Палеонтология обратной стороны

Итак, моя палеонтология, моя и только моя. Это отношение с самим собой и с огнём творения, позволяющее самому себе существовать в вечности. Поскольку эта палеонтология моя и только моя – те, кто с ней сталкивались, считали, что это палеонтология их и только их, что они сами – древний мир, его ствол, на котором растёт оболочка внешнего мира.

Есть хорошее выражение – «ещё не слезли с дерева», но оно плохо понимается. Имеется в виду не дерево, на котором живут обезьяны. Кто чьи предки, а кто чьи потомки, вы легко сами разберётесь, заглянув в хронику собственного эмбриогенеза. Имеется в виду эволюционное дерево, то самое дерево, о котором повествует почти любая религия – когда-то все они были знанием, но уже произошли от него. Так вот, наши враги, что ракоскорпионы, что римляне, с этого дерева давно слезли, точнее, мы их с него сбросили, а сами продолжаем крепко сидеть на его тонкой вершине, потому что мы сами и есть наши предки.

Наш мозг раскололся пополам, пока мы отправляли в ископаемое состояние ракоскорпионов, потому что казалось, что броне их экзоскелета нечего противопоставить. Но где-то в пространстве между полушариями хранится память о том, что внутреннее всегда сильнее внешнего.

***

Руководствуясь принципами актуальности и коллегиальности принятия решений, мы с товарищами разделили первоначальный текст на две части, поскольку он получился слишком объёмным. В эту книгу, которая выйдет первой, вошли записки о наиболее поздних событиях из тех, о которых я хотел бы рассказать, в основном связанных с моим участием в жизни запрещённой в РФ и ныне не существующей Национал-большевистской партии. Получилось вполне палеонтологически – следы поздних событий находятся поверх ранних и с ними исследователь встречается прежде всего.

Материализм 2004-2009

Когда я писал и компоновал эту книгу, то по объективным и субъективным причинам в ней не были описаны многие ключевые события и очень пунктирно описаны их участники. Частично это связано с вопросами безопасности, частично – с тем, что я сделал упор на извлечении смыслов. Но, как всегда, всё идёт правильно. Вышли в свет блестящие воспоминания нашего боевого товарища по НБП Алексея Макарова «Идеализм 2005», в которых как раз есть то, чего так не хватает моему тексту.

В Лёшиной книге многие очень важные вещи смотрятся совсем по-другому, часто противоположным образом. Так всегда бывает – возьмите страницу, которую вы читаете, и поставьте на ребро – линия, которую вы увидите, будет той же страницей, которую вы читали, а если её перевернуть, то на ней будет написано совсем другое, так что никакого противоречия между противоположными свойствами одних и тех же вещей нет. В детстве, кстати, я довольно часто резался бумагой и всегда был очень удивлён и обижен.

Для иллюстрации вышесказанного, с твоего позволения, Алексей, приведу здесь маленькую выдержку из твоей книги, которая касается эпизода с моим участием. Эпизод состоял в том, что на одном из мероприятий, направленных на защиту прав граждан, появились очередные ихние, как обозначаются здесь скопом различные провластные экстремистские группировки, и устроили обычную для них расистскую провокацию с участием негра и его трусов.

Начало этого действия перескажу вкратце своими словами: притащили они ничего не подозревающего негра, велели вытащить красные трусы и сказать, что он очень скучает по Эдику и т.д.

«Африканец намекал на книгу Лимонова "Это я – Эдичка".

…

Конечно же, они уже нарвались.

Товарищ Палеонтолог пытался избежать физической конфронтации. Негр, скорее всего, понимал по-русски, но партиец всё равно дипломатично поинтересовался по-английски:

– А не из ФСБ ли вы, мил человек?

Остальные нацболы были меньше склонны к дипломатии.

– Мочи его! – крикнул кто-то. Наш боец ударил негра кулаком в голову. Африканец рухнул, как подкошенный.

Мы кинулись ебашить румоловскую массовку под синими флагами. "Неравнодушные студенты" ломанулись в разные стороны. Я только поджопника успел кому-то наподдать.»

