Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Что же должны были делать в такой непростой ситуации органы рабочего представительства и производственного самоуправления? Всё их развитие в 1917 г. было связано с протестной энергией рабочего класса. И после прихода к власти большевиков часть рабочего активизма именно через них направлялась против прежних владельцев предприятий. Но теперь фабрично-заводские комитеты, как уже неоднократно отмечалось выше, эволюционировали в сторону превращения в низовые структуры нового режима. Это заставляло их служить не только целям «гражданской войны», но и «гражданского мира». В то же время теперь рабочие выступали не только против капиталистов, но и против государства и его представителей. Как в этом случае должны были себя вести традиционные организации рабочего класса? Полностью отдать инициативу альтернативным формам пролетарского представительства? Или разрушать то самое государство, становлению которого ими было отдано столько ресурсов?

Далеко не все заводские и фабричные комитеты старались дистанцироваться от растущего рабочего протеста. Многие из них оказывались вовлечены в орбиту протестного рабочего активизма самым непосредственным образом. В какой-то степени это нашло своё отражение в частичной дебольшевизации фабрично-заводских комитетов, а также объединённых с ними теперь профсоюзов. Многие деятели оппозиционного рабочего движения становятся видными фигурами в фабзавкомовском движении, к их числу принадлежат такие знаковые для весны-лета 1918 г. фигуры, как И. И. Шпаковский и Н. Н. Глебов, которые занимали крупные должности не только в оппозиционном большевикам движении уполномоченных, но в фабрично-заводских комитетах своих предприятий274. Но если не отвлекаться на подобные, пусть и важные, но всё-таки исключения, то придётся признать – фабзавкомы как особые рабочие организации в своём подавляющем большинстве встали на защиту государственных интересов, хотя и пытались отстаивать свои собственные корпоративные интересы, а также интересы рабочих. По существу, они становятся ударной силой в борьбе с протестными настроениями непосредственно на предприятиях, как это было, скажем, на заводе бр. Бромлей, завком которого в ноябре 1917 г. и в апреле 1918 г. пытался унять брожение среди рабочих предприятия275. Форпостом противодействия растущему рабочему протесту становятся фабзавкомы в Воткинске, где они теряют свои функции выборных представительных органов и становятся назначаемыми сверху административными учреждениями276. Аналогичную позицию отстаивали фабзавкомы Тулы, в которой страсти были накалены как ни в каком другом городе ЦПР. Разъяснение позиции большинства фабзавкомов города можно найти в воззвании к рабочим Центрального заводского комитета Тульского оружейного завода: «В интересах цеховых комитетов, как рабочих организаций, – отмечалось в нём, – первым по важности должен стоять вопрос оставить предприятие работающим и ни в коем случае не допускать то или иное предприятие к закрытию. К тому же в Заводском комитете имеется телеграмма, в которой ясно указано, что если производительность на заводе поднята не будет, то Оружейный завод может быть закрыт»277. Здесь государственный террор и угроза локаута явственно сливались с борьбой за сохранение завода.

Та же ситуация наблюдалась и в Петрограде, например, когда рабочие ткацких фабрик Максвеля прекратили работы и сформировали делегацию на другие ткацкие фабрики города, желая заручиться их поддержкой, фабкомы большинства предприятий закрыли перед делегацией масквелевцев двери, не позволили ей организовать антибольшевистские митинги либо иные акции протеста. Ввёл жесткую дисциплину и не допускал никаких протестных выступлений в рабочее время комитет Трамвайного парка278. Жёсткую позицию по отношению к оппозиционным настроениям в рабочей среде занимали комитеты Путиловского, Орудийного, Патронного, Порохового и других заводов, городской электрической станции, Карзин-кинской мануфактуры, фабрики Варгунина, некоторых типографий и других предприятий города.

Активно выступали против беспорядков, например, завком и цеховые комитеты Обуховского завода. Его деятельность в этом направлении естественным образом активизировалась в марте 1918 г., когда на заводе началось создание альтернативных рабочих организаций (прежде всего в рамках движения уполномоченных). Уполномоченные Обуховского завода попытались в это время довести до сведения Советского правительства требования стоящей за ними части рабочих. По всей вероятности, была сформирована делегация в Наркомат труда для переговоров. Её состав определялся, понятно, в обход позиции официальных рабочих организаций завода. Это вызвало с их стороны резкое недовольство. На заседании 8 марта 1918 г. членами заводского и цеховых комитетов, Демобилизационной комиссии и Исполнительного комитета районного Совета, стоящих на платформе Советской власти, сложившаяся ситуация была подвергнута заинтересованному анализу.

