Госпожа Орингер

– Псих, – констатировал томный голос, насмешливо поддразнивая. – Исхуда-а-ал. Мамочка совсем тебя не кормит, пупсик. Ох, ничего себе. Как ты мне рад, морковочка, вот это да-а-а. Я польщена. Серьезно.

Раф вытаращился и осмотрел себя – вся его одежда куда-то исчезла. Совсем. Вонючая зеленая форма, обувь и даже браслет. При этом, несмотря на синяки и ссадины, его измученное тело кое-где выглядело вполне себе… по-молодецки. Бодренько так, неунывающе. Даже перспективно.

Рафаэль, и не думая прикрываться, в раздражении выдохнул, размышляя: «Почему-у-у… почему она? У меня снова обострение долгоиграющей болячки под названием «Джо». Не буду с ней разговаривать! Смотреть тоже не буду, пошла она!» – и тут же покосился в сторону.

Черная фигура посреди белого зала являла собой старшую дочь вояки Орингера.

Повелительница военизированных отрядов и банд, владелица огромного межгалактического корабля-Диплекса, десятка шахт, нескольких боевых костюмов, ловец сетей и гроза Содружества была ростом с сидячего кота. Лохматого, жилистого, временами бесноватого.

Нечесанные черные волосы укутанной в черный халат Джозефинн Орингер стояли дыбом. Черные глаза из-под черных бровей смотрели задумчиво. Красивые полные губы обметала простуда. По длинной шее скатилась капелька – видимо, после душа Джоз нацепила любимый халат второпях. Капелька нырнула в ямку между ключиц и скользнула ниже. Рафи сглотнул. Пояс халата был завязан неплотно, кое-как. Полы немного разошлись, показывая острую загорелую коленку и голень…

«Лодыжка, – лихорадочно припомнил медик, – медиальная часть дистального конца большеберцовой кости, выступающая книзу в виде толстого отростка».

Ступни у Джоз были совсем маленькими, аккуратными.

Раф отвел взгляд, с сопением повернулся на бок, задом к отвратительной Орингер, и закрыл глаза.

Джози хмыкнула, посетовав:

– Ни здрасте, ни насрать, – Лихарт не отреагировал, и она продолжила беседу, меряя отсек шагами. – Два остолопа. Полезли хрен знает куда. Нет чтобы сразу попросить сопровождения, охраны. Чучундры. Почикают тебя, кто мне ножевые будет зашивать, а, дохтур?

– Не напоминай, – поморщившись, попросил Рафи. – Я бы предпочел, чтобы то лезвие доставал из тебя кто-нибудь другой. И швы тоже. Не напоминай.

Крышка медкапсулы скользнула вниз.

Лихарта накрыло огромное легкое одеяло. Джо осторожно погладила Рафи по плечу и цепляюще, хрипловато зашептала ему куда-то в висок:

– У нас сегодня вечер откровений, да, морковкин? Сначала ты в бессознанке лезешь ко мне из спасательной капсулы и бессовестно лапаешь, обмазывая чьим-то дерьмом, потом демонстрируешь свое расположение образцово-показательной эрекцией, а теперь еще и выказываешь сожаление о моем ранении.

– Ничего личного, – пробурчал Лихарт, накрывшись одеялом с головой. – У меня посттравматический.

Джози уселась на край капсулы, чуть подвинув страдальца задом, и поделилась последними новостями:

– Сэми нашел еще одну подопытную. С белой разновидностью опухоли. Она сейчас в особняке у бабули, на Лисьей, – медик-новатор притих в своей норке, с трудом удержавшись от расспросов, и Джози продолжила. – Я забрала твой синий транспортник. И того полуживого малявку, с черной саркомой, из-за которого ты полез к банде пернатых, то-о-оже забрала. Ви-и-идишь, какая я хорошая девочка?