Лёх! Вообще-то с тактической точки зрения ситуация была следующей: румоловцев было гораздо больше, чем нас, основа была на говне – мы потом растерянные барашки от кранов собирали – и к такой нашей немедленной реакции на их расистскую выходку они были готовы, поскольку сами же её и провоцировали. Поэтому мне пришлось прибегнуть к контрпровокации – «вызвать огонь на себя», чтобы рассеять их внимание и отвлечь его от действий остальных товарищей. Английский по студенческой привычке заставляет в него внимательно вслушиваться, а оскорбительное содержание, которое было гораздо обширнее и конкретнее, чем привёл ты, приковывало их внимание именно ко мне.

Упомянутая Алексеем моя первая фраза, возможно и звучит несколько по-идиотски, но основной целью её произнесения было упоминание аббревиатуры из трёх букв, которая пугает всех, независимо от текущей организации отношений с ней – просто, чтобы сбить боевой настрой, помноженный на иллюзию безнаказанности. Потом я очень сочувственно, вопреки ожиданиям – когда имеете дело с провокаторами, то делайте всё, что угодно, кроме того, что от вас ожидают – обратился к самому выступающему:

– Это твои трусы? Какие у тебя замечательные трусы! А почему ты не предлагаешь их своим товарищам? Они больше тебя не любят? Отнеси их своим друзьям из ФСБ, и они будут тебя любить!

И дальше я им красочно, в цветовой гамме их трусов, в подробностях обосновал, какие у них предпочтения, и от кого им следует добиваться взаимности. Кровь ударила им в голову, и момент нападения они предсказуемо пропустили. Кроме конструирования оскорбительных английских фраз, моё внимание очень занимало, сумею ли я увернуться, или негр успеет сломать мне челюсть. Его сшибли с ног как раз в тот момент, когда он с перекошенной рожей кинулся на меня…

***

По причинам, связанным с ограничением читабельного объёма книги, в неё не вошли заметки о моих детстве и юности, но «алаверды» Алексею я послать должен. Он прекрасно, практически в нескольких строках, описал то, откуда приходит наше будущее – «родом из детства». Взрослые – это только исполнительный механизм осуществления детских желаний, – количество синапсов и цефализация с возрастом падают в два раза… Имя этому будущему – «не хочется жить».

Противоестественные отношения взрослых и детей, мужчин и женщин, противоестественная жизнь, противоестественная политэкономия. Мир, в котором самым большим удовольствием является самоубийство, стремление к которому, соответственно, блокируется понятием самого тяжкого греха. Ваш мир, в котором удавить себя приятнее, чем прелюбодействовать, чревоугодничать, гордиться собой и всё прочее – естественное.

# Противоестественные отношения взрослых и детей, мужчин и женщин, противоестественная жизнь, противоестественная политэкономия

Алексей часто упоминает украинские события. Одной из составляющих украинской войны стала война за язык. «Язык отличается от диалекта или наречия тем, что имеет свою армию». С украинским языком я немного был знаком с детства, но с четырнадцатого года он, конечно, привлёк к себе особое внимание. Из детства я вынес украинское слово «кайданы», без которого русское слово «раскаяться» совершенно непонятно, и поэтому всякий раз, когда меня в суде спрашивали, раскаиваюсь ли я в совершённом, я честно отвечал, что глубоко и искренне раскаиваюсь, а потом разъяснял, что по-русски слово «раскаяться» буквально означает «с цепи сорваться», «освободиться». А когда на вокзале в Киеве увидел название справочной «довідкова» – вообще чуть на пол не сел!

Потом, после начала украинских событий, моё внимание обратило на себя украинское слово «дружина», соответствующее русскому «жена». Для того, что с нами происходит, слово «дружина» гораздо более функционально и ясно, чем «жена». Оно сообщает мужчине, что женщина в его жизни играет ту же роль, что и строй вооружённых друзей у него за спиной. Поэтому далее в этой книжке я буду называть свою жену Дружиной. Конечно, во многих ситуациях на острие атаки была как раз она. Муж на украинском чаще называется «чоловік», но, кстати, тоже иногда «дружина», так что подумайте, бабы, отчего у вас мужики на десять лет раньше дохнут.

