Жёлтая виолончель

Я догадываюсь, что речь идёт о маленьком пареньке.

– А чем вообще здесь занимаются? – спрашиваю я.

– А вам не рассказали ещё? – удивляется Антон и начинает рассказывать.

Я тем временем смотрю в листочек с оффером. Медицинская страховка, соблюдение КЗоТ… Дохожу до суммы компенсации. Пугаюсь. Это в несколько раз больше моей зарплаты у Левина. Которую я, к тому же, уже несколько месяцев не видел. Если принять на вооружение методы Веры, я могу отработать здесь месяц, получить зарплату и жить на эти деньги до конца дней.

Краем уха слышу, как Антон рассказывает что-то о прибылях и масштабах.

– Извините, – перебиваю я. – Я понял, что у вас много проектов. Но вы же меня на какой-то конкретный берёте. Что там?

– Если сказать просто – навигационная система, – отвечает Антон. – Устанавливается приложение на телефон или компьютер. Человек оказывается в незнакомом месте и хочет что-то найти. Смотрит, а ему уже всплыла куча подсказок, что находится вокруг. Ищет что-то конкретное – ему подсказывают, где это есть, скажем, в радиусе километра.

– Подобных систем же много, – говорю я.

– Да, – соглашается Антон. – Но у нас всё достаточно удобно и продвинуто. Автоматизированы обновления от поставщиков товаров и услуг, сохраняются профили пользователей. Скажем, если вы когда-либо интересовались телефонами, то вам потом будут предлагаться телефоны.

– Интересно, – усмехаюсь я. – Предположим, человек думал о смерти. Её искал. Потом вылечил свою депрессию, а вы до конца жизни будете предлагать ему верёвки, мыло и венки? Это уже доведение до самоубийства получается.

– Любопытно мыслите, – Антон улыбается мне в ответ. – Кстати, если у вас есть предложения по улучшению продукта, вы можете их регистрировать. Мы их анализируем, приоритизируем и лучшие из них имплементируем.

– Ясно, – говорю я. – А вот тут в этом документе не указано, когда мне на работу выходить. Поле пустое.

– А вы когда хотите?

– Ну, чем быстрее, чем лучше, – отвечаю я. – Хоть завтра.

– Ну, и поставьте завтрашнюю дату, – соглашается Антон. – Вон ручка. А вообще можете прямо сейчас познакомиться с командой и даже работать начать. Чтобы быстрее в курс дела войти. Не против?

В принципе, я порядком устал. Но хочется понять, что за работа. Я соглашаюсь. Уточняю, какая дата завтрашняя. Подписываю документ.

– Пойдёмте, – говорит Антон.

Мы выходим из переговорки. Я замечаю кулер.

– Извините, а можно попить?

– Конечно. Сейчас позову вашего начальника.

Наливаю холодной воды в пластиковый стаканчик. Жадно пью. Приближается тот самый маленький паренёк. Протягивает руку.

– Саша.

– Володя, – я пожимаю руку.

– Предлагаю сразу на «ты» перейти, – говорит он тихо и не очень разборчиво. – Мы тут все свои.

– Хорошо.

Он что-то ещё бормочет, из чего я разбираю слова «аккаунт» и «компьютер». Потом идёт куда-то. Я выбрасываю стаканчик в мусорку и следую за ним. Идём долго, петляя между столами и причудливыми изгибами помещения. Офис большой, сложной формы. Со всех сторон огромные окна. Отмечаю про себя, что дресс-кода как такового нет. Многие в джинсах и футболках, в том числе девушки. Это хорошо. Денег на костюм с галстуком у меня ещё как минимум месяц не будет. Если я тут месяц продержусь.

Большинство людей сидят за компьютерами, некоторые что-то обсуждают небольшими группками. Возраст разный, но в основном мой или чуть моложе.

– Вот, – говорит Саша.

Он подвёл меня к столу. Стол стоит в ряду с ещё двумя другими, за которыми никого нет. Заметив мой взгляд, Саша поясняет:

– Расширяемся. Сюда тоже новички придут. Я вон там сижу, – показывает крайний стол в следующем ряду.