«После всестороннего обсуждения вопроса» собравшимися была принята резолюция. В ней требовалось исключить всех членов заводских организаций, не стоящих на платформе Советской власти. Было решено также проинформировать СНК, Раскольникова, Шляпникова, Шмидта и других советских руководителей о состоянии дел на заводе с целью не допустить переговоров центра с «самозванными» делегациями от рабочих. От Заводского комитета резолюцию подписал Зубарев, от цеховых комитетов – Ермаков, от Исполкома – Ильин, от Демобилизационной комиссии – Стель-маков279. Возникает вопрос, если бы не столь бескомпромиссная позиция, занятая местным завкомом, не мог ли диалог между недовольными рабочими и Наркоматом труда снять возникшее на заводе напряжение? Но взаимопонимания между властью и рабочими достичь не удалось, и с 25 июня 1918 г. завод был закрыт. Вместе с закрытием завода прекратили своё существование его заводской и цеховые комитеты280.

Не случайно лидеры оппозиции столь яростно пытались дискредитировать фабзавкомы. «Неудобная» позиция фабзавкомов стала предметом обсуждения уже на первых заседаниях Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда281. С критикой в их адрес выступили Блохин (Блоха) и другие уполномоченные. Так, Корохов с Обуховского завода в предоставленном ему слове сообщил: «Заводской комитет [Обуховского завода] был у нас всегда эсеровский. Но большевики фальсифицировали выборы, и теперь они в комитете в большинстве. Уже четыре месяца назад вынесли недоверие заводскому комитету, но это не помогает. Они смеются, когда им выносят недоверие»282. По сообщению правосоциалистической прессы, делегаты первой конференции отмечали, что фабзавкомы в своём развитии зашли в тупик, занимаются захватами предприятий, вырождаются в обычные административные органы. По едкому замечанию одного из делегатов, «заводские комитеты стали несменяемыми и опираются на пулеметы». Словом, по определению другого участника конференции, «заводские комитеты – большевистские по преимуществу -выродились в какой-то уродливый, враждебный рабочему классу в целом институт»283.

Критика фабзавкомов стала официальной позицией движения уполномоченных. Нелицеприятные замечания в адрес фабзавкомов встречаются во многих его официальных документах: «Декларации петроградских рабочих Четвертому чрезвычайному съезду Советов», «Воззвании Организационного бюро по созыву Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда»,

Воззвании Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда «К рабочим и работницам!», «Обращении московской делегации Собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда к рабочим Петрограда» и других. К примеру, в воззвании от 26 марта 1918 г. ЧСУ ФЗП заявлялось с подкупающей прямотой: «Заводские комитеты сделались комиссиями по расчёту рабочих, сделались казёнными учреждениями, которые не нуждаются в нашем доверии и давно потеряли его. И они нам не помогут»284. В специально принятой на пленарном заседании движения уполномоченных 16 апреля 1918 г. резолюции «О независимости рабочих организаций» это положение разъяснялось подробней: «После Октябрьского переворота и захвата политической власти большевиками началось быстрое разложение во всех областях жизни, -заявлялось в документе. – Заводские комитеты перестают руководствоваться в своей деятельности реальными интересами рабочей массы, отрываются от неё и отходят от непосредственной защиты заводских рабочих в сторону большевистской политики. Часто под гипнозом большевистских увещеваний они вступают в открытую борьбу с рабочими: разгоняют собрания, препятствуют и запрещают перевыборы и т. под.»285.

Таким образом, как видим, органы рабочего производственного самоуправления, да и всё рабочее движение в целом, оказывались в непростом положении. Октябрьская революция, в первые же часы провозглашенная большевистскими лидерами пролетарской и даже социалистической, мировой революцией, ставила перед русскими рабочими непростую задачу выработать своё отношение к новому Советскому государству. Им нужно было определиться не только в отношении захвата власти левыми социалистами, но по-новому подойти к собственным задачам и той роли, которую они должны были играть в рождавшемся государстве. С одной стороны, разрастание бюрократизма в советском государственном аппарате реально грозило рабочим вероятной утратой прежних независимых позиций, но, с другой стороны, сепаратизм различных рабочих организаций мог реально ослабить силы революционного режима, что в конечном итоге также грозило существованию рабочего самоуправления286. Органам рабочего самоуправления так и не хватило зрелости безболезненно миновать Сциллу и Харибду возникшего перед ними выбора.

