Время шакалов

Жаль, что ты не остановил меня и не убедил остаться – тогда всё могло сложиться по другому, но я сама поспешила и не дала тебе времени подумать, зная твою нерешительность в сложных ситуациях. Я думала только о дочери и была готова на всё, чтобы её обеспечить, а в итоге сгубила дочь, себя и свою маму.

Хозяин, у которого я работала, был вор, как и все подобные ему предприниматели. Он присвоил себе завод в Москве и ещё какие-то предприятия, потом продал их по частям и стал торговать автомобилями. От богатства, свалившегося ему на голову, эта голова потеряла разум: он пил и развратничал, но я всего этого не знала, когда согласилась идти в воспитатели к его детям от новой и молодой жены, которая живет с ним только ради денег.

Я прожила у них всего неделю, когда жена уехала с детьми в Москву, на один день и хозяин напился, зашел во флигель, где я жила, изнасиловал меня, а потом заплатил за это. Жаловаться было некому: охранник и шофер, которые жили тоже во флигеле и всё видели – это цепные псы хозяина и выполняют все его указания и свидетельствовать против него не будут.

Пришлось смириться, но деньги хозяин платил, я знала куда иду и потому осталась ради дочери. Так прошло два года, денег я подкопила и осенью хотела уйти совсем, но не успела. Однажды, когда хозяйка с детьми уехала, а моя дочь гостила у меня, хозяин снова напился, заманил мою дочь в особняк и изнасиловал её, а охранник запер меня в моей комнате.

Дочь прибежала ко мне, я потеряла рассудок, схватила нож, выбралась через окно, пробралась в особняк и зарезала хозяина, который спал после пьянства и насильничества.

Меня схватили охранник и шофер, потом суд не стал разбираться что да, как и мне присудили десять лет лагерей, куда я скоро и поеду. Дочка живет у мамы и что с ней дальше будет – боюсь и подумать.

Вот и вся история. Прости меня – тебя я простила давно и жаль, что семьи у нас не получилось.

Прощай, Маша.»

Михаил дочитал письмо, сложил его, сунул в конверт и поднял влажные глаза на мать своей Маши. Та сидела, нервно теребя фартук, который не успела снять.

– Где же Маша сейчас? – спросил Михаил.

– Нет больше Маши, умерла, – ответила женщина, – когда её посадили, дочка Женя, которой не было ещё и шестнадцати лет, после того случая начала употреблять наркотики, бросила школу, денег нет у нас, и она ради наркотиков пошла по рукам. Потом, через полгода, наверное, уехала за границу – как бы в прислуги, но знакомые сказали, что в проститутки и там её след исчез, неизвестно даже в какой стране она и жива или нет.

Я об этом написала, сдуру, Маше в лагерь и она повесилась там – так сказали мне, но я не верю. Там её и похоронили, а мне уже позднее сообщили. В прошлом году я навестила её могилку в поселке на Урале, где этот лагерь, поставила крест хороший. Теперь одна здесь доживаю: ни дочки, ни внучки нет.

Я вас, Михаил, не виню – бог вам судья, но думаю, что ваша нерешительность, как писала дочь, сослужила плохую службу и вам и моим девочкам, – закончила женщина и привычно заплакала.

Михаил поспешно простился и ушел, оставив мать Маши наедине со своим горем, разделить который он не сможет уже никогда.

Возвращаясь домой, он снова и снова вспоминал тот уход Маши от него и понимал, что прояви он немного настойчивости и пообещай Маше мужскую заботу, она, конечно, осталась бы с ним, а значит осталась бы жить. Да и его судьба могла сложиться по иному, но смерть отменить нельзя – пустыми воспоминаниями и сожалениями здесь не помочь и, успокоившись, он вернулся домой.

С тех пор, Михаил часто в часы одиночества, вспоминал свою Машу – вот и в этот день, на берегу ручья, где встречался со своей первой Машей, он вспомнил и последнюю.

Вся его взрослая жизнь уместилась между этими двумя женщинами, подобно жизни отца, уместившейся в черточку между датами на памятнике, что он недавно поставил отцу на местном кладбище.

Отпущенное Михаилу время отдыха истекло, и он собрался обратно в Москву, обещая матери решить жилищные дела и, по возможности, вернуться сюда на родину уже окончательно и бесповоротно.