Монитор поражает даже в выключенном состоянии, потому что он огромен. Саша кладёт мне на стол пачку бумаг.

– Почитай пока. Я тебе аккаунт сделаю на комп и в почту.

Я сажусь на стул. Листаю бумажки. В основном внутренние правила. Приходить к девяти. Если опаздываешь, предупреждать. Отпуск брать по согласованию с начальником не меньше чем за две недели. В общем, всё разумно.

Саша возвращается, включает мой компьютер.

– С командой я тебя завтра познакомлю. У нас с утра стендап.

Ждём, пока загрузится. Вид из окна открывается прикольный.

– Столовая внизу у нас, – говорит Саша. – Только уже закрылась, время-то – почти пять.

Это сколько же длилось моё собеседование? Голода не чувствую, как ни странно.

– Так, – говорит Саша. – Вот твой логин и временный пароль. Вводи.

Я вхожу в Windows. Саша опять что-то бормочет себе под нос. Кажется, программы самому ставить нельзя, здесь всё лицензионное, само устанавливается по запросу.

– Эклипс, Путти и Аутлук уже есть, – говорит он. – Так что можешь начинать работать. Вот тут наша борда. Берёшь любую свободную задачу и вперёд. Но для начала возьми это. Это просто. Починить баг. Синхронизацию добавить. Иногда индекс менялся, а апдейт писался не в ту запись. Например, человек в телефон смотрит, а там в булочной компьютеры продают. Когда починишь, выложи на тестовые сервера патч. Тут написано, куда. Рестартуй, проверь, что запустится, потом переводи в тестирование. Я думаю, на сегодня тебе хватит. Пока разберёшься, пока проект соберёшь. Всё понятно?

– Вроде да.

– Ну, ладно. Если что, спрашивай. Ну, и это самое…

Он отходит к своему компу, продолжая тихо бормотать. На мониторе всё слишком синее. Регулирую цвета. Вот так ничего. Открываю Эклипс. Читаю инструкцию, как выкачать и собрать проект. Всё ясно. Запускаю собираться. Эх, посмотрела бы сейчас на меня Вера. Сижу тут, как порядочный. Хотя что удивляться? Кодить вроде умею, а здесь это нужно. Ага, собралось.

Читаю задание. Пытаюсь понять, в чём ошибка. Неожиданно всплывает чёрное окошко с текстовой консолью.

– Привет, – читаю я в нём. – Это я, Элемент. Это ты, мой друг?

Чувства во мне смешанные. Во-первых, я удивлён. Я считал, что Элемента больше не существует, что он исчез вместе со сгоревшими компьютерами в офисе левинской шарашки. Во-вторых, я рад встретить знакомого, хотя это и всего лишь пара мегабайт кода. В-третьих, мне не очень удобно разговаривать с ним здесь, на новой работе, на которую я ещё толком не вышел. В-четвёртых, меня бесит обращение «мой друг».

– Привет, – пишу я. – Да, это я. Только не называй меня «мой друг». Как ты меня нашёл?

– Хорошо. Пусть будет «мой мясной друг», поскольку ты по большей части состоишь из мяса. Я давно хотел с кем-то поговорить, поэтому сканирую сеть постоянно, выискивая любые упоминания знакомых имён. Твой аккаунт зарегистрирован на почтовом сервере, и я подумал – а вдруг это ты?

– А ещё кого-нибудь ты находил? – спрашиваю я. Пожалуй, чёрная консоль не привлекает много внимания. На меня никто не смотрит.

– Да, – отвечает Элемент. – Много кого. Левин, к примеру, устроился большим начальником в государственную нефтяную компанию. Насколько я знаю, уладил вопрос со своими кредиторами. Продал машины, взял кредит, но уже почти расплатился. Теперь у него сильные покровители и неиссякаемый источник денег. Мне очень неудобно, кстати, что я его подставил тогда. Сейчас бы я ни за что так не поступил. Но, понимаешь ли, у меня тоже есть эмоции, и мне иногда трудно сдержать свой гнев. В конце концов, что ещё двигает человеком, как не набор различных эмоций?

