Все сказки не нашего времени

– Вообще-то я атеист, – проворчал его спутник.

– А я агностик, – радостно сообщило Оно. – Ничего не знаю о Создателе. Знаю только, что Вселенная развивается в процессе противоборства двух сил – Хаоса и Сборки. Я – представитель Сборки, локально противодействую Хаосу. Как бы садовник, который выращивает сад, не давая зарасти ему сорняками. Плоды цивилизации – они ведь и вправду плоды. Мне нравится выращивать плодовый сад. Это моё призвание. А твоё какое?

– Не знаю. Вернее, знал раньше. Мне нравилось учиться. Мечтал стать учёным, открывать новые закономерности, делиться новым знанием… и всякое такое. Кончил университет, начал свои исследования, собрал группу молодых. Отличное было время! Мы быстро развивались, уже подумывали о создании своего Центра. Но тут пришёл Возлюбленный Председатель, и всех учёных придавили, как классово чуждых. Вместо науки – религия, вместо свободы – тупой рабский труд, без радости, без перспективы. Хорошо ещё, что детей не успел завести.

Пока они разговаривали, освещение вокруг постепенно менялось – лёгкая дымка легла на окрестности, которые теперь преобразились в холмы, покрытые зеленой травкой. Бывший учёный (Крис, как он представился Оно) в недоумении огляделся: никого не было, кроме них обоих.

– Вот и отлично! – обрадовалось Оно. – Будешь учиться. Начнёшь с этого, – и Оно указало на стадо белых барашков, показавшееся из-за холма. – Справишься – усложним задачу. Вот тебе помощники (Оно свистнуло, и к ним подбежали две овчарки) и справочник (Оно протянуло Крису красную коробочку). Нажимай кнопку, задавай вопрос по практическому овцеводству – получай ответ. До встречи!

– Погоди! – заорал Крис, но было уже поздно: Оно просто растворилось в воздухе. Никто ему не ответил, если не считать собак – те гавкнули недоумённо: мол, что случилось, хозяин? Что делать?

Крис повернулся к своим новым товарищам. «Я даже не знаю, как их зовут» – подумал он и решительно сказал:

– Ты будешь Дик (черно-белый махнул хвостом), а ты – Бэк (рыжий утвердительно гавкнул). Ну, пошли, познакомьте меня со стадом.

*****

Крис и Оно идут по тропинке между двух полей и беседуют. Рядом с Крисом трусит большой чёрно-белый пёс, настороженно поглядывая на незнакомца.

– Помнишь помощников, которых ты мне оставило? Первые мои друзья в этом мире. Дик уже умер, это его внук, – кивнул Крис в сторону пса, – тоже Дик, потому что весь в дедушку. А Бэк еще жив, вовсю наслаждается заслуженным отдыхом. Вот придём домой, увидишь.

– Домой? – спросило Оно. – Значит твой дом теперь здесь?

– Конечно. Здесь моя жена и сын, моя община, моё хозяйство, моя школа. Всё создано мной фактически с нуля! Конечно, мой дом здесь. Хотя…

– Что «хотя»?

– Скажи прямо: я должен вернуться?

– Ты можешь вернуться, если захочешь. Курсы повышения квалификации ты успешно закончил. Теперь ты в состоянии возродить свой первоначальный мир. Не один, конечно, вместе с другими курсантами.

– И все они согласились вернуться?

– Не все, но большинство.

– Господи, почему? Что они забыли в той богом забытой дыре? Соскучились по Возлюбленному Председателю и его подданным?

– Видишь ли, сейчас там нет никакого Председателя, и подданных тоже пока нет. Все заражённые Хаосом, и в первую очередь правящая верхушка и её обслуга, все они были перенесены на другую планету. Вполне пригодную для жизни, но… их планета относится к зоне Хаоса – он должен получить свою долю. Я же тебе говорил – во вселенной соблюдается равновесие между созиданием и разрушением. А твоя планета теперь готова к созиданию.

