Фаталити. Цена его успеха

«Дорогой»…

Вырезать бы этой суке язык!

Ираклий молча кивает, и мы все вместе заходим в лифт. Я встаю рядом с Янисом, напротив нас – Соня и Ираклий. Казалось бы, лифт очень просторный, но мне тесно до удушья.

Давыдова оживает после слов Ираклия, словно получает неограниченную подпитку. Она весело болтает с Янисом, вспоминая их семейные поездки в Канны. Ее голос звучит слишком громко и радостно, словно она старается заполнить собой все пространство – вытеснить воздух, чтобы никто больше не мог дышать. Душная фальшивка.

Я утыкаюсь в телефон, бездумно листая ленту и делая вид, что мне все равно. Стараюсь выглядеть безразличной, равнодушной ко всему, что происходит вокруг. Но внутри меня все кипит.

Янис же ведет радушный диалог с Соней. Выглядит спокойно и уверенно. Будто не замечает ни ее показного веселья, ни напряженного взгляда Ираклия, ни моего внутреннего хаоса.

Но он все замечает. И не упускает возможности напомнить всем, что я принадлежу ему. Его рука скользит по моей талии, как будто он метит территорию. Для чего он это делает – ума не приложу. Если до этого его прикосновения не вызывали во мне бурных эмоций, то теперь я ощущаю дикое раздражение и острое желание стряхнуть с себя его руку. Но я не двигаюсь. Не доставлю Соне этого удовольствия. И тем более – Ираклию.

Чертов жених…

Для занятого мужчины Дадиани слишком увлечен чужой женщиной. Его тяжелый взгляд жжет меня сильнее, чем прикосновения Яниса. Я замечаю боковым зрением, как он снова и снова опускает глаза на руку Адамиди, которая уверенно держит меня за талию. Если бы взглядом можно было сжигать, пальцы Яниса давно превратились бы в пепел.

Наконец лифт останавливается на последнем этаже. Двери открываются, и Янис прощается с Соней и Ираклием с привычной учтивостью, а я прохожу мимо, даже не взглянув на них. Больше никакой любезности.

В холле нас встречает девушка-администратор с вежливой улыбкой. Я называю свою фамилию, она кивает и жестом приглашает меня следовать за ней.

Нас усаживают за столик с видом на вечерний город, сверкающий тысячами огней, но мне он неинтересен. Я опускаюсь на мягкий диван и, наконец, позволяю себе выдохнуть и расслабиться. Янис садится напротив. Молчит и пронзает меня взглядом. Ждет, когда я заговорю.

Но я молчу.

– Ничего не хочешь объяснить? – сдается и первый начинает разговор.

Я поднимаю на него глаза и стараюсь выглядеть спокойно.

– Что я должна объяснить?

– Например, что это был за концерт? «Любовница Яниса», – цитирует меня. – Прозвучало слишком дерзко.

– Ненавижу, когда пытаются косить под дурачков, – отвечаю с намеком.

Адамиди умный. Поймет.

– И откуда ты знаешь Давыдовых? – не скрывает своего настороженного любопытства.

– Это важно?

– Важно, – коротко отвечает он, откинувшись на спинку дивана. – Да и с женихом Сони вы явно знакомы.

– Разве? – я приподнимаю бровь, делая вид, что не понимаю, о чем он говорит.

– Кажется, кто-то не любит, когда косят под дурачков, – возвращает мне мои же слова.

Он ждет ответа, но я не знаю, хочу ли что-то объяснять.

– Это с ним у тебя была здесь «деловая встреча»? – не дождавшись моего ответа, Янис продолжает допрос. – Знаешь, я думал, что он в конце концов отрубит мне руку, лишь бы я больше не прикасался к тебе.

Эти слова заставляют меня горько усмехнуться. Адамиди правильно считал эмоции всех присутствующих в кабинке лифта, но неправильно все истолковал…

– Сначала ответь ты на мой вопрос. Вальтер твой друг? Почему за столько лет я никогда не видела его в твоем окружении?

– Мы дружили в университетские годы. Сейчас наше общение сведено к минимуму.

– Почему?

– Пусть это останется между мной и им.