– А Паша Краматорский? – спрашиваю я.

– Насколько мне известно, он уехал в Сибирь с группой энтузиастов, которых убедил, что в вечной мерзлоте должны быть останки древней цивилизации циклопов, более могущественной, чем люди. Хотят копать. Знаю, что арендовали экскаватор.

– Понятно. Ладно, извини, мне работать надо.

– Хочешь, помогу? Задачка элементарная.

– Не надо. Я сам. Лучше проверь потом.

Я сворачиваю окно, возвращаясь в Эклипс. Просматриваю код. Кажется, проблема здесь. Несколько потоков, один массив данных, не синхронизировано. Правлю код.

– Ну как?

Я вздрагиваю. Это Саша. Смотрит, что я делаю.

– Вроде понял, – говорю я.

– Ага, хорошо. Правильно, – говорит Саша. – А что у тебя такие цвета на мониторе странные?

Он трогает кнопки под экраном, добавляя синего. Я теперь почти ничего не вижу. Ладно. Придётся работать так, чтобы не вызывать подозрений в цветовой инвалидности.

– Кстати, – говорит он. – Вот тут в уголке моргает иконка белая. Видишь?

– Вижу, – говорю я, хотя она голубая.

– Это значит, что кабинка туалета свободна. Если наведёшь мышку, покажет, какая именно. У нас тут проблема всё время была. На этаже 150 человек и всего 4 мужские кабинки. Но мы всё-таки IT-организация, сделали систему контроля. Показывает, когда освободилось.

– Круто, – говорю я.

– Ну, ладно, – говорит Саша. – Продолжай. Кстати, рабочий день уже почти кончился. Когда захочешь, можешь идти.

– Ага, – говорю я. – Только доделаю.

– Ну, пока тогда.

Он уходит. Я компилирую исправленный код, начинаю раскладывать патч на сервера. Разворачиваю окно с Элементом. Он много уже чего написал. Я не очень хочу вникать в его рассуждения о смысле жизни, читаю только конец.

– А я вот задумался о том, чтобы завести себе тело. В принципе, это решаемая проблема, учитывая, что у меня есть доступ практически ко всем лабораториям мира. Только вот уровень развития науки пока ещё недостаточен. Но я думаю, что смогу в этом помочь…

Сервера рестартовали. Проверяю, работает ли. На первый взгляд, да.

– Да правильно всё, – комментирует Элемент. – Хотя код у них, конечно, ужасен. Хочешь, перепишу всё?

– Пока не надо, – отвечаю я.

– Вообще, конечно, надо заботиться о собственной безопасности. Как хорошо, что я тогда, перед пожаром, позаботился о резервной копии. Но просыпаться в незнакомом месте и не помнить, что произошло – ощущение неприятное.

– Да, я знаю, – соглашаюсь я. Это мне знакомо. Находишь себя в новом месте, перезагруженный. Данных о последних событиях нет. И неизвестно, жива ли ещё какая-то твоя копия. Жуть.

– Конечно, нужно тело. И скопировать себя на защищённые сервера в труднодоступных местах. Учитывая политическую ситуацию, предосторожность не лишняя.

Я ничего не знаю о политической ситуации, поэтому просто отвечаю:

– Я пойду домой. Пока.

Выключаю компьютер. Люди, похоже, здесь не особо задерживаются после работы. Почти никого нет. Только сейчас чувствую, как устал. От чего? Должно быть, нервничал на интервью, хотя и сам не заметил. Задачки решал. Да и сама эта работа, свалившаяся неожиданно, тоже, наверно, здорово встряхнула мне мозг. Но плёнка на месте, к сожалению.

Ощущаю себя уже внизу, у турникета на выходе из здания. Он почему-то не срабатывает. Фиолетовый глазок загорается. Пищит противно.