– Ничего не выйдет. Я знаю свой народ! Люди несчастны и озлоблены, но принимают свою скотскую жизнь как должное. И Возлюбленного Председателя тоже принимают, хотя не так уж и любят. Не любят, но жить без него не могут! Уберёте этого – найдут другого, такого же, если не хуже.

– Но я же тебе говорил: мы провели дезинфекцию населения. Ведь ты так и не спросил, что это такое. Слишком их презираешь. Рабы, животные, овцы. Так?

– А разве не так? Я помню, как опустел город, когда ты выводило нас оттуда. Нас, несогласных, было исчезающе мало. Кстати, куда ты отправило это самое население? И зачем?

– Они отправились на другую планету. Санаторного типа. На промывку мозгов.

– Ха! Так им уже промыли! В том-то и заключалась проблема.

– Ты ошибаешься. Мозги им тогда не промывали, а замусоривали. Вот этот мусор в санатории и вымывали. Теперь это не население, не подданные, не толпа. Просто люди – с теми же воспоминаниями и личностями, но со свободной волей и ясным взглядом. Такими трудно манипулировать. А вот поставить цель, увлечь, объединить – это реально. Помнишь мою метафору про сад? Я-Оно удалило сорняки, я-Оно подготовило почву и внесло здоровые семена. Теперь дело за вами. Сад надо возделывать, постоянно. Не давать новым сорнякам душить культурные всходы, подкармливать и рыхлить, и так далее. Только от вас зависит, будут ли плоды. А мне надо идти дальше, закладывать новые сады.

Сзади послышался дробный перестук копыт. Их догонял мальчишка на вороном жеребце. Он лихо осадил коня, соскользнул на землю и улыбнулся путникам.

– Мой сын Дэнис, – представил его Крис. – Дэни, это мой старый друг… мистер Оно.

Оно и мальчик серьёзно пожали друг другу руки.

– Отец, мама послала сказать, что ты запаздываешь к ужину. Мистер Оно, мы будем вам рады, – церемонно пригласил Дэнис, но закончил совсем по-детски:

– Сегодня на десерт пирог с черникой, такая вкуснятина!

– Спасибо, сынок, но мистер Оно должен ехать, а я его провожу до пристани. Ужинайте без нас. Скажи маме, что я задержусь, пусть не беспокоится. Поезжай, Дэни, и Дика с собой возьми. Дик, домой!

Пёс с неохотой подчинился.

Крис и Оно поднялись на вершину холма. Впереди, в низине, серебряная полоса реки разрезала заливной луг. От пристани отплывали последние лодки и баржи. Солнце садилось, по воде побежали розовые отблески. В бледнеющем небе уже можно было различить две луны. Крис оглянулся на свой посёлок. Аккуратные домики, окружённые садами. Людей почти не видно – семьи сидят за ужином. Потом на главной улице зажглись первые фонари. Ребятишки высыпали на улицу, чтобы успеть поиграть перед темнотой, когда их загонят в постель. Детский смех разносится так далеко в вечернем воздухе… Крис резко отвернулся.

– Ты мне предлагаешь бросить всё это? Оставить жену и сына?

– Ты вернёшься. В этот самый момент, в это же тело. Спустишься с холма и обнимешь свою семью, и будешь жить здесь спокойно и счастливо до самой смерти. Это я тебе обещаю. Но вернуться сюда сможешь только после своей смерти там – на твоей родной планете. Такое вот условие. Принимаешь?

*****

– Восхитительное известие от нашего Возлюбленного Председателя: скоро придёт Оно! – возвестил проповедник и добавил как-то неуверенно:

– Возрадуемся…

Несколько секунд длилось недоуменное молчание, а потом площадь взорвалась смехом.

– Возлюбленного, надо же! – хихикнул мужичонка рядом с Крисом. – Я лучше к своей жёнушке под бочок подкачусь. Давно мы с ней, голубкой, этим делом не занимались. Спасибо, напомнил!

