Время шакалов

Но попробуйте у пьяницы отнять бутылку с водкой: тот пойдет на любое преступление, чтобы оставить эту бутылку у себя – власть для подобных мерзавцев это такое же спиртное, что и алкоголь для пьяниц, а ЕБоН жаждал власти и был алкоголиком, и потому пошел на кровавое преступление, лишь бы удержать власть и бутылку.

Михаил тогда ходил каждый день к Белому дому – даже клиентов для Лабеана не искал. Он слушал у Белого дома призывы к сохранению конституции, стоял вместе с другими людьми на площади, охраняя Верховный совет от приспешников ЕБоНа, как прежде охранял этого ЕБоНа от советской власти в лице вялых членов ГКЧП.

Но ЕБоН не был ещё таким вялым, как члены ГКЧП, и осушив очередной стакан водки он устроил провокацию с гибелью людей, а потом и расстрелял из танков вялый Белый дом вместе с его защитниками под овации демократической общественности в стране и за рубежом.

В ту расстрельную ночь, Михаил, как всегда, накануне вечером ушел ночевать домой. Посмотрел по ТВ якобы нападение защитников Белого дома на Останкинскую телебашню и лёг спать, а проснувшись утром и включив телевизор, он увидел в прямом эфире расстрел из танков Белого дома, куда намеревался приехать после завтрака.

Большинство жителей Москвы, как и Михаил, увидев расстрел Белого дома, остались сидеть по домам, а ЕБоН со своими подельниками, захватив всю власть в стране, начали беспримерное в истории разграбление собственной страны, какое не снилось даже немецко-фашистским оккупантам.

После грохота танковых пушек, ЕБоН провернул новые выборы в Думу, как назвали новый представительный орган власти вместо Верховного совета по новой ельцинской конституции, по которой эта Дума уже ничего не решала.

Михаил порадовался тогда, что не попал под расстрел у Белого дома и решил больше никогда не участвовать в политике. Он сосредоточил всё внимание и всё своё время на зарабатывании денег и эту возможность ему давал Семен Ильич работой в Лабеане, которая так внезапно прекратилась вместе с отъездом работодателя в Израиль вместе с семьей и деньгами.

XXVII

После тайного отъезда Сифа за границу, размышления Михаила о дальнейшей жизни привели его к решению основать такую же контору, как и Лабеан, но уже на своё имя.

Регистрация таких фирм, как их называли на иностранный манер, вместо контор, занимала немного времени и стоила недорого, а деньги у Михаила были на покупку квартиры, от чего пришлось отказаться до лучших времен.

За неделю Михаил подготовил все необходимые документы и зарегистрировал фирму под названием «Былина» с уставом, полностью скопированным от Лабеана и по своему адресу и телефону.

Можно было приступать к поиску клиентов, но вскрылось неприятное обстоятельство. Оказалось, что Семен Ильич не расплатился с несколькими клиентами, которые начали звонить Михаилу по этому телефону, с его визитки от Лабеана, и требовать денег согласно договоренности. Михаил объяснял, что Лабеан закрылся, а директор уехал в Израиль и обманутые заказчики, которые сами хотели обмануть свои предприятия, отстали: все, кроме одного, перечислившего большую сумму для обналички, а договор ему закрывал Михаил.

Этот заказчик несколько раз звонил Михаилу, потом отловил Михаила в НИИ и, не слушая его объяснений, угрожал тяжелыми последствиями. Михаил отмахнулся, что он здесь ни при чем, и думал, что заказчик отстанет, но ошибся.

Однажды, днем, послышался звонок в дверь квартиры и Михаил, машинально, открыл дверь, думая, что это к его соседке, которая ушла на работу. В квартиру ворвались трое, сбили его с ног, так что он даже не успел их разглядеть, кроме кожаных курток, в которых ходила половина жителей Москвы.

Бандиты завязали Михаилу глаза, затащили его в комнату, связали ноги-руки и положили на диван. Затем они провели обыск в его комнате, нашли в шкафу, в стопке белья сбережения Михаила на квартиру, забрали деньги и, развязав ему руки, сказали, что если он пошевелится или снимет повязку с глаз – то они его пристрелят, быстро удалились прочь.

