Чужой выбор

– Он добрый человек. Никогда не ведет себя грубо. И не командует мной!

– В общем, не мужик, а тряпка!

– Нет, Этьен, он просто относится к женщинам с уважением. И в отличие от тебя, не считает меня своей собственностью.

Клеманс сама себе дивилась: как это ей удается вести разговор с этим человеком?! Но был ли у нее выбор? К счастью, сейчас она его боялась гораздо меньше, чем в прошлые встречи, случившиеся за последние недели. Более того, она почти радовалась возможности наконец-то объясниться с ним. Здесь наверняка помогли советы близких, которые она запомнила. Роль запуганной жертвы совсем не годилась в общении с Этьеном – ведь ему так нравилось терроризировать ее. И, значит, она не должна участвовать в его игре. Первым делом нужно успокоиться и хорошенько подумать, как себя вести, даже если она знала, что ей не хватит самообладания, чтобы манипулировать им.

– Зачем ты шпионишь за мной? – безразлично спросила она.

– Я не шпионю, а наблюдаю, – уязвленно ответил он.

– А для чего? Я ведь все равно не вернусь к тебе, и уверена, что ты это знаешь.

– Ну что ж, если так, мне будет достаточно того, что я заставлю тебя заплатить за свое предательство!

– Я тебя не предавала.

– Ты меня бросила ради какого-то ничтожества; кто он такой – ноль без палочки!

– Я тебя бросила потому, что не была счастлива с тобой.

Этьен снова отпустил ей пощечину, не такую сильную, как первая, и даже почти с сожалением. Может, она избрала неверную стратегию, говоря с ним откровенно? Этьен ведь неглуп, и успокоить его, прибегая к банальностям, будет трудно. Он хотел услышать обоснованные доводы, хотел, чтобы Клеманс ему подробно разъяснила, почему их брак не удался.

– Ты не имеешь права поднимать на меня руку, – медленно и четко произнесла она. – Ты не имел такого права, даже когда мы были женаты. Ты хотел поговорить, вот и давай говорить, но силу не применяй.

В прежние времена эти последние слова только позабавили бы Этьена, но сейчас, против всякого ожидания, он слегка отодвинулся от Клеманс, хотя и не выпустил ее руку. В машине было очень холодно – вероятно, он не включал отопление, когда подстерегал ее.

– Этьен, ты должен меня забыть…

Эти слова вырвались у Клеманс невольно и прозвучали достаточно решительно. Оказаться наедине с Этьеном в этом тесном пространстве было не так страшно, как она могла предположить. На улице совсем стемнело, и она плохо различала его черты. Он поставил свою машину далеко от последнего фонаря, стоянка давно опустела. Если он выпустит ее руку, успеет ли она открыть дверцу и выскочить наружу? Конечно нет. Этьен сидел слишком близко и зорко следил за ней.

– Забыть тебя… нет, не могу, – угрюмо признался он.

– Ты сможешь, если захочешь. Послушай, у меня же дети, и я…

– Ах да, эти твои две сопливки!

– …я люблю их, как всякая мать любит своих детей. Моя жизнь принадлежит им и их отцу.

– Этому маленькому торговцу большими вездеходами? Неужели в них теперь вся твоя жизнь?!

– Теперь – да.

– Но почему же у нас с тобой не заладилось? – горячо воскликнул он. – Почему ты не родила их мне – этих девчонок? Мы ведь с тобой хорошо ладили, разве нет?

– Нет.

Это короткое слово как громом поразило Этьена.

– Нет? – недоверчиво повторил он.

– Я боялась тебя. Всегда боялась. Ты не позволял мне заводить друзей, запрещал видеться с приемными родителями, указывал, как мне одеваться, как вести себя с клиентами, куда ходить или не ходить. В общем, я задыхалась в неволе…

Клеманс замолчала, борясь с лавиной слов, искавшей выхода, потом продолжала, уже чуть спокойнее:

– А Люк… я ведь встретила его ужепосле того, как объявила тебе, что хочу развестись. И бросила тебя не ради него, так что повторяю: я тебя не предавала.

– Значит, ты задыхалась в неволе! – повторил он, не обратив внимания на ее последние слова. – Ничего себе!

