скачать книгу бесплатно
– Первый раз в вытрезвителе? – спрашивал Александр.
– …сразу видно, – буркнул мужчина в серой кожаной куртке.
– Ты, Федор, не переживай. Вон, Мишка, – кивнул Александр на парня. – Третий раз попадает. Мишка, расскажи, как тебя обливали холодной водой.
– Радуйся, что тебя не обливали.
– Ты, Мишка, не злись. Все мы здесь свои. Только Федор новичок.
– Стоит раз попасть, а там понравится, – усмехнулся мужчина в серой кожаной куртке.
– А знаете, как я сюда попал… – не знал Александр: рассказывать, не рассказывать.
– Как все – нажрался, как свинья.
– Нет, Мишка, ошибаешься. Был я, конечно, выпивши. На автобусной остановке, смотрю, мужик вроде как пристает к женщине, ну я и вступился… Оказывается, это были муж с женой, выясняли отношения. А я третий лишний, да еще пьяный.
– …эмансипация, равноправие… – брюзжал мужчина в серой кожаной куртке. – У меня баба говорит: давай купим картины, давай жить как люди. «А как мы живем?» – спрашиваю я. Зачем мне эти картины? Что они мне дают? Кормят, поят? Когда я буду пьяный – ломать их?
– …это, Сергей, искусство.
– Искусство… Часами вертеться перед зеркалой, краситься.
– Это уже мода, – с улыбкой ответил Александр.
– К черту такую моду!
– Мишка, скажи: приятно, когда женщина накрашена и в коротком?
– Конечно! – обрадовался Мишка.
– Вот оно, молодое поколение…
– Это он-то молодое поколение? Алкаш!
– Помолчи, папаша.
– Не нравится? Не пей. Не можешь?
– Заткнись!
– Что-о-о?! – встал Сергей.
– Ладно, ладно вам. Не хватает еще драки здесь. Выпустят – поговорите по душам.
Кто-то где-то стучал, словно забивал гвозди, и гвоздей этих было много. Сергей сидел, опустив голову. Александр стоял у двери, прислушивался. Федор встретился взглядом с Мишкой…
– Что, дядька, все молчишь? – спросил Мишка. – Думаешь… Раньше надо было думать. Индюк думал, думал – и в суп попал.
Послышались шаги, звякнул ключ в замочной скважине, выстрелил замок, дверь открылась – вошел младший сержант со связкой ключей:
– Что, «униженные и оскорбленные»? Кто из вас Голубцов? Голубцов!
– Иди, иди, Федор, – кивнул Александр на дверь. – Тебя, наверно.
– Голубцов, на выход!
Ярким было солнце из единственного окна в коридоре, нежным прикосновение… Младший сержант остановился перед дверью, обитой черным дерматином.
– Проходи.
Федор открыл дверь. За длинным столом у окна сидел невысокого роста капитан, справа – мужчина, склонный к полноте, в плаще. На стене Карл Маркс. Капитан кончил писать, отложил бумаги в сторону.
– Садитесь! – указал капитан на стул напротив. – Голубцов Федор Семенович, значит. Разведен. Так. Трудовая книжка. Вы у нас проездом? Мастер, технолог. У вас много благодарностей… и на тебе… Встретили знакомого?
Федор кивнул: как-то само собой получилось.
– Ну и отметили это на радостях, – посмотрел капитан на мужчину в плаще. – Вы хоть помните, что с вами произошло? Вы уснули за столом. Ваш товарищ ушел, бросил вас. Мы… подобрали. Первый раз в вытрезвителе?
И опять кивок.
– Нехорошо.
– Федор Семенович! – заговорил мужчина в плаще. – Зачем вам куда-то ехать? Оставайтесь у нас. У нас цементный завод. Нам нужны мастера. У меня Забелин скоро выходит на пенсию. Поработаете пока слесарем, ну там – мастером. Вижу я, вы человек самостоятельный. Ну, а что попали… так со всяким бывает. Я начальник цеха, Власов Юрий Владимирович. Дадим мы вам комнату, а пока с недельку поживете у меня. Сын у меня в деревне, приедет не скоро. Вы мне как-то сразу приглянулись…
– Соглашайтесь, квартиру вам сразу нигде не дадут. Так что… Вот ваши документы и больше не попадайтесь.