Рафи резко выдохнул, сел и в остервенении уставился на Джоз, решив вывалить ей все претензии разом:

– Вечер откровений, госпожа Орингер? А давай! При знакомстве ты выбила мне челюсть. Твоему сиятельству было весело и куражно, а мне – больно и обидно до слез. Тогда я, еще сопливый интерн, прибыл со старшими коллегами на свой первый вызов – драка, несколько пострадавших. В итоге помощь потребовалась уже мне самому! А после ты снова устроила покатушки на доске-ласточке. И почему-то прямо возле моего дома! Твоя чертова доска с коротнувшими тормозами снесла мне половину гостиной! Припоминаешь? А та авантюра с контрабандой и последующий конфликт с моим отцом? Хоро-о-о-ошая девочка! Но это были цветочки, а вот пото-о-ом начались крупномасштабные мероприятия! Войнушка с бандами в Доке… мое отделение было под завязку забито тяжелоранеными, я не спал неделю! Мрак. А этот твой двухголовый зверюга-перевозчик, Диплекс?! График поставок оборудования и медикаментов отправился лисе под хвост, потому что ты изволила рассекать на черном монстре по галактике, пугая торговцев и их караваны до оторопи. Конфликты, скандалы, дебоши и тада-а-ам! Одной прелестной томной ночкой тебя привезли ко мне с ножом в боку и катастрофической кровопотерей. Допрыгалась! Семь часов в операционной, швы, идеальная, расписанная на месяц вперед схема восстановления, а ты! Ты сбежала из медотсека через три дня. Можно было хотя бы перегородку в процедурной не бить, а? Сбежала и устроила на Серой очередные кровавые разборки! Месть, видите ли! Ох… швы, конечно, разошлись, накладка съехала, тебя повторно привезли истекающую кровью, но на этот раз в сознании. К сожалению. Ты вопила на младший медперсонал, потом орала мне, что я сволочь, мол, хреново зашил в прошлый раз… я молча штопал заново, а через пару дней ты опять слиняла в неизвестном направлении! Уф. Последний год, конечно, тишь да гладь, но знаешь, тревожно как-то, свербит – я все жду очередного привоза твоего хорошо бы не расчлененного тельца, глава Полиса пьет успокоительное ведрами, у Эксперта-безопасника дергается глаз, а Борх становится все больше похож на грустного седого опоссума. Все в предвкушении, но нет, пока ни-че-го. Видимо, грозная Джозефинн уже прирезала всех, кого нужно было прирезать, подчинила себе остальных и вот… о, чудо! Хорошая девочка образовалась, гляньте! Я красиво спасен, отмыт от говна, а благодетельница сидит рядом, такая миленькая, перевоспитавшаяся, в халатике, и ведет со мной великосветские беседы, укутывая одеялком… прекрасно! Я польщен, серьезно!

Отсек щелкнул и выдал нежным девичьим голоском:

– Посадка в пригороде Красного города будет осуществлена в течение часа. Площадка номер один. Кассандра Нотбек ожидает своими гостями госпожу Джозефинн Орингер и господина Рафаэля Лихарта.

Не отрывая от Рафи все того же задумчивого взгляда, Джо приказала своему кораблю:

– Держаться заданного курса, – и ответила нахохлившемуся медику безо всякой дурашливости. – Ты – друг Сэми. Наверно, единственный. Только наше семейство, ты и его секретарша оказались способны переварить нелюдимость и занудство гения от архитектуры. Разработанная тобой и Сэмом методика борьбы с раком просто удивительна, признаю. Твои идеи плюс эти мельчайшие магнитные зонды Сэми, которые пеленают, стреноживают опухоль… пока что Полис ропщет из-за того, что вы с братом вместо лабораторных крысок накупили бесправных тяжело больных рабов с Феры, но потом они все поймут. Осталось немного, да? Скоро должен случиться… перелом или как оно… неважно, я все равно выражаю тебе благодарность за помощь Сэмиэллю. Извини, что была… такой ужасной.

Лихарт насмешливо приподнял бровь, но потом все же нахмурился, осмотрел свою бывшую пациентку и вздохнул:

– Непростой год, да? У всех нас. Переживаешь? Бессонница, головные боли? Угу. Я выпишу тебе одну микстурку, чуть позже. Ладно, поболтали, отдохнули и хватит, – он поплотнее закутался в одеяло и решительно полез мимо Джозефинн из капсулы. – Пойдем, покажешь мне того мальчика с черной разновидностью. Нужно диагностику, анализы… маркеры крови… пойдем, хватит стенку рассматривать.