# … слово «дружина» сообщает мужчине, что женщина в его жизни играет ту же роль, что и строй вооружённых друзей у него за спиной

С детьми всё так же. Я знаком с ребятами с обеих сторон противостояния, много разговаривали. Внешне сами события смотрятся как совершенно бессмысленные и манипулятивные. Это все понимают. Причина гораздо глубже – они не могут жить после того, что с ними сделали родители и учителя. Просто убивать себя у них вроде бы нет причин – внешних причин – умственно и физически здоровые парни и девушки, умные и образованные, часто преуспевающие. Но всё это оторвано от того человека, чьей жизнью это могло бы быть. Этот человек медленно и мучительно умирает там, внутри.

# … всё это оторвано от того человека, чьей жизнью это могло бы быть

# … они не могут жить после того, что с ними сделали родители и учителя

Можно прибегнуть к частичному самоубийству – тупая обывательщина, стяжательство, наркотики, алкоголизм, беспочвенная ненависть к близким и далёким – способов много. Но тогда ты будешь тащить за собой эту заразу дальше, в будущее, делая его безнадёжным. Клетки в таких случаях совершают апоптоз, не позволяя вирусной информации вновь оформиться в боевые частицы и поразить души других клеток.

Если убивать себя нет сиюминутных причин, люди намеренно ставят себя в убийственные условия – провоцируют других убить себя. Им, конечно, будут сопротивляться, но вызванным таким образом на бой противникам нужно то же самое – чтобы кто-нибудь, наконец, их убил и прекратил их мучения. Вот причина происходящего – в государственных масштабах, столкновений различных сообществ хулиганов, криминальных войн, скоро – в мировом масштабе. Исследования этих причин настолько подробны и обширны, что совершенно ясно – все другие объяснения, высказываемые в них – алогичны.

просто, как со стратегической ракетой – на взлёте её можно сбить если не из пистолета, то из винтовки точно, а когда она заходит на цель, то неотвратима. Маленький ребёнок безответен не потому, что чего-либо не понимает, а потому что его понимание будет неотвратимо приведено в исполнение через 20 лет. Ваше холодное механическое палачество – тоже родом из детства.

Капиталисты, испытав шок от событий первой половины ХХ века, теперь празднуют победу, уютно устроившись на своих ядерных арсеналах. То, что люди так не хотят жить – для самозванных хозяев естественное обстоятельство, потому что для них это не люди, а недопроизошедшие полуобезьяны. Они даже велели слепить соответствующую «научную» теорию и всем её сообщать по поводу и без. Это пока люди просто не хотят жить – когда они захотят умереть, никакое ядерное или любое другое оружие их не остановит так же, как не останавливало никогда раньше.

В ответ Алексею расскажу только одну историю из своего детства – о том, как меня мама публично побила в школе.

Утром 1-го сентября моего первого учебного года мы шли с папой на «праздничную» линейку, и мне предстояло стать первоклашкой. Он довольно долго молчал, а потом сказал: «Знаешь, сынок, если учитель дурак, то это его беда, а не вина. Не всем везёт родиться сильными, красивыми или умными. Не надо его за это преследовать и уничтожать…».

Весь предыдущий день его что-то беспокоило, как я понял – поиск именно этой формулировки. Как в воду смотрел. «Учительница первая моя», назовём её здесь Анфиса Евсеевна, была женщиной агрессивно-тёмной и искренне злобной. Она настолько яростно ненавидела и презирала детей, что периодически сама болела от этого воспалением какого-то нерва. Поток словесных оскорблений и провокаций идиотских положений был вполне обычен, из наиболее забитого мамой и бабушкой ученика она просто вырывала клочья волос, а девочку, о которую она обломала указку, Анфиса Евсеевна обвиняла в том, что это из-за неё она сломала эту свою подарочную резную указку. С тех пор стригусь под машинку.

# Она настолько яростно ненавидела и презирала детей, что периодически сама болела от этого воспалением какого-то нерва

Уравнения мы решать начали парой лет позже, но случай весьма показательный. Одна очень старательная и очень аккуратная девочка, как и многие девочки, считавшая, что здесь, во внешнем мире, можно жить, решила заданные уравнения и каллиграфическим почерком выписала их в тетрадке столбиком. Пропорции этого произведения заставили его занять чуть больше половины страницы, а чуть меньшая, справа, осталась пустой.