– Если ты хочешь честности от меня, то и сам должен быть честным, – объясняю, смотря прямо ему в глаза.

Янис молчит несколько секунд, будто обдумывая свои слова. Затем нехотя произносит:

– Я долго закрывал глаза на его радикальные методы ведения бизнеса. Но конечной точкой стала избалованность его дочери и… многое другое. Не хочу вдаваться в подробности.

Меня удовлетворяет его ответ.

– Я боялась услышать, что вы друзья. Уже начала думать, что совсем тебя не знаю, раз ты дружишь с таким человеком, – признаюсь честно.

– А ты, очевидно, знаешь его слишком хорошо, – Янис внимательнее всматривается в мое лицо.

– Ираклий… – я обрываюсь на его имени, нервно вздыхаю и продолжаю: – Он тот самый музыкант, о котором я тебе рассказывала. А Вальтер… Стоит ли мне объяснять дальше? Или ты сам все сложишь?

Я замечаю, как меняется его выражение лица. Янис молчит, обдумывая мои слова. Слишком долго для него. Он определенно в шоке и растерян.

– Этот парень смотрит на тебя с такой ненавистью… а должен боготворить! – выдает неожиданное для меня заключение. – Ты обязана рассказать ему всю правду перед отъездом.

– Зачем? – искренне удивляюсь я. – Смотри, как удачно сложилась его жизнь.

Янис наклоняется ко мне ближе и берет мои руки в свои. Его прикосновение действует успокаивающе.

– А твоя? – спрашивает он серьезно. – Ты считаешь свою жизнь удачной?

Я молчу.

– Никогда не забуду тот день, когда я впервые увидел тебя в больничной палате…

Его слова попадают в самую уязвимую точку. Грудную клетку выкручивает спиралью. Боль вспыхивает где-то глубоко внутри и накрывает воспоминаниями. Больничные стены Англии… Потом этого города… Все возвращается слишком ярко.

– Ты чего? – Янис замечает мои дрожащие руки.

– Спасибо тебе… Ты ведь знаешь, как я благодарна за твое появление в моей жизни?

– Тысячу раз говорила это. И я тысячу раз просил тебя перестать благодарить, – слабо улыбается, поглаживая большими пальцами мои ладони. – Ты в порядке?

– Да.

Нет.

Мои мысли заносит далеко отсюда. Туда, где боль еще жива…

– Ему сейчас было бы пять лет… – произношу я едва слышно, а глаза предательски наполняются слезами.

Янис сразу понимает, о чем я говорю. Его пальцы крепче сжимают мою ладонь. Он ничего не говорит – просто сидит рядом и держит мою руку.

Но я больше не могу оставаться здесь. Воспоминания жгут все органы.

– Мне нужно умыться… привести себя в порядок, – заявляю быстро и поднимаюсь с места.

Он отпускает меня без слов и провожает взглядом, пока я ухожу в сторону дамской комнаты. Захожу в прохладный холл уборной. Подхожу к раковине, включаю ледяную воду и осторожно смачиваю лицо. Сердце готово разорвать грудную клетку.

Смотрю на свое отражение в зеркале. Вижу перед собой не только себя. Вижу прошлое. Вижу свои ошибки. Вижу ту, которой я когда-то была. Больно вспоминать сколького я лишилась в жизни по своей же вине. Сколько пришлось изменить и восстановить, чтобы научиться вновь быть счастливой.

А сейчас все будто снова рушится, и я не могу это остановить.

Дверь в уборную открывается. И даже не оборачиваясь, я всеми фибрами чувствую, кто стоит у меня за спиной. Запах его парфюма еще в лифте сводил с ума.

Ираклий подходит к соседней раковине, упирается обеими руками в столешницу и поворачивает голову в мою сторону. Я чувствую его тяжелый взгляд на себе. И внутри все стынет от холода и глухой боли.

– Это низко даже для тебя, – раздается его низкий голос где-то сбоку.

Я делаю глубокий вдох, выключаю воду и аккуратно, чтобы не размазать макияж, промокаю лицо полотенцем. Выбросив его в плетенную корзину, на мгновение останавливаюсь взглядом на Ираклии. Каждая линия, каждый изгиб знакомы до боли. Но это уже лицо чужого человека.