8. От эры «пролетарского коллективизма» к эпохе «военного коммунизма»

Антагонизм между рабочей демократией и огосударствлением органов рабочего самоуправления грозил вылиться в не менее принципиальный, чем в своё время антагонизм между трудом и капиталом. Однако к концу весны – началу лета 1918 г. возможностей для развития рабочего самоуправления оставалось всё меньше. Начавшаяся интервенция оборвала мирный период развития российской революции и спровоцировала кровопролитную Гражданскую войну. С переходом к военному положению и политике развёрнутой национализации в большевистской среде возобладали настроения, мало совместимые с рабочим самоуправлением. Если на I Всероссийском профсъезде речь шла об ограничении рабочего самоуправления, то теперь вопрос становится о полном отказе от него – война требовала напряжения всех сил и централизации власти.

В своём объёмном, хотя крайне тенденциозном исследовании той эпохи американский советолог, апологет тоталитаристской школы Р. Пайпс сигналом к перемене официального курса в рабочем вопросе называет одну из речей Л. Д. Троцкого, которая, по определению Р. Пайпса, имела «странный, совершенно фашистский заголовок»: «Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую Социалистическую Республику». Троцкий призывал рабочих к «самоограничению», к смирению перед фактами ограничения их свобод, возвращению управляющих из числа прежних «эксплуататоров» и т.п.287. Примерно в это же время выходит настроенная резко против рабочего контроля работа Н. Осинского «Строительство социализма», в которой предлагалась развёрнутая, целостная система принудительного перехода общества к централизованному социализму288. Именно подобные подходы начинают всё отчётливее формировать тон официальной пропаганды.

Решающий (хотя и не последний) бой между сторонниками усиления государства и апологетами рабочего самоуправления произошёл на I Всероссийском съезде советов народного хозяйства289. Это, наверное, не случайно, если учесть то, что выше говорилось о ВСНХ, а также о концентрации в нём деятелей, осознанно ставивших перед собой цель перераспределения власти между рабочим государством и рабочими низами. Съезд проходил в Москве с 26 мая

по 4 июня 1918 г. Его состав был достаточно представительный: 252 делегата от 5 областных, 30 губернских и значительного числа уездных совнархозов. Генеральная направленность съезда была красноречиво сформулирована в прозвучавшем 29 мая выступлении нового председателя ВСНХ А. И. Рыкова, – это полное отождествление рабочего и государственного контроля, а также критика прежнего «левацкого» руководства бюро ВСНХ в лице Н. И. Бухарина, Н. Осинского и А. Ломова, которое имело свой взгляд на будущее рабочих организаций после революции290. Не случайно поэтому, что решениями съезда рабочее самоуправление если и не упразднялось окончательно, то сохранялось лишь в пережиточных, часто символических формах. Приоритет полностью отдавался хозяйственным органам нового государства.

Ключевым решением съезда по рабочему самоуправлению следует считать принятое по докладу Андронова «Положение об управлении национализированными предприятиями», шедшее значительно дальше всех предшествующих постановлений по проблемам централизованного регулирования экономики. В нём предусматривалось, что «две трети фабрично-заводского управления назначаются областным (т.е. вышестоящим) Советом народного хозяйства». Лишь одна треть членов управления избиралась «профессионально-организованными рабочими предприятия». При этом «список членов фабрично-заводского управления по конституировании его и избрании председателя представляется на утверждение ближайшего органа высшего управления». Но и это было ещё не всё. По новому положению «ближайший орган Высшего Управления имеет право, если в этом случается необходимость, назначать в фабрично-заводские управления национализированного предприятия своего представителя», который получал бы право «решающего голоса и право приостанавливать решения фабрично-заводского управления, противоречащие общественным интересам». Кроме того, «в экстренных случаях» вышестоящие инстанции с некоторыми формальными оговорками получали право «назначать управления предприятий» по собственному усмотрению291. Принцип, по которому рабочим коллективам давалась возможность формировать управление лишь на треть, и другие антидемократические нововведения ни у кого из делегатов на общих пленарных собраниях возражений не вызывали, а если у кого и вызывали – тому просто не предоставляли слова292.