– У вас ведь получится, да, Раф? И… у Сэми все будет хорошо?

– Не знаю. Возможно. И не надо на меня так смотреть. Я всего лишь медик – ремесленник. Так… даже не думай в слезы, даже не… черт, Джоз! Я не умею утешать плачущих вояк, прекращай. Скоро посадка, пойдем… у тебя уже с подбородка капает… надо мыслить конструктивно, понимаешь? Пойдем, поищем каких-нибудь пилюлек.

– Мне н… не надо…

– Правильно, мне надо. У меня голова болит от всех вас! Еще и с моими родителями, братьями-сестрами придется объясняться, у-у-у… наверняка там уже весь Полис в курсе, что я в дерьмо вляпался. Пошли!..

Глава 3. Акта

Белянка тихо вздохнула. Дорожки из синих огоньков на прозрачной крышке медкапсулы забавляли. Хотелось трогать их, ловить пальцами, поглаживать, но после двух недель заточения в крошечном чулане сил в руках осталось немного.

Белянка – Акта – закрыла глаза и насупилась, вспоминая вопли старейшины Зевса…

«Куда его понесло?! Байрит! Куда?! Стой! Бай… алихэ-э-э… поздно, не рыпайтесь. Не суйтесь, я сказал! Усмотрели? Там, в кустах? То-то же. Монстра куражится. Ишь, усы распустила, шипит – вас тоже придушит, поломает, как Байрита. К вечеру она угомонится, тогда тело приберем. Та-а-ак! Где эта стервянка?! Акта! Во-о-от она, сучье племя! Ты опять мужикам бошки дуришь, химеру свою душами кормишь? Итить-твою! Байрита угомонила и Севку в той декаде! А соседский пес, Фрей? Сними с него наговор! Сними, говорю! Вторые сутки как падаль валяется! Нет?! Отказываешься? Тогда пеняй на себя, мо́нстрина жрица, вэй-хо, пеня-а-ай на себя! Хэ-э-э… и прирезать-то тебя не моги – монстра вылезет и всех туточки передавит. Ничего, сама загнесси. Голодом уморю!»

Медкапсула вспыхнула розовым светом и протянула к разволновавшейся пациентке тонкие нежные нити, деликатно касаясь ее рук и щиколоток, обвиваясь, выискивая венки, впрыскивая укрепляющие растворы, напитывающие каждую клеточку.

В груди у Акты потеплело, голова сделалась совсем ясной – монстра-химера, давно пустившая деток в легкие, сердце и голову своей юной жрицы, была довольна.

Белянка приоткрыла глаза, потихоньку, искоса осматриваясь. Нутро белого хищного корабля сменилось небольшой светлой комнатой. За стеклом медкапсулы шуршали голоса – чуть поодаль стояла стройная седая дама, рядом с ней темпераментно взмахивал руками высокий статный человек. Молодой сильный мужчина. Тот самый, который забрал Акту с пляжа у озера.

Акта вновь притворилась спящей, прислушиваясь, принюхиваясь, будто распуская вокруг себя призрачные паутинки: «Лисья планета. Белый мир. Женщина. Хозяйка дома. И он… красивый. Воин… или сын воина. Можно забрать его, забрать себе, приручить, сделать защитником… – в груди затрепетало, легко, нежно покалывая – химера незримо прицепилась к незнакомцу вместе со своей жрицей, но тут же отвергла его. – Ай, он чужой, занят. Уже влюблен в другую женщину. Не повезло мне. Как всегда».

За стеклом стало тихо. Люди ушли. Комната опустела. Акта расслабилась, спела про себя несколько несложных песенок, зашептала быстро и обвела пальцами стыки между стеклянной крышкой и своей упругой лежанкой.