Услышав стук закрывающейся двери, Михаил стянул повязку с глаз, развязал ноги и огляделся: всё было на своих местах, ничего не разбито и не разбросано – видно, что работали профессионалы. Он метнулся к шкафу – денег, конечно, не было и что их нашли, он слышал из возгласов налетчиков.

Небольшая сумма денег хранилась ещё в пиджаке костюма в шкафу – она и уцелела. Кто были эти налетчики – он не знал, но подозревал, что всё это организовал обманутый его тестем заказчик: о чём он и поспешил доложить в милиции, куда пришел и написал заявление о краже и нападении.

Участковый милиционер прошелся с Михаилом до квартиры, осмотрел всё и сказал, что на ограбление это не похоже, а скорее инсценировка, да и сумма украденных денег большая, чтобы хранить её в квартире с соседями. Поэтому, Михаилу не стоит рассчитывать на поимку преступников, примет которых он тоже не запомнил.

Заказчика, на которого грешил Михаил в организации ограбления, вызвали в милицию, допросили и он подтвердил, договор с фирмой Лабеан у них был, он выполнен полностью, деньги Лабеану перечислены, есть акт приемки, и претензий у него никаких нет. Сказать следователю, что почти все деньги по договору Лабеан должен был вернуть заказчику наличными, Михаил не мог – иначе попал бы под суд за мошенничество.

Тем дело и закончилось. Когда Михаил уходил из милиции, следователь посочувствовал ему и сказал, что гражданин Фалис, основатель фирмы Лабеан, был, наверное, большой прохвост, если не побоялся открыто назвать таким именем свою контору.

– Сейчас много таких контор с причудливыми названиями, – возразил ему Михаил.

– Конечно, есть много подобных. Но вы прочтите это название задом наперед и всё поймете. Удивительно, что за всё время работы с этим Фалисом, вы так ничего и не поняли. Наверное, поэтому вас и ограбили, в чем лично я не сомневаюсь, но помочь не смогу – даже за деньги, – возразил следователь прощаясь.

Михаил прочитал название фирмы, как и советовал следователь и ещё больше вознегодовал на Семена Ильича: тот не только подставил Михаила и фактически ограбил его, но и лишил возможности на защиту при таком названии конторы.

Так закончилась предпринимательская деятельность Михаила, потому что он побоялся продолжить мошенничество самостоятельно. Получилось, что путем махинаций с помощью тестя, он заработал деньги, которые у него украли настоящие воры по чьей-то подсказке.

И потом, проживая в демократической России, Михаил неоднократно убеждался, что вся эта демократия сводится к одному: обмануть других и присвоить результаты их труда можно свободно и безнаказанно, так же, как шакалы рвут на части свою добычу – загрызая слабых, своих и чужих.

С мечтами о квартире и зажиточной жизни пришлось расстаться: на время – как думал Михаил, и начинать надо с поисков работы для простого выживания.

НИИАХ, где работал Михаил, развалился окончательно ещё год назад. Бюджетное финансирование подобных НИИ прекратилось полностью с приходом во власть демократов во главе с Ельциным, который дал полную свободу действий своему окружению, типа гайдаров, чубайсов и прочих лифшицев, в планы которых поддержка науки не входила.

Эта банда действовала по принципу: чем хуже – тем лучше, подразумевая, что если хуже для страны, то лучше им лично для грабежа и обмана. Даже мать писала Михаилу, что жить стало ещё хуже после захвата Ельциным власти: пенсию перестали повышать с ростом цен и выдавали её с задержками, а цены растут, и даже у них в поселке многие живут на грани голода.

В своем НИИ, вернее его останках, Михаил продолжал числиться, но без зарплаты, как и несколько десятков других сотрудников, ютившихся в нескольких комнатах лабораторного корпуса.

Основной корпус был украден у НИИ бывшим его директором и продан, а в лабораторном корпусе большинство помещений сдавалось в аренду, в счет платы за которую остатки НИИ продолжали числиться действующим институтом, с выплатой небольшой зарплаты только нескольким руководителям, охране и уборщицам, а все оставшиеся сотрудники считались в отпусках без содержания.