Мать, похоже, не поверила очередным обещаниям сына, но стараясь всячески угодить Михаилу, исподволь приучала его к поселковой жизни за время отпуска, чтобы у него остались хорошие воспоминания о родном доме, которые могут больше подействовать на решение вернуться домой, чем пустые обещания, не идущие от сердца.

Как всегда, мать проводила сына до автовокзала, поцеловала его на прощание и почему-то перекрестила православным крестом – будучи неверующей.

– Чувствую, что не увижу сынок я тебя больше на этом свете. Спасибо, что навестил меня и отца и прости свою бедную мать, если что не так.

Михаил наклонился к матери чуть не в пояс – такая она стала маленькая, поцеловал её в щеку и, не прощаясь, пошел на посадку в автобус.

– Видно насмотрелась мать телевизора, где чуть – что, люди начинают креститься,– подумал Михаил, проходя вглубь автобуса на своё место, откуда невозможно было рассмотреть маленькую и старенькую маму, снова остающуюся одиноко доживать отпущенный ей жизненный срок.

Приподнявшись с места, Михаил увидел, что мать, не дожидаясь отправления автобуса, повернулась и медленно побрела прочь.

– Какая же она маленькая, старая и беспомощная, – подумал Михаил, – надо непременно приехать осенью снова и пожить здесь подольше, перед её зимним одиноким затворничеством в пустом доме.

Автобус вздрогнул от запуска мотора, затрясся мелкой дрожью и медленно тронувшись, запылил по шоссе, увозя Михаила от матери уже навсегда, как и предчувствовало материнское сердце.

XXXII

Снова вернувшись в Москву и приступив к работе, Михаил был приятно удивлен и обрадован повышением зарплаты и переводом его вахты от входных дверей в операционный зал, где банковские клиенты оформляли бумаги и обслуживались клерками.

Ему выделили столик со стулом, отгороженные от зала невысоким матовым стеклом, чтобы сидящий охранник не мозолил глаза клиентам, но напоминал им, что всё здесь охраняется и защищается: от входных дверей и до кассы, неподалеку от которой и располагалось место Михаила.

Повышение зарплаты позволило Михаилу откладывать впрок значительно большую сумму с каждой получки, и он снова вернулся к своей мечте об отдельной квартире.

Обещание матери вернуться домой было забыто, как она и предчувствовала. Его стремление к отдельной квартире было подобно наркотику: как наркоман или алкоголик стремится удовлетворить свою тягу к дурманящему средству, так и Михаил стремился к обладанию отдельной квартирой, что стало смыслом и целью его столичной жизни.

Он сократил до минимума свои расходы: питался просроченными продуктами из магазина, где продолжал подрабатывать грузчиком, ходил на работу пешком, не покупал газет и книг и постоянно ходил в костюме, который ему выдавали ежегодно в банке, чтобы охранники выглядели, как и банковские клерки.

Матери он объяснил письмом, что продать комнату не удается, а сдать её в наем нельзя – возражает соседка. Это была ложь, но мать успокоилась и в своих письмах больше не просила его вернуться домой, а только перечисляла поселковые новости о соседской жизни: кто умер, кто болеет или пьет и прочие истории, не упоминая о своем здоровье и своей жизни, позволяя Михаилу думать, что у его матери всё благополучно.

В такой жизни прошло два года. Однажды, когда Михаил возвращался засветло с работы и проходил мимо автобусной остановки, к нему неожиданно обратилась женщина, сидевшая на скамейке с большой дорожной сумкой, которая стояла рядом:

– Мужчина, вам домработница не нужна? – сказала женщина, вставая со скамьи. Михаил несколько опешил от её вопроса, остановился и осмотрел женщину. Ей было лет тридцать, миловидная, но с усталым лицом и потухшим взглядом карих глаз.

– Нет, не надо, – ответил Михаил и добавил: – у меня и дома своего нет, только комната. А почему вы меня спросили? Домовладельцы ездят на машинах, а не ходят пешком.

– Смотрю, идет интеллигентный мужчина в темном костюме с галстуком, думала, что вы прогуливаетесь. Вот и решила, может, возьмете на работу – я осталась без работы и жилья, и видно придется ночевать на улице, хорошо, что лето – не замерзну.

– Как же случилось, что вы оказались на улице? – заинтересовался Михаил.