Мерцающие усики-сосуды медкапсулы закрутились веселыми спиральками, распрямились, нежно огладили Акте плечи и отступили вместе со скользнувшей вниз крышкой.

Акта села. Головокружения не произошло – химера уже настроилась на вылазку и не бузила.

Пол был теплый, бархатистый, матовый. Жрица прищурилась. Слабые зрение и слух у нее дополнялись особым нюхом и чарами, но пока применить их было не к кому.

Массивный боковой шлюз на посадочную площадку оказался закрытым, зато дверь в дом была незаперта. Круглая ручка повернулась с тихим пощелкиванием.

Воздух в широком коридоре был насыщен запахами – изысканный шлейф величавой дамы; теплый терпковатый дух мужчины; еле слышные ароматы паркета, отпаренных льняных занавесок, твердых зеленых яблок и белых цветов. Оставленная медкапсула закрыла крышку, щелкнув скобами, и в мгновение наполнилась плотным серебристым дымком, скрывая пустую сердцевину.

Жрица улыбнулась и немного потопталась на месте, объемно ощущая окружающее ее пространство – огромный дом. Сильный, устойчивый, уходящий на несколько ярусов вглубь твердого грунта, пронизанный проводкой, с магнитными замками и сложной охранной системой.

Акта прыснула: «Свобода!» – и нежной былинкой вспорхнула по длинному коридору, передвигаясь бесшумно, на цыпочках, легко касаясь искрящихся светильников, напольных ваз и спокойно-зеленых пластин-сканеров на стенах. Сверхчувствительные датчики даже не подумали встревожиться и сообщить о побеге – Акта и ее внутренняя монстра полностью устроили их в роли гостей.

Комнаты, укромные уголки, переходы, лестницы… белые, черные, белые, черные. Все было таким чудесно-контрастным, необычным, нарочитым, что жрица только успевала приглядываться, восхищенно вздыхая: букеты из радужных перьев, поблескивающий, будто угольный шелк на стенах, белоснежный закуток, расчерченный узкими окнами, угловатое хрустальное нечто – непонятная, но красивая статуя, толстые мягкие ковры.

Из-за следующего поворота послышались звонкие щелчки и шорохи. Акта подобралась ближе, прижалась виском к косяку и прислушалась. Величавая дама с кем-то разговаривала по коммуникатору и была явно чем-то сильно встревожена:

– Привет, Аритэ. Да, это я. Рафи пропал… в шестом секторе. Сэми уже отбыл на поиски. Оставил медкапсулу и ринулся обратно, – раздались новые щелчки, из приоткрытой двери потянуло табаком. – Джози успеет, я уверена, успеет! Норманн? Нет, он еще на выставке. Да, в Красном городе. Вернется только к вечеру, белянку уже увезут, не волнуйся. Белянка – это девочка с Феры… Ох, не знаю. Сэми не назвал ее имени, просто «подопытная номер четырнадцать». Белая как снег. Капсула показала крайнюю степень истощения и что-то еще, хм, будто веточки и паутинка изнутри. Опухоль? Наверное. Не знаю. Транспортник из Полиса прибудет за ней совсем скоро, но я боюсь, что она…

Под потолком деликатно зашелестели вытяжки.

Акта нахмурилась, переваривая услышанное: «Они хотят отправить меня Полис. Ай, как нехорошо! Толпа лекарей, вооруженных острыми железками. Убьют мою монстру внутри, порежут ее, задушат, и я тоже сгину. Снова стану слепым слабым мякишем».

Не дослушав окончание разговора, жрица скользнула дальше по коридору и юркнула в одну из боковых комнат – чью-то спальню. Панорамные окна наполняли ее неярким светом зимнего дня и видом на окрестное снежное плато. Черные стены были местами исписаны цветными мелками и совсем не казались мрачными. В камине потрескивали остывающие угольки.

Акта прикусила губу – шкаф был маловат и, похоже, забит под завязку. Зато под широкой, пестрящей подушками кроватью нашлось достаточно свободного места. Забравшаяся под нее жрица обнаружила в своем убежище нечто в продолговатом футляре, несколько стопок книг и откатившийся к стене маленький мячик.