– Этьен, ты мужчина, ты сильный человек, у тебя стальные мускулы, поэтому тебя никто не напугает. А я? Ты даже представить себе не можешь, как мне бывало страшно, когда ты впадал в ярость из-за любого пустяка, – из-за моей слишком короткой юбки или накрашенных губ. А ведь я была молода, мне хотелось хоть немножко порадоваться жизни! Но ты мне все запрещал, грозил страшными карами… И я всегда боялась возвращаться домой с работы. Этот страх меня угнетал до безумия, мне было ясно, что наша супружеская жизнь идет под откос. А потом твоя ревность и вовсе превратила тебя в зверя, и я поняла, что это конец.

– Да нет же!

– Это так, уверяю тебя. Вот взять хоть сегодняшнюю встречу: что я, по-твоему, делаю в этой машине, из которой ты не даешь мне выйти? Ты хотел поговорить со мной о прошлом, расспросить. Ну, что ж, почему бы и нет? Но ты не придумал ничего лучшего, как применить силу. А ведь мог бы позвонить мне, предложить встретиться где-нибудь за чашкой кофе, чтобы поболтать, – я бы не отказалась. Но ты предпочел шпионить за мной, запугивать, затаскивать сюда… и, конечно, давать мне пощечины. Ты ведь иначе не умеешь.

Этьен пожал плечами, он выглядел мрачным, но не разгневанным. Клеманс поколебалась несколько секунд перед тем, как продолжить. Давать Этьену уроки морали и видеть, что он их принимает… это было так странно!

– Но я не могу жить без тебя, – пробормотал он. – Я пытался, уехал далеко, но все бесполезно.

– Даже если и так, ты теперь не можешь жить со мной.

– Почему?

– Да потому что между нами все кончено, Этьен. Я к тебе не вернусь. И ты ничего не достигнешь силой. Любви не приказывают и к ней не принуждают. Я уже давно не та малышка Клеманс, какой была, – теперь я совсем другая женщина.

Понимал ли ее Этьен? Его лицо омрачилось, окаменело.

– Нет, ты все та же! – упрямо сказал он, отчеканивая каждое слово глухим голосом. – Стоит мне тебя раздеть, как я увижу твои прежние круглые груди, те же упругие ягодички, то же…

Клеманс поспешила прервать его: слишком опасной была эта тема. Если она позволит Этьену возбудиться, его уже не остановить.

– Пойми, я снова вышла замуж, – терпеливо втолковывала она ему, – у меня дети от второго брака. Забудь меня, Этьен, так надо!

Но ситуация каждую минуту могла измениться, и Клеманс добавила:

– Вот видишь, ты хотел поговорить со мной, и мы беседуем. Ничего страшного не происходит, все нормально. Кстати, ты можешь отпустить мою руку, я никуда не сбегу.

Она понимала, что просит слишком многого, тем не менее он разжал пальцы, обхватившие ее запястье. С минуту они оба сидели не шевелясь, молча. Клеманс чувствовала, как бешено колотится ее сердце, но принудила себя не двигаться, понимая, что только Этьен может положить конец их встрече. Любая инициатива с ее стороны грозила вернуть беседу к отправной точке.

– Итак… – заговорил он.

В этот момент погасли фонари на автостоянке, а следом за ними – огни закрывшегося супермаркета. Клеманс охватила дрожь – она снова почувствовала ледяной холод, царивший в машине.

– А что, если я тебя увезу далеко-далеко отсюда? – спросил Этьен в темноте.

– Без моих дочек я просто умру.

– Ну так с ними!

– Если ты их похитишь, будет объявлена тревога номер один, и тебя начнет разыскивать вся полиция Франции.

Она постаралась отвечать спокойно, так, словно они обсуждали самую обыденную тему. Потом добавила:

– Тебе нужно изменить свою жизнь, Этьен. Где-нибудь обязательно найдется женщина, которая сможет тебя полюбить… если ты будешь к ней добр. Я знаю, что ты не боишься никакой работы, и ты еще молод, а значит, сможешь найти свое счастье.

– Без тебя?

– Ну да! – горячо подтвердила она, ясно сознавая, что лжет. Этьену мало красивых слов или зыбких надежд, чтобы справиться с терзавшими его демонами, ему требовалось нечто другое. Со времени возвращения в эти края он вел себя как душевнобольной. Тем не менее этим вечером, когда Клеманс возражала ему, он не приходил в ярость, и это ее несказанно удивляло. Решив держаться стойко до конца, она спросила его:

– Теперь я могу уйти?

Внезапно Этьен навалился на нее, и она почувствовала его дыхание на своей щеке и тяжесть его тела, прижавшегося к ней. В панике Клеманс съежилась, но тут послышался щелчок открывшейся дверцы, и он отодвинулся, высвободив ее, со словами:

– Давай беги, пока я не передумал!

