Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

Прикосновение к плечу. Тело вздрогнуло. А затем я услышал голос убийцы:

– Надо встать, парень! Я знаю, что нет ничего хуже, чем встретить здесь своих близких. Видеть, как они страдают, и знать, что это будет длиться вечность. Но не ты отправляешь сюда людей. Они приходят в Лабиринт, потому что человек смертен. Человек не может не умереть. Ты можешь спасти человека от смерти в конкретный момент, но ты не можешь спасти его от смерти в принципе. И то, куда он пойдет после смерти – в Лабиринт или на Крыши, – зависит от него, от того, как он прожил свою жизнь. Не от тебя.

Я как будто не слышал Рене. Все, что я хотел узнать:

– Зачем ты убил их? – спросил я.

– Здесь нельзя убить, парень…

– Я знаю! Зачем ты их отправил в Бездну?! – прокричал я.

– Или ты, или они. Твой друг после смерти превратился в анчар. На Поверхности так называют деревья, отравляющие ядом все живое рядом с собой. В их кронах не поют птицы, а земля вокруг них усеяна костями. В Лабиринте так называют мертвых, которые выкачивают жизни из всех, кто посмел приблизиться к ним. Им повезло: нам с тобой для этого нужно пить эссенцию жизни, янтарную кровь, а им – нет. Посмотри на эти пепельные останки вокруг себя – это твой друг убил их всех. А жена с ребенком доели. Может, он и сам не осознавал свою силу и то, что убивает тебя, пока ты с ним говорил. Но я знаю, на какие преступления люди готовы пойти ради семьи. Промедли я немного, и ты бы повторил судьбу этого пепла.

Слова Рене не успокаивали. Я испытывал отторжения и к нему, и к этому место, и к его законам. Скотское отношение людей друг к другу на Поверхности заставляло держаться меня особняком от остальных людей. А здесь я тем более не собирался сходиться с кем бы то ни было, тем более с таким человеком, как Рене. Но Дима – это совсем другое дело! С ним бы я прошел по коридорам наверх!

– Нет, не прошел бы. Семья стала его обузой, которая потянула вниз. Быть может, он и сохранил человечность, но не его супруга. И потом: дружить с анчаром невозможно. Поэтому ни о чем не жалей. И старайся не думать так громко. Давай помогу подняться с задницы.

Да, мои мысли опять превратились в голос! Досадно. Я посмотрел наверх и увидел протянутую руку. Что скрывается за этой доброжелательностью, Рене? Ты не тот человек, который помогает другим людям из альтруистических побуждений. Куда ты приведешь меня, если я пойду за тобой? И что попросишь?

– Парень, вставай! Мы переплывем Ледяное зеркало, поднимемся в Оранжерею, пройдем Бетонные туннели и дойдем до Бункера. Там ты сможешь безопасно отдохнуть.

– Неужели здесь есть место, где можно безопасно отдохнуть? – я скептически прищурился.

– Да, есть. И Бункер – самое безопасное место из всех. Если дружишь с его обитателями.

Под обитателями мой собеседник, вероятно, имел в виду свой клан. Я ухватился за протянутую руку, и Рене помог мне подняться на ноги. Теперь я почувствовал, насколько слабее горело пламя в сердце и насколько сильнее стал голод.

ГЛАВА 7. ЗЕРКАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ

Рене вел меня все по тем же кирпичным туннелям, где одни невзрачные коридоры сменяются другими. Везде стоял мрак, а над головой нависала серость потолка. За каждым поворотом лежал битый кирпич, выпавший из стен.

И все же что-то в окружающем пространстве менялось.

В какой-то момент я почувствовал холод. Температура опускалась постепенно, и я не сразу это понял. Просто в какой-то момент осознал, что мерзну. Затем я увидел под потолком лед, что показалось мне достаточно странным, – в коридорах стоял холод, но температура явно была выше нуля. Спустя несколько минут я понял, что это наросты зеркал, имевшие черноватый оттенок и наползавшие тонкой кромкой на кирпичи. Чем дальше мы продвигались, тем сильнее они разрастались по стенам, полу и потолку. В какой-то момент наросты увеличились настолько, что мы уже шли в зеркальном коридоре. Я подошел к своему отражению и дотронулся до него. Зеркало кругами волн разошлось от места прикосновения.

– Твоя жена жива? – поинтересовался Рене.

– Я не женат. К чему ты спрашиваешь? – удивился я.

– А женщина у тебя была?

