скачать книгу бесплатно
? Сэкслюзивная тёлка!
? Чем короче юбка, тем длиннее за ней очередь сексуально озабоченных самцов, ? вполне логично заметил Жульдя-Бандя.
? Реклама ? двигатель прогресса, ? Фунтик кивнул в сторону пёстрой неоновой кириллицы «Интим-магазин для взрослых».
? Двигателем прогресса были, есть и будут дураки, которые в неё верят, ? Жульдя-Бандя высокопарно посмотрел на одного из представителей этого подвида человечества.
Друзья, окунувшись в подземный переход, вынырнули возле кафе, в котором две девицы, будто бы нечаянно, угнездились у витрины для демонстрации себя потенциальным воздыхателям.
Жульдя-Бандя помотылял в воздухе пальчиками. Девицы помотыляли в ответ, отчего с уверенностью можно было отнести их к провинциалкам, поскольку аборигенки слишком гордые, чтобы клевать на такую дешёвую наживку.
? Фунтик, фу, стоять, Зорька! ? у самой двери остановил друга Жульдя-Бандя.
? А шо ж ты тогда клешнями махал?! ? неохотно повиновался тот, настроившись на очередное романтическое приключение.
Друзья, не выбирая направления, шли, куда глаза глядят, оказавшись вскоре на берегу Фонтанки. Остановившись у моста, решили почтить его своим переходом.
На другой стороне одноногий воин-интернационалист в форме десантника, сидя на табурете, бу?хал пальцами по струнам дешёвенькой гитары, прося милостыню. Для этой цели был приспособлен солдатский котелок, служивший своего рода реквизитом.
Инструментальный монолог он сопровождал вокалом в патриотической тональности, с лёгкой проседью завядшей на чьей-то могиле флоры. Действие, вероятнее всего, происходило в Афганистане, потому что в песне упоминались Кандагар, талибы и разведрота.
Тронутый до глубины души Фунтик опустил в жертвенник червонец, чем позабавил кореша, который знал наверняка о том, что в 99 случаях из 100 просители милостыни в ней не нуждаются. Возможно, одесского урку растрогало то, что и он мог бы стать разведчиком и погибнуть героем, если бы в это же самое время не был узником яснополянского «санатория» строгого режима.
? Милостыня ? одна из форм цинизма, независимо от того ? просишь ты её или подаёшь, поскольку она притупляет в человеке инстинкт самосохранения, – Жульдя-Бандя с высокомерным ехидством бросил взгляд на необразованного товарища. ? Сложно себе представить, что доставляет большее отвращение ? подавать или просить милостыню.
Глава 10. Чудесное превращение одесского фармазона в биржевого маклера
Шествуя по Гороховой, Жульдя-Бандя в разрезе белых ажурных занавесей увидел привлекательную парикмахершу, колдовавшую над головой какого-то пижона. Запустив пятерню в волосы, пробороновал клешнёй от правого виска к затылку. Хирургического вмешательства не требовалось.
? Стоп! ? скомандовал он, придирчиво осматривая причёску друга. ? Вам нужно срочно поменять имидж. Сейчас мы из одесского фармазона сделаем нечто экзотическое ? торгового менеджера, биржевого маклера или, на худой конец, страхового агента. Люди с большей радостью отдают свои сбережения страховым агентам, нежели мошенникам. Хотя их отличает только то, что страховые агенты грабят людей цивилизованно и, замечу, ? Жульдя-Бандя воскресил указательный палец, ? честно платят с награбленного налоги.
Он бесцеремонно втолкнул дружка в парикмахерскую. В фойе, на тумбочке возле двери женского зала зелёный попугайчик долбил клювом дверцу клетки, по-видимому, с намерением обрести свободу.
? Уровень свободы зависит от ширины камеры, ? констатировал Жульдя-Бандя и, заглядывая в проём двери мужского зала, спросил: – Девочки, вы не могли бы сделать из этого примата человека?! ? он, улыбаясь, кивнул в сторону Фунтика.
? Прошу, я как раз на этом специализируюсь, ? пригласила в свободное кресло шатенка со всклокоченными, как после пожара, волосами.
? Впрочем, достаточно будет привести его голову в порядок.
? О, это к психиатру. Как стричь? ? парикмахерша обратилась почему-то к Жульде-Банде, будто тот привёл малолетнего сына.
Фунтик кивнул на фотографию напротив, над зеркалами. Его тут же запеленали под самое горло нейлоновой накидкой.
? Гламурный подонок. Он продаст родину за три рубля, ? Жульдя-Бандя презрительным взглядом окинул фото холёного юноши с зачёсанными назад глянцевыми волосами.
