Полная версия:
Костенька, зачем?
– Какая красавица… – вздохнул он, – А ты… какого пола?
Он вытянул сову вперёд, и попробовал разглядеть.
– У…
Сова не шевелилась, но внимательно следила за спасителем. Константин долго всматривался в нижнюю часть совы, но так и не выяснил половую принадлежность существа. До чего же интересная!
– Но ты ведь… сова? То есть… женский род…
– У-у…
– Пока я тебя выхаживаю, я буду звать тебя…
Придумать имя он не успел. Услышал знакомые голоса откуда-то со стороны деревни. Сердце его сжалось от страха, виски от волнения запылали адским – или божьим? – пламенем. Он прижал сову к себе, и, не вдумываясь, расстегнул куртку, чтобы попробовать её спрятать.
– У-у-у! У!
– Прости, милая… Наверное, я задел крыло. Потерпи. Это ненадолго! Надеюсь, мы их минуем…
Он двинулся вперёд, но прошёл немного. Замер, чтобы прислушаться.
– Я… дети… не… кто ещё… де… он это! это он! Я… в лесу!
Голос бывшей учительницы он узнал бы из тысячи. Выбросив мысли о миссии, он рванул в сторону храма со скоростью дикого оленя. Какие бы планы не были у Бога на Константина, в данный момент миссия его была мелкой: добежать до дома до того, как там объявятся они!
Первая ложь
Из лжи, в которую мы верим, произрастают истины, которыми мы живём
Сова под курткой сидела спокойно. Тело её было мягче любой подушки, тепло согревало. Константин не был уверен, что – если не успеет – Тамара не заметит странную выпуклость в районе груди, потому шёл так быстро, как только мог. Может, стоило перейти на бег, но… было ощущение, что бег куда заметнее торопливой ходьбы. Наконец, он увидел родной храм.
– Здесь мы будем жить! – он запнулся, – То есть… тут я живу, а тебя буду выхаживать. А потом ты полетишь домой. Или… – он махнул рукой, и ускорил шаг.
Константин поднялся на холм и зашёл на территорию церкви. Дом был так близко! Однако в тот момент, когда он почти коснулся двери, услышал:
– Костенька! Дорогой наш! Где же ты был?!
Чёрт бы тебя побрал, старая ты маразматичка… – подумал он, услышав Тамарин зов. На секунду остановился, не зная, что делать дальше. Следом услышал и второй голос:
– Константин, постойте! Мы вас искали всё утро!
И эта здесь… Костя почти обернулся к ним, и даже попробовал нацепить беззаботную улыбку, но…
– У…
Кажется, до его проблем сове не было совершенно никакого дела. Он не сможет обмануть этих дур, если секретная птица будет подавать голос! Он почувствовал, как сердце забилось быстрее, и сделал то, чего от себя никогда не ожидал. Он… убежал.
– Батюшка! – от удивления Тамара споткнулась, и чуть не упала, – Что… Что вы. Эй!
Марья успела поймать спутницу, хотя и сама была не в меньшем шоке. Может, она бы даже подумала, что это ей чудится. Всегда спокойный собранный и, главное, дружелюбный священник дёрнулся, и вихрем побежал в сторону храма, словно какой-то воришка! Бежал он так быстро, как люди его возраста не бегают. Снег из-под ботинок рассыпался пылью, одна рука неестественно крутилась, а вторая была прижата к груди. Марья и Тамара побежали за ним. Зачем? И сами не понимали – это было схоже с инстинктом. Если от вас убегают, значит… нужно догнать. Запыхавшись, Марья прокричала:
– Постойте! Мы хотим просто спросить!
К удивлению лекаря бойкая старуха вырвалась вперёд. Она без умолка кричала Константину в след, и очевидно собиралась его не только поймать, но и наказать за непослушание. Дверь храма хлопнула раньше, чем Тамара успела его схватить. Хлопок тот стал отрезвляющим – Марья выдохнула, на секунду ускорилась, и схватила Тамару за плечо.
– Стойте!
– А? – Тома остановилась, тяжело дыша, – Он… это он…
– Подождите. Отдышитесь…
Слушаясь, Тамара опёрлась руками о колени, глядя себе под ноги. Марья поправила шапку, и сказала:
– Это… было странно. Что с ним?
– Его… зама… заманили… – она никак не могла отдышаться, – Но… душа его не так черна… не смог убить… мы… можем… его можно спасти! Он же… свя…
– Не продолжайте… я поняла. Значит, демон его заманил, но душу забрать не смог, и-и? Отпустил?