Я вспомнил Кристину. Она не была моей, но мы почти… Мы с ней дружили, и она умерла. Я уже дважды видел ее мертвой и не хотел встретить еще раз.

– Можешь не отвечать – все вижу. Послушай, что я тебе скажу. В конце туннеля нас ждет Озеро разбитых слез. В нем отражаются души нашей любви. И ты их увидишь. Чтобы не захлебнуться от такой радости, не обращай внимания на миражи и плыви к Стеклянной лестнице. Если можешь плыть с закрытыми глазами, плыви с закрытыми глазами.

Не дожидаясь какой-либо реакции с моей стороны, проводник пошел вперед, а я продолжил стоять на месте, не в силах сдвинуться с него. Мной овладела тревога. Я уже видел, как страдал Дима. И я больше не хотел видеть боль близких мне людей.

Рене услышал молчание моих шагов и остановился.

– Парень, тут есть только одна дорога. Она ведет по чужим ошибкам и страданиям. И ты пройдешь по ней. Или сам станешь ошибкой Лабиринта. Выбирай.

А затем рука проводника легла на мое плечо. Я посмотрел на Рене, и он спросил:

– Идем?

– Идем.

И мы пошли в сторону Озера разбитых слез. Когда мы к нему вышли, я удивился. Озеро оказалось не водоемом, а огромным зеркалом на полу широкого круглого помещения. Диаметр озера достигал десятки, если не сотню метров шириной. Из помещения вело несколько выходов – примерно семь-девять, точно не успел сосчитать. Рене показал мне на один из них, сказал, что за ним находится Стеклянная лестница, а затем добавил:

– Парень, запомнил? Смотри только вперед, в сторону лестницы. Даже если Озеро заговорит с тобой, начнет стучаться с той стороны, ты продолжаешь смотреть в сторону лестницы. Запомнил?

– Да.

– Куда смотришь?

– В сторону лестницы, – вздохнул я.

– Ну смотри, не забудь об этом через двадцать шагов.

И мы пошли через стеклянное озеро. Друг за другом – Рене впереди, я за ним. Я держал в голове мысль: «Смотреть в сторону лестницы». Вот только мой проводник загородил собой Стеклянную лестницу, потому смотреть на нее не получалось. Постоянно рассматривать затылок Рене я не мог и поднял голову, чтобы изучить кирпичный купол. Потолок оставался свободным от зеркал, за исключением самой середины, где свисала зеркальная сосулька. На ее кончике сверкала капля. Она росла, а затем сорвалась и полетела вниз.

Я не увидел, как капля коснулась поверхности озера. Но я почувствовал, как мощный удар сотряс зеркальную гладь. Дрожь земли выбила меня из равновесия. Чтобы не упасть, я выбросил ногу в сторону и посмотрел вниз. За черным зеркалом я увидел ее – девушку в белом больничном платье с плюшевым кроликом в руках. Она бежала среди пещер Лабиринта.

Селена умерла?!

Я не успел ощутить ужас этой мысли. Твердая поверхность озера стал вдруг жидкой, и я пошел ко дну. В первые мгновения я запаниковал, стал барахтаться. А затем почувствовал, как ласковая прохлада касается тела, затягивает в себя. Перед глазами стоял образ бежавшей Селены, и чем меньше я двигался, тем четче он становился. Я перестал бороться с озером.

Я видел, как девушка бежала сквозь каменные пещеры и гроты, между обрывами и трещинами. Подъемы сменялись спусками. Огромные залы – узкими коридорами. И везде, везде пол был усеян инеем. Там, где пробегала Селена, кристаллики льда начинали расти, превращаться в тонкие длинные иглы, чьи наконечники, словно живые, устремлялись в сторону девушки. Остановись она хоть на мгновение, и ледяные иголки пронзили бы ее ноги. В одном из коридоров иней уже успел ранить Селену – ее шаги оставляли за собой дорожку из пятен янтарной крови. Но эта дорожка очень быстро исчезала – иней, словно живой, выпивал ее!

Пленница белой комнаты выбивалась из сил. Она выбежала на каменный выступ, чей край оказался свободным ото льда, упала на колени и закричала:

– Мама!

Никто не отозвался.

Лежащий немного в стороне иней начал протягивать свои жадные наконечники в сторону обессилевшей девушки. Не так быстро, чтобы согнать Селену с места, но и не так медленно, чтобы она успела восстановить силы.