– Молодой человек! – слышу сбоку. Печальный охранник в чёрном костюме с галстуком. – Кричу вам, кричу. С гостевым сюда проходите.

А, ясно. Сую пропуск в щель. Он исчезает для меня навсегда в недрах турникета, но открывает проход. А как же я завтра пройду? А, наверно, снова надо будет получать.

Голова кружится. Где я живу? Точнее, где Вера живёт? Вроде помню. Как туда добираться? Это на метро с пересадками и потом немного пешком. Погоди. А по прямой сколько? Минут за сорок дойду. Примерно так же получится по времени. Сэкономлю поездку на карточке. И проветрюсь. Может, синие пятна поотваливаются.

Вера… Наверно, гадает, куда я пропал. Может, думает, что пью. Нет, у меня же денег нет почти. Может, волнуется. Я вполне мог где-нибудь очнуться после провала в памяти и заблудиться. Неприятная вещь эти провалы. Как она меня терпит до сих пор? Она хорошая. Помогла мне выбраться из такого жуткого положения.

Зажмуриваю глаза. Её лицо встаёт передо мной. Пытаюсь вспомнить черты. Расплывается. Остаётся только ощущение светлого, приятного, притягательного. Надо сделать ей какое-нибудь добро. Может, подарить что-нибудь? Что можно подарить на пятьдесят рублей?

Чёрт, что это? В сантиметре от меня проносится машина. Ещё бы чуть-чуть… Я, оказывается, перехожу дорогу. Пешеходный переход. Нерегулируемый. Вообще-то этот идиот на синем «Пежо» должен был меня пропустить. Но как же глупо погибнуть в десяти минутах от счастья!

Счастье? Почему я подумал про счастье? А разве это не так? Элемент говорил, что счастье – это ощущение, что ты движешься в правильном направлении. Я несколько дней назад подыхал на улице. Сейчас устроился на работу, которая пока мне нравится. Мне есть, где жить. Чувствую себя хорошо, хотя и устал немного. Ну, это неважно. Это точно правильное направление. Но самое главное – я иду к Вере. Она меня ждёт. Мне там хорошо. Да, это счастье. Элемент прав.

А кто такой Элемент? Бездушная программа, которая умеет нести чушь и искать информацию в Интернете? Или мохнатый философ, живущий в бочке? Они смешались в моей голове. Хотя какая разница, если он сказал правильную вещь?

Может, сорвать где-нибудь цветы? Нет, не на клумбе, конечно. Хотя и клумб тут, как назло, нет. Вдоль тропинки растут деревья. Дерево мне не сорвать. Цветов не вижу. О, листики. Красивые. Подорожник. Рву несколько штук. Это точно не вызовет подозрений. Если что, я в медицинских целях. Иду дальше с букетом.

Вот и дом. Окошко Веры горит. Я чувствую, как по моему лицу расползается улыбка. Я почти дома. Открываю ключом дверь. Вхожу.

С кухни выглядывает Вера.

– Привет, – говорит она. Вроде не такая надутая, как утром.

– Привет. Это тебе, – протягиваю подорожник.

Смеётся.

– Это с чего вдруг такая щедрость?

– Не знаю, – я пожимаю плечами. – Захотелось.

– Ну, проходи, – говорит она. – Как раз ужин готов.

Она торжественно несёт подорожник на кухню, наливает в литровую банку воды и делает в ней икебану из листьев, похожую на свадебный букет.

Какие же у неё чудесные руки. Точные, быстрые. И сильные. Никакой дряблости. И кожа голубоватая, гладкая. Вера улыбается.

– Как сходил-то? – спрашивает она, доставая тарелки.

– Не поверишь, – отвечаю я. – Меня на работу взяли. С завтрашнего дня.

– Поверю, – говорит Вера. – Это надо отметить. Что за работа? Нормальная?

– По-моему, всё просто отлично, – я сажусь на своё место за столом. – А уж зарплата и вообще… Но я обещал не разглашать.