Михаил раз в неделю заходил в НИИ, посещал свою бывшую лабораторию, вспоминая спокойную и вполне обеспеченную жизнь в прежние времена и удивляясь своему недовольству тогда и той жизнью.

Посидев в лаборатории, он обычно заходил в дирекцию, чтобы справиться: не грядут ли перемены к лучшему и, убедившись, в отсутствии таких перемен, уходил прочь для добывания средств к существованию.

Михаил часто вспоминал удивление американцев во время своей командировки в США, когда его коллеги объясняли, что их НИИ существует за государственный счет, и можно всю жизнь проработать на одном месте ни разу не задумавшись о добывании денег на научные исследования и свою зарплату. Американцы считали это невероятным достижением и завидовали русским ученым, а те, в свою очередь, завидовали обеспеченной жизни американцев.

Теперь и в России все жители сменили свою уверенность в будущем на призрачную погоню за деньгами, где успеха достигали лишь немногие, например.

Нынешний директор НИИ, организовал малое предприятие, через которое проворачивалась арендная плата за сдаваемые помещения НИИ и этой платы директору с приближенными лицами вполне хватало на обеспеченную жизнь, тогда как все остальные сотрудники только числились в НИИ, не получая даже минимальной зарплаты.

Покидая институт до следующего своего посещения, Михаил шел в магазин, где снова подвизался грузчиком, чтобы заработать на пропитание – предпринимательскую деятельность по отмыванию денег он прекратил из опасения снова подвергнуться нападению бандитов, появившихся во множестве, потому что все предприниматели были потенциальными жертвами этих бандитов, многие из которых носили милицейские погоны.

Кроме бандитов всех мастей, появился и невиданный в прежние времена терроризм – это когда бандиты запугивают и убивают невиновных людей, чтобы запугать власть, такую же преступную, как и бандиты. В это время шла война в Чечне, которую затеял Ельцин, чтобы отвлечь внимание людей от разграбления страны. Чечня откликнулась на призыв ЕБоНа брать суверенитета столько, сколько смогут они проглотить, и решила выйти из состава России.

Чеченцев с многовековой бандитской историей, все другие кавказские народы считали разбойной нацией, и Михаил помнил, ещё проживая на Кубани, что местные жители опасались чеченцев, непривыкших к обычному труду. Как-то в их поселок приехала группа чеченцев учиться на механизаторов в местном училище сельского хозяйства, так уже через полгода почти всех этих чеченцев милиция пересажала за хулиганство и воровство.

Ельцину надо бы отпустить Чечню восвояси, и через годик они бы сами приползли обратно или перекупить чеченских вожаков, но вместо этого он затеял с ними большую войну, которая длилась уже год, неся гибель и страдания и русским и чеченцам, но принося наживу верхушкам власти России и Чечни.

Ухудшение жизни в стране, ЕБоНовцы списывали на войну в Чечне, под шум стрельбы прихватывая в личную собственность всё, что ещё уцелело от воровской приватизации народного достояния.

Об этой приватизации следует сказать отдельно. Ебоновские экономисты, типа дауноподобного Гайдара, решили раздать все достояние страны, включая недра, в личное владение частных собственников, которые, якобы, будут эффективно развивать предприятия, платить налоги, обеспечивать людей работой и от этого всем будет жить лучше и веселее.

Для проведения приватизации выпустили ваучеры – бумажки на долю имущества страны каждого её жителя. Эти бумажки надо было вложить в предприятие, участником собственности которого человек хотел стать и владеть частью этого предприятия, уже как акционер. Прикупив ещё ваучеров у других людей, которые продают ваучеры не желая возиться с акциями, можно было стать единоличным собственником какого –нибудь предприятия и распоряжаться им по своему усмотрению.

Как уже говорилось, Михаил сдал свой ваучер в контору под названием Гермес, которая обещала ему хороший куш – аналогично поступили и большинство других жителей страны, поскольку денег на покупку этих ваучеров не было почти ни у кого. Потом конторы по сбору ваучеров бесследно исчезли, а хозяевами страны стали известные теперь личности, в основном, нерусской наружности. Под шум войны в Чечне никто, как и Михаил, не понял эту комбинацию, но дело было сделано и, например, их директор НИИ завладел основным корпусом, который вскоре продал и уехал жить за границу.