Недалеко раздались легкие быстрые шаги, приглушенные коврами, перестук каблуков, шелест подола… и все снова затихло.

Продолговатый футляр был закрыт на магнитные скобы. Мячик оказался приятно упругим. Меж страницами книг нашлись засушенные листья и цветы – васильки. Они нежно пахли летом, солнцем и еще чем-то знакомым. Юная подопытная тихонько вздохнула, в который раз вспоминая свою невеселую историю…

– Сколько ей? Лет пять?

– Восемь, досточтимый доктор Вайз. Акта самая младшая из наших детей. Родилась дюже рано, и семи лун не прошло.

– И выжила… с ума сойти! Невероятно. Как?

– За очагом в сыромятном коконе тепло и…

– Она слепая? Да. Шумы в сердце – тарахтит как старый движок.

– Верно говорите, досточтимый. Не живет и не умирает. Пользы от нее никакой, только лишний рот. Как быть?

– В этом я вам не советчик. Сами решайте.

– Вэ-э-эйхо, тогда у химеры спросим. У химеры. До ее леса рукой подать. Авось, монстра и примет новую душу, освободит нас.

Высокий порог, скрипучая калитка, неровная, холмистая земля. Короткое «Куда глаза глядят!» и толчок в спину. Щекочущие ладони стебельки. Щека, согретая солнцем, и полная темнота вокруг – слепота.

Первый неуверенный шаг. Уйти, куда глаза глядят… а куда?

Еще шаг. Второй, третий.

Грохочущее в груди сердце, булькающее, тяжелое. Дрогнувший воздух. Стрекот и шипение химеры вокруг. Страшно. Горячее прикосновение к подбородку. Свежий запах, как после грозы. Вспыхнувший в груди огонь, разрывающая голову и глаза боль.

Холмистая земля уже под спиной. Покалывание на кончиках пальцев.

Свет. Впервые в жизни. Бело-голубое, полосатое небо. Тоже впервые. Вытянувшиеся к небу высокие цветы – то чересчур четкие, то расплывающиеся синими пятнами. Васильки…

Пластины на стенах предупредительно пискнули. Акта выглянула из-под кровати и прищурилась на окна. К дому спланировал огромный остроносый корабль – белоснежный обтекаемый. Из-под его плоского пуза, задорно крутанувшись, выскочил еще один —стремительный серебристый челнок-скат и просвистел к посадочной, дернув гибким острым хвостом.

Жрица моргнула, резво задвинулась обратно под кровать и стянула край яркого покрывала ниже, спрятавшись за ним.

Тихий дом замер на мгновение, а потом грохнул дверью, разразившись разноголосыми выкриками и топотом, вперемешку с цоканьем тонких каблуков:

– Норманн! Подожди! Тебе туда нельзя, и вообще… почему ты не в городе?

– Перехватил один сабж, бабуль. От Сэмиэлля! Он опять покупает людей на Фере для опытов! Как он может так, а?! «Подопытная номер четырнадцать»… капец, ты слышала?! Это же люди, а не хомяки, чтоб его! И это мой брат! Мой старший брат!

– Норманн, дорогой, ты не прав сейчас! Рафи и Сэм дают этим людям шанс! Шанс, понимаешь? Норманн, подожди… Мэни!

– Шанс? Да-а-а, конечно! Герои, охренеть! Да они бы и пальцем не пошевелили, если бы не…

Пространство вокруг поднатужилось и добавило к диалогу на повышенных еще парочку оглушительно громких звуков: белый корабль за окнами выдал протяжный гудок – обнаружил медкапсулу слишком легкой – пустой. Зеленые пластины на стенах, подхватив призыв транспортника, вспыхнули оранжевым и завыли дурными сиренами.

Акта зажмурилась, в отчаянии прикусив губы.

– Бабуль! Кэсси! Это что?! Тревога? Нас грабят? Атакуют? Пожар?!

– Не знаю! Ай, Норманн! Что делать? Что?!

В коридоре рухнуло что-то, по масштабам сопоставимое с двустворчатым шкафом.