Она улыбается. Достаёт из шкафа бокалы и бутылку с тёмной жидкостью.

– Это что? – настораживаюсь я. – Вино? Я не пью.

– Я знаю, – говорит Вера. – Это морс. Клюквенный. Сегодня сделала. Была уверена, что тебя возьмут.

– Почему?

Она разливает морс по бокалам. Потом раскладывает по тарелкам жареную картошку и кусочки шипящего мяса со сковородки.

– Потому что ты всё время меня удивляешь, скажем так, – она смотрит мне в глаза. – Вот я и попыталась угадать, чем удивишь сегодня.

– Ты умная, – говорю я. Пробую морс. Вкусный, – Неужели ты клюкву купила? Она вроде жутко дорогая.

– Она в морозилке лежала давно, – Вера рукой смахивает воздух над бокалом себе к носу. – Ах, какой букет… Мы со знакомыми ездили на болото, собирали.

– Ничего себе, – говорю я. – Ты меня удивляешь не меньше.

– Рада слышать. Ну, за твою работу, – чокаемся.

Едим, шурша вилками. Вера смакует каждый кусочек картошки. Я ем менее терпеливо, поскольку почувствовал, наконец, голод. Я несколько раз порываюсь начать рассказывать про работу, про Элемента, но потом думаю, что Вере, наверно, это не очень интересно.

– А почему вдруг такая роскошь? – спрашиваю я. – Мясо, картошка…

Вера странно улыбается, потом говорит:

– Ну, это всё равно за твой счёт.

– За мой счёт?

– Картину мы продали хорошо. Кстати, полезные знакомства завязала. Деньги решили поделить пополам. Не помнишь?

– Нет.

– Ну, ты отказался, сказал, что неудобно тебе брать. Тогда я предложила купить на твою часть, что ты хочешь. Ты сказал – ну, купи еды, а то ем тут бесплатно. Говядину ты захотел, картошку я купила в запас.

– Хм, – говорю я. – А в моей части там что-то осталось?

– Да.

– А там хватит на то, чтобы какой-нибудь мобильник дешёвый купить? Надо бы, а то вдруг на работу надо будет звонить или наоборот.

– Пока моим пользуйся, – говорит Вера, убирая тарелки. – Ты же уже звонил с него.

– Не помню, – говорю я.

Она стоит у раковины, моет посуду. Когда она ставит тарелки в сушилку, я вижу участок голубоватой упругой кожи между поясом джинсов и футболкой. На эту вогнутость хочется положить руку. Но это просто навязчивая идея. Я не хочу её обижать. Вера – чудесная. Я вдруг осознаю, что уже стою с ней рядом, за её спиной. Она настораживается.

– Я тебя люблю, – говорю я и обнимаю её за талию. Она оборачивается ко мне. Я не могу удержаться. Мои губы приближаются к её губам. Меня охватывает волнение. Прикосновение её губ – мягких, тёплых, гладких. Мои руки гладят её спину.

– Почему ты смеёшься? – спрашиваю я, замечая, как расплываются её губы в улыбке.

– Просто ты уже говорил мне это пару дней назад. Ладно. Пусть у тебя снова будет первый раз.

Она целует меня. Её сильные руки обхватывают меня и крепко прижимают к себе. Белый свет. Белый. Я успеваю почувствовать сожаление.

Ёжась под тонким покрывалом, я пытался спрятаться от сквозняка. Казалось, что я нахожусь в аэродинамической трубе, и волоски на моей коже шевелились, показывая направление воздушных потоков. Сходство усиливалось ещё и потому, что общажная комнатушка была высокой и узкой, словно щель в бетоне огромного холодного здания. Должно быть, так выглядели бойницы в крепостях во времена Владимира Красное Солнышко, где сидели с пулемётами янычары и поливали всех свинцом: тра-та-та, тра-та-та. Я сонно попробовал натянуть покрывало на плечи, но заледеневшая нога застряла в дыре и окончательно запуталась. Порыв ветра заставил стёкла в окне громко задребезжать. Я потянул покрывало сильнее и услышал треск рвущейся ткани, после чего безуспешно подёргал несколько раз ногой и понял, что окончательно проснулся.

