Персефона

Выхода не оставалось – пришлось подчиниться условию матери. На полгода я взял отдых от учёбы, но работу я не бросил, объясняя это тем, что хочу умеренно совершенствоваться в своём деле. Но я имел на это другие виды. Всё это время я просто существовал изо дня в день. Полгода я лелеял мечту о том, как я вернусь к переводу и, как добрый знак, Эльжбета меня не покидала – она приходила ко мне во снах отрывками из своего дневника, будто я частями смотрел экранизацию её истории:

«… Вот он уже не раз предлагает мне это, утверждая, что многие актрисы делают так. Необходимо переступить себя, разрушить себя, чтобы возродиться в новом воплощении. А я не могу. Я так не могу. Если я сделаю это, то потеряю себя.

Я ему отвечаю, что это противоречит моим моральным устоям, а он мне говорит, усмехаясь: «Моральным устоям? А что это? Актриса играет и положительные, и отрицательные роли. И бывает так, что отрицательная роль приносит больший успех. Надо уметь перевоплощаться, с лёгкостью расставаться с прежним лицом и примерять на себя новую роль, новую маску, будто новое вечернее платье. А как же ты можешь вжиться в роль, если ты не можешь сбросить то, что держит тебя в этой «маске»? Мне кажется, что ты вообще не хочешь быть актрисой. Это не твоё».

Нет! Я хочу! Очень хочу! Может он и прав, но я не могу решиться. Это так трудно! Его напор так давит, но …он так хорош. Он успешен, опытен и знает цену победы. Он знает, что мне надо делать, но,..ах.. неужели это не может подождать? Неужели это обязательно? Такова цена мечты? Это испытание слишком тяжело для меня.

Я прошу его дать мне время. Я справлюсь. Я обязательно справлюсь! Но мне нужно время…»

« Ну почему?! Ну почему он взял на главную роль эту шатенку, капризы которой должны исполняться сие минуту?! Чем она лучше меня?! Я произнесла свои реплики, и всё! Всё получается превосходно с первого дубля! Я слушаюсь режиссёра, ведь он хочет видеть то, что задумал! Всё! Мой любимый на работе – мой поводырь. Я следую его указаниям и делаю всё превосходно. Знаю это. Я вижу, как он доволен моей работой и покорностью. Я чувствую его и слышу, делаю так, как он велит. А она… она… просто выскочка! Но тем не менее главная роль у неё! После своей сцены она садится рядом с режиссёром, моим любимым, и смотрит как отснят дубль. Она сидит так близко, что в моей голове проскальзывает тонкая смутная мысль, будто её взяли на главную роль не просто так. Нет! Он же любит только меня! Что я несу! Но тогда почему? Почему она? Почему он её взял?

И вот она сидит рядом с ним, я слежу за ними. Он доволен, а она … стоп, что это за морщинка между бровями? Она хмурится. Ей не нравится! Она злится, что свет лежит на ней не так, как нужно, из-за этого она получилась тут уродливой. Она требует переснять! Какая дерзость! А он…а он ссорится, злится, неудивительно, но…слушается её!

Она даже слова свои забывает! Опаздывает на съёмки! Я же лучше её! Я знаю все её слова и готова сниматься в любое время. Я готова слушаться и подчиняться! Я не капризна! Мне многого не нужно! Никто эту шатенку не любит, но почему он выбрал на роль именно её? Я недоумеваю, а съёмочная группа лишь сдержанно ухмыляется…»

…

Спустя полгода я вернулся к учёбе. Мама вернула всё, сложив по коробкам. А я незамедлительно собрал вещи и съехал от неё. Я выжидал полгода. Никто не смеет у меня отнимать то, что принадлежит мне. Этого я матери простить не мог.

Глава 8

Девушка включила диктофон и попросила продолжить рассказ. Филипп откинулся на спинку стула:

«Каждый год я навещал семью Эльжбеты не для того, чтобы послушать очередные истории из детства, а ради фотографий. Бережно держал в руках и смотрел, пытался запомнить каждую расплывчатую черту лица в нечётких фотографиях. Из-за них я вынужден был хоть как-то поддерживать беседу с уже теряющей рассудок матерью, и понимающей и слегка смущающейся сестрой. Ей было стыдно за мать, когда та могла сказать нечто невразумительное в силу своей болезни. Но если вопрос касался моей просьбы отдать мне дневник и фотографии, сознание матери будто выходило из плотного замутнения, и я слышал категорическое «Нет». Сестра не перечила матери. Я злился и проклинал в душе их упрямство. И, видимо, судьба за это сыграла с ними злую шутку. Да и не только с ними, но, к сожалению, и со мной.