– Нет! Норманн! Это же шедевр современного искусства!

– А нефиг было им щиток сигналки загораживать! У-у-у, заело… давай! Открывайся!

Где-то хрустом лопнул неведомый стеклянный пузырь. Сирены поперхнулись, затихая. Белый транспортник за окнами раздраженно продул сопла.

– Норманн, ужас! Девочка пропала! Где?! Как? Куда она делась?!

– Так, Кэсс, харе метаться! Выпускай поисковые зонды. На втором этаже справа от пульта есть два контейнера, давай!

Тонкие каблуки уцокали куда-то в сторону, а тихие шаги раздались совсем близко, как и сердитый шепот.

– Жесть, весь в осколках! Ай! Зараза…

Акта под кроватью застыла, стараясь не дышать. Дверь в маленькую спальню распахнулась шире. У жрицы перед носом прошлись немалого размера расхлябанные боты. На пушистый ковер со шлепком приземлилась куртка с кожаными вставками, рядом неаккуратным комом шмякнулась кофта.

Расхлябанные боты прошагали к шкафу, дверцы скрипнули и на пол сошла небольших размеров лавина из тщательно утрамбованного тряпья, вещей и непонятного назначения штуковин. Одна из таких штуковин вдруг оперилась разноцветными крылышками и с радостным щебетанием метнулась под кровать. Акта в испуге отпрянула от нее, задевая шершавый футляр задом.

Монотонный, струнный, наполненный «бам-м-м» можно было услышать даже с улицы. Разноцветная штуковина с крылышками щелкнула у оцепеневшей Акты под носом и вжикнула куда-то в сторону. Расхлябанные боты пропали. Вместо них появились внимательные серые глаза, темные кудри врастопырку и тихий, вкрадчивый голос:

– Споко-о-ойно. Споко-о-ойно. Попалась, шустрик?

Акта растерянно прищурилась, осязая: «Еще один воин? Нет, тоже сын воина. Только моложе, чем тот, и какой-то стран…»

Химера у нее в груди вдруг полыхнула так, что жрица задохнулась, вскинулась, ударившись спиной о решетчатое дно своего убежища, зажмурилась, вслепую метнулась куда-то в сторону, вновь тревожа футляр, опрокидывая стопки с книгами.

– Нет, нет! Тихо! – растрепанный незнакомец по пояс засунулся под кровать, но хватать паникершу не стал, лишь продолжил уговаривать. – Спокойно! М-да-а-а, юбчонка у тебя, конечно… хорошо хоть, что трусы на месте. Как тебя зовут? Как зовут, ну?

У него был очень приятный, глубокий тембр.

Пламя за грудиной утихло, разливаясь по телу нежным теплом с острыми искорками. Жрица с облегчением выдохнула, открыла глаза, рассмотрела свой новый объект, вспоминая услышанное ранее: «Норманн… Мэни», – и негромко ответила ему:

– Акта.

– Коротенечко, удобно, – приподнял темную бровь «объект». – Акта. И что это значит?

– Оклик, Норманн. В переводе с нашего диалекта: «Эй, ты!» – с легкой улыбкой поведала зжрица, не отпуская взгляда собеседника.

– Хреново, – нахально подметил тот, отчего-то никак не подцепляясь, будто уворачиваясь от чар. – Так себе имечко. Для лисы или, к примеру, хомяка еще сойдет, но… короче, вылазь, а то я уже все пузо себе отлежал!

Серые глаза и взъерошенные кудри пропали, вновь сменившись расхлябанными ботами. Акта растерянно моргнула – не вышло подцепить и одурманить. Не удалось. То есть немного да, но совсем не так, как обычно. Снова не повезло. Монстра почему-то замерла, не проявляя себя и не помогая своей подопечной. Полис и доктора с железками активно замаячили на горизонте.

Жрица в расстройстве качнула головой и полезла навстречу молодому наглецу – сдаваться.