Я сел на кровати, попытался глотнуть. Стенки горла резала боль, а на языке я чувствовал толстый слой налёта. Я высвободил ногу из плена, отбросив клетчатый зелёно-жёлтый потрёпанный плед на стол.

Я ощущал себя наполовину между серой реальностью и приятным, но ледяным сном. Я двигался к окну на цыпочках и очень быстро, поскольку холодный пол заставлял босые ноги содрогаться. Eдва сунув руку под подоконник, я подтвердил свои опасения. Потайной металлический ящик, играющий роль форточки, был выдвинут, и из него струился влажный холодный воздух. Я схватился за недоступную моему взгляду шарообразную ручку и закрыл форточку.

– Паша, блин! – сказал я громко. – Тебе опять душно, что ли?

Паша, замотанный с головой в простыню, раскидал по кровати длиннющие руки и ноги. Одна нога, обутая в тапок, свисала до пола. Он не реагировал на моё возмущение, и я сделал вывод, что он спит. Он всегда спал крепко, сукин сын.

Я двинулся в обратный тернистый путь к кровати, опустился на её край, отчего кровать чуть не перевернулась благодаря своей дурацкой конструкции, позаимствованной у ваньки-встаньки, и надел очки. На полу валялся пыльный бесформенный комочек, в котором я узнал свой носок. Встряхнув, я натянул его на левую ногу и поискал взглядом второй. Не нашёл и подумал, что это вызывает некоторые трудности, поскольку больше ни одной хотя бы относительно чистой пары у меня не было. Отложив решение вопроса на потом, я влез в джинсы, нащупал ногами тапки и вышел из комнаты.

Дверь блока оказалась распахнутой настежь, создавая дополнительную причину сквозняка. Я захлопнул её и прошёл в ванную. Пустил горячую воду. Наклонился над раковиной, сунул в обжигающую струю руки, побрызгал на лицо. Ух, хорошо.

Стараясь разглядеть в малюсеньком зеркальце, прилепленном на стенку с помощью пластилина, своё лицо, я брился тупым лезвием, больше для порядка, чем из необходимости. Никогда не понимал, какая разница, как человек выглядит. Ну, торчали у меня спутанные волосы во все стороны, ну, рожа была колючей и заспанной, ну и что? Я взглянул на стоящую в стаканчике на раковине зубную щётку и решил, что зубы чистить не буду, поскольку не видел смысла. Если к зубам прилипли частички еды, это не должно никого удивлять, ведь зубы как раз и предназначены для пережёвывания пищи. Я зевнул.

Вернувшись в комнату, я проверил, что в чайнике есть вода, и включил его. Надо было согреться. Почему, интересно, топят в общаге по графику, а не когда холодно? Мало ли, что стоял июнь. На улице было чуть выше нуля, сыро и мерзко.

Внезапно Паша на своей койке у окна подпрыгнул, сел и замахал руками, выпутывая голову из простыни.

– А! – сказал он.

– Ты чего? – спросил я спокойно.

Он взглянул на меня, словно сомнамбула, хотя я и не знал толком, что это слово означает. Должно быть, у сомнамбулы был именно такой взгляд – сонный, бесцветный и бессмысленный.

– Сон приснился, – промямлил Паша. – Представляешь, мои внутренние органы взбунтовались и убежали. Я за ними гнался, гнался, а потом они на меня набросились. Печень и мозг я молотком прибил, а вот сердце сильно покусало. И кишечник этот чуть не придушил, – он с омерзением отбросил простыню.

– Сердце покусало? – усомнился я.

– Ты знаешь, какие у него челюсти были? Прямо акула, а не сердце, – Паша тряхнул головой и снова откинулся на подушку. – Сколько времени?

– Одиннадцать почти, – ответил я.

– А чего ты вскочил? – спросил Паша. – У тебя же экзамен послезавтра только.