Женщина оживилась, заслышав в голосе мужчины интерес и участие. – Служила я у господ, здесь в Подмосковье, горничной – всю зиму и ничего: грех жаловаться, сама с Украины, зовут Оксаной, – отвечала она Михаилу.

– Неделю назад хозяйка уехала на курорт, и хозяин в прошлую субботу собрал друзей: истопили баню, привезли девушек по вызову и устроили вертеп. Перепились все, а я носила им в баню еду и напитки и убирала со стола.

Потом хозяин затащил меня тоже в баню и захотел снасильничать, но я не поддалась и ударила ему в пах. Он обозлился и приказал охраннику выкинуть меня из дома на улицу: еле-еле успела вещи собрать в сумку.

Делать нечего, поехала в Москву, здесь неподалеку живет моя подруга: вместе с ней мы приехали в Москву искать хорошей доли. У нас, там, в Украине сплошная безработица, даже в проститутки не пойдешь: потому что мужикам нечем платить им за услуги, а кто с деньгами, так это не мужики, а скоты – могут изуродовать или убить.

Хотела позвонить подруге по мобильнику, да батарейка села и телефон выключился. Приехала сюда днем, зашла, а подруги нет – съехала и неизвестно куда. Пришла сюда, на остановку и что делать ума не приложу. Деньги есть – немного: зарплату хозяин не отдал. Вот и стала спрашивать прохожих – не нужна ли им домработница или помощница, или рабочая: я никакой работы не гнушаюсь, русская, без вредных привычек – может и вам, пригожусь?

Пока женщина рассказывала свою историю, Михаил успел её рассмотреть повнимательнее, и остался доволен: чистенькая, не затасканная, с хорошей фигурой и добрым приятным лицом – по всему видно, что Москва ещё не успела испортить и развратить эту женщину.

– Почему бы не приватизировать её, хотя бы на время, – подумал он, скучая уже несколько лет без тепла женского тела. – Воровать у меня нечего, даже если она и придумала свою историю. Деньги спрятаны надежно, не найти. Пусть поживет – если согласится на сожительство. Приводил к себе проституток – и ничего, а эта будет и чище и добрее девиц с улицы.

– Я здесь живу, неподалеку, – сказал Михаил, – в комнате. Есть ещё соседка, но она сама по себе. Если хотите, можете пожить у меня – пока не устроитесь. Правда, у меня только один диван – больше спать негде, – сделал Михаил откровенное предложение.

Женщина посмотрела на Михаила внимательно, вздохнула и, не смущаясь, выговорила: «Что ж делать! Человек вы в возрасте, видимо не злой, если заговорили со мной. Согласна я на ваше предложение. Пойдемте, покажете своё московское жильё – судя по говору, вы тоже не коренной москвич, а откуда-то с юга, где много украинцев: наверное, с Дона или Кубани.

Михаил, который так и не избавился от южного мягкого акцента за долгие годы жительства в столице, удивился женской наблюдательности, обрадовался её согласию и, взяв тяжелую сумку с вещами, повел новую знакомую в свою коммуналку.

По дороге он спросил у Оксаны: есть ли паспорт, потому что соседка может вызвать участкового, и если паспорта нет, то могут быть неприятности. Паспорт у Оксаны был, но украинский: жить можно, но для работы нужно получить разрешение.

Проводив женщину в свою комнату, Михаил вышел на кухню, чтобы поставить чайник и собрать что-нибудь к ужину, а вернувшись, застал Оксану уже в домашнем халате, делавшем её ещё более привлекательной. Соседки дома не оказалось: Михаил никогда не знал, будет ли она дома, потому что четкого графика её отсутствия не было, а где она есть – на работе или в гостях, его не интересовало.

На кухне, достаточно просторной, поскольку комнату Михаил выбрал в доме старой постройки, где квартиры были с большими кухнями и ванной, широким коридором, просторным туалетом и высокими потолками – так что и его комната казалась больше, Михаил зажарил яичницу с колбасой и сыром, поставил на стол хлеб, печенье, кофе со сгущенным молоком и просроченный торт из своего магазина, с оторванной наклейкой о сроке годности.

За время пользования такими продуктами, он ни разу не отравился, и не было оснований, считать, что это случится сегодня. Достал он и бутылку вина, прихваченную из магазина в виде доплаты за работу.

Оксана выпила, раскраснелась и похорошела, но спросила, почему он не пьёт. Михаил рассказал ей о своём неприятии алкоголя и увидел, что его авторитет в глазах гостьи поднялся выше.