Я рванул в ее сторону, чтобы помочь, но вместо меня побежало мое отражение. Оно выглядело точь-в-точь, как я, разве что неестественно блестело, словно его отлили из стекла. Я закричал:

– Селена!

Крик вырвался из груди отражения.

Девушка услышала свое имя и посмотрела в сторону моего двойника. Она не ожидала его увидеть и поэтому не знала, как реагировать. Селена стояла на месте, пока мое отражение не подошло на расстояние нескольких шагов от девушки и не произнесло:

– Селена, это я.

Иглы снега, почувствовав над собой человека, перестали тянуться к ногам девушки и попытались пронзить стекло двойника. Бессмысленно.

– Мечтатель? Ты пришел за мной? – спросила Пленница белой комнаты, не понимая, какое чувство она должна испытывать: недоверие, радость, сомнения.

– Нет, увы, нет. Это мое отражение. Я в Лабиринте, и я жив. И я…

Я осекся. Хотел сказать, что найду Селену и заберу, но если она в Лабиринте… Если она в Лабиринте, это означало только одно – она мертва.

Девушка сделала шаг в мою сторону, но остановилась. Ледяные иглы удержали ее, попытавшись снова протянуть к ней свои наконечники. Селене пришлось сделать шаг назад.

– Я хотела найти маму. Она где-то здесь, должна быть где-то здесь. Я поменялась душой с мертвым. Он обещал, что я найду здесь маму, а ее нигде нет. Я должна вернуться в свое тело до восхода солнца, иначе моя душа останется здесь навсегда. А я не хочу оставаться здесь. Не хочу! Пожалуйста, забери меня!

– Прости, я не смогу. Это всего лишь мое отражение, оно не может помочь тебе. Но я обещаю: найду тебя и заберу. Только скажи: как найти это место?

– Я не знаю, но… – заговорила девушка.

Я не услышал окончания фразы. Чья-то рука вцепилась в мое плечо и потащила к поверхности.

– Да греби ты уже своими ластами! – кричал Рене над головой.

Я оттолкнул его руку от себя и начал выплывать сам. Размытый образ Пленницы белой комнаты вновь появился в зеркальной воде. Мои энергичные движения стали затухать. Я мог еще поговорить с ней, узнать, где ее найти и как ей помочь.

– Кот бы тебя подрал! Греби, пока не сдох!

Ругательства Рене привели в движение мои руки. Я заставил себя не смотреть на потерянного, испуганного друга и плыть к поверхности озера. Я не мог этого почувствовать в стеклянной жидкости, но на моих глазах наверняка наворачивались слезы.

Голова вынырнула, рот сделал глоток воздуха, и я почувствовал, как легкие чем-то сдавило. Из носа пошла янтарная жидкость, кожа покраснела. Рене помог мне доплыть до Стеклянной лестницы. Залез на ступеньки. Ртуть начала сползать с тела и изнутри него – из носа, рта, ушей. Голова стало мутной, а носоглотка горела, словно я сжег ее спиртом.

– Озеро – ядовитое. А дна у него нет. Не вытащил бы тебя – выпал бы с другой стороны в Бездну.

– Спасибо, Рене. Второй раз спасибо.

– Если ты не прочистишь уши и не начнешь слушать, что тебе говорят, я тебя сам на корм отправлю. Чтобы уже не мучился.

Я бы поспорил с Рене. Не нарушив его советы, я бы не встретил Селену, не узнал, что она находится в беде и ей требуется моя помощь. Нужно найти ее. Идти не вверх, но вниз.

– Какая русалка тебя там на дно потащила, признавайся? – спросил Рене.

– Очень хороший друг, она должна быть живой. Не знаю, как она оказалась в Лабиринте.

Рене посмотрел на меня взглядом полного скепсиса и сочувствия.

– Она искала маму, ее убили много лет назад на глазах девушки. Она сказала мне, что поменялась душами с каким-то мертвецом, и если не вернется до восхода солнца, то останется в Лабиринте навсегда. Ты знаешь, что это может означать?

Рене ответил не сразу, как будто сомневался, говорить или нет.

– С этим озером никогда не поймешь: лжет оно или говорит правду. Если тебе не повезло увидеть правду, то твоя подруга еще жива. Но тебя это не должно волновать.

– Нет, Рене, это то, что меня должно волновать.

– Ты не можешь знать наверняка, видел ли ты правду или ложь.

– Лучше я буду считать, что видел правду. Я не хочу, чтобы она умерла.