Я не намерена вступать с ним в спор. Достаточно того, что уже было сделано и сказано друг другу. Проигнорировав его слова, я молча разворачиваюсь, собираясь уйти, но Дадиани резко хватает меня за локоть и преграждает путь.

– С такой гордостью, даже последние бляди не представляются любовницами в обществе!

Словно нож в глотку пихает насильно.

– Значит, они предпоследние. Последняя – я, – произношу я, сдавив все свои чувства.

Не время им выходить наружу.

Дадиани не сводит с меня глаз. Я отвечаю взаимностью, чтобы не казаться слабой. Между нами вновь начинается битва. Ираклий сверлит меня взглядом, прорываясь вглубь моей души и пытаясь вытащить наружу все, что я так старательно скрываю.

– А я так надеялся, что однажды, если мы встретимся, я увижу перед собой ту, которой можно гордиться, – с горечью выдыхает он.

Эти слова бьют еще больнее, чем оскорбления.

– Увы, Ираклий. Из нас двоих только я могу гордиться своим бывшим…

Не удержавшись, касаюсь его воротника – привычный жест из прошлого, который всегда помогал мне избежать его рассерженного взгляда. Но сейчас это кажется неправильным, поэтому я быстро одергиваю руку и делаю шаг назад.

– Тебе пора идти. Не стоит заставлять ждать свою невесту, – напоминаю ему о существовании ангелочка с слабой усмешкой. – Выбором твоим я, конечно, не довольна… Но кто я такая, чтобы судить Давыдовых?

– Женатый мужик, конечно, выбор что надо, – цедит он сквозь зубы. – Кстати, где Денис?

– Не знаю. Наши пути разошлись, когда я встретила Яниса, – даю ему частично правдивый ответ.

– Как только находишь мужчину перспективнее, прежнего бросаешь. Ты не так-то и изменилась, оказывается, – плюется ядом.

– С тобой лишь прогадала, – парирую, стараясь вывести его на эмоции. – Ты теперь побогаче будешь.

Его глаза вспыхивают гневом, и он делает шаг вперед. Напористо, угрожающе. Встает так близко, что я чувствую жар его тела.

– Не приписывай меня к себе. Противно, что когда-то рядом со мной была такая ш… – замолкает на полуслове.

Но это молчание звучит красноречиво.

– Настолько противно, что тебе все время хочется меня касаться? – не сдаюсь и отбиваю удар, устремляя взгляд на его пальцы, которые вцепились в мою руку так сильно, что кожа начинает ныть.

– Это ты называешь касанием? – его губы растягиваются в кривой ухмылке, а взгляд становится бесноватым.

Ираклий размыкает пальцы на моей руке и резко обвивает ими мою талию. Одним движением прибивает меня в стену, выбивая из меня дух. А пальцами второй руки уверенно скользит под ткань моей рубашки, касаясь обнаженной груди. Я не успеваю подавить стон – он вырывается из моих губ сам по себе, предательски оголяя мои чувства.

Дадиани наклоняется ближе, его лицо почти касается моего. Ведет носом вдоль линии ключицы, стягивает одну часть рубашки с моего плеча, ведет носом по плечу, а затем поднимается вверх – к уху. Его губы едва касаются кожи, но этого достаточно, чтобы мурашки пробежали по всему телу.

– Какая отзывчивая, – отмечает с насмешкой.

Его пальцы обводят мои соски, а затем он кусает мочку уха. Смесь наслаждения и мучительной боли разливается по телу. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не заерзать в его руках от нарастающей похоти.

Я понимаю, что нужно вырваться, оттолкнуть его, разорвать эту связь… Но я не могу. Меня парализует собственная слабость. И дикое желание.

– Вот это касания, – шепчет Ираклий на ухо. – Твои любовники не научили тебя этому?

Он убирает руку с моей талии и отстраняется. Его лицо снова становится холодным и непроницаемым, а взгляд – насмешливо-презрительным.