Ужин пришелся впору, за окном давно стемнело, и Михаил пошел в комнату разбирать диван, а Оксана зашла в ванную. Когда она вернулась, туда пошел Михаил и, возвратившись, обнаружил свою гостью уже на диване и под одеялом. Он прилег рядом, молча прижался к ней и, ощутив наготу женского тела, немедленно овладел ею.

Оксана восприняла всё спокойно, как неизбежную необходимость в общении с мужчиной, дающему ей приют и ночлег. Его объятия она воспринимала равнодушно, но без отвращения. Когда Михаил содрогнулся, и медленно сполз к спинке дивана, она встала, сходила в ванную, возвратившись, сказала, что устала и, отвернувшись от него, сразу уснула.

Следующий день был выходным, вставать рано не нужно, а потому, проснувшись, Михаил снова овладел Оксаной, которая опять и молча восприняла близость с ним, как необходимость, а освободившись и совершив утренний туалет, прошла на кухню и приготовила обильный завтрак, пока Михаил удовлетворенно валялся на диване, осознавая свою вчерашнюю удачу от встречи с этой женщиной.

Оксана умело накрыла на стол в комнате, красиво сервировала блюда, пока Михаил умывался и вернувшись в комнату. Он был приятно удивлен её умением и хозяйственностью.

Несмотря на утреннюю близость, разговор за столом поначалу не клеился. Чтобы не молчать, Михаил коротко рассказал о своей жизни в Москве после уничтожения страны – СССР, как он бился за выживание и в надежде разбогатеть, но ничего не получилось – он так и остался жить в этой комнате, куда его выселила бывшая жена Сана.

– Как интересно, – заметил Михаил, – жену звали Сана, а тебя – Оксана, может быть это примета такая. Ты мне нравишься: и пригожая, и хозяйственная. Оставайся у меня: работу тебе подыщем, и будешь жить здесь – сколько хочешь.

Оксана усмехнулась: «Ещё бы не нравиться! Поимел девушку бесплатно, что ещё надо? Конечно, я сама согласилась, но мог бы и подождать с денёк, пока познакомимся ближе – так нет, одним махом подмял меня под себя и оглянуться не успела».

– Прости, Оксана: давно женщины не имел, вот и набросился,– стал оправдываться Михаил.

– Ладно, ладно, – миролюбиво ответила Оксана, – я сразу поняла, что ты изголодался, а дальше посмотрим, что будет. Я у тебя поживу некоторое время, может и останусь. По крайней мере, ты мне не противен, а это для женщины главное.

На том и договорились. Оксана убрала со стола, прибралась в комнате и квартире, почистила ванную и туалет – видно было, что привыкла к уборке, проживая у хозяев, и эта работа ей не в тягость.

Пришла соседка, недовольно посмотрела на Оксану, но Михаил сразу предупредил её, что это его подруга и в понедельник он зарегистрирует Оксану в своей комнате.

Оксана удивленно вскинула брови, но промолчала и, подойдя к соседке, предложила мир и дружбу, поскольку придется жить вместе в квартире, а худой мир лучше хорошей ссоры.

От этого предложения злость у соседки прошла и, поворчав немного, она удалилась в свою комнату, а Михаил, радуясь такому исходу, предложил Оксане вместе сходить в кино, что открыли недавно в торговом центре.

Это было развлечением и Оксана, как и любая женщина охочая до развлечений, с радостью согласилась. Порывшись в своей сумке, она подобрала платье и туфли, прошла в ванную навести макияж и когда вернулась, то Михаил не узнал свою случайную женщину: перед ним стояла статная молодая дама с правильными чертами свежего лица, в меру подкрашенного косметикой, одетая в простое, но элегантное платье.

– Здорово мне повезло с этой Оксаной, – подумал Михаил, надевая привычный рабочий костюм. – Может у тебя есть, что попроще надеть? – спросила Оксана, – чтобы не так официально выглядеть и помоложе.

Михаил открыл шкаф, взял там джинсы, цветную рубашку и джемпер, который не носил уже много лет и быстро переоделся.

– Теперь другое дело: ты выглядишь моложе и спортивнее, чем в костюме, – одобрительно заметила Оксана, незаметно перейдя на «ты». – Кстати, сколько тебе лет?