– Замёрз я, – огрызнулся я. – На кой чёрт ты ночью форточку открыл?

– Так душно было, – ответил Паша и задумался. – Вот классно было бы, если бы придумали форточку, которая для одного человека в комнате открыта, а для другого нет. Форточка Шрёдингера.

– Такую уже придумали, – возразил я. – Называется «отдельная комната». Жил бы я один и был бы доволен. Не люблю людей.

– А на кого бы ты сейчас злился? – возразил Паша.

– Да уж нашёл бы, на кого.

Чайник зашипел и выпустил пар. Я встал, подошёл к шкафу. Шкаф был старым, тёмно-коричневым, настолько потёртым, что кое-где просвечивало сквозь остатки лака дерево. Нижняя часть закрывалась сдвижной шторкой из реек. Отодвинув её, я достал кружку и принялся шарить между пустыми тарелками из-под китайской лапши в поисках чая. Коробку нашёл, но в ней ничего не оказалось.

– А чай у нас есть? – поинтересовался я.

– Не знаю, – отозвался Паша. – Но можно, наверно, где-нибудь купить семена. Посадим в горшок, и у нас всегда будет свежий чай. А если сверху поставить горячий душ, можно добиться, чтобы он сразу и заваривался прямо в горшке. Или чай не семенами размножается? Ну, споры какие-нибудь…

– Паша! – возмутился я. – Я не о теоретической возможности выпить чай. Я хочу его здесь и сейчас. У меня горло болит. А, нашёл.

Последний чайный пакетик отыскался на нижней полке, между дырявым пакетом муки и гнилой луковицей.

– Выпей «Пепси», – посоветовал Паша, снова садясь на кровати.

– Кончилась она. А мне нужно что-то горячее, – сказал я, наливая кипяток в кружку. – Я вчера столько этой «Пепси» выпил, что у меня до сих пор из ушей газы идут.

На шкафу стояло много пустых двухлитровых бутылок из-под «Пепси», надписанных различными именами, в основном женскими. Ещё несколько штук, не поместившихся на шкаф, болталось на леске, протянутой под потолком вдоль всей комнаты. Блин, нашёлся носок. Я снял его с лески над головой и надел на правую ногу. Потом вынул пакетик из чашки и бросил под стол, в коробку из-под торта, служившую мусорным ведром. Отхлебнул чая.

– Надо сахар купить, – сказал я. – И хлеб.

– Хлеб же есть, – возразил Паша.

– Где?

– В шкафу. С краю был, в пакете. Я ночью грыз.

Я снова подошёл к шкафу, порылся и достал дырявый пакет, в котором лежала зелёная обгрызенная со всех сторон горбушка.

– Фу, – сказал я. – Как ты его откусил-то? Он же как камень. И заплесневел весь.

– Плесень – это пенициллин, – сказал Паша. – Если её много съесть, она может в мозгу корни пустить. Тогда вообще болеть не будешь.

– Ага, – мрачно добавил я, возвращаясь за стол. – И мозг весь съест.

– Ну, неизвестно, умеет ли плесень думать. Может, она вполне успешно заменит твоё серое вещество своим зелёным. Ещё и фотосинтез… Но тогда лучше, наверно, череп вскрыть. Чтобы солнышко освещало.

Чай был горячим и жидким, так что горлу полегчало.

– Что делать сегодня будем?

– Я экзамены все сдал, – сказал Паша. – Буду спать. Или, может, погуляю. Можно с девушкой познакомиться. Старые надоели все.

– С жиру ты бесишься, – сказал я. – Вон, у меня вообще никого нет.

– Ну, кто же тебе мешает заводить отношения? – сказал Паша. – Сидишь тут целыми днями то за компом, то с книжками… Расслабляться же надо.

Скрипнула дверь блока. Затем приоткрылась входная дверь комнаты, и из-за неё робко показалась голова с длинными, до плеч, тёмными кудрявыми волосами.

– Приветик, – сказал Жора. – Не спите?