Фаталити. Цена его успеха

Где-то через две недели, когда мне необходимо было возвращаться в город, Ираклий был у нас в гостях и вызвался отвезти меня. И бабушка без моего ведома согласилась на его предложение.

– Плохая идея доверять любимую внучку тому, кто недавно сбил человека, – съязвила я.

– Думаю, ты единственная внучка, иначе вряд ли была бы любимой, – это был первый раз, когда Ираклий отбил мой удар.

И мне, чтоб его, понравилось и это.

Я уже готовилась вступить с ним в перепалку, но бабушка вмешалась и попросила нас обоих не препираться в ее присутствии.

В итоге она уговорила меня поехать с Ираклием ради ее спокойствия. Я решила не спорить с ней и спокойно собрала вещи, попрощалась и вышла из дома вместе с парнем.

– Какую музыку любишь? – поинтересовался он, когда мы выехали со двора.

– Разную. Все зависит от настроения.

– Неужели у тебя бывает разное настроение? Даже хорошее? – улыбнулся он.

– Знаешь, сейчас я бы с радостью послушала тишину, – заявила высокомерно. – Организуешь?

– Как скажешь, мисс Каприз, – ответил он с легкой усмешкой, убавляя громкость музыки.

И до конца поездки он больше не проронил ни слова. Ираклий молча довез меня до дома, мы попрощались, и я быстро вышла из машины. Еще около пяти минут я стояла у ворот дома и собиралась с силами, чтобы войти во двор. Мне совсем не хотелось встречаться с мамой.

Наши с ней взаимоотношения сложно было назвать семейными. Их вообще трудно описать каким-либо добрым словом. Мне было всего шесть лет, когда папа ушел от нас. Я очень скучала по нему, ведь мы были близки – как с ним, так и с мамой. Мой мир разрушился в один миг, и я как никогда нуждалась в маминой поддержке. Мне была необходима ее любовь и уверенность в том, что она всегда будет рядом и никогда меня не оставит, как это сделал папа.

Однако вместо поддержки и заботы мама направила на меня всю свою боль, обиду и ненависть. Она стала истязать меня физически и морально, обвиняя во всем случившемся. По ее мнению, именно из-за меня отец нас бросил. Она была уверена, что мое появление лишило их возможности проводить время вдвоем и наслаждаться друг другом. Именно из-за моего рождения она поправилась и перестала нравиться ему.

Со временем я стала виновата и в других ее несчастьях. Мама говорила, что если бы не я, она смогла бы окончить университет и стать тем человеком, о котором всегда мечтала. Ей казалось, что без моего появления на свет она обязательно была бы счастлива с папой и жила бы насыщенной жизнью, полной ярких событий и впечатлений.

Сейчас это все не имеет никакого значения. Я выросла, научилась анализировать и понимать, что каждый сам ответственен за свою жизнь. Но тогда, будучи подростком, я была раздавлена ненавистью собственной матери и старалась изо всех сил избегать с ней встреч.

В тот вечер я надеялась тихо зайти в дом и сразу пройти в свою комнату. Но мои планы рухнули, когда мы столкнулись с Эльзой в коридоре. Она говорила по телефону, кричала и выглядела взбешенной. Я испугалась и хотела выйти на улицу, чтобы избежать конфликта, но было уже поздно. Ее взгляд остановился на мне, и она отключила вызов.

– Вернулась?! – спросила она с явным отвращением. Затем схватила со стула почтовый пакет и швырнула его в меня. – Тебе тут посылка пришла! Дрянь малолетняя! За моей спиной с ним общаешься, да?!

Я растерянно подняла пакет с пола, не понимая, о чем она говорит. На нем было имя отправителя – моего отца. У меня подкосились ноги. Я поняла, что это обернется страшным скандалом. Хотела объясниться, но не успела даже открыть рот. Мама сорвалась на крик и набросилась на меня.

Она кричала так громко, что у меня звенело в ушах. Я пыталась защититься, прикрывая лицо руками, и повторяла, что не общаюсь с папой. Но она не слушала. Ее ярость захлестнула все вокруг. Она била меня, называла предательницей, мразью и усыпала еще десятками оскорблений, которые ранили сильнее любого удара. Мама всегда была мастером унижений – ее слова били прямо в сердце.