Когда столь безукоризненно выполненное домашнее задание попало на глаза Анфисе Евсеевне, она побагровела так, как будто бы через весь разворот в тетрадке было написано слово «ХУЙ», да и ещё и приклеена его фотография. «А это место кому нужно!!?? А это место нужно мне, чтобы вот так всё перечеркнуть и поставить два!!» – изрекла она со всей лелеемой ею торжествующей злобой и что-то ещё про нехватку в стране бумаги. В аутентичной фразе я не стал расставлять соответствующие шрифты и восклицательные знаки, отдав это на откуп воображению читателя.

Я думаю, что, когда девочка выросла, она сделала хорошую карьеру и позаботилась о пенсиях и зарплатах своих любимых учителей, а заодно и о стране, которая их руками ведёт войну против маленьких детей. Если её ругали дома за эту двойку и объясняли, насколько её дражайшая учительница добра и права, то позаботилась она, вероятно, и о родителях.

Для меня происходящее было небывалым чудом природы, которое я поначалу наблюдал из засады хорошего поведения – фильмы про разведчиков я всегда смотрел очень внимательно. Поэтому до меня очередь дошла не сразу. Докопаться до моего формального незнания чего-либо у неё не получалось – бока в этом смысле у меня были вполне круглые, бронированные, её пасть не раскрывалась настолько широко, чтобы их охватить, и зубы каждый раз соскальзывали по броне. Шипов я пока не показывал, но, в конце концов, если я не уничтожаю кого-то, хотя он только этого и заслуживает, это не значит, что я приглашаю уничтожать себя.

Претензии приняли какой-то совершенно иррациональный характер, имея вполне понятную цель – спровоцировать ребёнка назвать учительницу дурой и уже потом всласть уничтожать его вместе с родителями. Это было любимым развлечением Анфисы Евсеевны, которое мне много раз с отвращением приходилось наблюдать. С отвращением не столько к ней, сколько к родителям, позволявшим издеваться над собой и своими детьми. Со мной такие штуки не проходили, и я выслушивал весь её алогичный оскорбительный бред внимательно и спокойно, а на завершающий вопрос «ты понял меня?!!» всегда бодро отвечал «нет!». У неё хватало ума не спрашивать «почему?», поскольку было ясно, что мой анализ достоинств её выступления будет сильно длиннее его самого.

# … на завершающий вопрос «ты понял меня?!!» всегда бодро отвечал «нет!»

Когда отец в очередной раз забирал меня из школы, она по своей дурости выскочила из кабинета и с лестничной площадки второго этажа истерично проорала нам вслед: «Ваш сын слишком много знает!!». Других претензий ей пока сформулировать не удалось. Понятно, что такое положение не могло быть терпимым – я как гвоздь торчал посреди среды её обитания из детских слёз и подобострастия. Кстати – чем больше было подобострастия, тем меньше слёз, и наоборот – повод задуматься…

Любимой её кричалкой было «Я!! Я свинья!!!», если кто-либо из учеников начинал что-либо говорить со слова «Я». Конечно, на какой-то вопрос, кстати далеко выходивший за пределы её юрисдикции, я тоже начал отвечать со слова «я». Тут, конечно: «Я!! Я свинья!!!». Оскорблений спускать не учили, поэтому я парировал: «Ну что вы, Анфиса Евсеевна!». Всё! Свершилось! Она решила, что я подставился: «Чтобы мать завтра была в школе!!!».

Дура, конечно, и есть дура – с отцом ей встретиться в этой ситуации было бы тоже жутко, но не настолько – его детство прошло в эвакуации, а не под бомбёжками. И, представляете – мне назавтра очень хотелось идти в школу. Даже уроки я приготовил особенно тщательно, истратив на это почти все перемены. Интересно, что она завтра станет моей маме рассказывать? То, что она назвала себя свиньёй – и правда похожа, басивости только не хватало сильно – а я ей возразил? Или то, что она хотела назвать свиньёй меня?

# Даже уроки я приготовил особенно тщательно, истратив на это почти все перемены

Дома я родителям эту историю как причину вызова в школу и пересказал. Отец, решив, что я расстроен, сильно меня ругать не стал – просто сказал, что когда такое безобразие происходит, то надо немедленно говорить старшим, а не развлекаться неравными боями без правил. Мама только покраснела. Краснела она в тех же ситуациях, что и воины, которых признавали годными для службы в войске Александра Македонского.