Мать Эльжбеты, не осознавая своего поступка, устроила пожар, пока сестра отсутствовала в доме, закупаясь продуктами. Ничего от дома не осталось. Старуха умудрилась остаться живой и отделаться лишь парой незначительных ожогов. Она даже умудрилась захватить с собой сумку с документами.

Об этом я узнал по телефону. Как знал, что стоило отдать им свои данные. Сестра Эльжбеты сообщила, что приезжать больше не стоит, потому что некуда. После подробностей я, не скрывая своего волнения, спросил о судьбе фотографий и дневника, и получил ответ, который я не хотел когда-либо слышать. Сгорело всё, что напоминало о ней. После этого я бросил трубку. А далее я просто начал вымещать свои эмоции на стену, нанося ей удары кулаком. Я был зол на них. Я был прав – будь эти вещи у меня, память об Эльжбете сохранилась, но они не слушали и не слышали меня!

– Мать или сестра – тот самый человек, который вас разочаровал в четвёртый раз?

– Нет, в них я был не разочарован. Я был на них зол. Как личности, они для меня никогда не существовали. Они были просто источником знаний об Эльжбете. Я никогда их не выделял и не видел в них то, что доказало бы, что они заслуживают называться личностями. После того звонка, они мне стали не нужны. Ничто больше не связывало с ними и не вынуждало общаться. Всё необходимое они уничтожили сами.

Тогда я погрузился в попытки воскрешения её имени. Я отсылал издательствам переписку дневника, но везде получал тактичные отказы, говорящие о том, что моей работой на данный момент они не заинтересованы. Не впечатлило их! Да как это могло не впечатлить?! Они держали в руках шедевр, который не могли в силу своего кретинизма оценить по достоинству! Решив, что если издательства не дают мне совершить то, чего я хотел, я стал искать другой момент заявить о ней.

Учёбу я уже закончил, но всё так же работал в театре, рисуя афиши. И тут меня осенило, что свою работу я использую для своей благой цели. Даже тогда, 23-летним, я считался странным. Признаю, своей странностью я пленял сердца девушек. Это, можно сказать, часть того, благодаря чему я сделал своё имя. Я знал, что обладаю красивой внешностью и томной загадочностью, отчего неопытные девушки или обладательницы тонкой душевной натуры сходили с ума.

На работе я предложил устроить свою выставку картин. Директор одобрила эту затею и, вскоре, я выставил свои работы темноволосой девушки с заштрихованным лицом. Никто не обращал внимания, просто косились и шли мимо, зажав в руках свои билетики. Это меня злило. Если издательства говорили хоть какие-либо тактичные причины того, почему они не соглашаются принимать участие в воскрешении имени, то люди в театре молчали, кося и выражая своим видом своё «фи».

Тогда я решился на весьма безумную идею. Хотя сейчас понимаю, что поступил правильно. Инсталляция – весьма эффектная вещь. На большом листе бумаги я завуалированно написал историю о потерянной любви, исчезнувшей памяти и так далее, как можно романтичнее. А тем временем я, каждый вечер, ходил между своими картинами, падал на колени, театрально пускал слёзы и целовал полустёртые очертания губ на картинах. Люди стали обращать внимание. Потом начали писать в одной, потом в другой газете. С каждым днём людей становилось всё больше и больше не потому что любовь к театру резко возросла. Нет. Они шли поглазеть на того странного паренька, который буквально одержим своей возлюбленной, что изобразил её на всех картинах. Появилось кучу слухов, сплетен, легенд о моей истории любви. Нелепые и, некоторые из них, очень даже неплохие. Все они подогревали интерес ко мне и моей импровизированной выставке.

Я привык к вспышкам- делал вид, будто я поглощён настолько своей потерянной любовью, что не обращал на них внимание и продолжал дальше пускать по девушке тоскующие слёзы. В принципе, так оно и было. Потом приехало телевидение, интервью, статьи. Мне предложили провести ещё одну выставку. А затем ещё и ещё. Так, я становился всё популярней и популярней. Вскоре я перестал рисовать афиши в театре, был известен уже как современный романтичный художник с загадочным прошлым, знакомый в узких кругах».

Глава 9

– Персефона сделала вас знаменитым?