– пятьдесят с хвостиком, – ответил Михаил, причесываясь перед зеркалом в шкафу.

– Видно, этот хвостик небольшой, как и твой собственный, но меня устраивает, – быстро поправилась она, заметив его смущение.

Поход в кино удался. Видимо, Оксана, как и Михаил, давно не отдыхала с развлечением, а потому была весела и оживленна, быстро забыв свои невзгоды. Она шла по торговому центру свободно, опираясь на руку мужчины, которого ещё вчера не знала и не ведала, разглядывая на витринах вещи и украшения.

Михаил решил устроить ей женский праздник. Он предложил Оксане выбрать платье, бельё, пару блузок, туфли и юбку, что она и сделала, тактично подобрав недорогие, но приличные вещи.

Потом, с покупками, они посмотрели в кино американский фильм, попивая кока-колу и хрустя попкорном. После кинотеатра перекусили в экспресс-кафе, прогулялись по парку и к вечеру вернулись домой.

Оксана, уже как хозяйка, собрала ужин, выпила вина и стала примерять свои обновы. Михаилу было жаль сгоряча потраченных денег, но видя радость этой молодой женщины, он простил себе своё транжирство.

И когда они улеглись на диван, Оксана ответила ему полной взаимностью, слабо вскрикнув и содрогнувшись вместе с ним в экстазе интимных чувств, чему искренне удивилась:

– Никогда не думала, что смогу почувствовать себя женщиной в случайной связи с малознакомым мужчиной, – смущенно сказала Оксана, отдыхая от уходящих чувств, на что Михаил ответил ей благодарным пожатием руки.

– Кажется, что моя жизнь налаживается с появлением этой женщины, – думал Михаил в полудреме, ощущая горячее тело прижавшейся к нему Оксаны.

XXXIII

Оксана осталась жить и хозяйничать у Михаила в комнате на правах подруги. Он сделал ей регистрацию в Москве, и она начала поиски работы, чтобы помочь деньгами своим безработным родителям, проживающим с её десятилетним сыном – опять Михаилу досталась женщина с ребенком.

Если бы Оксана была без ребенка, он не задумываясь оформил с ней брачные отношения, тем более, что по новым законам Оксана не имела бы никаких прав на его драгоценное жильё. Опять ребенок и опять Михаил не решился на поступок ради женщины.

Через месяц подвернулась и работа для Оксаны. В банке Михаила потребовалась уборщица взамен ушедшей на повышение, после окончания института, молодой девушки.

Эта девушка была протеже управляющего отделением банка и оказывала ему интимные услуги, что не являлось тайной для охранников, дежуривших в офисе, когда вечерами, та девушка уединялась в кабинете с управляющим. Удобно: работа и интим в одном флаконе.

Управляющий осмотрел Оксану, которую привел Михаил, и признав её внешность подходящей для уборщицы банка, милостиво разрешил ей приступить к работе: под поручительство Михаила, представившего Оксану своей племянницей.

К уборке помещений Оксане было не привыкать и вскоре, всё в офисе сверкало и блестело, она прошла испытательный срок и была принята на работу уборщицей с хорошей зарплатой – больше, чем у профессора ВУЗа, за что выразила Михаилу свою благодарность на диване.

Незаметно прошел год их совместной жизни: в работе по добыванию денег и с редкими выходами в торгово – развлекательный центр с посещением магазинов и кино. Пару раз они посетили театр, где посмотрели какие-то современные пьесы, которые не понравились ни Михаилу, ни Оксане: халтурная постановка со скабрезными шутками и откровенным матом артистов со сцены – поэтому, театров больше не посещали.

Оксана приоделась и похорошела от спокойной и обеспеченной, как ей казалось, жизни, а Михаил привык к чистоте и уюту в своей комнате, что навела Оксана, и к домашним блюдам. Особенно ей удавались борщи, которые она готовила в большой кастрюле на всю неделю – оставалось только разогреть.

Михаил, в очередной раз подкопил денег на квартиру: в Москве их не хватало, но в Подмосковье вполне можно было купить приличную квартиру, продав комнату – что он и собирался сделать.

Он изложил свои планы Оксане и предложил ей оформить брак после покупки квартиры. К его удивлению, Оксана отказалась и объяснила: «Живем мы хорошо, но ты староват для женитьбы, да и средств у тебя нет, чтобы содержать молодую жену. Ребенок у меня есть, второго я не хочу, да и ты не сможешь его содержать, и пусть всё остается как есть и не надо ничего менять.