Клеманс ступила на асфальт, но тут у нее подкосились ноги, и ей пришлось опереться на крышу машины. В голове маячила лишь одна мысль: только не бежать… только не бежать, иначе он поймет, что я его боюсь. Она пошла наугад в ту сторону, где должна была стоять ее машина, забыв даже вынуть пульт и нажать на кнопку автоматического открытия дверей. Наконец фары внедорожника на миг вспыхнули, ослепив ее. Позади было тихо: Этьен даже не включил мотор своего джипа и, видимо, не собирался ее преследовать.

Двигаясь машинально, как автомат, Клеманс села за руль, захлопнула и заперла дверцу. Но, вместо того чтобы выехать со стоянки, уткнулась лицом в ладони и просидела несколько минут, содрогаясь от немых рыданий и от невыразимого облегчения. Впрочем, она позволила себе лишь короткую передышку: Люк наверняка уже забеспокоился, ведь она сильно опаздывала. Клеманс повернула ключ зажигания, фары снова вспыхнули. Метрах в двадцати от нее неподвижно стоял «фиат» с погашенными огнями. Чтобы выехать с темной, пустынной стоянки, Клеманс описала широкий круг, не отрывая глаз от зеркала заднего вида. И, оказавшись на освещенной улице, поехала чуть быстрее, а затем на полной скорости помчалась к салону Люка. Невероятное ощущение свободы она выразила торжествующим воплем, прозвучавшим на весь салон. Она одержала победу – сама, без посторонней помощи! Преодолела свой страх, забыла свою прежнюю роль покорной жертвы, даже смогла поговорить с Этьеном так, словно он не был ее палачом. Хватит ли этого, чтобы он окончательно исчез из ее жизни? Он заявил – притом с самого начала, – что хочет всего лишь поговорить с ней, и этот разговор состоялся. Но не найдет ли он другой предлог, чтобы заманить ее в ловушку? Или все-таки смирится наконец с обстоятельствами?

Подъехав к салону, Клеманс увидела Люка, который поджидал ее за рулем своей машины. Он вышел, чтобы поцеловать жену, но та опередила его и, подбежав, крепко обняла.

– Ты что – заблудилась в своем любимом супермаркете? – пошутил он.

– Ой, ты даже не представляешь, что со мной случилось!

Клеманс прильнула к мужу, чувствуя себя наконец в полной безопасности, и только теперь ее охватил такой жуткий страх, что она задрожала всем телом.

Примерно в это же время Филиппина смаковала шампанское в обществе Летиции, вернувшейся из Женевы. Та долго и подробно рассказывала о приготовлениях к своей свадьбе, потом наконец спросила, как поживает брат, и тут с изумлением услышала о разрыве Филиппины с Виржилом.

– Я ничего не знала, он даже не позвонил мне, чтобы сообщить… Как бы то ни было, мне очень, очень жаль. Ты считаешь, что это окончательное решение?

– Боюсь, что да. Поскольку он, представь себе, уже подыскал мне замену!

– Ты шутишь?

– Увы, нет. В последнее время он держался как-то отстраненно, а когда я заподозрила, что это неспроста, было уже слишком поздно.

– Но это совсем не похоже на него, Филиппина! Не похоже…

Летиция отправила в рот маленькое канапе с пармезаном и добавила:

– Виржил никогда не действует сгоряча.

– И тем не менее в один прекрасный день он объявил мне, что намерен завершить наш роман. Ни больше, ни меньше. Притом говорил в высшей степени спокойно. А эта девица… кажется, он и виделся-то с ней всего пару раз!

– Послушай, Виржил всегда был положительным, разумным, а главное, прекрасно воспитанным человеком. Ему…

– Ох, сделай милость, избавь меня от дифирамбов блестящим достоинствам твоего братца! Вспомни, что, несмотря на них, он ухитрился поссориться с вашим отцом и с дядей, что он почти не видится с вашей матерью, – словом, очень хорошо умеет сжигать за собой мосты, когда ему это нужно. Но я даже представить себе не могла, что он так грубо вышвырнет меня из своей жизни. Мои вещи он прислал в Париж с перевозчиком, и при этом не забыл ни одной мелочи, как будто хотел избавиться от всего, что могло бы напомнить ему о моем существовании. Словом, провел радикальную операцию, направленную на то, чтобы навсегда стереть меня из памяти, ни больше, ни меньше.