Новые собственники, или как их стали называть «новые русские», не умея управлять заводами, распродавали их оборудование, сдавали корпуса в аренду под склады и торговые конторы, которые стали называться офисами, выбрасывая работников бывших заводов на улицу.

Например, громадный завод в Москве – ЗИЛ, производивший грузовые автомобили, где работали более ста тысяч людей, вдруг оказался в собственности небольшой компании «Микродин», которая спекулировала бытовой электронной техникой. Эта компания начала распродажу оборудования, завод стал чахнуть и вскоре совсем остановился, и почти в центре Москвы образовался громадный пустырь с полуразрушенными цехами, как памятник победе демократии.

Взамен украденных заводов, жителям страны разрешили оформлять в собственность их квартиры, в которых они проживали и которые считались собственностью государства. На самом деле, эти квартиры и так были собственностью граждан, нельзя только их было продавать, но и отнять квартиру у семьи тоже было нельзя ни под каким предлогом.

Михаил и без приватизации уже жил в комнате, купленной бывшим тестем, и имел на руках бумагу, где было записано, что комната является его собственностью.

Народ понимал уже, что обманут и даже такой сторонник демократии, как Михаил, чувствовал личную несправедливость этой приватизации, от которой ему ничего не досталось, но работу он потерял, как и спокойную жизнь с надеждой получить бесплатную квартиру.

Сущность приватизации ему объяснила Мария Николаевна, его бывшая сотрудница, перед уходом из НИИ на преподавание в ВУЗе.

– Поймите,– говорила она Михаилу и его подручному Сергею, – предприятие работает и приносит прибыль, на которую вы все получили образование, жильё, бесплатную медицину и работу в НИИ, а теперь эта прибыль будет уходить владельцу, и вы все останетесь с голым задом, как наш директор оставил нас без институтского корпуса.

И если кто-то получает большие доходы без увеличения производства, то у множества людей эти доходы снижаются, потому что, поделить можно только то, что произведено и если у кого-то в тарелке густо, то у других будет пусто.

Абрамович имеет доходы как миллион медсестер, строит себе дворцы и яхты, а медсестры находятся на грани голода, потому что этот Абрамович отобрал и присвоил себе половину зарплаты медсестер, а власть защищает и охраняет таких абрамовичей.

В Москве закрылись или остались существовать только на бумаге, сотни НИИ, подобных нашему, потому, что у демократов нет денег на их содержание. Эти деньги тоже кто0то присвоил. Производство в России сократилось после разгрома СССР в два раза, тогда как в войну с немцами только на четверть. Получается, что демократия хуже фашистской оккупации и русские вымирают по миллиону в год без всяких расстрелов и концлагерей.

Вы тоже остаётесь сидеть здесь со смешной зарплатой, которой не хватает даже на хлеб с квасом, а всё надеетесь на какие-то доходы. Опомнитесь, но будет поздно,– закончила тетя Маша, как её называли в отделе, свою речь и начала собирать вещи.

В этих размышлениях Михаил подошел к магазину и приступил к своей работе грузчиком – специальность, которую он получил от демократов, вместо должности начальника сектора в НИИ.

Михаил, крепкий сорокалетний мужчина, легко справлялся с работой грузчика в магазине, разгружая с машин ящики и лотки с продуктами и подтаскивая их, по мере надобности, к прилавкам и стеллажам. Двое его напарников к обеду успевали принять водочки и Михаил, как непьющий, ворочал ящики и лотки за троих, получая от директора повышенную зарплату за каждый отработанный день.

Обычно, в конце дня, дежурный администратор выдавал ему оговоренную сумму денег, иногда добавляя к ней несколько лотков с продуктами, срок годности которых истек несколько дней назад, и не было возможности перебить эти цифры на упаковке товаров. Двое его напарников получали в середине дня бутылку водки с закуской, а в конце дня ещё по бутылке и просроченные продукты, что вполне устраивало их, живущих только ради выпивки.

Безотказный, исполнительный и абсолютно непьющий Михаил ценился руководством магазина, и заработка грузчика ему вполне хватало на житьё – бытьё: не в пример зарплате ученого, что иногда платили ему в НИИ в последние годы его существования.