***

Вообще по работе она водила отряды на отстрел и отлов крупных млекопитающих, в том числе моржей, медведей и зубров. В юности она была очень стройной, но после того, как родила меня и отдала мне весомую часть своего и без того небогатого здоровья, мама догнала по комплекции объекты своего научного интереса. Когда на северных золотых приисках был найден первый в мире сохранившийся в вечной мерзлоте мамонтёнок, то грамотно законсервировать и забрать его был направлен как раз её отряд. Мамонтёнка назвали задорным мальчишечьим именем. Как-то попадалась в руки статья, автор которой недоумевал, почему мамонтёнок назван по очень маленькому ручью Дима, находящемуся на большом расстоянии от самой находки, а не по тому крупному ручью, на берегу которого он был обнаружен. И сам не знаю. Следующего найденного мамонтёнка назвали Маша, говорят, что в честь маленькой дочки начальника отряда.

***

Наша школа, где сейчас учились младшие классы, была очень старой. Открылась она в 1929 году и называлась тогда «Школа имени Диктатуры Пролетариата», о чём никто из пламенных коммунистов педсостава нам так и не сообщил. Это потом, совсем недавно, случайно обнаружила Дружина, но школа-то сама про себя всё знала. Рядом давно было построено новое, просторное сталинское школьное здание, приспособленное под развёртывание госпиталя в военное время. Папа мне рассказывал, что под паркетом там везде кафельная плитка, потому что это нужно в санитарных целях, когда в классах будут палаты для раненых бойцов.

Я с замиранием сердца ждал, когда где-нибудь паркет отвалится и я увижу эту плитку – настоящую! – настоящую суть затаившегося на время смысла бытия. Мы с ним хорошо понимали друг друга. А в нашей маленькой школе, которая была уже никому не нужна, потому что диктатуры пролетариата давно не было, деревянные перекрытия прогнили настолько, что нам запрещали бегать на переменах, чтобы они не проломились. Это было правдой, а не современным идиотизмом – в некоторых местах под линолеумом хлюпали раскрошившиеся доски…

***

Итак, мама пришла в школу. Анфиса Евсеевна хотела ещё и заставить её ждать, но звериное чутьё ей подсказало, что лучше не стоит. Мы с мамой стояли в коридоре, учительница вышла из класса – издевательство требовало публичности. Суточного размышления ей, вероятно, хватило, чтобы оставить упражнения со свиньёй и, распаляя себя, она начала с претензий, выражаемых общими междометиями, а затем перешла к главному пункту своей программы: «Я ему говорю, что он дурак, что он идиот…» (лгала – не смела).

Многоточие, а не восклицательный знак – потому что в этот момент потух свет и пропал звук. Нет, не вообще – у меня персонально пропали зрение и слух. От сокрушительного удара по затылку. В темноте понеслись беспорядочные мысли – наша школа наконец начала разваливаться, и мне по затылку пришло бревно потолочного перекрытия. Но почему я не слышал треска, когда оно начало рушиться? Я скорее всего жив и не придавлен, потому что маленький, а как же я буду вытаскивать маму? – она гораздо больше и её наверняка придавило. Через доли секунды зрение вернулось, я увидел, что стою, как стоял, посреди совершенно целого коридора, и поднял взгляд на маму, чтобы убедиться, что с ней тоже всё в порядке.

Её щёки горели как два красных светофора. «Если ты ещё раз…» – прилетает следующая медвежья оплеуха, вполне разъясняя мне, что до этого было не мифическое бревно, а предыдущая затрещина. На этот раз я замах видел и в нокдаун не ушёл, потому что успел напрячься, – «… кому-нибудь позволишь называть себя дураком – бац! – идиотом – бац! – то я …». Что будет в качестве «то», мама недоговорила, потому что «то» уже произошло.

С отвращением она оторвала взгляд от меня и подняла его в поисках учительницы. Мы увидели только задницу, исчезающую в двери класса, и услышали щелчок закрывающегося замка. Мама сделала шаг в направлении преследования – от двери остались бы только щепки, педагогическая челюсть была бы сломана вместе с её больным нервом, а их обладательница вылетела бы со второго этажа вместе с оконной рамой и цветами. Школа имени Диктатуры Пролетариата, сами понимаете – дома и стены греют. Эта картина настолько живо представилась всем нам троим, что мама остановилась, повернулась ко мне и тычком взашей послала меня по направлению к выходу. «Пошли!!».