– Федор Семенович, вы меня подождите на улице. У меня тут рабочий, Чесноков… Золотые руки, мастер своего дела, но пьет, стервец!
– Ведь и «бьют» за это дело: лишают тринадцатой зарплаты, отпуск в зимнее время, принудительное лечение, но нет, неймется людям!
– Алексей Алексеевич, тут важно самосознание. Внутренний стержень у человека должен быть. Характер.
– Федор Семенович, вы свободны, – кивнул капитан на дверь.
Федор вышел и почти следом – начальник цеха. Юрий Владимирович стал рассказывать про завод. Федор никак не мог вспомнить, куда ехал. Что работал мастером, тоже не помнил, да и это было неудивительно: взрослым он вступил в эту жизнь, если бы принял образ ребенка, тогда были бы и детство, и юность, а так – амнезия.
– Ну вот мы и пришли… – Юрий Владимирович достал из бокового кармана плаща ключ, открыл дверь. – Мария!
Из комнаты вышла женщина лет тридцати-тридцати пяти, брюнетка.
– Мария – жена моя. Это Голубцов Федор Семенович. Он поживет у нас дня два-три, пока не дадут комнату. Ты не возражаешь?
– Почему должна я возражать? – удивилась Мария. – Проходите, Федор Семенович. Устали, наверно, с дороги? Женаты?
– Был, – вспомнил Федор, что разведен.
– Вы издалека? Откуда все-таки?
– Ох уж эти женщины, все хотят знать, – посетовал Юрий Владимирович. – Где газеты?
– Как всегда, на тумбочке. – Мария пошла на кухню.
– Бангладеш. Положение на Ближнем Востоке обостряется. Повышение эффективности производства, – сидел Юрий Владимирович на диване, читал.
Федор сидел рядом, зевал.
– Мужчины, за стол. Идите. Юра… – звала Мария.
– Идем.
На ужин были щи, рыба, колбаса, сыр, салат из помидоров с огурцами. Яблочный сок.
– Федор Семенович, за знакомство, я думаю, по стопочке не помешает. Молчание – знак согласия.
Федор выпил, от второй рюмки отказался. Юрий Владимирович тоже пить больше не стал.
– Юра, пойдем завтра в театр? – испытующе глядя на мужа, спросила Мария.
– Извини, но завтра я, наверно, не смогу.
Мария насупилась.
– А ты сходи с подругой. У тебя много подруг. Людмила, к примеру…
– «Людмила, Людмила…» Она не пойдет. Беременная.
– Ну честное слово, завтра я не могу, – приложив руку к груди, оправдывался Юрий Владимирович, – работы много. Ремонты. Федор Семенович, я на днях читал в журнале… Вы интересуетесь НТР? Сейчас столько шума у нас и за рубежом вокруг научно-технической революции. Буржуазные идеологи развивают теорию постиндустриального общества. Мол, рабочий класс себя изживает, будут «белые воротнички». Работаем, живем для будущего… Каким оно будет? Что нас ждет в 2000 году?.. Мария, – встал Юрий Владимирович, подошел к супруге, обнял. – Извини. Не обижайся. В отпуск я тобой хоть на край света. Вы что, Федор Семенович, все молчите? Устали?
– Сейчас я приготовлю постель.
– Курите? Я и забыл, вы же не курите. Правильно делаете. Вредная привычка. Хочу бросить, а никак не могу. Иной раз две пачки выкуриваю за день.
За окном накрапывал дождь, капля за каплей.
Мария прошла на кухню:
– Идите, Федор Семенович, отдыхайте. Ваша комната готова. Завтра на работу.
– Не совсем на работу: надо посмотреть завод, ознакомиться… – уточнил Юрий Владимирович.
3
– А ты что здесь делаешь?
Федор обернулся – Чесноков в замасленной спецовке, кепка на глаза.
– К нам работать? Больше не хочешь в КПЗ попадать? Ладно, Федор, пойду, станок надо посмотреть, что с ним. Ты куда сейчас?
– На производство…
– А-а… Надо, надо ознакомиться.
