Руководство по социальной медицине и психологии. Часть шестая. Приложение

Согласно Рене Декарту (1596—1650 гг.) «душа по природе своей не находится ни в каком отношении ни к протяженности, ни к измерениям или каким-либо другим свойствам материи, из которой состоит тело, а связана со всей совокупностью его органов. Совершенно ясно, что нельзя увидеть половину или треть души, ни ею занимаемого пространства. Душа не становится меньше, если отделить какую-нибудь часть тела, но она совершенно покидает его, если разрушить всю совокупность органов». По Декарту, «хотя душа объединена со всем телом, основные свои функции она, однако, выполняет в мозгу». «В мозгу имеется небольшая железа, в которой душа более, чем в прочих частях тела, проявляет свою деятельность». Заметим, что в этих взглядах Декарт не так уж далек от истины, имея в виду гипофиз – управляющий всеми железами внутренней секреции, а путем их гормонов – всеми органами и системами психосоматического организма человека. Дальше Декарт пишет: «Всякое действие души заключается в том, что она, желая чего-нибудь, заставляет маленькую железу, с которой она непосредственно связана, двигаться так, как это необходимо для того, чтобы вызвать действие, соответствующее этому желанию».

Ламетри перенес тяжелое заболевание, едва не лишившее его жизни. Будучи врачом и философом, он сделал правильные выводы из своей болезни во взглядах на взаимосвязь души и тела. Своим оппонентом он сделал Декарта. «Если местонахождения души – пишет он в „Человеке-машине“, – имеет некоторую протяженность, если она испытывает ощущения в различных местах мозга или. Что сводится к тому же самому, если у нее там действительно несколько различных местопребываний, то невозможно, чтобы она сама была лишена бы протяженности, как это утверждает Декарт. Ибо его система не в состоянии объяснить воздействие души на тело, а также союз и взаимодействие обеих этих субстанций, что очень легко сделать тому, кто думает, что нельзя себе представить что-либо сущего без протяженности». И дальше: «Если все может быть объяснено тем, что нам открывает в мозговой ткани анатомия и физиология, то к чему мне еще строить идеальное существо?» У Ламетри много от Аристотеля. Так, он утверждает, что «состояния души всегда соответствуют аналогичным состояниям тела». Заметим, что для современной психосоматики, базирующейся на социальных основах, это высказывание Аристотеля – Ламетри, является одним из краеугольных камней концепции. Кроме «человека – машины», Ламетри написал «Человек-растение», повторив тезис Аристотеля о «растительной душе человека». Здесь также нужно заметить, что «растительная жизнь» – далеко не метафора! Сделав такое открытие, наблюдая как врач и философ своих современников, влачащих растительную жизнь, Ламетри с горечью замечает, что «мы начинаем смутно распознавать единообразие природы». К взглядам Ламетри мы еще не раз вернемся! «Человек-машина» – это, весьма современные представления в связи с выведением формулы смерти. Если мы теоретически не справляемся с извечной проблемой дуализма души и тела, (в нашем случае, не сможем найти объяснение взаимосвязи и взаимозависимости строения тела и особенностей характера человека), то неизбежно приходим к выводам французского философа Пьера Жана Жоржа Кабаниса (1757—1808 гг.), который очень просто ответил на все, связанные с этим дуализмом, вопросы. Он написал: «Чтобы составить себе точное понятие об отправлениях, результатом которых является мысль, (= душа.– Е.С., Е.Ч.), следует рассматривать головной мозг, как отдельный орган, предназначенный исключительно для ее производства, подобно тому, как желудок и кишки совершают пищеварение, печень вырабатывает желчь, околоушные, подчелюстные и подъязычные железы отделяют слюну». Это, скажем, так же просто, как эдипов комплекс для объяснения психосоматических хитросплетений. И также далеко от истины!