С этими словами Филиппина знаком велела официанту подать еще два бокала шампанского. Женщины сидели в уютном баре отеля «Бристоль» и беседовали полушепотом, хотя временами Филиппина, забывшись в порыве гнева, повышала голос.

Она взяла пригоршню орешков акажу и начала рассеянно жевать их. Потом объявила:

– Ну, что ж, придется мне заново устраивать свою жизнь. Возвращение в Париж не так уж неприятно, просто мне нужно восстановить свои былые знакомства. Гап – такая глушь, там живешь в отрыве от цивилизации, я растеряла все связи со своими друзьями.

Филиппина пыталась утешить себя этими словами, но душевная рана, нанесенная Виржилом, была глубока и задевала не только ее самолюбие.

– Когда я поселилась там, в этом чертовом шале, которое они все обожают, я даже не сразу поняла, что отрезала себя от остального мира. Зимний спорт шесть месяцев в году, прогулки по альпийским лугам в летнее время, абсолютный покой, способствующий работе, комфорт и уют в доме, и все это в обществе любимого человека… Ну прямо сказочная идиллия! Хотя при этом я вынуждена была терпеть Клеманс, с ее сюсюканьем, двойняшек, с их воплями, и родителей Люка, которые слишком часто гостили у нас… Короче, это была семейная жизнь, которая мне абсолютно чужда, но так привлекает Виржила. Иногда я даже спрашивала себя: а не завидует ли он Люку, с его скромным положением владельца автосалона и с отцом-маляром? Но главное, что меня буквально убивало, – это его желание иметь детей.

– Что ж, вполне естественное стремление, – прошептала Летиция. – Я выхожу замуж именно для этого.

Филиппина помрачнела: ее уязвило то, что Летиция встала на сторону своего брата. Она-то ждала от нее хоть какого-то сочувствия, но теперь заподозрила, что рискует потерять всякий интерес в глазах семейства Декарпантри из-за того, что Виржил ее отверг. А ведь именно она способствовала его примирению с отцом и, казалось бы, хоть этим заслужила признательность родных своего бывшего возлюбленного.

– А что это за женщина, из-за которой Виржил, как ты считаешь, расстался с тобой? – полюбопытствовала Летиция.

– Понятия не имею. Кажется, работает в каком-то риелторском агентстве, больше я ничего не знаю. Кроме того, ее даже нельзя назвать красивой.

– Вот как?

– Скорее, она… ну, в общем, вполне заурядная особа.

– Так ты, значит, видела ее?

– Дважды, – сначала, когда она явилась для осмотра шале, которое они решили продать, а потом – в больнице, когда…

– Постой-ка, Филиппина, они решили продать шале?! – изумленно воскликнула Летиция. – Ну и ну, ты меня прямо ошарашила сегодня всеми этими новостями!

– Это инициатива Клеманс и Люка, они не хотели там оставаться, потому что Этьен, первый муж Клеманс, внезапно появился в тех краях и стал преследовать ее так, будто она все еще его жена. Моя история с локтем – это дело его рук, он меня толкнул, когда я хотела вступиться за Клеманс. Ну, короче, из-за этого и произошел скандал. И теперь Люк хочет перебраться в город, чтобы оградить от Этьена свою семью.

– А при чем тут Виржил?

– Ну, ты же его знаешь: если Люк решил продать шале, значит, так тому и быть. Но, мне кажется, он предлагал ему и другие варианты. А в данный момент я даже не знаю, на чем они остановились, да и, честно говоря, мне на это уже наплевать!

В словах Филиппины звучала такая горечь, что Летиция не решилась расспрашивать ее подробнее. Она взяла еще одно изысканное канапе и задумалась над услышанным. В последний раз, когда Летиция говорила с Виржилом по телефону, она попросила его быть свидетелем на ее свадьбе. Он согласился и поздравил ее, но умолчал о своих собственных проблемах. Интересно почему – из-за прирожденной скрытности? Или из недоверия? А может, просто не захотел омрачать своими жалобами радость ее бракосочетания? И теперь Летиция горько пожалела о том, что так подробно рассказывала Филиппине о подготовке к свадьбе, – ведь она, конечно, уже не сможет пригласить ее на церемонию бракосочетания. Оставалось узнать, приедет ли Виржил к ней на свадьбу один или с той, другой. Летицию уже разбирало любопытство, ей до смерти хотелось увидеть таинственную молодую женщину, которой удалось так воспламенить ее благоразумного брата. На минуту ее кольнула печальная мысль о том, что Филиппине уже не суждено участвовать в жизни их семейства. Ну что ж, во всяком случае, это событие имело одну положительную сторону: теперь у брата могли появиться дети, которые станут кузенами ее собственных будущих отпрысков, а значит, будущее сулит им новые радости. Летиция мечтала о классической, традиционной семье, которую Филиппина считала нежелательной, – именно это Виржил и дал понять их матери. И если он расстался со своей подругой по такой причине, то можно ли было его винить?! Однако Летиция решила скрыть от Филиппины эти не слишком милосердные соображения и почтила ее одной из тех любезных и лицемерных улыбок, коими обычно приветствовала клиентов их банка, но при этом перестала вникать в ее жалобы, не имея никакого желания критиковать своего брата.