* * *

Воздух на улице оказался леденяще свежим, вкусным, морозным. В объятиях Норманна, в свитере, да еще и одеяле, было ни капельки не холодно. Пригревшаяся Акта счастливо вздохнула, покрепче прихватывая куртку на плече своего спасителя.

Серебристый челнок-скат щелкнул острым хвостом, издалека приметив хозяина с непонятного вида кульком на руках.

– Норманн, ты с ума сошел?! – величавая дама в изящных домашних туфлях на шпильках вылетела на крыльцо и просеменила за вконец распоясавшимся внуком. – Немедленно верни ее в капсулу! Немедленно!

Норманн притормозил и обернулся, отчеканив бабуле:

– Цыц! Она не желает в Полис. Я уже пощелкал пройдохе Зевсу. Сэмиэлль забрал с Феры не ту женщину, понимаешь? Акта сбежала из чулана, а вовсе не из госпиталя, но случайно выскочила на брательника, и он решил, что это… ну понятно, да? Гений коммуникации, блин! Рот открыть и спросить же вообще не судьба. Даже слышать не хочу про Полис! Все, говорю!

– Но… Борх, – Кэсси схватила упрямца за рукав, пытаясь быть как можно более убедительной. – Твой отец сейчас сказал, точнее, проорал, что жрицы с Феры могут быть очень опасными. Они владеют гипнозом, и… мальчик, послушай…

Очень опасная жрица с Феры высунулась из одеяла, укоризненно посмотрела на даму, сделала несчастную мордочку, а Норманн только фыркнул:

– Все эти чары, магические фигли-мигли и наговоры – полнейшая чушь. Не верю! – и свистнул своему скату, чтоб не цеплял хвостом забор. – Я отвезу ее к себе в дом на первое время, не буду тревожить семейство.

– А потом?! – взвилась Кэсси. – Это тебе не лисенка подобрать. Не просто домашнее животное и питомец, понимаешь?.. Ответственность! Куда ты ее, Мэни? Куда?

Норманн предостерегающе протянул ей:

– Харе-э-э… – перехватив свою хлипкую ношу поудобнее, он сверкнул глазами и ознакомил бабулю с дальнейшими планами. – Акта пройдет полное медобследование уже сегодня. После ее дополнительно осмотрит Рафаэль. Отец может орать сколько ему угодно. Пусть она будет этой самой жрицей, птицей, синицей, кем угодно, но не подопытной номер четырнадцать, понятно? Все, пока!

Потянувшись, он поцеловал расстроенную Кэсси в щеку, развернулся и направился к скату.

По пути Акта снова высунулась из кулька, сияющими от счастья глазами осмотрела Норманна, снежную долину вокруг, бледно-голубое небо, тихонько прошептала: «Куда? Куда… куда глаза глядят…» – и вздохнула с надеждой.

Самой невезучей и неловкой жрице аграрной планеты наконец-то улыбнулась удача.

Глава 4. Джозефинн

В этой декаде зима подзадержалась на Лисьей – весны не случилось вот уже шестой год подряд.

Джозефинн вдохнула холодного ветра и тронула языком верхнюю губу – ранки на ней снова немного кровоточили.

Вокруг было снежно, муторно и очень громко – в коммуникаторе непрерывно надрывался отец, а неподалеку, у изгороди особняка, митинговала бабуля Кэсси. Оба оратора давали представление темпераментно и артистично. С надрывом. Как всегда.

От такого плотного взаимодействия с любимыми родственниками Джоз невыносимо хотелось забиться в нору. Или прикинуться окаменелостью – какой-нибудь безнадежно почившей ракушкой под толстым слоем мха в качестве звукоизоляции.

Коммуникатор мигал красными диодами, перегревшись от зычного баса:

– Джозюля, детка, я тебе папа ро́дный или в жопе барабан?! – с годами Борх становился все более и более громогласным. – Я что говорил, а? Не трогать эти их джунгли долбанные! Какого хрена ты там все повыдергала? Глава Полиса на говно изошел, мол, «несанкционированное вмешательство в экосистему», местные птички-невелички теперь загнутся в страшных мучениях и прочая пое… бюрократия! Ты слушаешь меня?..