– И то правда, поддержал его другой. Пора по домам, мужики. И чего мы сюда припёрлись?

– А мне бы к дочке надо, – говорил другой. – Успокоить. Вчера весь вечер проплакала. Ну, не может она эту историю выучить, а завтра у них контрольная.

– И чем ты дочке поможешь? – спросил сосед. – Ты ж не историк. Пусть сама учится, пусть старается. Даже если бог ума особого не дал, так ведь просто надо побольше стараться.

– Ума не дал?! – возмутился первый. – Да она лучшая по математике и физике во всей школе! У неё ум острый, как бритва. А не может одолеть историю эту потому, что нет там никакой логики – так она говорит. Одно противоречит другому, и всё вместе – просто куча нелепиц.

– Умная у вас дочка, – вмешался третий. – То, что у них в учебниках написано, с реальной историей ничего общего не имеет, потому и логики не просматривается. Можете мне поверить – я историком был, студентов обучал настоящей истории.

– Так может, вам и надо учебники детишкам писать? Пошли-ка со мной к дочке, уважаемый, хоть грусть-тоску её развеем. Совсем девка извелась. А завтра посмотрим, что можно сделать. Завтра у них как раз родительское собрание в школе – вот вместе с родителями эту проблему и порешаем. Дочка говорит – не одна она с этой историей мается.

– Хорошо тебе, – присоединился к беседе ещё один, – у тебя дочка-умница, а у меня два сына-балбеса. Даже не потому, что учатся через пень-колоду. Это я бы пережил. Ну, не пойдут дальше учиться, и ладно, простые работники тоже нужны. Но вчера такое случилось… Иду домой, а моя парочка прижала хилого пацана к стенке и избивают. Я пацана, конечно, отнял, а своим – подзатыльники. Вы что, говорю, творите!? Двое на одного? А они не понимают, обиделись. Я ведь раньше их пальцем не трогал. Теперь не разговариваем. Ну, как мне им объяснить, что нельзя драться с тем, кто слабее, что нельзя двоим на одного? Ведь что они каждый день на улице видят? Стражники ходят гурьбой и хватают по одному кого ни попадя. Жёстко. Ни за что! Ведь раньше такого не было – правда же, мужики? Что же они с детьми нашими делают?! Нельзя это терпеть!

Толпа двинулась с площади, расходясь поодиночке и группами. Крис шёл среди других, слушал их разговоры и улыбался. Да, Оно не обмануло: это были свободные люди, которые могли и хотели действовать, могли сообща бороться за себя, своих детей, своё будущее. Впрочем, бороться в данный момент было не с кем: стражников как корова языком слизнула, вместе с их арест-каретой. Остался только проповедник. Он плёлся позади всех и вид имел очумелый – будто не понимал, что сейчас сказал, и зачем.

Крис шёл к своему жилищу. Его там никто не ждал, но теперь это было неважно. Он только переночует, а завтра с утра пойдёт к мэрии. Он знал: в здании не будет ни чиновников, ни стражи – не будет никого, кроме других курсантов из его города. Они станут первым правительством, они должны обеспечить переход к нормальной структуре. Впереди огромная работа, но они это уже проходили, каждый на своей планете. Теперь задача сложнее, но они должны справиться – для того их и готовили. Почва готова, пора выращивать сад. И так будет по всем городам и селениям на их родной планете. Так будет!

*****

– Мы справились, – шептал старик. Он лежал в отдельной палате нового клинического корпуса своего Центра. Днём приходили ученики, коллеги, друзья – и новые, и старые. Старых друзей, с которыми он встретился тем далёким утром в опустевшей мэрии, осталось совсем мало: они постепенно уходили, как скоро уйдёт и он сам.