– Да. Она прославила моё имя. Я был ей обязан. Теперь моя цель, прославить её – Филипп сделал акцент на последнем слове.

– Как вы тогда познакомились с ней?

Бесстрастное лицо Филиппа сменилось на брезгливое выражение, будто он сейчас вспоминал нечто неприятное:

– Вы об этой манекенщице? – как можно безразличнее помахал кистью, но барабанная дробь пальцами другой руки выдавала нервозность.

– Да, – холодно ответила журналист. – О ней.

– Давайте я расскажу вам всё по порядку, – в голосе Филиппа слышалось еле скрываемое раздражение.

– Хорошо… просто это уже четвёртое интервью… люди хотят знать про неё..

– Они дождутся. – перебил Филипп. – Они ещё начитаются про неё. Всему своё время. Томительное ожидание намного лучше…

– Хорошо. Продолжайте. Времени совсем нет.

– На вас давят?

– Есть немного.

– Да поставьте уже кого-нибудь на место! Скажите, что я отказываюсь давать интервью кому-либо иному кроме вас. И если вы будете на меня давить, в виду давления на вас, я прекращу давать интервью кому-либо совсем.

– Ладно, – девушка кивнула. – Давайте всё-таки продолжим.

– Безнадёжная, – тихо произнёс Филипп.

Девушка услышала это и возмущённо на него посмотрела, но ничего не сказала.

– О чём я и говорил…. Ну да ладно. С момента моей первой импровизированной выставки до встречи с манекенщицей прошло 11 лет. За это время я был трижды женат. Вы это знали?

– Да. Актрисы, брюнетки. Вы выбирали один типаж.

– Да. Образ Эльжбеты я искал повсюду. Однако ни одна из моих жён не обладала её качествами. Только внешность. Больше их ничто не делало похожими. Пустышки. Мне совершенно не везло.

– Вы же сами выбирали себе таких пустышек.

– Ну наконец-то едкое замечание! Пока что тихое и робкое, но уверен, всё ещё впереди.

– Расскажите подробнее о жёнах?

– Но вам же надо поскорее подойти к этой жертве.

– Люди и про личную жизнь хотят знать. Некоторые думают, что вы…

– Что я женился фиктивно? Скрывал своё равнодушие к женщинам?

– Да.

– Забавные слухи. Уверяю, я просто любил единственную женщину, которая затмевала всех – Эльжбету.

В первый раз я женился на начинающей актрисе. Роковая брюнетка. Мы смотрелись с ней весьма гармонично, но в ней не было чистоты Эльжбеты. Вскоре я понял, что на моём имени она строит себе карьеру. Я не обиделся, даже наоборот, посчитал это очень разумным. Каждый выживает как может. Мы с ней спокойно поговорили и обсудили наш развод. Мне тогда было двадцать пять. Год прожили. Вскоре она выскочила замуж за какого-то бизнесмена. А потом ещё раз. Мы иногда с ней виделись на светских вечерах. Общались как старые приятели. Хищница. Уверен, вот она действительно может вызвать подозрения. Она никого из своих мужчин не любила.

– Людей волновал вопрос, касающийся вас, – улыбнулась журналист.

– Вторая была старше меня на три года, – продолжил Филипп, не обращая внимания на ухмылку девушки. – Мне нравился её вечный пессимизм. Любила рассуждать о том, как время быстротечно. А потом то, что привлекло меня к ней, отвратило.

Ей уже исполнилось тридцать. Мы вечно ссорились на тему того, что её время уже уходит. Она хотела бросить актёрскую карьеру и завести ребёнка. Я был для неё идеальной партией, так как был состоятелен, талантлив и красив- прекрасный малыш получился бы. На этом я с ней и попрощался. В свой адрес я услышал, что я сволочь. А по мне, так она меркантильнее моей первой жены. Эльжбета хотела стать актрисой, и готова была пойти на жертвы. Такая женщина, как моя вторая жена, ничего не добьётся. Вот кто действительно бездарный человек.

– Не знаете, как дела у неё сейчас?

– Нет. Мне это неинтересно.

– Она вышла замуж и родила сына.

– Поздравляю. Своё предназначение она выполнила. Больше она ни на что не была способна.

– Сколько вы были в браке с ней?

– Семь месяцев. Третий раз я женился в двадцать девять на актрисе с удивительно мягким характером. Больше всех она походила на Эльжбету. Но увы. В ней не было огня. Вечная грусть в глазах и полное отсутствие жизни меня донимали. Нет, грусть привлекает, но она …. она была совсем никакой. Только схожесть во внешности меня в ней привлекло. Удивляюсь, чем она цепляет на кастингах. Она же…никакая. Я не знаю, как это объяснить.