Последней каплей стала лампа, которую она швырнула в меня. Лампа разбилась о пол, а один из осколков рассек мне ногу. Боль была резкой и жгучей. Я в ужасе выбежала из дома и побежала, не оглядываясь. Мне хотелось орать во все горло, но я проглатывала крик вместе со слезами и задыхалась.

Мне было страшно, больно и горько до невозможности. Нога кровоточила, и боль становилась сильнее с каждой минутой. Но еще сильнее болело внутри – от осознания того, что моя собственная мать способна на такое.

Я не знала, куда идти или где спрятаться. К бабушке ехать я не могла – не хотела ее расстраивать. Звонить тренеру или другим знакомым было стыдно. На ум пришли соседи, но на дворе была ночь, и я боялась их тревожить.

Сняв с себя легкий кардиган, я завязала им рану на ноге, чтобы хоть немного остановить кровь. Я сидела у соседского дома еще около получаса, надеясь, что в каком-нибудь из окон загорится свет. Но ничего не происходило. И я понимала: если мама выйдет искать меня и найдет здесь, последствия будут еще хуже.

В итоге я решилась сделать то, чего совсем не ожидала от себя. Я взяла телефон и позвонила единственному человеку, который мог помочь в тот момент. Не знаю почему, но уже тогда мне казалось, что он поймет меня правильно и не станет осуждать.

– Алло, – удивленно ответил на звонок Ираклий.

– Я не отвлекаю? – уточнила я, услышав на заднем фоне шум голосов.

– Нет, говори, – он вышел из помещения, и стало тише.

Я глубоко вдохнула, стараясь сдержать слезы.

– Я могу кое о чем попросить?

– О чем?

– Ты мог бы приехать и забрать меня? Мне некуда идти и некому позвонить…

Мое отчаяние было невозможно скрыть, как бы я ни старалась. Позже Ираклий признался, что в тот момент испугался за меня, ведь еще пару часов назад я даже не хотела с ним разговаривать.

– Ты где? Что случилось?

– Я недалеко от дома… Поругалась с мамой. Не хочу возвращаться обратно.

На том конце провода повисла пауза. Затем он заговорил строго:

– Илиана, не веди себя, как ребенок. Что значит «не хочу возвращаться домой»? Куда ты собираешься пойти в такое время?

– Можно я переночую у тебя в машине? – спросила я тихо.

– Ты с ума сошла?! – возмутился он. – Иди домой! Не капризничай. Подумай о маме! Что с ней будет, если она поймет, что ты сбежала?

Я не смогла сдержать эмоций после этих слов. Не выдержала и разрыдалась прямо в трубку. Слова про маму звучали как издевка. Она ведь была бы счастлива, если бы узнала, что я исчезла или, чего доброго, умерла. И от этого осознания мне стало больно вдвойне.

– Ладно… Извини, что побеспокоила, – с трудом выговорила я и сбросила вызов, не дав ему ответить.

Я сидела на холодной лавочке у соседского дома, раздавленная и опустошенная. Хотелось кричать от боли и обиды, но вместо этого просто обняла себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Решила, что останусь здесь на ночь и буду молиться. Другого безопасного места у меня все равно не было.

Поджав ноги к груди и спрятав лицо в коленях, я пыталась успокоиться. В голове крутились одни и те же мысли: за что мне все это? Почему мама стала такой жестокой? Она ведь раньше никогда не кричала на меня, не поднимала руку… Когда папа был рядом, наша семья казалась счастливой. Но теперь его нет, и мама словно превратилась в другого человека.

Я злилась на отца за то, что он ушел и оставил меня бороться один на один со зверем, который своими зубами разрывал мою душу на части. Он исчез из нашей жизни, и вместе с ним пропала та мама, которую я знала и любила. Теперь я чувствовала себя сиротой – без отца и без матери.

Не знаю, сколько времени прошло, когда меня ослепил свет фар подъехавшей машины. Я подняла голову и увидела Ираклия. Он вышел из машины и быстро подошел ко мне.

– Ты что творишь?! – воскликнул он, заметив мой потрепанный вид. – Залезай в машину!

Я молча подчинилась. В ту минуту мне уже было все равно, что он скажет или подумает обо мне. Я была слишком измучена и сломлена.

– Ты меня напугала, – произнес Ираклий, когда мы сели в машину. – Я звонил тебе, почему ты не отвечала?

– Не могла.