Он устал от визитов, но был рад им всем. В последний раз увидеть, поговорить. Мозг его, к счастью, не постарел – возможно, сказались активные занятия наукой, которым он с упоением предался после завершения социальной перестройки общества. Но вот тело… Тут уж ничего поделать было нельзя – физиология неумолима. Он, конечно, заботился о теле: чем лучше себя чувствуешь физически – тем эффективнее творишь, каждый учёный это знает. Поэтому спорт был его постоянным и любимым спутником: альпинизм, теннис, дайвинг. Ближе к концу: лыжи, бег, ходьба…

И радость секса поддерживала его. Да, женщины у него были. Женщины-подруги, но не семья – его семья осталась там… Там его ждали. Вернее, ждать приходилось ему – здесь, на своей родной планете, которая так и не стала его настоящим домом. Скорее, местом работы – нужной, трудной, даже любимой. Но после работы так славно вернуться домой! Скоро он вернётся. В тот самый вечер, когда они с Оно шли по тропинке к реке, а сын нагнал их на вороном и позвал на ужин… Крис вспомнил улыбку сына, и сам улыбнулся.

Потом старик долго смотрел на свои иссохшие руки, на цветы, принесённые друзьями. Какой контраст между его дряблой кожей и упругими лепестками! Впрочем, цветы через день-другой тоже увянут. Но их смерти он уже не увидит. «Скоро я расстанусь с этим старым телом. Поскорее бы!» Словно уступая его желанию, пики на мониторе стали ниже, а промежутки между ними – шире. Крис умер.

*****

Он стоит на вершине холма и глядит на реку, сверкающую в лучах заходящего солнца. Крис чувствует себя прекрасно. Вытянув руку, любуется молодой упругой кожей. «Вот я и дома», – думает он и поворачивается в сторону посёлка. Из подступающих сумерек появляется всадник. Рядом бежит большой чёрно-белый пёс. Мальчишка останавливает коня и протягивает отцу руку, другой похлопывая перед собой по крупу вороного.

– Ну, проводил? Мы тебя заждались. Дик просто места себе не находил. Вот мама и сказала – езжай, посмотри, что там с отцом. Садись, поехали скорей! Мама так тревожилась!

– Сейчас, сынок, погоди минутку. Скажи, а ты не тревожился?

– Я – нет. Я знал, что ты вернёшься.

ОБО ВСЁМ ПОНЕМНОГУ

Любовь и Третья Мировая

День 115 лета 10125 от ПО.

Опять визжит! Ну что же это такое?! А еще жена офицера! Неужели моё небольшое гладкое тело пугает её больше, чем ядерный гриб на полигоне? Не понимаю.

День 117 лета 10125 от ПО.

Два дня депрессии. Забился в норку, не ел и не пил. Хотел плюнуть на всё – но слюны нет. Плюнул метафорически и вышел на стену, прямо на середину кухни. Офицер глянул хмуро, сказал: «Уйди с глаз моих!» Я не двинулся с места, твёрдо решив умереть. Он засмеялся, крикнул: «Оленька! Иди сюда, твой ухажёр пришел!» От шока я очнулся. Неужели человек способен понять чувства таракана? Значит и она сможет понять, со временем… Снова захотелось жить. А пока я гордо удалился, не дожидаясь очередного визга. Вышел ночью, поел и попил. Надо набраться сил к завтрашнему собранию. Обещают важное объявление. Интересно, что?

День 118 лета 10125 от ПО.

Наши готовят новое обнуление! Говорят, что человечество дозрело до очередной ядерной войны, которую развяжем, как всегда, мы, тараканы. Говорят, что Последнее Обнуление было более 10 тысяч лет назад, и пора делать «генеральную уборку». После этого никакой отравы и тараканьих ловушек! Мы снова будем царями планеты! Ах, если бы это случилось два года назад! Но теперь… Я люблю Олю и не могу даже подумать о том, что она умрет. Пускай она не любит меня, но, сама того не зная, она разбудила во мне это невероятное, это великое чувство! Я как будто не жил раньше, и не хочу жить после нее. Решено! Я спасу ее, даже если придется предать свой род!