Прав был английский исследователь Чарльз Шеррингтон, который в 1952 году признавался, что «в области познания отношения духа к телу мы не продвинулись вперед по сравнению с Аристотелем». Это положение верно и сейчас. С появлением кибернетики, возникло понятие «черный ящик». Как взаимодействует «душа с телом» – остается для ученых до сих пор «черным ящиком». Что же касается И.П.Павлова, построившего теорию «высшей нервной деятельности человека», положив в ее основу понятие рефлекса Декарта, то великий ученый признавался, что «для него так и осталось загадкой, каким образом материя мозга производит субъективное, то есть, идеальное, явление».

Не пытаясь решить выше перечисленные «проклятые вопросы» психо-физического параллелизма, мы для нашей задачи вводим понятие социальных основ психосоматики. То есть, как бы сразу убиваем двух зайцев. Во-первых, вместо поиска идеальной души, которая якобы находится в теле, мы тело человека рассматриваем как совокупность социальных функций. От рождения человека, до его смерти. Новорожденный становится в подлинном смысле человеком, приобретая социальные функции. Человек умирает человеком (а не «растением»), если сохраняет хотя бы одну социальную функцию (в виде какого-либо навыка или речи, как показывает практика реаниматологии, и исследования танатологии). Во – вторых, мы философскую проблему сужаем до одного из практических ее решений – познания социальных основ психосоматики и психотерапии. В данном случае это возможно, если мы применяем вместо нее «черный ящик». И, наконец, в третьих, мы вместо академического теоретизирования, представим различные модели психосоматики человека, которые «работают» в настоящее время: а) психоаналитическую; б) гуманистическую; в) клиническую; г) феноменологическую; д) психофармокологическую (в соответствующих разделах книги). Кстати, еще Леонардо да Винчи говорил о психофармокологической модели человека, вместо рассуждений о связи души и тела (характера и тела). Он писал: «Известно, что хорошо примененные медикаменты возвращают больному здоровье. Они могли бы лучше быть применены, если бы наряду с пониманием природы было бы известно, что представляет собой человек, что представляет собой жизнь, телосложение и здоровье. Если все это хорошо известно, можно знать, что представляет собой также и их противоположность, и, таким образом, могут быть созданы также и соответствующие лекарства».

Художники, скульпторы (Леонардо да Винчи, Микеланджело, Дюрер – в первую очередь и множество последователей теоретических постулатов Аристотеля и Гиппократа в отношении психосоматики и взаимосвязи души и тела), а также писатели (особенно после «Физиогномики» Лафатера) изображали человека, как бы игнорируя дуализм души и тела и явную теоретическую беспомощность в попытках его решения, выливающуюся в скептицизм (Юм), солипсизм (Беркли), гениально решали задачи своего ремесла, как будто этой проблемы и не существовало. Больше того, своими талантливыми произведениями они практически обогащали психосоматическую науку в разных ее аспектах. Выше мы называли имя Лафатера. Не только тексты его «физиогномики», но и эскизы к ним прилагающиеся, до настоящего времени могут быть хорошим наглядным пособием, иллюстрирующим некоторые важные моменты предмета настоящей книги. Они безупречны с точки зрения, например, современной клинической характерологии, ибо отображают реальные человеческие типы. А так как трактат Лафатера и его теоретические искания чрезвычайно социально направлены, то и в текстах, и в эскизах, социальный медик найдет для себя важное подспорье в решении конкретных задач, связанных с персоной человека. Рисунки итальянского художника, психолога и физиолога Баттиста Порты (1598 г.), тоже написавшего «Физиогномику» тоже не без интересны, для современного социального медика. Порта искал доказательств существования в человеке животной души (по Аристотелю) путем обнаружения сходства между физическими и психическими чертами человека и животного (см. множественные «двойные» рисунки из его Трактата, где рядом с портретом человека нарисовано животное, на которое человек похож). Социальный роман великого французского писателя Эмиля Золя «Ругон Маккары», в котором представлена в художественных образах и портретах героев вся психопатология и все ее социальные основы, тоже базируется на Гиппократовских и Аристотелевских теоретических принципах. Особенно нагляден в этом отношении его роман «Человек-зверь». (Ниже мы покажем, что теория Чарльза Дарвина тоже ветвь общего древа великих греков). «Четыре лица» Лафатера (четыре гиппократовских темперамента) – четыре nosos et pahos, et status. Вместе с тем, это и типы profession de foi – социально ориентированного мировоззрения и морально-ценностных установок человека.