Эльжбета горела желаниями. В своих поступках она была импульсивна и отчаянна. А жена…она была моей тенью. Так мы прожили с ней два года, пока в один прекрасный день я обнаружил, что вещей жены нет, а на столе лежит записка с просьбой развестись. Поговорили по телефону и назначили время. Я даже и не понял, почему мы поженились. Это было…странно. Будто всё это время я жил сам по себе, просто в доме иногда мелькала тень Эльжбеты.

– Какой же вы прекрасный семьянин, – ухмыльнулась журналист.

– Да. Потому я не удивляюсь слухам о моём…равнодушии. Думаю, одна из жён пустила этот слушок. Точно не первая. Нет. Вот вторая могла.

– А как общаетесь с третьей женой?

– Никак. Я ничего про неё не могу сказать. Мы оба поняли, что это была странная ошибка, будто оба сошлись, ибо боялись одиночества. Знаю только одно – она востребована.

– Я должна идти.

– Вы явно расстроены. Чем же?

– Вы сами утверждали, что хотите прославить имя вашей Персефоны, а в итоге всё интервью прошло о ваших жёнах. Ничего нового читатель не почерпнул.

– Но вы же сами просили… Понимаю, не успели, но всему своё время. Вы, как и ваши читатели, которые так считают, глупы и неразборчивы. Уходите.

– Навсегда? – возмутилась девушка.

– Нет. Как всегда на неделю. Просто сейчас вы мне надоели. Печатайте то, что я вам сегодня рассказал.

Дверь захлопнулась.

Глава 10

– С возвращением! – надменно воскликнул Филипп.

– Скучали?

– Мой ответ вам не понравится, – неприятно улыбнулся мужчина.

– Что сегодня будем обсуждать? Всех ваших питомцев? Дайте угадаю, они носили все кличку Эльжбета или Персефона? – язвительно выпрашивала журналист.

– Милочка, вы просто сквозите ядом, – одобрительно улыбнулся Филипп, почесывая свою щетину. – Вот сейчас я готов дать людям то, чего они хотят. Но повторяю – всё по порядку.

– Приступим тогда, – девушка пододвинула стул.

– Мне тогда было тридцать четыре. Прекрасен, талантлив, загадочен, свободен, но сердце…сердце вечно тосковало по прекрасной любимой из прошлого. И я прекрасно понимал, что знаменит не тем, что я настолько талантлив. Нет. Я зацепил людей историей. Людям нужна история, скандал, сплетня. Особенно такая, которая касалась смятых простыней. Загадка. Я был загадочен. Даже для самого себя. Я прекрасно понимал причину моей славы. Это меня даже забавило, но и расстраивало одновременно.

– Почему же расстраивало?

– Потому что Эльжбета была талантлива, но без загадки и интересной легенды за плечами, потому она не смогла стать знаменитой. А это обидно. Она ведь действительно заслуживала.

Все мои выставки были посвящены темноволосой незнакомке со стёртым лицом. Обыденно, но романтично. Потому я был так популярен.

Женщины так и пожирали меня глазами, мечтая завладеть моим сердцем. Признайтесь, вам же нравится, когда кто-то принадлежит всецело вам. Особенно когда это отбитая добыча. – Филипп прищурил глаза. – Сколько раз я встречал подобные хищные глаза. А моя тоска в глазах ещё больше растапливало сердца даже самых холодных дам. Будто герой из женских романов.

А моя тоска оправдывалось тем, что я понимал: время проходит, а я забываю лицо своей женщины. И я так и не успею восславить её.

Фильмы с её эпизодическими ролями были пересмотрены не один десяток раз, но это было не то. Я знал её реплики и жесты секунда в секунду наизусть. Мне нужно было большее.

Как – то раз я опаздывал на благотворительный бал. Оставалось только открыть дверь, зайти в здание, но что-то подсказало мне повернуть голову направо, и я увидел её.

Три девушки сидели за столиком на террасе. Две смеялись и громко разговаривали, а она…она грустно мешала ложкой кофе и молчала. Ни малейшей тени улыбки. Меня будто поразило молнией. Красноволосая, с пирсингом на носу и татуировкой в виде раскрытых лилий на всю грудь. Сразу всплыло воспоминание скелета с цветком в груди. Мысли роились в голове и будто издавали звук пчелиного роя.