– Д-да… но… ненадолго.
– И что вы предлагаете делать?
– Брать храм штурмом. – она разогнула спину, – Идём.
– Но, Тамара! – Марья опять схватила старуху за руку, – Очевидно, что видеть нас он не хочет… давайте вернёмся позже. Или… может, он сам захочет поговорить.
– Ага. Как же! Не захочет. А что, если когда мы вернёмся, уже поздно будет?
– Да ну… куда он опять денется? Думаю, он просто занят был… Может, в деревне нашей умер кто, а он отпевал?
На удивление, но этот вариант Тамара понравился, – Ну… такое возможно…
– Ну вот! Только вернулся, службу пропустил из-за этого, а тут мы… негоже!
– «Негоже» вести себя так! Как бы то не было, но проверить надо. Так что… идём.
Они пошли.
Тамара и Марья не успели дойти до порога – дверь распахнулась. На улицу вышел Константин внимательно осматривая прихожанок.
– Здравствуйте. Тамара, Марья… – он скользнул по обеим взглядом и вздёрнул подбородок, – Вы… что-то хотели?
– Вы смеётесь над нами, верно?! – возмутилась Тома.
– Константин, вы… простите, но вы сегодня ведёте себя странно. – объяснила Марья, – Утром не было службы… где вы были?
– Марья! – он всплеснул руками, – Я ведь всех предупредил!
– Ч-что?
– А?
Женщины переглянулись. Константин показательно покачал головой, и сказал:
– Ох, боже… Неужто Гелечка не передала?
– Что она должна была передать?
– Как же? Она даже не сказала, что была у меня до рассвета?!
– Сказала! – буркнула Тамара.
– Она не совсем… м-м… «сказала»… Мы сами её спросили. После того, как поняли, что службы не будет, мы с Тамарой заметили, что и Ангелины не было. А как же? Ангелина служб не пропускает! В общем… мы предположили, что, возможно, вы у неё пропадаете. Пошли в дом Ангелины, и… она сказала, что была у вас утром, а вы… были грубы.
– Ох, дитя… – Константин покачал головой, – Не стоило её отпускать… но я не смог удержать девочку!
Тамара прищурилась, – О чём это вы говорите?
– В общем, как дело было… – он посмотрел на Марью, и обратился к ней:
– Думаю, вы уже знаете, где мы ночью с Томой пропадали?
– Да-да. Крест искали…
– Верно. Я когда домой вернулся, дела свои закончил, так и почувствовал, что там – в лесу – простыл… думал пересплю, и лучше станет, но… утром совсем плохим был. Решил записку оставить, да, на дверь её присобачить. Мол, «служба переносится», «я заболел». Я планировал утром ранним в лес сходить, да можжевельник собрать. Ты же, Марья, как лекарь знаешь, что можжевельник-то от хвори?
– Антибактериальный. Да… – подтвердила она.
– Ну, вот… Плохо мне утром было… не хотел я народ наш заразить своими соплями. Решил собрать можжевельника, да отвар себе сделать. Хотел перенести службу на пару часов. Как записку писать сел, так и стук в дверь услышал. Вышел, а там Ангелинушка. Глазки бегали, руками косу всё теребила. Я спросил её, мол, что случилось? А она что-то неясное пробормотала… То на крик срывалась, то шептала. Так мы с ней долгие минуты стояли. А потом…
– Что?! – Тамара подалась вперёд.
– Ангелина сорвалась, да убежала! А я… я весь больной, на нервах… в общем, так записку написать вам не успел. Побежал за ней, да, из вида упустил. В итоге, решил времени не терять, и сразу можжевельника набрать. В лес пошёл. Набрал, и вот, только вернулся.
Тамара сузила глаза, – Вот оно что! А я-то… ох! – она порывисто обняла Константина, – Я уже себе надумала. Думала, вас спасать надо! А он на Гелю нашу… но, как же? Чистая девочка! За мамой ухаживает, дитя своё любит! Вот уж точно: чужая душа – потёмки!
– Подождите… – голос Марьи стал холоднее, – Вы же сказали, что Ангелина должна была нам передать, что службы не будет? Как бы она передала?
Константин слегка покраснел, – Но я ведь ей об этом сказал… сообщил, что перенесу службу. Я ей сказал, что мне нужно дописать записку, а она в ответ мне: «Не надо! Я сама народу передам!».
– Но потом она, как вы сказали, «убежала». Как бы передала?