Я вытирала слезы с лица и пыталась поправить волосы, хотя понимала, что мой внешний вид уже ничто не спасет.

– Кто это сделал? – Ираклий заметил мою раненую ногу и потянулся к ней.

Я тут же отстранилась от него.

– Я не хочу об этом говорить, – ответила я, стараясь держать голос ровным, хотя дрожь все равно пробивалась сквозь каждое слово.

– Дай мне проверить рану, – попросил он мягко. – Возможно, нужно ехать в травматологию.

Согласившись с его аргументом, я покорно подняла ногу и позволила ему осмотреть ее. Как оказалось, в ране остались осколки стекла. И мы провели несколько часов в больнице: меня осматривали, удаляли стекла и зашивали рану.

Когда все закончилось, на часах уже была глубокая ночь или даже раннее утро. Ираклий заехал на заправку, купил нам еды и кофе и предложил поехать на холм, откуда открывался потрясающий вид на ночной город. Позже это место стало нашим любимым для уединения и разговоров.

– И часто такое случается? – спросил он, нарушив тишину. – Бабушка знает?

Я опустила взгляд и ответила:

– Я не говорю бабушке, что мама поднимает на меня руку. Ей и так тяжело справляться с тем, во что превратилась ее дочь после развода.

– Но ты не ответила. Это часто происходит?

– Иногда бывает… Чаще она просто издевается надо мной словесно.

Почему-то тогда никому даже в голову не приходило, что мою маму можно лишить родительских прав. Все вокруг считали, что ребенок должен терпеть – ведь это же родитель, а значит, он имеет право на любые эмоции и поступки. Тогда мне казалось, что это будет длиться вечно. Только спустя годы я смогла повзрослеть, стать самостоятельной и лишить ее любых прав на себя. Но тогда… тогда я просто жила в постоянном страхе и безысходности.

Мы несколько часов разговаривали только обо мне и моей семье. Человеку, которого еще утром я демонстративно игнорировала, ночью я изливала душу. Я рассказывала ему то, о чем не могла рассказать никому другому.

Мне всегда было страшно открываться людям. Я боялась осуждения или жалости. Мне казалось, что они либо засмеют меня за слабость, либо начнут жалеть, а я этого терпеть не могла. Я не хотела быть объектом сочувствия или насмешек. Было проще притворяться сильной, уверенной в себе девушкой, за спиной которой есть фантомная защита.

Но с Ираклием все оказалось иначе. Слова лились из меня ручьем. Я плакала, смеялась и говорила без остановки. А он просто слушал – внимательно и чутко. Он не перебивал меня советами, не осуждал и не пытался учить жизни. Он понимал, что мне нужно было освободиться от боли и страха, которые годами копились внутри.

В ту ночь я впервые за долгое время почувствовала облегчение. Словно тяжелый груз упал с моих плеч. Ираклий стал для меня тем человеком, которому я смогла довериться полностью – без страха быть непонятой или отвергнутой.

Глава 3

ИЛИАНА

ВОСПОМИНАНИЯ

За последующие полгода многое изменилось. Ираклий знал, как сложно мне было в доме с матерью, поэтому делал все возможное, чтобы отвлечь меня от угнетающих мыслей. Он часто забирал меня из дома. Порой мы вместе ехали в деревню к бабушке, чтобы поесть ее вкуснейшие пирожки и послушать рассказы о их веселой молодости с дедушкой. Иногда просто катались по вечернему городу или ехали на холм. И говорили-говорили-говорили. Обо всем на свете.

Так хорошо, спокойно, безопасно мне не было никогда!

Ираклий познакомил меня со своими друзьями. И я была удивлена, как легко и естественно они приняли меня в свой круг, словно я была их давней знакомой. С ними мне было удивительно просто – мы сразу поймали одну волну. И выходные мы часто проводили вместе.

Однажды после очередного инцидента с мамой, когда она сорвалась и подняла на меня руку, Ираклий настоял на том, чтобы я переехала к бабушке. Он обещал, что будет сам возить меня после танцев обратно в деревню. Я сопротивлялась – не хотела быть обузой ни для него, ни для бабушки.

– Дадиани, ты в своем уме? – восклицала я, ошеломленная его словами. – Ты хоть понимаешь, что говоришь? Я учусь и тренируюсь пять раз в неделю! У тебя своих забот мало, чтобы еще со мной возиться?