Соболев Анатолий Геннадиевич, старший мастер, стоял у двери, ждал.
– Производство наше начинается с карьера, – заговорил Соболев, как вышли. – Добываем известняк. Потом этот известняк идет на дробилку. Вон туда, где стоит БелАЗ, за дорогой. Гипс у нас привозной. Помол. Мельницы. В них дробится известняк.
В помоле стоял страшный грохот. Мельницы в диаметре около трех метров, вращаясь с бешеной скоростью, дробили камень. На стене на проволоке висели забытые кем-то респираторы. Женщины все в касках, респираторах. Луч солнца с трудом пробивался сквозь толщу пыли.
– …один из наших капризных цехов завода! – кричал Соболев. – Сами видите, какие здесь условия. Люди рано выходят на пенсию. Первый список. Чувствуете, как трудно дышать? Это сырьевой. Здесь делается шлам. Потом он обжигается в печи.
Большой круглый бассейн, по периметру которого по рельсам ходила мешалка, мешала шлам.
– Был у нас случай… Рабочий стоял у рельсов в фуфайке и не заметил, как мешалка подъехала и рукав фуфайки попал под колесо. Рабочий лишился руки. Надо быть внимательным. Кругом механизмы. И последний цех – обжиг.
Пощелкивая, медленно крутилась на роликах печь, в несколько раз больше мельниц, в длину метров сто. Под печью было тепло, даже жарко. «Все, что намечено партией – выполним!» – висел недалеко плакат.
– Смотрите, – Соболев поднял железный прут и легонько ударил им по швеллеру наверху – посыпался цемент, много цемента.
– Вот вкратце, Федор Семенович, про завод все. Скоро заводу десять лет. Вы домой или в цех? На работу завтра.
Федор зачем-то пошел в цех.
Сверкала сварка, словно кто играл, баловался с огнем. Шумела вентиляция. По сравнению с помолом и обжигом, условия работы в цехе были завидными.
Подошел Чесноков:
– Федор, семья потом приедет? Или один? Да, одному, конечно, нелегко. Если есть друзья, то ничего. Я тоже, можно сказать, один живу. Жена меня выгоняет из дома. Нет, дорогая, квартира на меня записана. Я одного знаю, может, ты мне не поверишь, но это чистая правда, баба обокрала мужа, уехала. А ведь двадцать лет прожили. Вот такие бабы бывают. Надо иметь свой угол. Раз начальник обещал комнату, значит, дадут. Первое время у тебя будет выходить сто тридцать – сто сорок рублей. Тебе одному хватит. Мастером будешь – и зарплата будет больше. Будешь меня ругать. Ругай, я не обижусь. Только за дело ругай.
Конец смены. Токаря чистили станки, никто уже не работал.
Шел дождь. Небо то очищалось, то опять набегали тучи. В окнах домов загорался свет. Где-то играла музыка. Федор хотел зайти в столовую, но Мария наказала, чтоб сразу домой.
Мария была в желтом тонком свитере, красиво обтягивающем грудь, в джинсах.
– Как, Федор Семенович, поработали?
– Я не работал.
– Ах да… Понравился завод? Юра опять опаздывает. Вовремя никогда не приходит. Начальник! Ответственность большая. Вы ешьте, не ждите его… салат, биточки. Не стесняйтесь.
Мария ушла в комнату, чтобы не стеснять гостя, подошла к окну.
Сомова опять спотыкалась. Сколько раз муж подбирал ее пьяную на улице. Неймется бабе. Говорили, что в войну она вынесла раненого мужа с поля боя, тогда они еще не были женаты, выходила. Выходить-то выходила, а сейчас мучает. Детей нет. Может, из-за этого и пьет.
Мария включила телевизор, села в кресле и стала ждать, когда Федор выйдет из кухни, поговорить. Гость о себе ничего не рассказывал: странный какой-то. Федор все не выходил. Мария хотела встать, посмотреть… Юра пришел.
– Телевизор смотришь? Я сегодня прочитал в газете, что многочасовой просмотр телепередач отрицательно сказывается на здоровье. Человек не в состоянии переработать предлагаемую информацию. Оттого неврозы, чрезмерная возбудимость.