Он вздохнул, – Хотя она и мать, но… всё-таки, ещё сама ребёнок. А дети что? Они такие… как сказать? Эмоциональные! Набегалась бы, да успокоилась. Я в этом уверен был. Никогда меня раньше не подставляла.
– И вы… всё это время можжевельник собирали?
– Ну, да… говорю же: дурно мне.
Тамара и Марья переглянулись. Лекарь спросила:
– Отчего вы, батюшка, ко мне не пришли? Знаете же, что у меня лекарства имеются! Из можжевельника и масла есть, и отвары, и сбор целый от простуд! Я бы вам подобрала, и не пришлось бы так долго в лесу мёрзнуть.
– Стал бы я тебя отвлекать? У тебя и своих дел хватает…
– Но раньше отвлекали…
Тамара слегка склонила голову, – И раньше вы, батюшка, в любом состоянии службы вели!
– Раньше я моложе был. Теперь тяжелее мне подобное при болезни… – он раскашлялся.
– Почему вы убежали от нас? – спросила Марья.
– Как же? Заразить не хотел…
– А теперь?
– А я уж можжевельник принял! – объяснил он.
– Так быстро? И сварить успели? – Марья глянула ему за спину, – Кажется, вы печь не топили… как сварили?
– А я его варить не стал – так принял! И… помогло. Я принял, мне лучше стало, и вот, к вам вышел.
Марья поджала губы, – Ясно… простите за беспокойство. – она посмотрела на Тамару.
– Том? Нам, думаю, пора?
Но Тома уходить не спешила, – Значит, можжевельника набрали? А мне дадите? А-то после нашей ночной вылазки мне тоже нехорошо…
– Мм… да. Но попозже.
– Почему не сейчас? Мне сейчас надо.
– Сейчас мне… мне стоит полежать ещё немного. Вы вечером приходите – на вечернюю службу – я вам и дам немного…
– Так давайте я зайду, и сама возьму?
– Не надо! Там… вы можете заболеть только сильнее. У Марьи спросите! Я там заразой надышал.
– Но как же вы службу планировали перенести? Кстати, когда она начнётся?
– Я же вам объяснил… Я утром совсем дурной был – соображал плохо! Оттого и Ангелину упустил, о записке забыл, не подумал, что Геля может и не передать моё послание! И совершенно забыл, что зараза теперь в храме моём. Не получится устроить дневную службу. А вечером… я проветрю, натоплю посильней, отосплюсь, и думаю, всё у нас получится. Вы… вы идите, ладно? А-то мне опять дурно…
– Но…
Марья положила руку на плечо Тамаре, не давая договорить. Сказала:
– Хорошо, Константин, поправляйтесь.
Он вымученно улыбнулся, и скрылся за дверью. Марья и Тамара отошли в сторону, и заговорили только тогда, когда территорию церкви покинули.
– Что скажете, Тамар? Вы ему… верите?
– Дурить не буду… Поначалу поверила! Решила, что и правда, не за того мы переживаем! А потом… потом ты когда вопросы начала задавать, я и засомневалась.
– И что думаете?
– Думаю, что на Ангелину тоже стоит обратить внимание. Но и с него глаз не спускать! А ты что скажешь?
Марья цокнула языком, – Не знаю. Мне нужно подумать…
Тамара махнула рукой, – Ладно. Думай, а потом с тобою встретимся. Я тоже устала. Отдохнуть мне надо…
– Хорошо. Тогда… я пойду.
ТамараТамара дошла до дома, когда вспомнила о чём-то невероятно важном. А именно: о кресте, который она – в силу обилия событий – забыла забрать. Как только дверь её избы хлопнула, она повторила звук – хлопнула себя же по лбу.
– Какая дура! Непутёвая старая дура!