Решения съезда совнархозов ликвидировали фактически фабзавкомы как самостоятельные ячейки экономической жизни общества и как органы производственного самоуправления. Дальнейшая борьба между самоуправлением рабочих и политикой огосударствления велась в рамках других организаций, прежде всего профсоюзов293. Свёртывание деятельности фабзавкомов становилось теперь неизбежным и ничего принципиально не меняющим делом. Весь период от I Всероссийского съезда до II Всероссийского съезда профессиональных союзов, на котором фабзавкомы были в очередной раз, но теперь уже окончательно подчинены профсоюзам, являлся временем такой переориентации сохранившихся элементов рабочего самоуправления с задач революционных на задачи гораздо более меньшего масштаба. Происходившие перемены чётко отражены в двух документах, это проект «Положения о комиссиях рабочего контроля на частных фабрично-заводских предприятиях» и проект «Положения о комиссиях рабочего контроля на национализированных фабрично-заводских предприятиях». Оба документа были разработаны Советом профессиональных союзов. В первом из них подчёркивалось, что «рабочий контроль подчинён [и] ответственен в своих действиях перед вышестоящими органами», а во втором отмечалось, что прежние методы контрольных органов «должны уступить место ревизионному контролю за правильностью и хозяйственностью расходования народного достояния без вмешательства в распорядительные нрава органов управления предприятием» (выделено мной. – Д. Ч.)294.

Параллельно с подчинением рабочих общественных организаций хозяйственно-административным аппаратом обозначилась ещё одна ведущая тенденция, характерная для периодов становления государства из предгосударственных институтов, а именно, нарождение новой элиты. Есть немало моментов, которые связывают её с процессами трансформации системы рабочего самоуправления в первые месяцы революции. Существующая в историографии традиция рассматривает формирование новой элиты на политическом уровне295. Но новый правящий слой нельзя ограничивать партией большевиков и сотрудниками центральных ведомств. На практике его становление как массовой политической реальности происходило на куда более широком историческом пространстве. В этом смысле важным объектом будущих исследований представляется связка совнархозов – заводоуправлений национализированных предприятий – экономических отделов низовых советов – районных звеньев отраслевых профсоюзов. На этом уровне и происходит формирование нового хозяйственного уклада и нового широкого господствующего слоя. Таким образом, органы рабочего самоуправления объективно получали возможность сыграть весомую роль в формировании нового правящего слоя. Но уже на начальных этапах послереволюционного развития вырисовывается иллюзорность открывавшихся было здесь перспектив. Уже к середине 1918 г. становилось очевидным, что рабочий класс в процессе образования новой элиты доминирующей силой не стал296. Социальная мобильность «прямого действия» сменялась сложным механизмом подъёма наверх, важную роль в котором играли государственные либо связанные с ними структуры.

По сути решения I Всероссийского съезда совнархозов и начало сплошной национализации совпали с переходом от первого, романтического, периода революции к периоду военного коммунизма, все основные особенности которого, пусть пока ещё и в самых общих чертах, так или иначе уже начли проявляться в летние и осенние месяцы 1918 г. «Революция самоуправления» подходила к логическому завершению. Став питательной средой для нового революционного государства, институты непосредственной демократии должны были найти свою социальную нишу, вписаться в формирующуюся систему общественных отношений, стать низовым элементом стремительно возрождающейся государственной иерархии297.

9. Рабочее самоуправление в зеркале Конституции 1918 г.

Закрепление нового статуса институтов гражданского общества и, в частности, органов рабочего самоуправления происходит в первой российской Конституции 1918 г. Сегодня много пишется о её недостатках, о классовой ограниченности её правовых норм, о том, наконец, что её принятие было определённым шагом назад по сравнению с февральско-мартовским режимом. Советская Конституция 1918 г. критиковалась уже современниками, правда, с тех пор ни характер критических замечаний, ни их содержание изменений не претерпели298. Дело, однако, не в этом – Советская Конституция 1918 г. была первым подобным документом за всю историю России. Временное правительство, несмотря на весь свой номинальный демократизм, за всё время своего существования так и не сподобилось принять ничего сопоставимого с ней по масштабу. Несколько законов Временного правительства, которые, условно говоря, носили конституционный характер, не создавали единого конституционного поля в стране и регулировали отдельные сферы жизни общества, в первую очередь касавшиеся функционирования центральной власти299. Следует также серьёзно усомниться в адекватности прежних оценок «классового» характера Конституции 1918 г.