? А ты за десять? ? съехидничал Фунтик.
? Тысяч империалистических долларов! ? гордо и торжественно уточнил поистине дороживший отчизной посетитель.
Синеволосая, стриженная под каре, с горбинкой на носу парикмахерша хихикнула, перестав щёлкать ножницами:
? Впервые вижу такого патриота. Я бы продала вполовину дешевле.
После небольшой дискуссии, а в ней участвовало пять человек, включая уборщицу, выяснилось, что родина своими сыновьями и дочерьми дорожит больше, чем они ею…
? …Подушить? ? закончив, поинтересовалась парикмахерша, опять почему-то обращаясь к Жульде-Банде.
? Не стоит. Он с детства плохо переносит, когда его душат, хотя его бедная мама с самого его рождения именно это и хотела сделать.
? В таком случае, получите своего человека. С вас 12 рублей, ? снимая с Фунтика балахон, вынесла приговор парикмахерша.
? Глубокое вам мерси! Родина вас не забудет… но и не вспомнит! ? Жульдя-Бандя, улыбаясь, провёл ладошкой по макушке товарища. ? Как юбилейная копейка! Человек ? ничего не скажешь, а час назад был сволочью.
Фунтик глупо улыбался, начиная привыкать к бесконечным поддёвкам взбалмошного друга. Работниц соцкультбыта забавлял молодой симпатичный весельчак, и они с удовольствием подыгрывали.
? Жених на выданье.
? Только неподушенный.
? Он женоненавистник. После того как разменял четвёртую тёщу, он проникся здоровым презрением и к их дочерям…
? А ты?! ? парикмахерша, сотворившая из Фунтика человека, искрящимися глазками взирала на остряка.
Тот виновато развёл руками:
? Увы, я женщин люблю. Особенно мне нравятся…
? Заливные? ? уборщица прыснула, увлекая за собой коллег.
? В собственном соку, ? признался посетитель, пронизывая её двусмысленным взглядом. ? Девочки, будьте красивы назло подругам и опасайтесь комплиментов от таких вот хамов, ? Жульдя-Бандя кивнул в сторону разглядывающего себя в зеркале Фунтика.
? Непременно, ? пообещала уборщица, крупный нос которой, с круглыми разлатыми ноздрями, настолько обезобразил лицо, что наставления применительно к ней были явно преувеличены.
? Гуд бай! ? Фунтик в одночасье превратился из примата в человека, к тому же со знанием английского. Впрочем, знания на этом и ограничивались. Он помахал пальчиками: чудно и эротично, веером, начиная с мизинца и заканчивая указательным, как прощаются закоренелые любовники и влюбленные без стажа, ещё не познавшие горечи разочарований.
Парикмахерша, на голове которой были отображены последствия взрыва царь-бомбы, взъерошивая с правой стороны волосы, где, по её мнению, состояние прически с трудом дотягивало до локального конфликта, свободной рукой отправила воздушный поцелуй:
? Чао, мальчики! Берегите…
? Яйца, ? ловко вставила уборщица, чья провинциальная посредственность несколько резонировала с праведным укладом северной столицы, что искренне забавляло молодых задорных служительниц соцкультбыта, судя по расценкам, правда, начинающего утрачивать свою социальную направленность.
Глава 11. Фунтик отдаёт дань профессии
Судьба вновь вытолкнула друзей на кишащие людьми улицы. Вкусивший бесплатного сыра Фунтик, не желая покидать жарких объятий фортуны, жаждал деятельности. Он кивнул на сумочку с открытым жерлом в руках подчёркнуто-модной, с истекающим сроком годности дамочки.
Жульдя-Бандя брезгливо отверг предложение, поучительно внушая:
? Фунтик, разве вас не учили в школе, что грабить бедных женщин ? крайне неинтеллигентно? В светском обществе не принято грабить даже мужчин. Для этого придумали всевозможные лотереи или, например, ? он указал на рекламный щит казино «Версаль» на противоположной стороне дороги, ? извольте, чистота, уют, мраморные колонны с коринфскими капителями, мужской скриптись, поскольку женским человечество уже пресытилось…
? Я не пресытился, ? Фунтик растянул губы, упоённый блаженными воспоминаниями канкана в исполнении полуобнажённых девиц из варьете ресторана «Бернардацци» в Одессе, на улице Розы Люксембург…
Нет в мире ресторана с более насыщенной биографией, чем «Бернардацци». После своего рождения он воспитывался на Полицейской площади, отрочество провёл на улице Кондратенко, молодость прошла на улице Розы Люксембург. В промежутке, когда Одесса принадлежала венгерскому королевству, ? успел пожить на улице 16 октября 1941 г. Свой столетний юбилей «Бернардацци» праздновал уже на Бунина…
? …Вы, мой юный друг, не можете представлять всё человечество, потому что вы типичный пижон и одесский карманник…
Фунтик язвительно усмехнулся:
? Чья бы корова мычала.