В никуда ругалась Тома. Осмотрела жилище, цепкий глаз заметил паутину в углу, но она знала – не время для уборки. Вышла из дома, намереваясь забрать свой крест как можно скорее, однако в спине что-то хрустнуло. Глаза полезли на лоб, сердце забилось. Медленно, напоминая паука, она поползла обратно, чтобы как можно скорее лечь на кровать. В тот момент вся жизнь пронеслась перед глазами. И нет, дело совсем не в том, что заболела спина. Просто Тома знала: не к добру это! Не просто так спину прихватило именно в этот самый момент. А чего удивляться? Следит он. Следит лукавый… и беды на несчастную отправляет. Конечно! Ему ведь выгодно, чтобы креста на ней не было! Она аккуратно села на узкую кровать, руками затащила ноги, и легла на спину. Тамаре было страшно. Если бы она только знала, что её ждёт впереди…
КонстантинКонстантин стоял у окна наверху. Внимательно смотрел соседкам в спины, внутри зарождалась радость. Как лихо он их обманул! Обвёл вокруг пальца двух надоедливых мошек! Придумал себе алиби буквально за три с половиной секунды! А как же иначе? Константин Богом помечен. Теперь разум его свеж, а мозг огромный – как у дельфина. Или кита? Константин уверен не был – не особенно увлекался изучением этих странных существ. Так, читал в некоторых справочниках… Но не запоминал – смысла не видел. Всё равно они где-то там – далеко…
Как только эти наглые мерзкие женщины покинули его территорию, он с облегчением выдохнул. Тут же рванул к сундуку, что прятал под кроватью. Открыл его, и заворожённый проговорил:
– Прости, что вот так с тобой… – он прикусил губу до боли, – Извини, что пришлось тебя прятать. Как твоё крыло? Не задела его?
Из сундука на него смотрели два красных ярких глаза. Сова, конечно, была удивительной… Словно совсем не «сова» – с десяток кило чистого безграничного счастья! Она послушно сидела в сундуке, и даже совсем не возмутилась, когда Костя её туда запрятал. Прелесть, каких только поискать! Когда Константина окликнули эти мымры, он, ведомый некой силой – Божьей, разумеется! – рванул так быстро, что в ушах звенел ветер. Захлопнул за собой дверь, и поднялся на второй этаж. Некая сила – БОЖЬЯ – вложила в его голову идею: сову нужно спрятать, и побыстрее! А-то кто знает бабьё это никудышное? Они носы свои совать любят – им только повод дай! Предполагая, что Тамара и Марья могли бы внаглую не только зайти в храм, но и наверх подняться, он спрятал сову в сундук. В нём он хранил одежду и некоторые важные для сердца вещи – пометки, записки, папин крест… Почему именно сундук? Константин ни то, что не понял – даже не думал об этом. Опять же: вложенная кем-то мысль. Одним резким движением он вытащил содержимое сундука, запрятал под кровать, и посадил туда птицу. Сказал пару ласковых, что-то вроде: «Прости, милая, но так надо», и засунул сундук туда же. А потом спустился… Ложь его лилась из уст так складно, что он сам себе удивлялся. Пока спускался по лестнице, придумал, что, якобы, просил передать Ангелину важное послание, а про записку выдумал уже на ходу! А как лихо про можжевельник вставил? А болезнь как придумал? Гений современности – умнейший из людей живущих на планете! Мозг его стал таким большим, что вот-вот выплеснется наружу! Огромный, как горы вдалеке! Костя, конечно, не был уверен, что размер мозга влияет на интеллект. Но в целом… какая разница? Главное, что он это сделал. Он не выдал свою совушку! Ну а о том, как именно отрубить голову глупому поверью о птицах-дьяволах, Константин решил придумать позже. Так сразу нельзя – опасно! Припёрлись бы потом к нему с факелами и косами. А оно кому надо? Никому! Он невольно улыбнулся, глядя в глаза сове.
– Ну, что? – спросил он, доставая птицу из временной «клетки», – Займёмся крылом?
Сова молчала.
– Но сначала… Давай назовём тебя… – он отвернулся к окну, – Как бы-как бы… Какие имена тебе нравятся?
По-прежнему тишина – кажется, во взгляде совы мелькнула насмешка.
– Знаешь… а ведь мы, выходит, как-то связаны. Может, и имя нам нужно одно на двоих?
И вот опять – сова молчала, а глаза её хихикали.
– Но… ты же «сова». Мы решили, что ты… женского рода, верно? Я не могу назвать тебя Константин…
– У…
– КонстантинА? Может, просто: Костя? А может… О! Констанция? Хотя… так оно и будет, правильно? Костя… или Конста?
Сова молчала.
– Будем с тобой Костей! Одно имя на двоих! – радостно решил он.
Достав сову из сундука, он положил её на кровать – даже не заметил, что кое-кто её бережно заправил. Сделал пару шагов назад, и придирчиво осмотрел птицу. М-м… да. Крыло сломано.
– Подожди!
Константин вытянул руку вперёд, и двинулся к рабочему столу. Начал рыться в книгах, которые лежали на поверхности, но тот самый справочник о северных птицах не сумел обнаружить. Задумался. А нужен ли он – этот самый справочник? В целом, что крыло, что рука или нога – метод один: вправить. Правда, стоило обработать открытую рану, но вряд ли о ранах на крыльях больших сов нашлась бы информация. Он вернулся к кровати, сел, и небрежно оторвал от простыни кусок.