Я так и стоял неподвижно с открытой дверью, как идиот, не давая никому пройти. Меня подтолкнули. Я будто очнулся и пропустил людей. Сам же я понял, что ни на какой вечер я сегодня не пойду.

Взгляд снова уставился на группу девушек, и что я видел. Красноволосая девушка встала, оттряхнула своё зелёное платье от невидимых крошек, взяла свой рюкзак и сказала, что у неё нет настроения, ей лучше стоит уйти. Девушки пожали плечами, посоветовали не расстраиваться, обнадёживая, что можно попытаться в следующем году, не всё так плохо. Она ничего им не ответила.

Я следил за ней и подошёл ближе, когда мы пропали из поля зрения тех девушек за столиком. Я легонько коснулся её плеча, а она вздрогнула и резко повернулась ко мне. Глаза были заплаканными. Точно. Это она. Если снять этот пирсинг, волосы перекрасить в чёрный. Да. Эльжбета.

Не знаю, что она обо мне подумала, ведь я стоял молча с открытым ртом, пока она не спросила, не обознался ли я. Я улыбнулся и сказал, что вроде нет. Она недовольно фыркнула и сказала, что у неё нет настроения знакомиться.

Я быстро начал оправдываться, что она не так поняла. Честно говоря, меня задело то, что она меня не знала. Я объяснил вкратце ситуацию, что угрозы для неё не представляю, и, если она не против, я мог бы ей предложить одно дело. Предложил прогуляться и обсудить причину её грусти. Она и рассказала, что не поступила на журналиста. Все планы рухнули. Возвращаться в свой город обратно смысла нет – там её ждёт мать-деспот, а здесь негде даже переночевать.

На вопрос, куда же она сейчас собиралась, она пожала плечами и сказала, что не знает, скорее всего так и поедет домой. Поступлением она надеялась не только осуществить свою мечту учиться на желанную профессию, но и сбежать от недовольной жизни матерью, которой вечно нужно доказывать, что девушка чего-то стоит. А тут, не оправдала ни своих, а уж тем более маминых надежд.

Всё складывалось как нельзя лучше. Я предложил ей стать манекенщицей для моих работ и жить у меня без всяких пошлых намёков. Она ещё за позирование будет деньги получать, но при условии, что она перекрасит волосы, снимет пирсинг и будет носить ту одежду, которую я попрошу надеть. Как бы ни чертовски хорошо сидело на ней то зелёное платье, я посудил, что ей нужны вещи скромнее. Тем более для образов. Волосы перекрасить, парик слишком пошло и безвкусно. Никаких глупостей и отношений.

Как ни странно, но она согласилась. Видимо, тогда он совсем отчаялась, что согласилась жить у незнакомца, предлагающий ей деньги при условии, что она будет слушать его и позировать для его работ. Я же мог быть маньяком!

– Ну да, – прыснула журналист. – Простите.

– Смешно, – процедил сквозь зубы мужчина. – Я был счастлив в тот день, как никто другой. Будто сама Эльжбета пришла ко мне и шепнула мне на ухо нежное «Пора. » Я ожидал от девушки огромных перспектив.

Когда я узнал, что её зовут Мия, я понял, что у судьбы действительно на меня намечен определённый план. Сама Эльжбета Миаковска снизошла до меня в таком весьма экстравагантном образе Мии. Ну да, она же актриса! Она знает толк в перевоплощениях!

Глава 11

– Вижу, сегодня вы в хорошем положении духа, – улыбнулся Филипп.

– Вы тоже ничего. Побрились.

– Ну да, мы же постепенно подходим к самому интересному.

– К Мии?

– Нет. К моим работам! Сдалась мне она!

– Но без неё не было бы этих работ, – с опаской произнесла девушка.

– На вас больше не давят? – сменил тему Филипп.

– Нет. Последней частью интервью остались довольны.

– Газеты раскупают?

– Мгновенно. Есть одно но…

– О чём вы?

– Вам это может не понравиться.

– Ну..

– Поскольку начали вы говорить о Мии… в общем …хотят опубликовать дневник, который она вела, когда жила с вами, как книгу. Отдельно от книги о вас и Эльжбете. Людей больше волнует Мия, нежели Эльжбета. Нет, она им тоже интересна, но Мию им…жалко.