Итак, можно со всей ответственностью утверждать, что социальные основы психосоматики (и психотерапии) заложены в древности, развиты в эпоху Возрождения, вновь «открыты» и осмыслены в конце прошлого – в начале этого века. В настоящее время мы вновь возвращаемся к проверенным временем и практикой (в том числе и медицинской) теоретическим положениям в связи с запросами социальной и клинической медицины, и других социальных наук. Но, НАШЕ ВРЕМЯ знаменуется качественно новым этапом в освоении психосоматики человека. Главное, чем этот этап представлен – кибернетическим достижениями, в том числе, и в понимании человеческого организма. Не вдаваясь в слишком глубокие концептуальные проблемы кибернетики человека, все же попытаемся перекинуть мост от психосоматических представлений предшествующих периодов, к нашим дням. Для этого, несколько подробно рассмотрим теоретические взгляды отечественного ученого Н.А.Бернштейна – создателя концепции психосоматической активности (60-е годы). Известный советский математик и биофизик В.С.Гурфинкель писал о Бернштейне следующее: «Он был одним из первых пропагандистов кибернетики в нашей стране, по существу. одним из ее создателей». Н.А.Бернштейна высоко ценил «отец» кибернетики Н. Винер, который, в частности писал о работах Берштейна следующее: «Именно такие исследования открывают перед надлежаще подготовленными учеными богатейшие возможности в познании психосоматических особенностей человека с точки зрения кибернетики». Н. Винер считал Бернштейна одним из своих учителей.

Концепция психосоматической активности теснейшим образом связана с внедрением в физиологию и психологию кибернетических принципов и понятий, с теми экспериментальными данными, полученными за последние 40 лет на основе разработанных новых методов, анализ и обобщение которых привели к существенному расширению наших знаний о процессах жизнедеятельности, и вместе с тем, к заметным преобразованиям общетеоретических представлений в психосоматике. Рассмотрим несколько подробнее некоторые положения концепции психосоматической активности Н.А.Бернштейна, поскольку она широко обобщает новейшие результаты физиологических и психологических исследований в основном биокибернетическом русле и, по нашему убеждению, представляет собой подлинное творческое развитие наследия И.П.Павлова.

Главным источником концепции Бернштейна явились экспериментальные работы по биомеханике и физиологии движений, начатые им еще в 1922 году. Затем они проводились на основе использования таких, новых в то время, точных методов, как кимоциклография, циклограмметрия (создание графиков и циклов движений человека). Результаты этих многочисленных экспериментальных исследований привели Бернштейна к фундаментальным обобщениям о роли сенсорных коррекций в процессе построения движений. Таким образом, ученый вводит понятие рефлекторного кольца. В связи с последним, Н.А.Бернштейн наметил пути математического описания двигательного акта и создания математической модели двигательного поведения человека. Таким образом, психосоматическая проблема стала частным случаем общих закономерностей самоорганизующихся систем. Общество, группа людей и человек со всеми своими психосоматическим особенностями, становятся звеньями одной цепи. И эта «цепь» в целом, и каждое ее «звено» в отдельности, хорошо поддается математической обработке и кибернетическому моделированию. В данной книге мы не применяем математических методов. Но, в изложении материала будем придерживаться математической и логической строгости, особенно имея в виду, что все, что касается психосоматики и психотерапии до настоящего времени чрезвычайно мистифицировано. Эта мистификация частично (как видно из выше изложенного) объясняется особенностью проблемы взаимосвязи «души и тела». В значительной степени мистифицирование вокруг психической жизни человека является социально обусловленным фактором и отражает состояние общества. Особенно, когда общество находится в состоянии становления и еще не пережило окончательно период социальных катаклизмов. Таким образом, мистифицирование является не только феноменом обыденной жизни, но и, к сожалению, – профессиональной деятельности (что мы и покажем в соответствующих разделах книги). Так, например, сразу заметим, тем, кто верит в гороскопы и космическую связь знака зодиака с характером и судьбой человека, наша книга (как и достижения науки в области психосоматики за всю историю человечества) просто не нужна. Как, в свою очередь, нам не нужны «гороскопические мифологемы» (Гегель). От первых до последних страниц этой книги автор остается на позициях профессионального социального медика. И книга написана в помощь профессионалам – социальным работникам. Ниже мы рассмотрим некоторые методологические и методические аспекты – социальных основ психосоматики и психотерапии.