– Я не могу больше закрывать глаза на то, что она с тобой делает, – в нем чувствовалась плохо скрываемая ярость. Он осторожно взял мою руку и провел пальцем по синяку. – Ты только посмотри на себя. У тебя скоро соревнования, а у тебя ссадины! Это ненормально!

Я выдернула руку из его ладони и отвела взгляд.

– Это неважно. Я привыкла. Осталось всего два года, и я уеду отсюда.

– Уедешь? – переспросил он, внимательно всматриваясь в мое лицо. – Куда?

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда! В столицу, например! Сбежать отсюда – моя мечта.

Ираклий немного помолчал, словно переваривая мои слова. Затем на его лице появилась легкая улыбка.

– Мечты должны сбываться, – сказал он тихо и вновь коснулся моей руки.

Прежде чем я успела что-либо сказать, он поднял ее к своим губам и мягко поцеловал тыльную сторону ладони.

– Но пока ты еще здесь, – продолжил он, глядя мне прямо в глаза. – Ты переезжаешь к бабушке. И я сделаю все, чтобы помочь тебе.

Я стояла, с трудом удерживая равновесие, и смотрела на него, отчаянно пытаясь найти в себе силы не сдаться во власть своих чувств.

Самым большим моим страхом было застрять в нашем городе навсегда. Поэтому все свои силы и мысли я концентрировала на образовании и танцах. Мне было неинтересно общаться с парнями так, как это делали мои ровесницы. Наблюдая, как они теряют голову и пускают свою жизнь на самотек ради мимолетных отношений и чувств, я понимала, что это не стоит ни моего будущего, ни моей свободы. Я убеждала себя, что еще слишком молода для любви, а значит, не стоит растрачивать себя понапрасну.

Но чем больше я общалась с Ираклием, тем меньше могла держать свои эмоциит в узде.

После переезда к бабушке у меня изменился ритм жизни. Я просыпалась ранним утром, чтобы успеть доехать до школы из деревни. После уроков оставалась там же, чтобы сделать домашние задания, а затем ехала на тренировки по танцам. Вечером, когда тренировки заканчивались, Ираклий всегда забирал меня и отвозил обратно к бабушке. Это был сложный график, но он был лучше жизни с мамой.

Бабушка часто говорила:

– Скоро Эльза придет в себя. Поймет, как плохо ей без тебя, и начнет исправляться.

Я хотела верить в эти слова. И продолжала надеяться, что мама действительно однажды изменится.

Спойлер: не изменилась.

Помню день, когда я окончательно убедилась, что все вышло из-под контроля.

Это были майские каникулы. Из-за отсутствия школьных занятий тренировки по танцам перенесли на дневное время. Пока наши сверстники наслаждались заслуженными выходными, мы с партнером проводили дни в зале, готовясь к выступлению на городском празднике.

Тренеры были беспощадны: одно неверное движение или неудачный взгляд, и танец начинался сначала. Мы отрабатывали технику, эмоции и актерскую игру, ошибались и вновь возвращались к началу. Только когда силы окончательно покидали нас, а одежда становилась насквозь мокрой от пота, Алексей объявлял об окончании тренировки.

И я любила это. Я этим жила. Погружаясь в танец, я переставала замечать все вокруг. Существовали только я, мой партнер и история, которую мы должны были рассказать зрителю через движения.

И в один из таких дней в конце тренировки тренер произнес:

– На сегодня все. Вы молодцы, можете теперь подкрепиться и отдохнуть, – похвалил он нас и хлопнул в ладони. Затем, улыбнувшись, добавил: – Наш гость принес вам еды.

С этими словами он бросил на меня многозначительный взгляд. Я непонимающе нахмурилась и посмотрела в сторону скамеек. И мне захотелось провалиться сквозь землю, когда я увидела Ираклия. Как позже выяснилось – они с Алексеем были соседями и давно дружили семьями. Но тогда я этого еще не знала. Как и не знала того, что Дадиани вернулся в город.

Они с семьей улетали в путешествие на две недели, и тогда я впервые осознала, как мне его не хватает. И как сильно я к нему привязалась. Поэтому, при виде него я испытала смешанные чувства: радость от того, что он вернулся, и смущение от осознания, что он видел меня танцующей. Это было странное ощущение – будто кто-то заглянул в мою душу без спроса. Танец всегда был сокровенной частью меня. Через него я обнажала ту себя, которую предпочитала скрывать в обычной жизни.