Всё же, Михаил был недоволен своим положением грузчика, и искал более чистой и легкой работы с лучшим заработком, и такая работа нашлась – охранником в банк. Шла война в Чечне, всюду говорили о террористах, прихваченная собственность нуждалась в защите, и повсюду организовывались частные охранные предприятия – ЧОПы, где можно было подучиться на охранника и далее служить в охране предприятия, магазина или лучше всего – в банке, где и платили больше, и в тепле, и чистоте.

Михаил записался на курсы охранников, отучился там две недели, получил удостоверение и его, как человека с высшим образованием и интеллигентной внешностью, послали охранять банковский офис – неподалеку от места жительства, что было весьма удобно.

Работа в охране была востребована: наверное, миллионы прежних тружеников страны работали в охране, и Михаил уже не стеснялся своего нового положения, встречаясь случайно со знакомыми, посещающими этот банк.

Его место было у входной двери, где он встречал посетителей и, при необходимости, подсказывал: куда надо обратиться. На дежурстве он стоял в строгом черном костюме, белой рубашке и при галстуке, что редко позволял себе в бытность работы начальником сектора в НИИ, где продолжал, впрочем, числиться, не получая зарплаты.

Дежурил он шесть дней в неделю с утра до вечера, через неделю и получалось, что половина месяца была совершенно свободна от работы: можно было бы получить какую-то квалификацию, например по компьютерам, где требовались специалисты, и была высокая зарплата, но Михаил обычно проводил свободную неделю на диване у телевизора.

Щелкая пультом, он выискивал интересующие его передачи, а интересовали его путешествия и приключения с обогащением персонажей в итоге преодоления придуманных трудностей – именно такие передачи и заполняли экраны телевизоров с утра и до глубокой ночи. Он заметил, что большинство интересных передач шло после полуночи и чтобы их смотреть, надо не идти на работу утром.

Получалось, что эти передачи идут для безработных или обеспеченных бездельников и в этом был смысл: отлежав ночь у телевизора, человек просыпался на следующий день к полудню, туда – сюда и снова ночное бдение у экрана – некогда задуматься об окружающей жизни и своем месте в ней. Помнится, в СССР все передачи ТВ, кроме учебной программы, заканчивались до полуночи, любые фильмы и того раньше, поскольку вся страна работала созидательным трудом и ТВ обслуживало именно работающих людей.

Прошло несколько месяцев, наступила весна, и Михаилу инстинктивно захотелось перемен: за зиму одиночества он совершенно одичал. Пару раз приводил домой проституток с улицы, которых развелось во множестве, а где конкуренция там, по законам рынка, цены снижаются, и услуги проституток ценились довольно дешево.

Но общение с женщинами, для которых секс – это работа, не приносило ему ни морального, ни физиологического удовлетворения: хотелось привычной близости с женщиной по взаимному согласию – пусть без так называемой любви, но по взаимности и скоро такой случай представился.

В офисе банка работала уборщицей молодая женщина по имени Мария, или, как её называли банковские служащие, Маша. Она, также как и Михаил, работала через неделю, с утра до вечера протирая пол влажной тряпкой, а утром, до прихода посетителей и служащих, протирала столы, стойки и мебель от пыли и грязи берущихся неизвестно откуда.

Особенно много работы ей выпадало в ненастные дни, тогда она дежурила у входа рядом с Михаилом и протирала пол буквально за каждым посетителем, поскольку управляющий этим отделением банка не терпел даже малейших следов грязи, заносимой клиентами банка с улицы.

Во время таких совместных дежурств у дверей, Михаил постепенно разговорился с Машей, незаметно они перешли на «ты» и, как принято среди русских людей, начали делиться своими заботами и радостями.

Забот хватало, а радостей было немного. У Михаила радостей, кажется, не наблюдалось вовсе, а у Маши единственной радостью была её десятилетняя дочь. Маше было тридцать лет, окончила пединститут в соседней с Москвой области, во время учебы вышла замуж за старшекурсника и родила дочь. Учебу пришлось прервать и уехать с ребенком домой к матери, тоже учительнице, в маленький городок.