9

Хлоя проводила потенциального покупателя до двери агентства, обещав ему позвонить в ближайшие дни. Ввиду солидной суммы, которую готов был выложить этот господин, Дамьен счел необходимым присутствовать на их встрече, но предоставил сестре вести переговоры.

– Ничего себе! Такие клиенты не каждый день встречаются! – воскликнул он, когда они с Хлоей остались одни.

– Он точно знает, чего хочет, но хочет сразу же, и располагает такими огромными деньгами – а что мы можем ему предложить из нашего фонда?

– Шале такого размера и именно на такой высоте… могу назвать только одно – то, что принадлежит Декарпантри. Ты не могла бы встретиться с ним и разузнать, решился ли он наконец на продажу?

– Этот вариант не заставит его поторопиться с решением. Да к тому же он ведь не единственный владелец.

– Ну, может, все они теперь соблазнятся конкретным предложением – я бы на их месте ухватился за него. Вряд ли на такое шале найдется много охотников.

Судя по лицу Хлои, она колебалась. Продажа дома всегда объясняется определенными и вполне вескими причинами, а в случае Виржила, Люка и Клеманс, как догадывалась Хлоя, до принятия решения было еще далеко. Кроме того, ей очень не хотелось звонить Виржилу под предлогом обсуждения их жилищной проблемы.

– Покупатели такого высокого разряда очень редки, – добавил Дамьен. – И я хочу во что бы то ни стало удовлетворить запросы этого клиента.

Хлоя не могла подвести брата, упустив такую выгодную сделку из-за своих личных соображений, но вместе с тем ей было трудно решиться на обращение к Виржилу, – она полагала, что ему нужно сначала оправиться от разрыва с Филиппиной, даже если сам он так не думал.

– Вы ведь с ним уже знакомы, так что будет лучше, если это предложение озвучишь ты, – прибавил Дамьен.

Перспектива выгодной продажи всегда приводила его в отличное настроение. Видно было, что он сохранил энтузиазм в этой профессии.

– Ну, давай же, звони! – настаивал он, указывая сестре на телефон.

Уклониться она не могла. Что ж, по крайней мере, звонок будет сделан с номера агентства, а не с ее мобильника. После трех гудков Хлоя с облегчением услышала голос автоответчика, что позволило ей оставить Виржилу вполне деловое послание.

– И ты еще говоришь о каких-то чувствах! – со смехом прокомментировал Дамьен.

– Если он прослушивает свой автоответчик между двумя операциями, лучше говорить коротко.

– Ах да, он же наверняка сейчас в больнице… Вот видишь: он живет слишком далеко от места работы, так объясни ему, что это прекрасная возможность перебраться поближе к ней.

– Нет, он все равно хочет остаться там, в горах.

– Странное желание.

– Это ради альпийских пейзажей и лыжного спорта: захотелось покататься, надел лыжи в своем гараже и – вперед!

– Ну, что ж, я могу его понять.

Зимой, каждое воскресенье и каждый понедельник, Дамьен регулярно отправлялся на трассы в районах Супердеволюи или Жу-де-Лу, но в остальное время – пять рабочих дней недели – жил рядом со своим агентством, чтобы быть в распоряжении клиентов с утра до вечера, а иногда и до ночи. Он обожал зимний спорт, но еще больше любил свою работу.

– Ох уж эти нерешительные клиенты! – со вздохом сказал он. – В прошлом году я ухлопал целых восемь месяцев, чтобы заключить самую что ни на есть простую сделку. Восемь месяцев – ты представляешь?!