Алексей представил нам гостя, хотя по его взгляду я поняла, что он прекрасно знал, что мы с Дадиани давно знакомы. Я взяла себя в руки, подошла к ним и поздоровалась с Ираклием.

– Привет, – сказала я сухо и посмотрела на него неодобрительно, хотя внутри вся тряслась от радости.

Он лишь улыбнулся, делая вид, что ничего не заметил, и протянул мне бутылку воды и картонный ланч-бокс с салатом.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я и приняла из его рук еду.

Денис, мой партнер по танцам, подошел к Ираклию, пожал ему руку и представился. После чего отошел с Алексеем обсудить какую-то связку в танце, оставив нас с Дадиани наедине.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я резко, едва он успел повернуться ко мне.

– Приехал накормить тебя и посмотреть, как ты танцуешь, – ответил он с привычным спокойствием.

– Почему ты не предупредил, что вернулся? – продолжила свой допрос, все еще пытаясь скрыть свое смущение.

– Потому что вернулся всего несколько часов назад. Звонил тебе, но ты не отвечала. Тогда я набрал Тамарочке, и она сообщила, что ты на тренировке. Я не удержался и приехал.

Его ответ был естественным, логичным и исчерпывающим. Для него все было так легко и просто. В отличие от меня. Я на мгновение замолчала, обдумывая его слова, и старалась справиться с нахлынувшими чувствами.

– Не хочу, чтобы тренер подумал, что между нами что-то есть, – тихо сказала я, чтобы услышал только он.

А после опустилась на скамейку, открыла коробку с салатом и начала есть, стараясь отвлечься.

– Не переживай об этом, – успокоил меня и сел рядом со мной.

Я чувствовала на себе его пристальный и пронзительный взгляд, но старалась игнорировать. Ираклий молчал какое-то время, а потом неожиданно тихо признался:

– Я скучал по тебе.

Салат мгновенно потерял свой вкус, а рука с вилкой застыла в воздухе. Сердце забилось чаще, дыхание стало неровным. Внутри меня зарождалось что-то странное и непонятное – какое-то облако из чувств, но я не могла понять их природу…

Я не знала, как реагировать на эти слова. И единственное, на что я оказалась способна в тот момент – это притвориться, будто не услышала его признания. Опустила глаза и сделала вид, что полностью поглощена едой.

Но Ираклий продолжал разглядывать меня…

– Не смотри на меня так, – попросила я, понимая, что теряю способность адекватно мыслить.

– Даже если бы хотел, не смог бы, – продолжал говорить все так же легко и проникновенно. – До сегодняшнего дня я почему-то даже не задумывался о том, как ты танцуешь.

Я подняла на него взгляд.

– И как?

– Танец потрясающий… – он улыбнулся той самой улыбкой, от которой у меня всегда подкашивались ноги, а затем добавил чуть тише: – Впрочем, как и ты.

Мое тело вмиг покрылось мурашками. Внутри поднялась буря эмоций: радость, смущение, страх… Все это смешалось воедино и грозило вырваться наружу.

– После тренировки есть планы? – резко сменил тему разговора, видимо почувствовав мою растерянность.

– Нет… Очень хочу домой.

– Я отвезу тебя. Соскучился по Тамаре.

– Она тоже соскучилась по тебе. Ты ее избаловал своим вниманием, – ответила я со смешком.

И не только ее.

– А ты? Скучала по мне?

Я замерла от его вопроса, почувствовав, как щеки начинают предательски краснеть. Он заметил мое замешательство и весело добавил:

– Не отвечай. Это была шутка.

Но затем его рука вдруг коснулась моей ладони. Это прикосновение было мимолетным, но мир вокруг словно остановился.

– Скучала… – вырвалось у меня прежде, чем я успела осознать свои слова.

Я тут же испугалась своей откровенности и посмотрела на него в ужасе, надеясь, что он этого не услышал. Но он расплылся в широкой улыбке, давая понять, что мои слова дошли до его слуха.

– Я пойду переоденусь… – пробормотала я неловко и, отложив в сторону салат, поспешила скрыться в раздевалке.

Мне нужно было прийти в себя…

Приняв душ, я переоделась в повседневную одежду, и в этот момент в помещение вошла Лина – жена Алексея и наш второй тренер.