– Лучше считай, что видел ложь. Ты не найдешь ее в Лабиринте. Можешь нырнуть обратно в озеро – чтобы уж наверняка отправиться в Бездну. А можешь продолжить идти со мной в Убежище. Возможно, мы что-нибудь и придумаем. И вообще, долго ты собираешься морозить свои почки на стеклянном полу? Вставай!

Я встал. И пошел в сторону Убежища вместе с Рене. Я злился на него, потому что он был прав. Я не найду Селену в Лабиринте, как она прямо сейчас не могла найти свою мать.

Или все увиденное – ложь? Тело Селены – в подвале Лаборатории, под охраной Алексея Георгиевича. Разве могла она сбежать от него? Конечно, нет! Надо найти выход на Поверхность, вернуться в Лабораторию и убедиться в этом. Решив для себя сделать это, я успокоился.

ГЛАВА 8. ДРЕВНИЕ БОГИ

Мы шли по длинному бетонному коридору. Колонны разделяли его на три части по ширине. Центральный неф возвышался над боковыми, но все равно оставался низким. Его бетонные плиты прямо «давили» своими прямоугольниками сверху и снизу. Узкие боковые нефы, напротив, имели стеклянный потолок, отчего пространство казалось более высоким. Свет пробивался через потолочные окна и освещал пожелтевшую траву, росшую в боковых проходах – первые растения, встретившиеся в Лабиринте. Мы шли вблизи от самой Поверхности – так думал я. Я внимательно всматривался сквозь прозрачную крышу, надеясь обнаружить город или людей. Но видел только серое небо.

– Бесполезно, эти стекла не разбить, – произнес Рене, увидев мою заинтересованность в потолочных окнах.

Я вздохнул и смиренно продолжил идти за своим спутником. Было бы слишком наивно думать, что найти выход из Лабиринта просто. Больше я не отвлекался на лживые стекла.

Минут через пятнадцать-двадцать мы приблизились к концу тоннеля со множеством проходов. Я насчитал девять дверных проемов, и примерно за половиной из них располагались огромные круглые помещения под стеклянными куполами. Их стекло пропускало сквозь себя тусклый свет, но вот время суток за каждым из них было разным. Яркое сияние солнечного дня сменялось в соседнем сооружении голубым свечением позднего вечера. В третьем куполе нависало черное покрывало ночи.

Это казалось странным, но Лабиринт совсем не знал времени. Даже времена года были разными под разным небом. Я наслаждался красно-желтым пламенем опадающего сентября. Гуляя под огромными мертвыми деревьями ноября, пинал коричневые листья у ног. Трогал руками уснувшие под теплым снегом ветви декабря. Вот только деревья нигде не были живыми. Нигде не расцветали цветы и не зеленели свежие листья. В царстве смерти не нашлось места для весны. Даже август оставил после себя незаросшее пепелище.

И все же после узких удушающих коридоров Боен и Королевства красного кирпича простор Оранжерей успокаивал. Огромные арки, соединяющие комнаты и коридоры между собой, нельзя и сравнивать с узкими лазами нижних этажей, оставшимися за нашей спиной. А еще ощущалась близость неба, к которому я простирал руки. Я верил, что еще немного, и вырвусь наверх.

Умиротворение длилось ровно до тех пор, пока мы не увидели на полу огромные пятна янтарной эссенции, размером с хорошую лужу. Они тянулись друг за другом длинной дорожкой через весь купол от одной арки до другой. Рене прижал ладонь к моей груди, заставив остановиться. Я попытался спросить его, что случилось, но мой спутник стремительными жестами пресек это попытку. Медленно мы подошли к одному из пятен.

Янтарная кровь оказалась совсем свежей. Она еще жила, и ее память рисовала прошлое человека, из которого она пролилась. Я видел в эссенции античные жестокие картины прошлого: вот армия собирает щиты и копья к походу, а вот цари несутся по полю боя на серпоносных колесницах, а вот огромный город, над башнями которого возвышался пожар. Тот, кто пролил эту живую кровь, умер очень давно – тысячи, тысячи лет назад.

Пока я разглядывал полотна памяти, Рене упал пластом на пол и приложился ухом к каменным плитам. Секунд через пятнадцать он вскочил на ноги и, не произнося ни звука, выругался, после чего достал из кармана мундира сигарету, зажег ее и начал курить. Я начал махать Рене повернутыми к потолку ладонями с просьбой объяснить, что происходит. Солдат машинально начал объясняться со мной немыми жестами, смысл которых был абсолютно не понятен. Осознав, что я его не слышу, Рене недовольно стиснул зубы, а затем с убийственно спокойным лицом почти шепотом произнес:

– Не повезло тебе, парень. Впереди тебя ждут Древние боги.

