраторша, но она уже ушла.

– Вы слышали шум после ухода?

– Нет! Только эхо шагов в пустом коридоре…

Генри вдруг осознал, что за этой хрупкой женщиной, у которой трясутся кисти, скрывается отчаяние. Она не убийца – по крайней мере, не сейчас. Но что-то скрывает, может, от самой себя.

Он снова смотрит на пакетик с серёжкой.

– А вы часто теряете украшения? – решает проверить на инстинкт.

– С детства… – она горько смеётся. – Мать всегда говорила: “Ты и голову забудешь, если не пришита”.

– Ваш муж… – Вайс осторожно. – Он знает о ваших визитах?

– Мы сейчас не разговариваем. Спим в разных комнатах.

Он кивает, фиксируя: отчуждение, эмоциональный вакуум. Много мотивов – как для измены, так и для бегства.

– Если мужчина показался странным, почему сразу не вызвали полицию, когда ушли? Может быть, кто-то следил за вами?

Она молчит. Потом медленно качает головой.

– Я просто хотела забыть обо всем.

– Когда в последний раз видели Уиллера живым?

– Около девяти двадцати пяти… он смотрел на меня так, словно хотел сказать что-то важное, но не решился.

Пауза. Он замечает в её губах нервное дрожание – человек на грани. Обычная жена? Или актриса без сцены?

*       *       *

Элис Маккинсон, вечер 26 августа.

Элис Маккинсон вспоминает, как она выходила из офиса – длинный коридор с ковралином, над которым стояли безликие портреты первооткрывателей городской психиатрии.

Уиллер нервно поправлял очки на кончике носа, бормотая: «Некоторые воспоминания – яд, миссис Маккинсон…».

За дверью пахло перекисью и лавандой. Она услышала лёгкую поступь – тенью возник силуэт высокого мужчины.

– Извините… – пробормотала она, шагая мимо, но он лишь кивнул, даже не взглянув.

У самой лестницы Элис остановилась, оглянувшись. Мужчина по-прежнему стоял со спиной к ней, у двери Уиллера.

«Некоторые воспоминания – яд…» – эхом в голове отзывался его голос.

*       *       *

Настоящее время.

Генри захлопывает блокнот.

– Я вернусь завтра. Мы ещё не закончили.

Маккинсон вдруг хватает его за рукав.

– Вы думаете, что я…?

– Я ничего не думаю, – тихо, почти ласково, – просто ищу истину. Она сложнее, чем кажется.

Он идет к двери, оборачивается.

– Последний вопрос. Чем занимался ваш муж сегодня вечером?

– Он… был на встрече. Вернулся поздно. У меня есть пропущенный звонок в девять сорок пять. Можете проверить.

Видно, она из последних сил пытается сдержать слезы – в этой женщине живет дух, который хочет быть понятым.

– Мы проверим всё, миссис Маккинсон. Отдыхайте, и… держите телефон под рукой.

В кабине лифта Вайс достает телефон. Пальцы набирают номер.

– Это шериф Вайс. Анна, мне нужна полная информация на Элис Маккинсон. И… проверь по доступу: Кристиан Уайлд. Бывший коллега доктора Уиллера.

Голос на том конце обеспокоен:

– Уайлд? Но ведь он погиб…

– Да. Официально самоубийство. Проверьте ещё раз, не появлялся ли его профиль в психиатрической базе города за последнее время.

По спине ползет тревожный холодок – убийца где-то близко, сознание мутится снами, где никто не невиновен. Лифт чихает, скребется и, наконец, открывается на первый этаж.

Генри выдыхает в морось, где дождь превращается в лёд. Где-то там, в мёртвом неоне и тенях чужой роскоши, шатается среди живых человек, для которого убийство – лишь начало.

Глава 3

Элис Маккинсон что-то не договаривает.

В зеркало глядел темноволосым, почти лысеющий мужчина с квадратной челюстью и усталыми, выцветшими глазами. Закататься бы – и спать сутки, хотя он знал: не уснет. Не до того.

– Сережки… Почему одна валяется у трупа, а вторая обнаружена… У нее в руке? Случайность или… – он хмыкнул, невесело улыбаясь отражению.

Блокнот, потемневший от частых прикосновений, выскользнул из кармана. На левой странице – имена, даты, заметки, сделанные еще в первые дни расследования. Он принялся перечитывать заметки:

– Сережки. Одна найдена у тела, вторая – у нее.

– Незнакомец в коридоре. Приметы: шляпа, плащ (черные)

– Странные вопросы Уиллера.

Вибрирующий в его правом кармане брюк телефон нарезал его мысли на куски. Вайс нащупал аппарат, но прежде, чем вытащить, пробурчал ругательство себе поднос.

Он не удивился, увидев на экране имя Роберта Винстона:

– Роберт. – коротко ответил Вайс.

– Шериф, срочно, – голос его помощника звучал взволнованно. – Возвращайтесь. Немедленно. Мы нашли кое-что… Не знаю даже…

– Не начинай. Что вы выудили? – Генри попытался сохранить спокойствие, но нервное покашливание эксперта выдало: ситуация хуже, чем кажется.

– Лучше увидеть лично, – прошептал Роберт, словно их разговор кто-то подслушивал.