Операцию проведут техники, а нас, остальных предупреждают, чтобы мы успели уйти поглубже: первые дни будет слишком «горячо» даже для нас, тараканов, потому что ответка прилетит прямо сюда. К Оле!

Обнуление пройдет по всем базам одновременно, в 2 часа ночи 125 дня. Наши техники уже разобрались с проводами и знают, какие надо соединить, чтобы дать команду на вылет ракет. Моя задача – найти провода сигнала тревоги как можно скорее. У меня есть 6 суток. Скорее всего, при замыкании проводов я погибну. Наверное, это первый раз в истории Земли таракан жертвует своей жизнью для спасения человека. Ну что ж, всё когда-то случается в первый раз. Прощай, мой дневник! Прощай, Оля!

*****

Ночью мужа Ольги срочно вызвали на объект. Прошёл сигнал тревоги, который подал неизвестно кто. Посторонних не обнаружили и решили, что произошло короткое замыкание в проводах. Техники уже разобрали покрывающие панели, когда он вбежал в аппаратную.

– Ничего страшного, товарищ капитан, – доложил старший техник. – Действительно, замыкание. Взгляните.

Он увидел два красных провода с частично оголенной оплёткой и чёрный обугленный трупик таракана между ними.

– Вот ведь сволочи! – гремел прибывший раньше подполковник. – Всю изоляцию погрызли. А если бы это были провода команды на вылет? Господи! Тараканы могли начать ядерную войну! Просто курам на смех! Только и кур не осталось бы, чтобы смеяться. А вы на что смотрели? Развели, понимаешь, зверинец!

– Товарищ подполковник, – пытался оправдаться старший, – никогда раньше тут ни одного таракана не видели. Кто ж мог предположить…

– Правильно, ТУТ не видели – тут у вас жрать нечего. Они ЗДЕСЬ питались! Восстановить изоляцию, посыпать тараканьей отравой и проверять каждую неделю!

– Есть, товарищ подполковник!

– Капитан, немедленно сообщить об инциденте на все базы! И зарубежные тоже. Пусть проверяют и принимают меры.

Лишь под утро муж вернулся домой. Оля не спала, в беспокойстве бродила по комнате. Он обнял ее:

– Ложись спать, милая. Дурацкий случай, не волнуйся. Представляешь, тараканы погрызли изоляцию, и случайно прошел сигнал тревоги – провода оголились. Всё исправили, тараканью отраву засыпали. Отбой!

– Слушай, – говорила она уже в постели, прижимаясь к засыпающему мужу, – давай и у нас эту самую отраву посыплем.

– Нет, дорогая, как хочешь, а нашего таракана я тебе не сдам, – полушутливо ответил он. И почему-то вспомнил маленький обугленный трупик между проводами тревожного вызова.

Пси-сказка

Ладно, котёнок, только САМУЮ последнюю. Потом ухожу, а не заснёшь – твоя проблема. Значит, договорились: последняя сказка. Тебе какую? Что, опять страшную? Ну что ты за ребёнок! Хорошо-хорошо, слушай.

Был я тогда совсем молодой, можно сказать, совсем зелёный. Только перешёл на третий курс Первого Меда. Денег не хватало катастрофически. Нет не голодал, на еду хватало, а вот на новые шмотки и девочек – уже нет. Каких девочек? Хм… Вырастешь – узнаешь. Нет, надеюсь, что мальчиков. И кончай меня прерывать, или сейчас уйду! То-то же… Ну, хватит лизаться, продолжаю. Итак, мне предложили поработать со стариком после удаления у него опухоли мозга. Психическая реабилитация, чтобы мозги правильно встали на место. Конечно, был я тогда не весть какой специалист, только готовился специализироваться по психиатрии, но тут психиатра и не требовалось. Сын этого старика-пациента, тот, который меня нанимал, хотел просто чтобы я разговаривал с отцом, развивал его. Всё-таки не пустая болтовня сиделок, а почти готовый доктор – и за сравнительно небольшую цену. (Сейчас, доча, я за такую плату и кота лечить не буду). Договорились с сыном на раз в неделю, в воскресенье, по два часа максимум.