– Все хорошо? – уточнила она мягким тоном.

Как только тренировки заканчивались, вся их с Алексеем строгость сходила на нет. За пределами зала они были совсем другими: заботливыми, искренними и родными. Наши отношения с ними всегда оставались теплыми и доверительными.

– Все отлично, – ответила я, надевая платье.

Лина подошла ближе и внимательно посмотрела мне в глаза.

– Ты помнишь, чему я тебя учила?

Я сразу поняла, о чем идет речь. Эти слова она повторяла мне не раз, словно мантру, которую я должна была запомнить навсегда.

– Перед выходом из дома не забывать голову на плечах, а сердце отдавать под контроль разуму, – процитировала я ее наставление.

Она прищурилась и уточнила:

– Твоя голова на месте?

– Да.

– А сердце под контролем разума?

Ее взгляд стал чуть строже, но я знала: за этой строгостью скрывалась лишь искренняя забота.

– Пока да, – честно призналась я.

– «Пока», потому что он еще не поцеловал тебя? – хитро прищурившись, улыбнулась она.

– Лина! – воскликнула я, смутившись.

– У тебя впереди важный год, – продолжила она уже серьезнее. – И я не хочу, чтобы ты потеряла себя из-за какой-то мимолетной влюбленности к мимолетному парню.

Ее слова задели меня за живое.

– Не стоит подвергать сомнению мой профессионализм! – ответила, вскинув с вызовом подбородок.

Но Лина продолжала стоять на своем.

– Ираклий – горячей грузинской крови. Как ты думаешь, велика ли вероятность того, что он позволит своей девушке танцевать бальные танцы с другим мужчиной?

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Ты заходишь слишком далеко, – сглотнула и попыталась сохранить спокойствие. – Мы с ним просто друзья.

– Ох, девочка моя… – Лина рассмеялась так, будто я только что сказала что-то невероятно глупое. – Смотрели вы друг на друга совсем не как друзья.

– Как близкие друзья? – попыталась отшутиться я, но голос выдал мое смущение.

– Как очень близкие друзья, – подхватила она с улыбкой. – Настолько близкие, что грань дружбы уже давно стерта, и все это переросло во что-то большее.

– Ничего подобного. Правда. Мы просто дружим.

Но Лина без труда считывала мое смущение.

– Не обманывайся, Илиана, – улыбнулась она. – Я прекрасно тебя понимаю. Красивый парень ухаживает за тобой, заботится – это всегда подкупает. Но прежде чем дать волю своим чувствам, подумай сто раз: достоин ли он этого?

Я глубоко вдохнула и посмотрела ей прямо в глаза:

– Я точно знаю одно: я никогда не перестану танцевать. Даже если мне запретят это под дулом пистолета. Танец – это часть меня. И если кто-то откажется принимать эту часть моей жизни, у нас с ним не будет будущего. В этом я уверена абсолютно точно. Так что не переживайте за меня.

Лина искренне улыбнулась, и на душе стало намного легче. Она подошла ко мне ближе, обняла и тихо произнесла:

– Будь умницей. Мы верим в тебя и гордимся тобой.

Эти слова навсегда остались со мной. И стали якорем, который удерживал на плаву даже в самые сильные штормы.

Через полчаса я уже сидела в машине Ираклия и думала, что мы направляемся в сторону дома бабушки. Но ошиблась.

– Куда мы? – поинтересовалась я, когда поняла, что мы едем в другом направлении.

– Я увидел, чем живешь ты. Теперь хочу показать, чем живу я.

Его слова удивили меня. Мне казалось, что я знаю о нем если не все, то самое важное – точно. Я не стала задавать лишних вопросов, только молча наблюдала за дорогой и пыталась угадать, куда он меня везет.

Когда мы наконец остановились у небольшого здания с неприметной вывеской, я задумчиво нахмурилась. Мы вошли внутрь, и передо мной предстала уютная студия звукозаписи. В воздухе витал легкий запах дерева и чего-то едва уловимого, но невероятно теплого.

– Что это? – уточнила я, растерянно осматриваясь вокруг.

– Это моя студия. Здесь я провожу все свое свободное время. Пишу музыку и тексты.

– Что, прости? – рассмеялась я недоверчиво. – Серьезно, чье это?

– Без шуток. Это все мое.