Пока Маша занималась дочерью, её муж окончил институт и уехал в Израиль, даже не разведясь с ней, и пришлось оформлять развод заочно. Институт она всё же закончила и начала работать в своем городке учительницей литературы в профессиональном училище.

Когда жизнь в стане переменилась, училище закрылось за ненадобностью новой власти, она осталась без работы, а на учительскую зарплату матери прожить было невозможно, как и найти работу.

Оставив дочь на попечение матери, Мария приехала в Москву и с помощью подруги по институту, проживавшей здесь, устроилась работать уборщицей в этот банк, где зарплата уборщицы в несколько раз выше, чем учительницы в районном городке и вот уже два года Маша работает здесь вахтовым методом: неделю работает, проживая в общежитии, а свободную неделю живет дома, куда уезжает закончив смену.

В итоге получается неплохой заработок, хотя значительную часть приходиться отдавать за комнату в общежитии, которую она снимает вместе с такой же приезжей женщиной.

Михаил скуповато и отрывками рассказал Маше и свою историю жизни, опуская подробности и делая упор на том, что живет один, имея комнату в квартире с пожилой соседкой.

В обеденный перерыв, иногда, они вместе пили чай с бутербродами в подсобном помещении офиса для обслуживающего персонала. Маша оказалась непосредственной провинциалкой с отзывчивой и доброй душой, не приемлющей московского образа жизни, с её отчужденностью от судеб окружающих людей и стремлением добиться успеха за счет других.

Она иногда жаловалась, что возвращаясь из дома, частенько застает в общежитии сожителя своей соседки, который живет там в её отсутствие: он выпивающий и она боится оставлять вещи, которые приходиться всякий раз увозить и привозить обратно. За общежитие она платит за месяц, а живет только две недели, что обходится дороговато, даже по московским меркам.

Слушая жалобы Маши на бесприютную жизнь в Москве, Михаил однажды предложил ей поселиться у него: места хватит и он непритязателен. Это предложение было равносильно предложению на сожительство, и Михаил не надеялся, что Маша его примет, но она, немного подумав для приличия, неожиданно согласилась и в этот же вечер прямо с работы они вместе уехали к Михаилу.

По пути он забежал в магазин, взял бутылку шампанского, кое-какой еды, торт и ввёл Машу в свою комнату. Соседки не было дома: она дежурила сутками консьержкой в доме для богачей, которых появилось в Москве уже достаточно много, чтобы заселяться в элитные дома с прислугой и дежурной на входе в подъезд.

Вместе они накрыли на стол, Михаил налил Маше шампанского, и она выпила за своё новоселье, очень удивившись на то, что Михаил не пьет даже шампанского. Тот в очередной раз объяснил свою аллергию на спиртное и и Маша больше не настаивала, однако сама осушила пару бокалов, чтобы скрыть своё смущение перед предстоящим ночлегом – диван в комнате был только один и , очевидно, что ей придется спать вместе с Михаилом, ну а что происходит, когда мужчина и женщина спят вместе им, взрослым людям, объяснять не приходится.

Михаил разобрал диван, застелил постель, погасил свет, оставив настольную лампу и, приобняв Машу, подтолкнул её к дивану. Она выскользнула из-под его руки и попросила какую-нибудь рубашку, чтобы переодеться и принять ванную. Михаил порылся в шкафу и подал ей халат Саны, который он прихватил при переезде: этот халат был почти новый и выглядел как мужской, потому Сана его и не одевала.

Маша взяла халат и ушла в ванную, а Михаил разделся, вышел на кухню и намочив полотенце, тщательно протер всё тело, чтобы удалить все запахи, накопившиеся за целый день дежурства, и вернувшись в комнату лег на диван ближе к стене.

Через несколько минут вошла Маша и сбросив халат, юркнула к нему под одеяло. Её тело было ещё влажным и пахло цветочным мылом – шампуни у Михаила не было.

Михаил прижался к её губам и нетерпеливо, но осторожно овладел ею – упругое женское тело забилось в его руках. Он долго не знал женщину, по видимому и Маша воздерживалась, и их близость закончилась быстрым взаимным оргазмом: настолько быстрым, что они не успели прочувствовать эту близость.