Дружок с прокурорской строгостью посмотрел на товарища:
? Вас, гражданин Фунт, я попросил бы впредь меня не перебивать. Вы испоганили своими комментариями арьергардную часть моего философского монолога… Так вот ? вас не грабят, как в американском боевике, и не проводят хирургического вмешательства в ваши органы, с тем чтобы узнать, где вы прячете кубышку с драгоценностями, акции городской муниципальной бани или центрального городского кладбища. У вас отнимают и кубышку, и акции, и раздевают до трусов ? цивилизованно и благородно и, смею заметить, честно платят в казну, чтобы содержать сирот, кото…
Фунтик, не выпускавший из виду дамочку, рванулся вперед, предав забвению философские потуги товарища. Та, купив с лотка глянцевый журнал, перелистывая на ходу страницы, стала погружаться в чрево подземного перехода, к станции метро. Одесскому фармазону в толчее не составляло труда изъять портмоне таинственной незнакомки.
Жульдя-Бандя, мысленно обозвав кореша идиотом, подождал около десяти минут, нисколько не сомневаясь в том, что грозная Фемида уже занесла над ним свой меч. Собрался было уходить, но тот появился, и друзья, сев в троллейбус, вскоре сошли, оказавшись неподалёку от Дворцовой площади. Всё вокруг давило гранитной монументальностью.
У входа в здание ? то ли гостиницы, то ли ресторана, Жульдя-Бандя увидел швейцара, как две капли воды похожего на Степаныча из «Гамбринуса». Впрочем, это было сомнительное сходство, лишь по внешнему признаку.
И хотя швейцары в демонократических вихрях были истреблены как класс, в серьёзных заведениях: гостиницах и ресторанах, они подавались к аристократическому столу как дежурное блюдо.
Швейцар больше напоминал адъютанта его превосходительства, которых, заметим, тоже изжили как класс, заменив чиновниками, да и холопов, чего греха таить, стали обзывать гражданами.
Жульдя-Бандя, как старому знакомому, сделал швейцару ручкой, крайне удивив Фунтика. Швейцар наклонением головы ответил на приветствие, терзаясь вопросом относительно его родителя.
? Степаныч, ? как-то нейтрально, будто ни о чём, пояснил Жульдя-Бандя.
? Чё, в натуре ? кореш?
? Друг детства…
Позорно обозвав Зимний дворец Петропавловской крепостью, Жульдя-Бандя повёл дружка к Александровской колонне, с ограждения которой туристы, в качестве сувениров, снимали декоративные пики, отчего последнее местами походило на общипанную курицу.
Группа передовиков производства из Бурятии благоговейно внимала молоденькой девице-гиду с белой указочкой в руках. Она, начертав в воздухе внушительный полукруг, фразой: «Перед нами, товарищи, Зимний дворец», ? вернула ему историческое название.
Завидев пополнение среди экскурсантов, улыбнулась, монотонно и безразлично уточнив: «Зимний дворец был построен для императора Петра Первого в 1708 году архитектором Доменико Трезини и первоначально носил название ? «Зимние маленькие хоромы»….
Глава 12. Культурно-массовое мероприятие. Друзья отправляются на экскурсию в Петергоф
Жульдя-Бандя уловил в улыбке молоденькой девицы-экскурсовода нечто личное. Однако подобраться к необласканной солнцем и комплиментами аборигенке под ревностными взглядами передовиков производства, охранявших своего гида, было крайне сложно.
Отложив в закрома памяти, что дедушкой Зимнего дворца был Доменико Трезини, а отцом ? Варфоломей Растрелли, который был Варфоломеем не более чем Паганини ? Дормидонтом, наш герой, не привыкший капитулировать перед обстоятельствами, решил закадрить смазливую питерчанку, в неменьшей степени, чтобы пополнить биографию очередной интрижкой.
Окончательно влившись в компанию передовиков, нисколько не опасаясь, опылившись, стать на путь праведного исцеления, друзья сели в старенький икарус, на удивление, резво доставивший экскурсантов в Петергоф, ? загородную резиденцию российских монархов.
Фунтик сразу же отметился: схоронившись в Нижнем парке за каменной кельей, рядом с Финским заливом, оросил подножие вековой ели. Причём сделал это с творческим подходом, как провинциальный пижон, оставив на песке историческую подпись в виде 32-й буквы кириллицы, ознаменовавшей его имя.