Проклятье…

Я хочу дать ему ответ, но двери уборной распахиваются, и в помещение входит Соня. Она резко останавливается на пороге, заметив нас с Ираклием на критически близком расстоянии друг от друга. Ее лицо меняется мгновенно: ноздри раздуваются от злости, а губы сжимаются в тонкую линию.

Я спокойно отхожу от Ираклия, будто все произошедшее ничего для меня не значит. Подхожу к зеркалу и начинаю поправлять рубашку, намеренно затягивая процесс. Краем глаза наблюдаю за ними через отражение: Соня стоит неподвижно, словно окаменевшая, сверлит Ираклия взглядом и изо всех сил старается взять себя в руки. Она делает вид, что меня здесь нет, пытается скрыть свои эмоции, но делает это никудышно.

– Я думала, с тобой что-то случилось, – тихо блеет она, пытаясь придать голосу спокойствие. Но ни черта не получается.

Интересно, Ираклий замечает эту притворную заботу? Видит ее наигранную наивность?

– Все в порядке, – отвечает он ровным, слишком спокойным голосом.

Я разворачиваюсь и прохожу мимо Дадиани.

– Какая она у тебя заботливая, – произношу я, касаясь его плеча кончиками пальцев, провоцируя ангела. – Помню, как раньше тебя это раздражало.

Ее лицо заливается алой краской. Она пытается сохранить самообладание, но я вижу, как ее распирает от злости. Это зрелище приносит мне удовлетворение.

Будь на ее месте любая другая, я бы ни за что даже на пушечный выстрел не подошла к Ираклию.

Но это Соня – дочь Вальтера Давыдова.

А как там говорится в народе? За грехи отцов расплачиваются дети?

Так вот я хочу, чтобы мне хотя бы немного выплатили долг.

Глава 13

ИЛИАНА

ВОСПОМИНАНИЯ

По возвращении домой из Доминиканы мы с Ираклием сразу сообщили родным о решении жить вместе. Сначала новость восприняли отрицательно. Бабушка и родители Ираклия не одобряли совместную жизнь до свадьбы. Однако, когда поняли, что мы непреклонны, – поддержали нас.

Тина с Русланом предложили нам финансовую помощь, но мы отказались. Хотели жить самостоятельно, по своим средствам. Ираклий уже стабильно зарабатывал, работая в компании отца и сочиняя песни для других исполнителей. Кроме того, он начал выкладывать собственные треки в интернет и вскоре стал получать приглашения на мероприятия и городские концерты.

В то время активно набирала популярность социальная сеть ВКонтакте. За год до поездки я уговорила Ираклия зарегистрироваться там и делиться своей музыкой. Это решение стало судьбоносным. Его творчество быстро нашло своих слушателей, и популярность росла стремительно. Люди ждали новых треков, оставляли восторженные комментарии и вдохновляли его на дальнейшее творчество. Я искренне радовалась его успехам и верила в его большое будущее.

Я тоже начала подрабатывать – дважды в неделю преподавала танцы детям. Эта работа приносила мне не только дополнительный доход, но и огромное удовольствие. Именно тогда я окончательно решила связать свою жизнь с преподаванием.

Благодаря Ираклию и песням, которые он посвящал мне, начала расти и моя популярность. Поначалу это меня пугало, но постепенно я привыкла и даже втянулась в процесс. Я стала выкладывать видео с тренировок и выступлений, публиковать наши совместные фотографии с Дадиани. Это помогло мне найти свою аудиторию.

И с каждым днем внимание людей к нам становилось все более ощутимым. Нам нравилась эта социальная жизнь, мы стремились к этому – к вниманию, к признанию, к популярности.

Тогда я еще не знала, насколько переменчивой бывает человеческая природа. Не понимала, что те, кто сегодня тебя любят, завтра могут легко тебя растоптать.

Последней, к кому мы отправились после возвращения, была моя мама. Мы не собирались просить у нее разрешения или благословения. Нам просто нужно было забрать мои вещи. Последние полтора года я снова жила с ней, потому что уже не успевала постоянно ездить из города в деревню к бабушке и обратно. Учебы стало больше, я начала заниматься с репетиторами, увеличилось количество тренировок, появилась работа. Физически я просто не выдерживала еще и двухчасовую дорогу к бабушке.