В Habitus (греч.) – наиболее важные характеристики человека. А именно: 1) состояние и положение (в обществе, семье, на производстве и т.д.), 2) свойства характера и личности, 3) внешний облик и 4) обыкновения, то есть, «вредные» и «любимые» привычки. Habitus animi – душевный склад, включающий и такие свойства, как интеллект, воля, аффективность, эмоциональность, сензитивность, направленность сознания (см.: версии сознания). Вот это все, что входит в Habitus человека и составляют «совокупность общественных отношений». Если понимать последние, конечно, не как некую абстракцию, а как реалии человеческой жизнедеятельности и его уникального бытия. Попробуем некоторые моменты из сказанного проиллюстрировать с самых неожиданных, но весьма показательных сторон. Лучше всего «социальную» суть человека понимали великие художники и скульпторы. И демонстрировали ее наглядно. Например, Микельанджело. Его « Рабы», (Флоренция. Сады Боболи) – вроде бы, как с натуры изображенные итальянцы. По крайней мере, в каждом из них Habitus налицо! На самом же деле, каждый раб представляет собой олицетворение порабощенной Юлием 2 итальянской провинции. «Еврипид» (скульптор неизвестен, Неаполь. Национальный музей). Анатомическое расположение волос на голове и лице обычно замаскировано антропологическими особенностями волосяной растительности и этническими признаками прически, а также особенностями стрижки бороды и усов. В этом же уникальном изображении античной головы можно проследить не столько главные направления природного расположения волос (расхождение боковых направлений от верхушки головы и схождение лицевых направлений к верхушке подбородка), сколько особенности Habitus человека, занимающегося конкретной социальной деятельностью (такие прически, бороды и усы во времена Еврипида носили литераторы, позже – римские цезари и сенаторы), и занимающего конкретное социальное положение в обществе. «Головы стариков» Леонардо да Винчи – «история града и царства», где данный человек проживал. Вот почему они так не похожи. Старики, утратившие свой Habitus – все на одно лицо. А. Дюрер, разрабатывающий метод морфологического анализа при помощи моделирования рисунков, снабженных диаграммами наружных деталей (как и Леонардо да Винчи), всегда принимал во внимание, кого он рисует. То есть, какими социальными качествами наделен был человек, которого он так тщательно изображал. Леонардо да Винчи экспериментировал, от обратного. В своих эскизах он пробовал 1) нарисовать анатомические особенности той или иной части тела по аналогии с таковыми животного; 2) перенести на тело живого человека данные, полученные при анатомическом препарировании трупа. В обоих случаях опыты его не увенчивались успехом. В первом случае получался некто, похожий на кентавра. В другом случае, из живого человека улетучивался дух. И – всякие признаки Habitus! А вот античные торсы (стиль Праксителя) основывались на реальных психосоматических особенностях человека, которые гармонично объединялись в единый, особый древнегреческий стиль. Такой торс может служить морфологической моделью не только для современных анатомов, но и для психосоматиков. У П.П.Рубенса знаменитая «Венера с зеркалом», с богатыми женскими формами, покоряет зрителя только потому, что пластичность жировой ткани женщины сохраняет отпечатки костюма и все его аксессуары, придавая природным женским прелестям, моменты преходящих капризов моды, своего времени и своего класса. То же самое можно сказать и о его «Трех грациях». Рубенс, суммируя расовые и возрастные особенности, рисуя женщин климактерического периода, изобразил, тем не менее, конкретные социальные типы. Хотя женщины у него обнаженные. Расовые и возрастные особенности «снимаются» художником вместе с одеждой «граций».

Продолжим примеры. Г. Гольбейн (младший). Назвал свою картину «Костюм женщин из Базеля. Мешанка» (1524 г.) Социальная направленность произведения очевидна из названия. Для нас эта картина интересна еще и тем, что приводит еще к одному из аспектов социологии человека (в общей проблеме психосоматики). А именно – активное формирование телесных форм разными народами и этносами. Но, сначала, о портрете Гольбейна (художнику действительно позировала мещанка из Базеля). Мы видим на картине, как сильно костюм стягивает талию, поднимает и сдавливает груди. Он до безобразия усиливает контраст между развитием нижней части живота и развитием грудной клетки и скрывает другую особенность тела женщины – узость плеч. Если мещанки носили подобную одежду с раннего детства, то формирование скелета, а, следовательно, органов, шло под сильным воздействием данной «моды». Тело, в свою очередь, формировало характер женщин. Получалось, что психосоматика оказывалась заложницей моды и ее продуктом. Вспомним теперь «штеттинского ткача». Начиная с древних египтян, у многих народов применялись деревянные дощечки для сдавливания височных и теменных костей черепа новорожденному. Это делалось с целью формирования его характера (и, в меньшей степени, других психических особенностей). Так делали многие негритянские племена, так делали индейцы, так делали армяне, тибетцы, монголы, китайцы и другие народы. Как распространялся этот «метод» – не известно, ибо данная технология формирования характера осуществлялась в диапазоне 30 тысяч лет! Хорошо известно, что японцы, китайцы, корейцы надевали на стопу ребенка (девочки) деревянную колодку-туфельку, останавливая развитие и увеличение стоп. На первый взгляд, стопа мало влияет на психические и физиологические особенности человека. Но – только на первый взгляд! Если вспомним синдром астазии – абазии при тяжелых психических расстройствах, при котором именно стопа, ее тугоподвижность, определяет всю сложность психосоматического состояния человека, то будет понятно, как маленькая ножка воздействовала на организм человека, по – сути дела, на всю его морфологию. В России, в Красноярском Крае и на Северном Урале и в наше время есть «фамилии», где девочкам с рождения ножки заковывают в деревянные туфельки, грудную клетку туго переплетают полотном, для того, чтобы больше развивался живот и таз, а мальчикам полотном туго перебинтовывают голову, для того, чтобы вся «жизненная сила» шла в конечности, и мускулатуру. Казахские племена просто одевают новорожденному шапочку из кожи зверька, сдавливающую кости черепа. Древние египтяне еще воздействовали на яички фараонов (по жреческому постановлению) Весьма вероятно, что названный выше нами фараон Эхнатон подвергся подобному воздействию. Следовательно, его телесная конституция была результатом не генетически унаследованным (он ничего общего ни строением тела, ни особенностями характера, не имел общего со своим отцом, Аменхотепом 3 и со своей матерью), а социального моделирования. Вообще, «мода» и другие способы активного воздействиях на морфологию человека существовали во всех цивилизациях. Существуют они и сейчас (о некоторых, современных, мы будем говорить особо). «Природа» же человека закрепляла социальные программы, реализованные в одном поколении и передавала их другим поколениям, в причудливом слиянии при кровосмесительстве (имеется в виду не инцест, а смешение наследственных программ разных рас и этносов в одном человеке). Пока это не приводило к мутации рода и племени – вырождению. Лукас Кранах (1532 г.) нарисовал обнаженную Венеру. Формы тела этой женщины (он тоже писал с натуры) грубо изменены следами ношения костюма. Особо обращает на себя внимание контраст между толщиной бедер и тонкими голенями, что объясняется также влиянием одежды того времени. Можно приводить примеры социализации самого природного в человеке – тела (сомы) до бесконечности. И не только взятые у художников, и скульпторов, но и писателей. Вот из Шекспира. «Генрих 3», «Король Лир», «Макбет», «Гамлет», «Двенадцатая ночь», да и все другие произведения великого драматурга. Множество примеров содержит «Человеческая комедия» О. де Бальзака. Мы уже называли великое творение Э. Золя «Ругон Маккары». Европейская традиция осознания социальной сущности человека в целом (а не только, так сказать, его духовной стороны), началась задолго до Маркса, категорически провозгласившего, что «сущность человека есть совокупность всех его общественных отношений». Она четко обозначилась уже в эпоху Проторенессанса в творениях Джотто ди Бондоне (1267—1337 гг.). Джотто внес в религиозные сюжеты социальное начало, изображая евангельские легенды как сцены – городской, семейной, политической, государственной и частной жизни своих современников. Поэтому святые и евангельские герои у него так узнаваемы, и необыкновенно жизненно убедительные. Фрески капеллы дель Арена в Падуе и церкви Санта-Кроче во Флоренции тому яркие свидетели. Великие представители Ренессанса продолжили и укрепили эту традицию социального понимания психосоматики человека. Хотя, лучшие представители и Проторенессанса и Ренессанса, утверждали, что их девизом является, «назад, к грекам!», на самом деле они поднялись на новый виток познания человеческой сущности, по отношению к своим гениальным учителям – древним грекам. Возьмем, к примеру, типичное произведение античности – изображение женских фигур на сосуде с белым фоном. Рисунок художественной школы Ахилла. (Около 430 г., до н. э. Бостон. Музей «Изящных искусств»). Изображенные на рисунке фигуры Венеры в разных позах – сидящей, лежащей, стоящей, – представляют собой взрослую женщину. Здесь одежда не только не «давит» на формы тела, но подчеркивает их природную естественность и гармонию. Для древних греков единение с Природой было гораздо значимее, чем единение с обществом (римляне переняли этот принцип у греков; не случайно, славный римлянин предпочел выращивать капусту у себя в огороде – царской короне!). Принцип единения с Природой, который воплощали в своих произведениях античные мастера, и провозгласил в учениях о темпераментах и Гиппократ, не мешал им создавать шедевры, в которых психосоматика достаточно полно представлена. Это – не случайность. Ведь, великие художники всех времен, писавшие человека «с натуры», тем самым всегда отображали и его социальную сущность. Древний грек был не менее социален, чем современный житель Москвы, или Афин. Вот, к примеру, античная статуэтка «Девушка в бане», (бронза, Мюнхен. Музей «Антиквариат»). Формы тела девушки соответствуют психосоматическому статусу, известному под названием «turgor tertius», совпадающий с периодом начала половой зрелости. Слабое развитие плеч и таза, отсутствие талии, придает торсу квадратную форму. Такая же фигура могла быть и у мальчика в пубертатном периоде, если бы ни хорошо развитая подкожная жировая ткань, покрывающая формы девушки и придающая им женственность. Древние греки очень бы удивились, если бы им сказали, что возрастные периоды не только (и не столько) отражают природные особенности психосоматики, сколько – социальные особенности своего времени. «Лолиты» не могли появиться в античном мире. Акселераты (как и ретардаты) – сугубо социальное явление середины – конца 20-го столетия. А вот всякого рода диспластики («выродки» по Нордау) привлекали внимание художников конца Х1Х начала ХХ века. Наглядный пример тому «Помона» Эмиля Бурделя (1861—1929 гг). Формы тела Помоны женские. Но, руки, ноги и строение костей черепа – явно мужские. Причем, девушка в начале половой зрелости, а конечности и череп вполне бы соответствовали взрослому мужчине. При этом, Помона далека от того, чтобы быть представителем межполовых психосоматических типов. «Геракл» Бурделя (1909 г.), также скорее абстрактное создание. Несмотря на то, что внешне это нагромождение мускулов производит впечатление физической силы, но стоит представить такого «Геракла», бросающим копье или диск, или просто идущим по улице, как сразу понимаешь, что ни одно мало-мальски сложное действие (да и движение) ему не подвластно. Бурдель тоже придерживался девиза «назад, к грекам!», но, оторвавшись от своего времени (и «социума»), до греков он не дошел.