– Прямо ждут? – уточнил я, попутно пытаясь понять, насколько не повезло.

– Если они не знают, что ты здесь, то считай себя счастливчиком. Они – великие мертвые, которые когда-то повелевали Землей. Цари, полководцы, герои, чьи имена еще при жизни вписали в пантеоны богов. А после смерти они остались на земле, чтобы продолжать правление. Они и правили, пока две тысячи лет назад их не низвергли в Лабиринт. Их сила – это сила стихий, которая когда-то могла стоить целой армии. Их размеры – это размеры атлантов. Благо, как и все, они здесь голодают и не могут использовать свое могущество в полной мере. Они хотят вознестись из Бездны на Поверхность. Твой ключ, Хранитель Лабиринта, им в этом очень пригодится. Но даже если ты им отдашь его добровольно, они тебя все равно, ха-ха-ха, съедят. Из мести.

– Значит, их надо обойти, – заключил я, стараясь говорить так тихо, как только мог.

Рене ухмыльнулся в половину лица. Я не мог понять, что его так веселило. Проводник не стал томить мое любопытство:

– Ты Хранитель Лабиринта, парень! У тебя ангельский клинок – он как раз против таких тварей, как Древние боги. Тот, кто дал тебе эти вещи, считал, что ты будешь изгонять великих мертвых обратно в их Тюрьму Пустоты. Так что, вперед! Оправдай свое имя! Только в штаны не наделай.

Мои глаза покосились на дорожку из огромных пятен янтарной эссенции, оставленных поистине гигантскими существами, и одновременно ловили гнетущий взгляд собеседника. Его ироничное поливание помоями не прибавляло мне оптимизма. Но благодаря ему карточный расклад я увидел полностью.

Великие мертвые – это те Гости снизу, о которых меня предупреждал Меркурий и от которых я должен хранить двери Лабиринта на замке. Мой наставник учил меня сражаться, предполагая, что я выйду на бой против полубогов. Смешно! Если даже Рене, разделавшийся со мной, как с ребенком, боялся гигантов – то куда мне было сравниться с ними!

А еще я понял, что в запретных этажах Лаборатории обезумевший сектант, рассказывая про исполинов, которые вот-вот вернуться на землю, имел в виду именно великих мертвых, из забытых культов предков. Возможно, тех самых, которые ждали меня дальше по коридору. И возможно, именно я, рассказав об этом Патрицио, помог Древним богам вознестись из Бездны в Лабиринт.

Рене стоял со скрещенными руками, ожидая от меня действий. Судя по переходящему взгляду и дергавшимся губам, ему уже надоели мои измышления, и он скомандовал:

– Ну, чего ты ждешь? Вперед!

При этом Рене кивком указал в сторону янтарного следа.

– Ладно тебе… – попытался возразить я.

– Отставить разговоры! Клянусь, парень, если ты не пойдешь и не сразишься с Древними богами, я лично перережу тебе горло и отдам ключ от дверей Лабиринта тому, кто не зовет мамочку перед драками с парнями постарше!

Когда я посмотрел на Рене, то увидел, что он уже держал в руке незаметный раскладной нож. Он не блефовал: если я не пойду сражаться с Древними богами, то в одно движение он раскроет клинок и перережет мне горло! Лучше уж посмотреть, что собой представляют эти великие мертвые, чем отправиться в Бездну прямо здесь.

Считал ли я так на самом деле или пытался себя убедить, что так считаю, но я пошел по длинному коридору, пока не услышал незнакомые голоса и тяжелую поступь гигантских ног. Я замедлил шаг и, прижавшись спиной к стене, «пополз» по ней к входу в огромный купол.

За мертвыми деревьями я увидел Древних богов. Это были не просто гигантские люди, это были существа, не имевшие подобия среди живых.

Их было двое.

Один, мужчина, имел крайне бледную кожу, смешанную не то с гипсом, не то с пылью, совсем не похожую на человеческую плоть. Янтарные руки, отрубленные от предплечья, висели в воздухе, связанные невидимыми «костями» с остальным телом. Туловище, в свою очередь, пронзал огромный меч, по лезвию которого из сердца стекала янтарная эссенция. Частью она поднималась дымкой над исполином, как будто рана кровоточила под водой, а частью падала крупными каплями с кончика клинка на землю. Оставленный им янтарный след мы с Рене и обнаружили.