И вот в первое воскресенье вхожу я в отдельную палату-люкс к своему пациенту. Сын стал у стеночки, наблюдает. А я прямо к старику: представляюсь, спрашиваю, как его зовут, когда родился. Что приятно, говорит свободно, хотя и путается с годом рождения. Сын поправляет – отец упрямится, я говорю, что неважно. Ну, сын после этого слинял, а у нас два часа пролетели быстро: пациент разговорчивый, сам рассказывает о жизни, о родительской семье. Мне остаётся только направлять беседу ближе к его взрослой жизни, а потом и к последним событиям – его опухоли и операции (вот тут не торопиться, осторожно!) В общем, никакой грубой патологии я не заметил. А что его якобы учил плавать старший брат, который утонул в возрасте 5 лет – так это бывает. (И нечего смеяться – если бы тебе кусок мозга отрезали, ты б мне такого порассказала!) Стихи мне декламировал, Василия Тёркина. Я проверил: печатный текст разбирает. Узнал, какие книги он хотел бы почитать – не знаю лучшего способа тренировки мозгов, чем чтение. (Учти, котёнок!) Расстались мы через два часа с трудом – он всё порывался что-то ещё рассказать. Тут, слава богу, обед подоспел.

Перед вторым визитом я попросил сына встретиться со мной пораньше. Мне нужно было узнать о пациенте побольше, и не с его слов, сама понимаешь. По-нашему это называется «взять анамнез» (запоминай, доча). И запомнился мне на сам анамнез, а реакция сына. Какая-то смесь любви, жалости и злости. На что? На то что его папа, такой умный и сильный, вдруг превратился вот в этакое… Ну ладно, рано тебе всё это знать. Надеюсь, и не узнаешь. Но вот что тебе знать надо о данном клиническом случае – то, что сын рассказал о тараканах в голове отца. Точнее, не тараканах, а о муравьях. «Вчера мы опять с ним муравьёв из его черепа доставали», – говорил он мне с кривой усмешкой. Ну, я не особо удивился и испугался. Что не удивился – читал о галлюцинациях, связанных с органическим поражением мозга. А что не испугался – я ведь в роли терапевта, не родственника, а это значит, котёнок, что эмоции у меня только те, которые могут помочь пациенту. Вот на этом уровне мы с ним и пообщались, и никакой явной патологии при этом пациент не проявил.

И вот настало ТРЕТЬЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ … (Не визжи, мама услышит! И вообще, будущий врач ничего не должен бояться!) Так вот, прихожу я к пациенту в третий раз. Ничего нового не вижу, если не считать того, что швы вокруг его вмятины, вроде, сильнее выделяются – какие-то розоватые, слегка воспалённые. «Наверное, показалось, – думаю. – Вначале не заметил, не приглядывался особо». До обеда мы успели обсудить книги – Белого Клыка он прочитал, даже два раза («Ага, – думаю, – надо будет ему ещё Джека Лондона принести»), а рассказы Пикуля не до конца одолел, но всё порывался пересказать мне какие-то фрагменты. Вижу, трудно ему это даётся – память подводит, и чтобы не переутомлять пациента и не дать ему концентрироваться на отрицательных эмоциях, я предложил сыграть в шахматы. Со слов сына, отец хорошо играл, а теперь вот продул ему, легко. Ещё одна сыновья боль. Начали мы партию бодро, но закончить не успели: пришла сиделка, повела в столовую на обед (прогресс: неделю назад ему сюда приносили). Я тоже собрался уходить, но пациент попросил подождать, мол, надо доиграть. Вернулся он, мы доиграли. Я, впрочем, не слишком напрягался, и пациент победил. И вот тут началось интересное…

Похоже, проиграв, я вошел в его ближний круг, и пациент заговорил «начистоту». Сначала про муравьёв, которые завелись у него в голове, потому что врачи схалтурили, неплотно закрыли череп после операции. Потом муравьи превратились в лягушек, которые там внутри прыгают, да так точно – «от икринки к икринке». Наконец, появилось новое действующее лицо – жаба. Все мои попытки перевести разговор ни к чему не приводили – пациент был слишком увлечён живностью внутри своего черепа. Надо было срочно прерывать развитие бреда. Я сунул ему под нос свои наручные часы и сказал, что у меня встреча, уже опаздываю.