Дружок же культа из этого делать не стал, хладнокровно утопив изношенную плоть в холодных водах Балтики.
Монаршие апартаменты, утопающие в пошлой роскоши стилей, форм и жанров, быстро наскучили. И Жульдя-Бандя, с камнем на сердце оставив брюнетку-гида бурятским передовикам производства, влился с Фунтиком в группу китайцев, на огромном двухэтажном автобусе отъезжающих в город.
Азиаты, после некоторого замешательства, решили, что к ним внедрились агенты КГБ. Это предположение выдвинул гид-тайванец, пояснив, что русские агенты, игнорируя правила, стали работать в открытую. Китаец искренней восточной улыбкой смотрел на друзей. По-видимому, желая поделиться впечатлениями от царских палат, уступающих, разве что, хоромам китайских императоров, улыбаясь, изрёк:
? Оценя карасо.
Глаза его сузились до пределов, позволяющих с лёгкостью обвинить человека в субъективизме. Улыбнулся и Жульдя-Бандя и совершенно свободно выпалил:
? Жунхуа женьминь гунхэго!
Глаза гида-тайванца выкатились из глазниц, отчего тот, возможно, впервые в жизни ощутил всю глубину мировосприятия. Фунтик, чухая левую скулу, не скрывая удивления, силился понять содержание тирады, поразившей отъявленного китайца.
Жульдя-Бандя, честно признаться, был осведомлён в этом не больше, и в какой-то момент ему показалось, что он сказал что-то неприличное или глупое, хотя сие он почерпнул из далёкого детства, прочитав на одной из китайских марок, адаптированных под советских филателистов.
Знания восточных языков на этом не ограничивались, но он внутренне ощущал, что «монгол шуудан» имеет к китайцам такое же отношение, как «салам алейкум» к аборигенам Гваделупы.
Вскоре экскурсантов доставили к святым мощам легендарного крейсера «Аврора». Китайцы дружно десантировались на набережную Невы. Влекомые любопытством, недоумённо рассматривали утлое судёнышко, единственным выстрелом уничтожившее многовековую монархию.
? Железный фраер, ? брезгливо поморщившись, определил Фунтик, сравнивая крейсер с современными эсминцами, швартовавшимися в порту Одессы.
? Бронированная утятница, ? заключил Жульдя-Бандя, с укором заметив: ? Чалдон ты, Фунтик. Закончил бы мореходку и давно уже был бы капитаном первого ранга.
Дружок хихикнул:
? В законе.
? Брюки-клёш на медной бляшке, в потной выцветшей тельняшке, ? проза обрела поэтическую форму. ? Это он, это он ? наш одесский… ? напрашивалось нехорошее слово из двух, оканчивающееся на «звон», но он всё же завершил иначе, ? фармазон.
Жульдя-Бандя трагически оборвал повествование, не желая омрачать траурной торжественности политической панихиды по упокоенной на брегах Невы утятнице. Китайцы, выстроившись амфитеатром у трапа «Авроры», приготовились запечатлеть себя на фоне легендарного крейсера, сражавшегося в Корейском проливе с ненавистными самураями.
К ним примкнули Фунтик с Жульдей-Бандей, чему китайцы вовсе не противились. Те, дружелюбно улыбаясь, что-то лопотали по-своему, а один стал между ними, запечатлеть себя на фоне экзотических белых обезьян. Потом экскурсанты дружно хлынули на трап, чтобы поскорее оказаться на палубе наделавшего столько шума крейсера.
Глава 13. Поминальный обряд старого железного большевика
? Погнали? ? Фунтик кивнул головой в противоположную сторону.
? А попрощаться?! ? Жульдя-Бандя придал лицу подобающей скорби и, склонив главу над престарелой железной посудиной, надрывным голосом произнёс краткую панегирическую эпитафию: ? Прощай, наш старый железный большевик. Пусть воды Невы тебе будут пухом, аминь!
Жульдя-Бандя осенил крестным знамением крейсер, вероятно, благословляя, после семидесятилетнего забвения, на очередной выстрел, а может, на вечный покой до грядущего конца света.
Дружок, перехилившись через ограждение, равнодушно плюнул в синюю бездну Невы, воспеваемую вдохновлёнными поэтами. Фунтика поминальный обряд без причитающейся стопки не устраивал, и он опротестовал это, требуя христианского подхода к событию.
Друзья вышли дворами к Пеньковой улице.
? Ресторанъ «Амбасадоръ», ? прочитал Фунтик резную, золочёного цвета, из ценных пород дерева вывеску, покоившуюся под аркой центрального входа питейного заведения.
? Ресторан ? это место, где удобнее всего выразить степень собственного тщеславия.
Фунтик хитровато улыбнулся:
