Лукоморье

Наш запечный таракашка!

И на печь ты толком лечь

Не могешь! а конь – не печь!

Ты бы лучше нам признался,

Чё тряпицей обмотался?

Аль в лесу ты, дурачок,

Зацепился за сучок?"

Лишь кивнул Ивашка хило:

Дескать, так оно и было.

Утром следущего дня,

О намедних днях бубня,

Братья вновь коней седлают,

В путь отправиться желают;

А Ивашка к ним идет

И такую речь ведет:

"Стойте, братцы, погодите!

И меня с собой возьмите

На царевну краем глаз

Поглядеть хотя бы раз!"

Те в ответ: "На кой ты леший

Там нужен, дурной и пеший?

Не пытай зазря судьбы -

Лезь на печь и жуй грибы!"-

И хлестнув Ивашку плеткой,

Припустили рысью ходкой

Братья резвых скакунов:

День не плох, а путь не нов!

А Ивашка, как на диво,

Им вослед кричит: "Счастливо!"-

Там и сам подался вон.

В чисто поле вышел он,

Свистнул посвистом зверинным,

Крикнул покриком старинным:

Э-ге-ге-ге-ге-ге-гей!-

И воскликнул побойчей:

"Эй ты, Сивка, эй ты, Бурка,

Эй ты, вещая каурка!

Ну-ка, стань передо мной,

Словно лист перед травой!"

Не успел он кликнуть вволю,

Глядь – по чистому по полю

Богатырский конь бежит

Так, что вся земля дрожит,

Веет грива, точно знамя,

Из ноздрей струится пламя,

Пыль столбом из-под копыт,

Так могучий и кипит!

А Ивашка, Сивку-Бурку

Обуздав, погнал каурку

В ту же самую пору

Прямо к царскому двору.

А в великом стольном граде,

Где на площади в ограде

Взвился терем на столбцах

О двенадцати венцах,

Столько сгрудилось народу,

Сколько свет не видел сроду!

Но лихие удальцы -

Всех сословий молодцы -

Состязаться не гадали:

Незнакомца поджидали.

Царь уж ждал его чуть свет,

А того все нет и нет!

Уж царевна проглядела

Все глаза, томясь без дела. . .

Вдруг, откуда ни возьмись,

Всадник мчится во всю рысь;

Конь под ним огнищем пышет,

Бьет копытом, храпом дышит.

Он каурого, с плеча

Бойкой плетью всгоряча,

На дыбы поднял, пришпорил

Да галопом раззодорил;

И тот взвился, как взлетел -

Все венцы преодолел!

А Ивашка не терялся

Да с царевной и обнялся;

Смог и перстень с ручки снять,

И в уста расцеловать,

Да и скрыться бойким скоком!

Тут и братья ненароком

Подвернулися ему

По пути; а потому

И попотчевал он плетью

Спины их с проворной сметью,

Как никто спокон веков

Спин не сек; и был таков!

Царь, гримасы слугам строя,

Верещал: "Поймать героя!"-

Но того и след простыл!

Как в пословье: был да сплыл.

И неведомо откуда

Объявился он средь люда,

И незнаемо куда

Удалился без следа.

Недоехавши до дому

С полверсты по бурелому,

Отпустил Ивашка в дол

Сивку-Бурку и побрел.

Дома перстень царской дочки

На палати под шмоточки

Утаив, стал братцев ждать

Да царевну вспоминать.

Вот и братья воротились,

В избу шумные ввалились

И на лавку сели в ряд:

"Ну, Ивашка,– говорят, -

Есть теперь жених царевне,

Да не в нашей он деревне!"-

Сами ж, морщучись зело

Да поеживаясь зло,

Все почесывают спины

И видать не без причины:

Знать, не дурно, за двоих

Угостил Ивашка их!

Он же молвил им словечко:

"Что ж царевнино колечко

Снять из вас не смог никто?

Аль слабо содеять то?"

Тут с досады взвыли братья,

Изрыгаючи проклятья:

"Те-то что? а ну-ка брысь!

Да уймись, не гоношись!

Не в свои дела не суйся!

Где лежишь, там и красуйся!

На ночь глядя, не сопи

Что ни попадя, а спи!"

А и впрямь уже смеркалось.

Лег Ивашка, выждал малость

И, желанием горя

Перстень дочери царя

Поглядеть, вскочил некстати

И забрался на палати,

Где браты во все бока

Выводили храпака,

Перстень взял, и – что за чудо?-

Засиял он и не худо:

Озарил избу, как Рай -

Хоть иголки подбирай!

Братья, чуть глаза продрали,

Сперепугу заорали:

"Караул! пожар! горим!

Помогите!"– а за сим,

Поминая маму с тятей,

Так и рухнули с палатей,

Лишь тогда смекнув спросонь,

Что их свет, а не огонь

Всполошил – добро, что даром,

А не то б им тлеть с пожаром!

Братья вверх к Ивашке прут.

Что ж за диво видят тут?

Вертит дурень оглашенный

Дар царевны драгоценный;

А откуда брат извлек

Эту вещь, им невдомек:

"Где ты перстень взял, Ивашка?-

Голосят,– Украл, дурашка?"-

"Не, нашел, когда в наш лес

По грибы намедни лез,

У дороги под кокорой,

Да не помню: под которой!"

Братья стали тут рядить:

Как могло такое быть?

Знать, жених царевны здеся

Пролетал да, куролеся,

И сронил в тени ветвей

Дар избранницы своей.

"Эй, Ивашка, – братья просят

И глаза на перстень косят,-

Ты уж нам отдай свой клад!"

А Ивашка-то и рад:

"Нате! так я, для потехи

Взял его колоть орехи.

А на кой? не взял ума,

Что орехов-то нема!"

А меж тем во стольном граде

Государь в большой досаде

Повелел устроить пир

Да на весь крещеный мир,

И на нем добром аль силой,

Но собрать царевне милой

Всех державы молодцов,

Удальцов да храбрецов -

Всех: и бедных, и богатых,

И безусых, и усатых,

И здоровых, и больных,

Чтоб жених средь всех иных

Найден был своей невесте

И обручен с нею вместе.

Вот и к братьям эта весть

Добралась такой, как есть;

Те – к Ивашке: "Эй, дурашка,

Наш запечный таракашка,

Слазь с печи! дает наш царь

Пир, каких не знали встарь!"

А Ивашка: "Отступитесь!

Вам охота, вы и притесь!"-

"Сам не хочешь, шалапут,

Так неволей приведут"

Тут Ивашка встал поспешно:

"Ежли так, тогда конечно,

Я пойду!"– он возопил

И пошел таким, как был:

Не расчесан, перемазан,

В саже нос и лоб повязан!

Во дворце же той порой

Закатили пир горой!

Были царские палаты

Величавы и богаты:

Чисто мытые полы,

Щедро крытые столы.

Всем царь-батюшка с царевной

Рад был радостью душевной,

Всем хватило яств и вин,

Лишним не был ни один!

А царевна все ходила

Меж скамей и все следила;

Всех пришедших обошла,

А Ивашки не нашла:

"Здесь он, суженый мой, где-то,-

Говорит,– но, чуя это,

Я его, судьбу мою,

Помню, но не узнаю!

Встань, жених мой нареченный,

Дай свой перстень, мной врученный,

И невесту обними

Перед богом и людьми!"

Братья тут же подскочили,

Перстень девице вручили,

Стали оба перед ней:

Выбирай, мол, кто милей;

И тогда твоей судьбою

Станет избранный тобою!

А царевна, щуря взор,

Говорила им в упор:

"Глазки сердца не обманут,

Даже если врать мне станут!

Я найду мою судьбу

По отметине на лбу!

Не двоим мой перстень вручен;

Значит вами он получен

От кого-то одного.

Признавайтесь: от кого?"

Как ни жались, как ни мялись

Братья тут, а все ж признались,

Что-де дал им перстенек

Брат их, глупый как пенек!

Звать его Ивашкой. Вот он

Сам сидит, и лоб замотан.

Чарку дочь царя взяла

Да Ивашке подала;

Голоском, что слаще флейты:

"Мил-друг, – спрашивает,– чей ты?

Перевязан отчего?"

Тот в ответ: "Да я – того,

Ну, вчерась, в хмельном застолье

Невзначай упал в подполье.

До мозгов башку расшиб -

Аж чуть было не погиб!"

А царевна изловчилась,

За повязку ухватилась

И ее с Ивашки – дёрг!-

Сорвала, придя в восторг:

"Вот судьба моя и друг мой!

Вот он, будущий супруг мой!

А печать на лбу – мой знак -

Скажет всем, что это так!

Я уж с самого начала

Перстень мой ему вручала,

И теперь вручаю вновь!

С ним и всю мою любовь!"

Тут, подкравшись черепашкой

К дочке, обнятой Ивашкой,

Возмутился царь-отец:

"Да какой он удалец!

Может быть, твое сердечко

И не врет ни на словечко,

Но глаза твои, хоть плачь,

Врут, как пара сивых кляч!"

А Ивашка: "Коль позволишь,

Я за пять минут всего лишь

Изменюсь, мой государь!"-

"Изменись!"– дозволил царь.

И ликующий Ивашка

Подлетел к дверям, как пташка,

И с дворцового крыльца

Да при всех гостях дворца

Свистнул посвистом зверинным,

Крикнул покриком старинным:

Э-ге-ге-ге-ге-ге-гей!-

И воскликнул позвончей:

"Эй ты, Сивка, эй ты, Бурка,

Эй ты, вещая каурка!

Ну-ка, стань передо мной,

Словно лист перед травой!"

Не успел он кликнуть вволю,

Глядь – по чистому по полю

Богатырский конь бежит

Так, что вся земля дрожит,

Веет грива, точно знамя,

Из ноздрей струится пламя,

Пыль столбом из-под копыт,

Так могучий и кипит!

Подлетел к Ивашке живо

И хвостом махнул игриво.

И Ивашка стал тотчас

Распрекрасней всех прекрас:

Так одет, умыт, причесан,

Словно заново отесан, -

Ну ни вздумать, ни сказать,

Ни пером по описать!

И едва лишь увидали,

Тут же все его признали.

Братья лишь признать его

Не спешат (бог весть с чего),

А глаза вовсю таращат,

Точно бесы в ад их тащат.

Царь тут обнял молодых

И сказал, целуя их:

"Дай вам бог добра и счастья

И сердечного участья!

Я Ивашке дочь мою

И полцарства отдаю!

Не откладывая дела,

Будем жить, как жизнь велела -

И веселеньким пирком

Да за свадебку мирком!"

Так на том и порешили

И ничуть не согрешили

Ни в деянье, ни в душе!

И, как свадебный уже,

Пир взыгрался нараспашку,

Чтя царевну да Ивашку!

Я там был, мед-пиво пил

Да не рот – усы смочил.

АЛЁНУШКА

Мне, когда начался свет,

Было от роду сто лет;

Батя мой еще не брился;

Дед и вовсе не родился;

А из прочей всей родни

Жили бабушки одни!

Я в те дни потехи баской

Часто баловал их сказкой -

Той, которую не грех

И теперь сказать для всех

Добрым молодцам на славу,

Красным девицам в забаву,

Чтоб в любые времена

Людям помнилась она.

Не за морем, не за сушей,

Не за хижиной постушьей,

А за рытвиной речной,

За колдобиной лесной,

У гористого ухаба

Жили-были дед да баба.

Ох, сварлива же была

Баба та! и столь же зла!

Дочь свою родную – Нюху -

Неумеху и толстуху,

Ублажала, берегла

И ласкала, как могла;

А Алёнушку – дочь деда -

Невзлюбила, привереда,

И уж верно потому

Всю работу на дому

На Алёнушку взвалила

И взахлеб ее бранила,

Хоть работала она

Спозаранок до темна:

Все исполнит без догляда

Так, что лучше и не надо,

Но никак не угодит

Бабе-мачехе! лишь злит

Страхолюдину да бесит!

Смерч – и тот!– покуролесит

И утихнет от вреда;

Злая ж баба – никогда!

А уж если разойдется,

То и вовсе не уймется!

Так вот поедом и съест,

Съест живьем в один присест!

А когда под охи-ахи

Зачастили в дом их свахи,

Вслед и гости, подбочась, -

Тут как с цепи сорвалась

Баба-мачеха в проклятьи,

Ибо все сваты и сватьи

В деле не были тихи,

Как иные женихи:

Все, явившись на смотрины,

Были в сговоре едины:

"Ты Алёнушку давай

Нам в невесты подавай!

А твою толстушку Нюшку

Не возьмем, хоть ставь под пушку!

А Алёнушка-душа

И добра, и хороша,

И в работе мастерица -

Словом, клад – а не девица!

Да беды с такой женой

Знать не будешь ни одной!

Ну а жить с твоею Нюхой

Все равно как с оплеухой!"

Апосля таких смотрин

Было множество причин

Бабе-мачехе сердиться

Да на падчерицу злиться!

И в уме у гадкой ссох

Для Алёнушки подвох:

Насбирала баба травы

Да коренья для отравы

И сварила, вред тая,

Колдовского пития,

От какого всяк лишиться

Зренья глаз, лишь час промчится.

Вот Алёнушке тайком

За вечерним за чайком

Нюшка дьявольское зелье

И подлила, впав в веселье

От того, что впредь собой

Быть Алёнушке слепой;

Но, ей худшего желая,

Баба-мачеха презлая

Начала орать-дурить,

Всяко девушку корить:

"Четы бродишь все, Алёнка?

Ах ты, скверная девчонка!

Не топчи зазря избы!

В лес ступай-ка, по грибы!"

В доме мир чтоб обеспечить,

Бабе дед не смел перечить;

Но и он тут, как отец,

Не сдержался наконец:

"Да ты что, жена, рехнулась?

Аль не с той ноги обулась?

На ночь глядя, не шутя

В лес дремучий шлешь дитя!

На Ивана-то Купала

Ты когда грибы видала?

Разве что сморчки одни,

Да и те – в иные дни!"

Баба взвыла: "Хрыч ты старый!

Постыдился б, дикошарый!

Нюше хочется грибных

Пирожков, а не иных!

Так что – цыц! твоей Аленке

Нынче ж быть в лесной сторонке!

А грибов нам не найдет,

То от взбучки не уйдет!"

Делать нечего. Дед сдался,

С бабой вздорить попугался.

В лес Аленушка пошла.

Злыдни ж бают из угла

Меж собою втихомолку:

"Во, пошла на ужин волку!"

Дед домой родную дочь

Ждал весь вечер и всю ночь,

А к утру не удержался -

Вслед за нею в лес подался:

"За родной хоть и в беду,

А пойду. Авось найду!"-

Думал он, бредя опушкой.

В это время баба с Нюшкой,

Выжав слез облыжных слизь,

На деревне принялись

Лицемерно выть, неправо

Причитать, вопить лукаво:

"На кого, Аленка, нас

Ты покинула в злой час?

Аль тебя мы не любили?

Аль прогневали чем? или

Что худое о тебе

Помышляли по злобе?"

Все в селе тревогу били,

Все Алёнушку любили

И на поиск в бурелом

Потянулись всем селом.

Что ж случилось накануне

Рокового дня в июне?

Ведь Аленушка тогда,

Не предчувствуя вреда,

Допила за самоваром

Чашку с мачехиным взваром

И, гонимая судьбой,

Поплелась лесной тропой.

То поляной шелестящей

Шла она, то гулкой чащей,

Но грибов в краях глухих

Не встречала никаких.

Уж клонилось время к ночи.

Вдруг Алёнушкины очи

Мрак окутал. И, одна,

Села в ужасе она,

Ничего вокруг не видя,

И лишь глазки терла, сидя.

Тщетно все. Пришла беда.

И Аленушка тогда

В горе духом как ни крепла,

А при мысли, что ослепла,

Разрыдалась горько столь,

Что лишь выплакав всю боль,

Успокоилась и встала,

Звать, кричать, аукать стала,

Чтоб помог ей кто-нибудь

Одолеть обратный путь.

Да мечта была напрасной:

Для Алёнушки прекрасной

Не нашлось в лесной глуши

Человеческой души;

Только грянул птичий гомон

Ей в ответ; взвился кругом он

И затих; и, как могла,

В даль Аленушка брела:

В гуще рощ на ощупь кралась,

В лес все глубже забиралась.

Тут и ночь пришла. И мгла

Все вокруг обволокла;

Вышел месяц в высь небесья;

А по кочкам глухолесья

Заискрились светлячки,

Словно в небе звездочки;

Где-то эхо, как живое,

Содрогнулось в волчьем вое;

И раздался крик сычей -

Верных стражников ночей.

В страхе девица слепая,

У сосны с трудом ступая,

Дотянулась до ветвей,

Забралась на них резвей

И, прильнув к коре смолистой,

Затаилась в ночи мглистой;

Так и стала на сосне

Ждать утра, забыв о сне.

В эту ночь, что в мире пала

На Ивана на Купала, -

В ночь русалок, ведьм, чертей,

Вурдалаков, упырей,

Леших, оборотней разных,

И кикимор безобразных,

И баб яг, и водяных,

И всей нечисти родных!-

В эту ночь ночей повсюду

Не спалось честному люду:

По речным по берегам

Бойких шествий вился гам;

Парни с девками резвились,

В хороводах веселились,

Жгли костры и в даль реки

Слали вещие венки.

Вся деревня заклинала

Всемогущего Купала,

Чтоб он люд в полночный час

От нечистой силы спас;

Ибо корчи, порчи, сглазы -

Шалой нежити проказы -

Были в эту ночь ночей

Как нельзя ловчей и злей!

Ну а чащею лесною

Под ветвистою сосною,

Где Алёнушка-душа

Дня ждала, едва дыша,

Три бесяшки-окаяшки

Собралися на гуляшки.

"Братцы бесы!– во весь дых

Возопил один из них, -

Полночь взбалмошная эта -

Час цветенья огнецвета!

Славен огненный бутон:

Открывает клады он.

Только клад по воле рока

Не дается без зарока!

Так давайте в сей же срок

Роковой дадим зарок

Говорить друг дружке честно

Что кому чего известно!

Я вот знаю, не совру:

Ежли нынче поутру

Кто-то первым из живущих

В росах, всюду чисто сущих,

Искупается добром,

Будь тот глух, аль слеп, аль хром,

Аль калечен, аль увечен,

Аль жестокой раной мечет, -

Он с купанием таким

Станет цел и невредим!"-

"Это знают все с пелёнок!-

Проворчал второй бесенок, -

А вот знали ль вы досель,

Что за тридевять земель

В тридевятом клятом царстве,

Тридесятом государстве

Вдруг остались без воды

Все колодцы и пруды;

Родники, озера сухи;

В жажде люди мрут как мухи,

Проклиная злой свой век

С берегов безводных рек!

Чтоб спасти житье их скитов,

Надо вырвать куст ракитов

Подле царского пруда, -

И вода придет туда!

Но про это человеки

Не дознаются вовеки!"

Тут их братец третий бес

В разговор сердито влез:

"Ты б еще о райских птичках

Спел у черта на куличках!

Скучно знать о чудесах

В тридесятых небесах!

Я же вызнал ненароком

О чудном у нас под боком!

Ведь в стране больных больней

Королевич Фалалей:

Ни примочки, ни лекарства,

Ни халдейские знахарства,

Ни заморские врачи,

Сколько парня ни лечи

Их наукою искусной -

Все равно от хвори гнусной

Королевского сынка

Не спасут: кишка тонка!

Но коль он за милу душу

Съест печеную лягушку,

То мгновенно жив-здоров

Станет и без докторов!

Да про снадобность такую

Я ему не растолкую!

Бедный принц! во цвете лет

Он покинет белый свет!"

Так бесяшки-окаяшки,

Три взлохмаченных гуляшки,

Свой исполнивши зарок,

Стали ждать полночный срок.

Глядь – а полночью нечистой

Под сосною под ветвистой

Восхитительный, как сон,

Вспыхнул огненный бутон.

И бесяшки, чертыхаясь,

И ругаясь, и пихаясь,

И лягаясь, и рыча,

И кусаясь сгоряча,

Под цветком взрыхлив землицу,

Разгребли одну вещицу -

Пару знатных тех сапог,

Что для всех годны дорог,

Сапоги да не простые -

Скороходы золотые!

Тут бесяшки в пух и прах

Разодрались впопыхах,

Клад деля; затем смирились,

Друг на дружку взгромоздились

И умчались в сапогах

Катавасить на лугах.

А Аленушка сидела

На ветвях и в страхе млела

Из-за бесушков лихих

И, боясь возврата их,

Трепетала в ожиданье

И шептала заклинанье:

"Ты – ни баба, ни мужик,

Ни старуха, ни старик,

Ни молодец, ни девица,

Ни вовдовец, ни вдовица,-

Приходи! ни в мир, ни в дом,

Ни сегодня, ни потом,

Ни на ощупь, ни воочью, -

Приходи! ни днем, ни ночью,

Ни во въяве, ни во сне, -

Приходи вчера ко мне!"

А бесяшки-окаяшки

Воротилися с гуляшки,

Недовольно говоря:

Дескать ночь прошла зазря;

Мол, весельем тишь разгрохав,

Спасся люд от их подвохов,

Чем им якобы, с лихвой

Подкузьмил! и не впервой!

"Но уж следующей ночью

Мы со всей бесовской мочью

Поднапакостим во сласть,

Чтоб нам пропадом пропасть!