Мы попрощались, я в последний раз взглянул на его череп и обомлел: вокруг швов копошились мелкие чёрные точки. «Господи, муравьи!» Муравьи заполнили всю впадину, из их кучи стала вылезать лягушачья лапа, и тут я не выдержал – вскрикнул и отвёл взгляд. Но тут же устыдился и снова посмотрел на пациента. Он глядел на меня ясными глазами. Череп абсолютно нормальный, если не считать вмятины, и швы еле заметны. Я пошел к полуоткрытой двери, как вдруг заметил там внизу большую лягушку, скорее, жабу. Вид сзади. «Вот чёрт! Наведённая галлюцинация!» – подумал я, а галлюцинация повернула голову и сказала:

– ПОЙДУ, ПОЛЕЧУ СОСЕДА. ПОКА, КОЛЛЕГА, ЕЩЁ УВИДИМСЯ!

Из-под одеяла доносится хихиканье: «Но это же смешная сказка, а не страшная!» «Нет, страшная, – не соглашаюсь я. – Всё было так на самом деле. Именно так!» Молчание. Потом: «А что было дальше со стариком? Он выздоровел?» Я отвечаю честно: «Не знаю. Я больше не приходил туда. Не мог себя заставить… А теперь всё! Спи!»

*****

Я решительно закрываю дверь в комнату дочери, пересекаю тёмную гостиную и вхожу в нашу спальню. Мягкий свет. Жена полусидя читает в постели. Она поднимает глаза от книги и устало улыбается мне: «Уложил?» «Уложил». «Тогда забирай свою подружку и давай спать, наконец». Я быстро снимаю со своей подушки жабу и отношу её в террариум. Она широко, во весь свой жабий рот улыбается мне и говорит:

– СПОКОЙНОЙ НОЧИ!

Успехи вирусологии

– Скотина тупая! – выругался Мо Гу. – Ты же активный вирус слила в общую канализацию!

Чу Ви обиженно поджала губы и возмущенно затрясла занавеской чёрных блестящих волос:

– Я свою работу выполняю! Мне сказали убрать всё к завтрашнему утру. Потому что приедёт сам господин Пта Ха, с инспекцией. А у вас свинарник, как всегда!

– А ты знаешь, дорогая Чу, что за вирус ты вылила? – вкрадчиво поинтересовался второй аспирант Ван Туз.

– Мне этих ваших заумных штучек даром не надо, – заносчиво ответствовала Чу Ви. – Моё дело – уборка за вами, дармоедами. Я человек труда, и горжусь этим!

– Недолго тебе гордиться осталось, – мрачно заметил Мо Гу.

– Это ещё почему? – ощетинилась Чу Ви. – Скорее вас выгонят, чем меня. Сейчас уборщиков мало, а вас – что тараканов.

– Не ссорьтесь, товарищи, – вмешался Ван Туз. – Скоро все там будем (он возвёл очи к небу), и люди труда, и нахлебники вроде нас.

– Я на небо не тороплюсь, – поспешно сказала Чу Ви.

– А вирус тебя не спросит, – ядовито пообещал Мо Гу.

Конечно, аспиранты прикалывались, запугивая впечатлительную Чу Ви. Препарат, который она вылила в канализацию, был промежуточным неудачным экспериментом, и они сами подготовили его к уничтожению (правда, не в канализации). По заданию правительства они работали над созданием стратегического вируса, поражающего людей других рас, но полученный вирус – один из многих его предшественников – был совершенно безвредным. Так они считали. О, как они ошибались!