Принято было считать, что Конституция 1918 г. провозглашала в России создание государства диктатуры пролетариата. Некоторые её положения, действительно, давали основания для подобного рода выводов. Так, в § 9 гл. 5 говорилось, что основной задачей Конституции РСФСР на предстоящий переходный период является установление «диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства». Сюда же могут быть отнесены и некоторые конкретные положения Конституции. Прежде всего Конституция подтверждала свободу союзов. Профсоюзы, фабзавкомы и другие организации в прежней историографии расценивались как основа системы диктатуры пролетариата300. Кроме этого, закреплённый в Конституции принцип построения Красной армии, когда «почётное право защищать революцию с оружием в руках» предоставлялось «только трудящимся», вполне отчётливо воспроизводил установления, по которым прежде шло формирование рабочей милиции и Красной гвардии. Конституция закрепляла право на труд, провозглашая обязанность трудиться краеугольным принципом нового строя, тем самым закреплялись и нормы, заложенные в советском трудовом праве, а, как известно, одной из ключевых норм советского трудового права была высокая роль профсоюзов в регулировании трудовых и производственных отношений. Наконец, вовсе не случайно в гл. 2 Конституции 1918 г. оказалось следующее положение: «Как первый шаг к полному переходу фабрик, заводов, рудников, железных дорог и прочих средств производства и транспорта в собственность Советской рабоче-крестьянской Республики подтверждается советский закон о рабочем контроле и о Высшем Совете Народного Хозяйства» – факт чрезвычайно важный, часто забываемый исследователями и, кроме того, уникальный по своей юридической практике, когда в Конституции специально упоминаются прежде принятые конкретные законы301.

Именно эти положения и нормы Основного закона Советского государства в прошлом позволяли историкам писать о нём как о государстве диктатуры пролетариата, а сегодня – как об утопическом «государстве-коммуне», несбыточной мечте, которая на практике со временем была подменена жёстким имперским централизмом большевиков302.

Но более глубокий анализ текста Конституции заставляет отказаться от устоявшихся оценок. Так, уже перечисление норм Конституции 1918 г., в которых закреплялись результаты рабочего движения 1917-1918 гг., показывает преувеличенность существующих в историографии оценок. Такие понятия, как «рабочее», «профессиональное» или «производственное» самоуправление, в Конституции вообще не упоминались, вместо них употреблялось известное по конституциям зарубежных государств «местное самоуправление». Система органов рабочего самоуправления как единое целое не воспроизводилась и не закреплялась Конституцией, отдельные её звенья вживлялись в законодательное пространство нового режима изолированно друг от друга, а фабзавкомам вообще не нашлось самостоятельного места в новом общественном устройстве, закрепляемом конституцией.

Не следует забывать и ещё об одном важном обстоятельстве, что некоторые массовые организации, прежде являвшиеся звеном растущей системы органов рабочего самоуправления, к моменту принятия Конституции изменили свою природу, что и нашло отражение в Основном законе Советского государства. Речь идёт, естественно, о Советах. К примеру, прежние нормы формирования низовых Советов, когда комплектование депутатского корпуса в основном осуществлялось через профсоюзы, фабзавкомы и прочие пролетарские организации, подменялись в Конституции 1918 г. всеобщими выборами. Что же касается пресловутых ограничений для представителей «свергнутых классов», имевшихся в Конституции, то они носили расплывчатый характер и могли применяться против кого угодно, в том числе против самих рабочих, и уже в силу этого не сильно меняли социальную сущность новой системы выборов. В них скорее видится узаконение диктатуры вообще, нежели диктатуры собственно рабочих.

Несколько комментариев необходимо сделать и относительно заложенной в Конституцию 1918 г. избирательной системы. От системы выборов в Советы, существовавшей до Октября, в тексте Конституции оставались лишь производственные округа, но и в них выборы шли на всеобщем основании. Другим моментом, оставшемся от прежней системы выборов, было сохранение разного принципа делегирования в городские и сельские Советы, в результате чего один голос горожанина условно приравнивался к 5 голосам жителей деревни. Но это положение носило исторически сложившийся характер: когда на III съезде Советов рабочие и крестьянские Советы объединились в единую общероссийскую структуру, были сохранены прежние принципы их формирования. В результате городские Советы формировались по одним нормам, а сельские по другим303. Никакого отношения к диктатуре пролетариата такое положение вещей не могло иметь отношения уже хотя бы потому, что речь шла об одном голосе горожанина, а вовсе не обязательно рабочего, как утверждалось прежде и почему-то утверждается по сей день. Если различие норм представительства от города и деревни и было кому-то выгодно, то вовсе не рабочим, а чиновничеству, новой красной бюрократии, ловко действовавшей из-за спины рабочего класса304. Тем самым вовсе не случайно, что изменение избирательной системы вызвало серьёзные нарекания уже в то время. Так, в письме Коллегии Наркомюста в ЦК РКП (б) от 4 июля 1918 г. один из пунктов был напрямую посвящён этому вопросу. В документе подчёркивалось, что проект «ломает существующую систему выборов в Советы», «уничтожает представительство профсоюзов, политических партий», отмечались прочие упущения с точки зрения авторов протеста305.