Мамин гнев к вечеру постепенно шёл на спад. Отцу она ни о чём рассказывать не стала, чтобы не расстраивать его тем, что я могу вести себя настолько гадко. Со мной она это не обсуждала, видимо потому, что считала, что сказанного и показанного достаточно. Я маме не стал говорить, что учительница лгала, чтобы она не решила, что зря меня побила, и не расстроилась, – какая разница: было, не было, – если бы я себя так вёл, то меня следовало бы побить. Вообще, родители не подвергали меня ни вербальной, ни тактильной депривации, поэтому мне удалось успешно сформировать членораздельную речь и в юности я был совершенно равнодушен к блатным компаниям, в которые подростки обычно сбиваются, чтобы речь всё-таки как-то доформировать.

Этими ударами мама передавала мне свою силу, так же как восемью годами раньше через пуповину она вливала в моё тело мощь своей биохимии – поэтому слова «питание» и «воспитание» являются однокоренными. Это чувствуется инстинктивно – даже не было попытки втянуть голову. В меня входила и сила фашистских бомб, которыми они целились в маму, в бабушку и в детский дом, который они уводили на восток, и сила танков, которыми фашистов раскатали, и сила добытых мамой огромных и грозных зверей, и сила зверей, спасённых благодаря научному изучению тех, что были добыты мамой. В общем, в меня по проторённой тропе входило – маршировало! – желание любить и понимать жизнь. Мамонты давно вымерли, но удары их хоботов, наверное, были какими-то такими. О бивнях и думать не хочу… А повод? Да не важно, какой повод.

Не могу сказать, что Анфису Евсеевну этот урок как-то вразумил, но в оставшиеся годы что-то сильно мешало ей получать полное удовольствие от своих садистских развлечений. Так и не сломанная челюсть, что ли? Одноклассники, наблюдавшие за этой «расправой» надо мной, потом только лишь укоризненно смотрели на своих родителей, когда те униженно выслушивали оскорбления, лебезили и обещали принять дома к своим детям «воспитательные» меры, то есть травить их дальше.

Маму Анфиса Евсеевна больше не вызывала, хотя я и предлагал, а в следующий раз настояла, чтобы пришёл отец – наверное, ожидала увидеть подкаблучника. Но это совсем другая весёлая история – могу только заверить, что в этот раз так никого и не побили.

Дорогие читатели, Алексей! Я написал здесь эту маленькую заметку, чтобы показать, что одно и то же, просто одинаковое, всегда происходит очень по-разному, часто противоположным образом. Спасибо тебе, Лёха за твою книгу! Ребята! Пишите! Это не должно уйти вместе с нами!

Кошт Мары

Все, наверное, кто в курсе, представляют, что являло собой нацбольское братство. При развале СССР, хотя он не развалился, а разделился на боеголовки, осталось общество, серьёзно продвинувшееся в сторону бесклассового, из которого сейчас пытается вырасти капитализм, но уже поздно. В этой странной сумбурной среде бесклассового общества, с вкраплением классовых элементов, без верха и низа, но со страстным желанием некоторых отщепенцев любой ценой оказаться сверху или снизу, люди сохраняли только свою личную бесклассовость и хотели быть героями. Наиболее яркий и известный всем пример – это бандитизм 90-х, который никак не являлся пуританским накоплением капитала, а был поводом проявить личный героизм. Нормальные пацаны делили не бабло, а собственную крутизну, пусть даже и по поводу бабла.

Те, кто не пошёл этим путём, в том числе наполнили и ряды нацболов. Образ крутых коммунистов, у которых ничего нет кроме самих себя, потому что ничего круче быть не может, был существенно зафоршмачен помирающими советскими буржуями из политбюро и их многочисленной челядью, и для многих путеводной звездой героизма оказалось Чёрное Солнце, подробностей о котором они, правда, в большинстве своём даже и не знали. Меня и моих товарищей тоже привлекала среда, где можно осуществить своё происхождение в качестве человека, но я как палеонтолог, естественно, рассматривал как динозавров, так и большевиков в живом, а не в вымершем виде. Кроме того, та власть над временем, которую даёт палеонтология, неизбежно делает человека марксистом.