Если что, я тебя предупрежу о своём уходе, – и, заметив , что Михаил помрачнел, добавила,– может я ещё и передумаю: мы, женщины, легко меняем свои решения. Стань бизнесменом с солидными деньгами, тогда я точно соглашусь,– пошутила она и, впервые за год их совместной жизни, сама предложила: – Пойдем на диван, я утешу тебя своей лаской. – на что, Михаил немедленно согласился.

Дело в том, что Оксана охотно принимала его ласки и отвечала взаимностью, но никогда сама не предлагала заняться любовью. На вопрос Михаила – почему? – она отвечала, что предлагать себя будет только мужу, которого у неё никогда не было, а ребенок был прижит от любовника, который бросил её и уехал на заработки в Европу.

Приняв ласки от Оксаны, Михаил успокоился и, надеясь на будущее, занялся устройством своих жилищных дел, после которых он надеялся уговорить Оксану на замужество.

Но человек предполагает, а судьба располагает, и банковский офис Михаила закрылся, ввиду убыточности его деятельности и Михаил снова, уже вместе с Оксаной, оказался безработным.

Жилищные дела отложились в сторону, и в поисках работы Михаил днями не бывал дома, как и Оксана. Встречались они вечерами, перекидывались несколькими фразами и ложились спать, изредка и по привычке, занимаясь сексом: житейские заботы и невзгоды быстро разрушают любовные отношения, заменяя их, в лучшем случае – привычкой, а в худшем – обязанностью.

Однажды, Михаил, вернувшись домой, обнаружил отсутствие всех вещей Оксаны и записку на столе, следующего содержания:

«Уважаемый Михаил Ефимович!

Я глубоко благодарна Вам за ту заботу и участие, что вы приняли в моей судьбе, о чем буду помнить всю жизнь. Обстоятельства сложились так, что я встретила мужчину, который предложил мне отношения и я согласилась. Он купил мне квартиру, обеспечил материально, обещает сделать российское гражданство и получить образование.

Поймите меня правильно, дядя, такое предложение бывает раз в жизни. Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали и простите, если что не так. Не ищите меня, чтобы случайно не испортить мою судьбу.

Ваша племянница Оксана».

Михаил недоуменно повертел записку в руках, осмотрелся в комнате, опустевшей без мелких женских вещей, обычно разбросанных тут и там, и снова перечитал записку.

Наконец он понял, что Оксана обращалась к нему как к дяде, которым он числился в банковском офисе, где не знали об их сожительстве.

– Наверное, этот мужчина – клиент банка, там и приклеился к моей Оксане и она не хочет, даже в записке, признавать наши отношения, чтобы я не смог её вернуть, – понял Михаил и присел на диван, который теперь не надо будет раскладывать для двоих. Он набрал номер мобильного телефона, который завела себе Оксана на деньги, подаренные Михаилом к её дню рождения, но номер оказался выключенным.

Михаил выскочил на улицу и поспешил к офису банка, где работал прежде: там должен был дежурить сторожем его соратник по охране до закрытия офиса.

Подбежав к двери, Михаил постучал, и дверь отворил тот самый охранник. Михаил спросил его: не видел ли он Оксану в последние дни перед увольнением и не приставал ли кто к ней? Охранник ответил утвердительно: действительно, какой-то клиент банка говорил с ней, потом пару раз увозил её на машине, в дни, когда Михаил не дежурил, а что случилось?

Михаил коротко сказал, что Оксана ушла из дома, и он озаботился – не случилось ли чего с племянницей. Он понял, наконец, что Оксана ушла навсегда, и пошел прочь, сразу осунувшись и сгорбившись: подобно матери в дни его отъезда из родного дома.

На город надвигалась гроза. Тяжелая туча с запада наползала на небо, начинающее темнеть в закатных сумерках. Шквалистый ветер редкими порывами взметал с мостовой пыль, листья и обрывки бумаг и бросал их ему в лицо.

Туча закрыла небо над головой Михаила, напряглась, вздрогнула от разрыва молний и оглушительным грохотом известила о начале ненастья. Редкие капли дождя со стуком упали на мостовую, их стук участился, потом слился в единый гул, и сплошная стена дождя обрушилась на землю под победоносные раскаты грома и сверкание молний.