Изурочим, заморочим

Всех, кто хмур, назло всем прочим

Изнахратим, изведем,

Ухайдакаем ладом!"

Так бесяшки-окаяшки

Про бесстыжие замашки

Голосили вперебой;

А затем само собой

Пораскинули мозгами:

Что им делать с сапогами?

И, пока не рассвело,

Их в сосновое дупло

Схоронили и в согласье

Убежали восвоясье.

Тут Алёнушка-душа

Наземь слезла не спеша;

И когда порой обычной

На полянке земляничной

Пал туман, пройдя росой,

Ей, прелестной и босой,

Захотелось убедиться:

Правда ль бесами твердится?

И она, как в мире все,

Но живей, чем все, в росе

Искупалась как умела,

И омылась, и прозрела,

И глядела синью глаз,

Веселясь, как в первый раз;

И, счастливая удачей

Оттого, что стала зрячей,

Подошла к сосне, взяла

Клад бесовский из дупла;

И оделись тут сапожки

На Алёнушкины ножки

И красотку понесли

В чудо-даль на край земли.

Сказка сказкой, дело делом,

А и впрямь на свете белом

В тридесятой стороне,

В распроклятой старине

От великого безводья

Гибли сельские угодья,

Скот хирел, лес сох, мир чах;

И хотя в иных домах

Бочки, ведра, жбаны, фляги

Берегли немного влаги, -

Быстро, всякий день и час

Таял скудный их запас.

Люд ждал ливня или чуда. . .

И явилась тут средь люда

Дева редкостной красы

В платье, мокром от росы,

И, взволнованная, сходу

Обступившему народу

Все поведала сполна:

Что Аленушка она,

Что, узнав про их невзгоду,

К ним пришла, чтоб дать им воду,

И что спрятана вода

Возле царского пруда.

Люд, крича ей: "Верим! верим!"-

Устремился в царский терем,

Чтоб Алёнушкину весть

Государю преподнесть.

Сам царь-батюшка к ней вышел,

Расспросил, а как прослышал

Об источнике простом

Под ракитовым кустом,

Повелел в заветном месте

Выдрать куст с корнями вместе!

Враз руками мощных слуг

Куст был выворочен вдруг;

И земля под ним сначала

Вспухла пылью, заурчала,

А затем, прорвясь волной -

Чистой, свежей, ключевой -

Бурным хлынула потоком

И лилась в пруду широком,

Обдавая снопом брызг

Люд, неиствующий вдрызг!

"Ну, Аленушка, спасибо.

Если хочешь ты что-либо, -

Говори! и для тебя

Все мы сделаем любя!

Все тебе добудем кряду

В благодарность и награду

За спасенье наших душ

В эту бешеную сушь!"-

Царь Алёнушке прекрасной

Молвил. . . Но с улыбкой ясной

Та твердит, что от него

Ей не надо ничего;

Что ей было б ненавистно

Совершать добро корыстно

И за помощь ждать наград.

Да царь-батюшка был рад

Для Алёнушки и в дружбу

Сослужить любую службу!

И, укрывшись в свой предел,

Он вернулся и надел

На девицу-пилигримку

Чудо шапку-невидимку,

Молвив: "Сдвинь лишь в свой черед

Шапку задом наперед

И невидимая глазу

Неприметной станешь сразу. "

За великий дар царя

Кротко поблагодаря,

С ним Аленушка простилась,

И народу поклонилась,

И, спеша в обратный путь,

Прошептала, слышно чуть:

"Вы, волшебные сапожки,

Все изведали дорожки!

Добегите по одной

До сторонки, мне родной. "

Только вымолвить успела,

Как от царского предела

Очутилась у крыльца

Королевского дворца.

Правда, бдительная стража,

Криком воздух будоража,

Путь Алёнушке стремглав

Заступила, так сказав:

"Ты куда? не знаешь, что ли,

О громадной нашей боли:

Всех больных в стране больней

Королевич Фалалей.

Много здесь перебывало

Лекарей, да толку мало!

Гаснет бедный принц наш сам

Не по дням, а по часам.

Знать, проклятая хвороба

Доведет его до гроба.

Плачет наш король, скорбя,

И ему не до тебя. "

И Аленушка, не споря

С грозной стражей, злой от горя,

Убежала с глаз долой

По тропинке луговой

На опушку, на речушку;

Там, поймав в траве лягушку,