Но Хлоя не ответила, она все еще думала о Виржиле и о том, что сама проявляет нерешительность по отношению к нему. А Дамьен продолжал:

– Ну, раз уж мы оба сейчас свободны, пока не явились следующие посетители, я хочу тебя спросить, обдумала ли ты мое предложение.

– О том, чтобы продолжать работать вместе с тобой?

– Да, и заодно расширить наше агентство. Ведь ты же наверняка не захочешь быть моей подчиненной. Ты достойна гораздо большего – мы могли бы стать партнерами. И поэтому сообщаю тебе, что галантерейный магазинчик рядом с нашим агентством через несколько недель будет выставлен на продажу. То есть имеется в виду его содержимое, а не само помещение – оно принадлежит домовладельцу так же, как наше агентство; хозяин, я думаю, позволит нам расшириться, а для этого нужно пробить дверь в стене, чтобы обустроить два смежных офиса. Стоимость не слишком высока, поскольку доходы галантереи невелики. Но все строительные работы, конечно, за наш счет… Мне не очень-то улыбается затевать это одному, но вдвоем с тобой было бы здорово!

На сей раз брат припер ее к стенке.

– Ну… не знаю, гожусь ли я все-таки для такой работы, – уклончиво сказала Хлоя.

– Зато я знаю! Ты уже сейчас достигаешь гораздо лучших результатов, чем мои агенты. Я с самого начала понял, что ты станешь асом в нашем деле. Во-первых, у тебя отличное юридическое и бухгалтерское образование, во‑вторых, потрясающее умение общаться с людьми. Они сразу проникаются к тебе доверием, потому что ты держишься уверенно, но при этом естественно и благожелательно. Сразу видно, что ты не будешь врать или морочить им голову, лишь бы сбыть свой товар. Ты умеешь сказать правду, но тактично, как опытный дипломат, и не станешь навязывать клиентам бесполезные посещения жилья, заставляя их только зря терять время. С другой стороны, наш регион бурно развивается, население растет, рабочих мест много. Ну а главное, ты для меня единственный родной человек, и я не хочу, чтобы ты уезжала.

Дамьен редко снимал маску весельчака и покровителя сестры, но сейчас он впервые открыто выказал ей свои истинные чувства. Он был неспособен надолго привязаться к женщине и питал искреннюю, преданную любовь к одной только Хлое. Конечно, он отпустил бы ее, если бы она захотела уехать, и продолжал бы заботиться о ней даже на расстоянии, но он знал, что ему будет очень недоставать ее присутствия, и не постыдился в этом признаться.

– Все четыре года, что ты была в армии, я надеялся, что когда-нибудь мы с тобой поработаем вместе. Я сильно сомневался, что тебя привлечет армейская карьера: ты же терпеть не можешь соблюдать субординацию и слепо повиноваться начальству. Еще когда ты была маленькая, нам всегда приходилось объяснять тебе причины решений взрослых, иначе ты их не принимала… Ну и упрямица же ты была, сестренка!

И он благодушно засмеялся, вернувшись к своей привычной роли веселого, снисходительного старшего брата. Его жизнерадостность, искренняя или напускная, часто бывала утешением для Хлои после гибели их родителей.

– Ну что ж, Гап – приятное место, – наконец объявила она. – Мне нравится и здешний климат, и природа. Сейчас у меня, как и у тебя, Дамьен, больше нигде нет никаких привязанностей. Зато я твердо намерена обрести семью. И неважно, здесь или в другом месте, меня все устроит, я умею приспосабливаться к любым обстоятельствам. И пока мне еще не удалось определиться с избранником, я, так и быть, охотно поживу тут, с тобой.

– Определиться с избранником? – насмешливо переспросил ее брат. – Значит, у тебя уже кто-то есть на примете?

– Есть… кое-какие наметки. Скажем так: я знаю, в каком направлении нужно действовать.

На сей раз Дамьен рассмеялся от души.

– Действуй, сестренка, действуй! А пока суд да дело, может, объединимся и купим соседнее помещение?

– Хлоя пристально посмотрела на брата и кивнула. Ее решение было принято: ей не хотелось уезжать и испытывать судьбу в другом месте, она чувствовала себя здесь как дома.

– Тогда давай создадим маленькое акционерное общество, – предложила она. – Не волнуйся, я сама займусь административными формальностями, но хочу, чтобы у нас все было организовано по правилам. Таким образом, если мне в один прекрасный день вздумается уехать, я смогу без проблем передать тебе свою часть – скромную, конечно, поскольку агентство, в первую очередь, – твоя собственность.