– Что?! – взревел Филипп, он вскочил с места и ударил кулаком по столу. – Да как вы смеете?! Кто она, эта бездарность, без меня?! Эта провинциальная выскочка! Неудивительно что я её при…

– Успокойтесь! – испугалась журналист. Она выставила вперёд руки, будто пыталась оттолкнуть разъярённого мужчины.

Мгновенно влетели мужчины, быстро скрутили и вывели всё ещё бушующего Филиппа из комнаты. Девушка продолжала сидеть на стуле не шевелясь, часто дыша. Она не знала, что делать дальше. Неужели на этом интервью прекратится? Тысячу раз она уже пожалела о том, что рассказала о том, что людей интересует больше Мия, нежели Эльжбета. Стукнув пару раз ладонью по лбу и процедив сквозь зубы «Дура! Дура! », ей ничего не оставалось, как уйти.

Глава 12

Встреча состоялась лишь через неделю, ибо Филипп неделю был наказан пребыванием в карцере.

Девушка с осторожностью приоткрыла дверь, Филипп её уже ждал:

–Да заходите уже, – с раздражением позвал Филипп.

– Вы позволите?

– Вы обсуждали это с начальством. У меня нет выбора. Хотя сейчас у меня есть желание встретиться с вами лишь для того, чтобы плюнуть вам в лицо.

– Вы думаете, что я была инициатором этого решения?

– Кто его знает! Может я вас не раскусил, и вы не просты как кажется. Вы же так просили поскорее начать историю о Мии.

– Вы впервые назвали её по имени.

– Придётся, она же теперь тоже станет знаменитой, – язвительно ответил мужчина.

– А вы похудели.

– Спасибо. Я решил провести разгрузочную неделю, – усмехнулся мужчина.

– Поверьте, это не я.

– Довольно, – он поднял руку в знак того, чтобы она замолчала, – У меня была неделя поразмыслить над этим. Прекрасно понимаю, что на всём делаются деньги, а уж из этой истории можно вытащить не один мешок с деньгами. Вы не та, кто ищет корысти.

– Тогда почему вы меня подозреваете?

– Я не смею отказать себе в удовольствии показать, как вы бесхребетны, – улыбнулся мужчина.

Девушке хотелось бросить это дело и уйти. Промелькнула мысль «Хватит». Она выключила диктофон и направилась к двери – улыбка с лица Филиппа вмиг исчезла и сменилась на испуганное выражение лица – уголки губ резко поползли вниз:

– Вы куда?

– С меня хватит. Ищите другого человека для ваших выходок.

– Стойте! Вы не имеете права!

Она повернулась к нему и улыбнулась неприятной улыбкой:

– А что вы мне сделаете?

– Вернитесь.

– И не подумаю.

– А как же давление?

– Плевать. Работу всегда можно сменить. Я ещё и статейку интересную напишу о том, какой вы невыносимый. Я же тоже сейчас в центре внимания в вашей истории.

Филипп открыл рот от удивления:

–Прошу вас. Умоляю. Не покидайте меня. Мы с вами прекрасно сработаемся.

– Бросьте ваши выходки. Мне нужна только история. Любое оскорбление с вашей стороны, и мы с вами прощаемся.

–Хорошо, да, конечно.

– Тогда продолжим на том месте, где мы остановились, – журналист вернулась на своё место и включила диктофон.

– А вы быстро учитесь, – улыбнулся Филипп. Девушка пальцем начала вести кнопку выключения диктофона. – Понял.

И так, на чём я остановился? Да, на ней. Я чувствовал настороженность с её стороны, но, когда она зашла в мои апартаменты и увидела повсюду холсты, она поняла, что я её не обманываю. У неё был всего один чемоданчик с вещами, и это заметно облегчало мне задачу в её преображении.

Я попросил её показать всю одежду, включая её нижнее бельё, что было в чемоданчике. Удивительно, но это занятие она нашла забавным. Мало что мне понравилось, и я предложил ей пообедать, а потом выкинуть все эти вещи на помойку. Естественно я услышал изначально отказ, аргументированный тем, что ей нечего тогда будет носить. Я успокоил её тем, что всё необходимое я куплю в тот же день, когда она выкинет свои вещи, а лучше сожжёт. Я ещё ей говорил что-то о символизме начала новой жизни, но уже не помню.

Вещи были собраны, отвезены на пустырь и сожжены. Утром мы должны были поехать за вещами и вообще с целью её преобразить по моему замыслу. Спала она в отдельной комнате. Всегда. Говорю заранее, у нас с ней никогда не было интимных отношений.