Вторая, девушка, выглядела совсем иначе. Ее темная кожа сливалась с черным нефритовым платьем и сапогами так, что нельзя было определить, где у нее одежда, а где кожа. Возможно, это было одно и то же. Она украсила себя медными и серебряными драгоценностями – литыми браслетами, ожерельем, маской в форме пламени и прочими изделиями. В месте, где у нее должны были расти волосы и уши, отсутствовала часть головы. Вместо этого там горел огонь, поднимавшийся от самого сердца через горло наружу. В руках богиня держала огромную, в две трети своего роста, медную трубу, лишенную каких-либо изысков – без клапанов, изгибов и гравировки.

Вид исполинов пугал, завораживал, вызывал смятение. Неужели эти существа когда-то повелевали нашим миром?!

– О, брат! Ты теряешь драгоценные силы, собранные по крупицам душ в Пустоте нашего изгнания! Ты ходишь по кругу, как ходит дикий зверь, пойманный ловким охотником и посаженный им в выкопанную в глине яму! Скоро Хорн спустится к нам и поднимет ворота в потерянные земли, о которых я слагала и пела тебе песни в нашей пустыни, когда Солнце и Луна оставили нас. Прошу, не трать свои силы на ярость и отчаянье, окутавшие твои глаза своими плотными тканями!

Слова богини напоминали песню. Ноты вливались сквозь уши и обволакивали разум тягучими распевами. Даже голос древних созданий, рожденных небом, заставлял трепетать перед ними. Падшие, но великие! Древнее стен Вавилона, видевшие Потоп и слышавшие горны Иерихона! Я не смел встать рядом с ними, не то что поднять на них меч. Ангельский клинок выдали не тому человеку, если вообще на земле мог найтись человек, достойный взять его в руки.

– Сестра! Твои речи подобны течению Фисона: они захватывают и уносят за собой слабые души! Мои же ноги держатся на земле крепче киренайского кедра. Ни твоим речам, ни моей усталости не подкосить корней, держащих меня на земле! Если я проникнусь женскому плачу и лягу на камень, словно больной олень, пронзенный острой стрелой, то смогу ли я назвать себя яростью, что поднимается из глубины ущелья на зеленые нивы; изгнанником, вернувшимся, чтобы сжечь поля и дома рабов, отринувших своего господина? Нет, я остановлю свой бег, только когда мое побелевшее тело покроется алыми ожогами солнца и закончится мое изгнание!

Древние боги говорили долгими фразами, будто не чувствовали времени, потраченного на каждое из произнесенных слов. Возможно, для тех, чей срок измеряется тысячелетиями, минуты кажутся короче мгновений.

Зачарованный, я шел по кругу купола, скрываясь за деревьями. Я чувствовал себя мелкой мышью, которую люди никогда не замечают, пока она не начинает шуршать или бегать посередине комнаты.

– О, брат! Но и хищный лев отдыхает в тени деревьев между охотой; и крокодил не резвится в водах Гихона, пока поджидает свою добычу! Это удел беспокойных котят и молодой рыбы – беспечно кружиться, как только солнце прикоснется к ним согревающими лучами! Ты же мудрее льва и сильнее крокодила! И если они благоразумно дают отдых своим мышцам, не должен ли и ты поступать так же?

В этот раз слова девушки достигли сердца брата – он остановился.

– Брат мой! Я слышу дыхание шакала, притаившегося за ветвями. Окинь своим взором того, кто крадется одесную6 от тебя!

Великий мертвец резко повернулся и уставился на меня залитыми кровью глазами! От одного его вида мне стало больно: как это страшно, когда на тебя смотрят гигантскими зрачками! Я не посмел вытащить меч. Я испугался бежать. Я застыл в надежде, что бог посчитает столь ничтожное существо недостойным своего внимания.

– Как много в тебе жизни, раб! – рявкнул исполин. – Неужели человеческое дитя может накопить в себе столько духа?

– Нет, брат! Только Небо могло одарить человека таким пламенем. А потому он наш враг, посланный врагом! – воскликнула девушка.

– Тогда я съем его!

Раздался рев. Сквозь хруст деревьев исполин ринулся на меня, чтобы втоптать в землю. Вопреки стереотипам о медлительных гигантах, он двигался быстро. Я выхватил меч и сделал «скачок». Магическое лезвие сдвинуло меня с места – это спасло от рывка противника.