– Сначала вправлю, а потом завяжу твою рану. А после… можно и за можжевельником сходить! Во-первых, тебе не повредит. А во-вторых Тамара наверняка вечером пристанет! Но для начала…
Словно стесняясь, он протянул к ней руки. Сова позволила в очередной раз себя коснуться, и Костя принялся ощупывать крыло.
– У-у-у! УУУ!
– Понял-понял. Нашёл… – задумчиво протянул он.
Константин зажмурился, и всей силой дёрнул крыло в сторону. Раздался хруст, руки окрасились кровью птицы, а от внезапного крика заложило уши. Сова кричала от боли. Константин боялся раскрыть глаза, и принялся извиняться:
– Прости-прости-прости! Но так нужно! Иначе тебя не вылечить!
Спустя несколько минут он-таки нашёл в себе силы, чтобы осмотреть Костю. К тому моменту сова уже успокоилась, и даже села на кровать, чтобы рассмотреть крыло. Она расправила крылья. Они оказались настолько большими, что Константину банально не хватило места на кровати – пришлось встать и отойти в сторону.
– Вот это да!
Алая капля крови упала на подушку. Заметив это, он сделал неуверенный шаг ближе.
– Мы его вправили! Но забыли перевязать. П-позволишь?
Он улыбнулся сове, и подошёл ближе, держа в руках кусок ткани. Она позволила. Константин осмотрел рану – та оказалась неглубокой – и перевязал крыло примерно в середине. Отошёл в сторону, чтобы осмотреть ещё раз.
– Ну, вот… готово! Только боюсь, что летать ты пока не сможешь. Ну, то есть… наверное, сможешь, но, думаю, не стоит…
– У…
– Эх… Жаль, что Марья связалась с Тамарой. Она, вообще, разумный человек! Может, осмотрела бы тебя.
– У.
Он опять улыбнулся, – Нужно тебе придумать домик. Ты же… любишь… ну, сидеть, да? Значит, нужна тебе сидушка. Не стул конечно, но… Что-то, что будет походить на ветку дерева, да?
Сова не ответила. Константин кивнул собственным мыслям, попросил сову никуда не уходить, и спустился вниз. В голове начал зарождаться план.
Архив
Марья склонила голову над бумагами.
После того, как она попрощалась с Тамарой, домой решила не идти. Хотелось, конечно, однако живой интерес учёного оказался сильнее усталости в ногах и лёгкой головной боли. Интерес тот, разумеется, был чисто академическим, но всё-таки… В демонов, украденные им души и прочую ересь Марья не верила, но вот та история с умершими взрослыми заинтересовала. Как так вышло, что она об этом не слышала? Марья была молода, но не настолько, чтобы не застать старшее поколение. Тем более что Тамара – если верить её словам – была самой взрослой из детей. И опять же: сама Тома сказала, что Марья знает многих, кого она «вырастила». Включая родную мать Марьи… И как это понимать? Ладно, остальные, но мама? Почему она об этом ничего не говорила? Попрощавшись с Тамарой, Марья сразу поняла, что не успокоится, пока не узнает больше. Она сменила курс, и спустя несколько мгновений уже зашла в местную – и единственную – библиотеку, в которой, разумеется, был архив.
В деревне той информации хранилось мало. Не было ни переписи населения, ни чего-то наподобие того. Отголоски прошлых лет, как правило, хранились у тех, кто этого, собственно говоря, хотел. У Руслана – художника – хранились портреты умерших. У Демида – кузнеца – кажется, были какие-то справочники по работе с металлом и деревом. Константин – хранитель храма – хранил у себя множество книг, но Марья им не особо доверяла: дело в том, что он любил их по тысяче раз переписывать, и неизвестно, сколько правды в них осталось. Многие хранили у себя что-то из прошлого, однако не все были готовы об этом поведать. Потому… у Марьи был лишь один вариант – библиотека. И далеко не факт, что удастся что-то найти.
Библиотека встретила лекаря глухой тишиной. Она отряхнула ноги от снега, и плотно закрыла за собой дверь. Света внутри небольшой избы было мало, и пришлось зажечь пару свеч на стене. Насколько Марье было известно, в библиотеку жители деревни приносили то, чем хотели поделиться. В противном случае, несли нечто, от чего хотели избавиться, а выбрасывать «как-то жаль». Там были детские учебники, – которые когда-то писала Тамара – справочники о скотоводстве, животных и растениях. Была художественная литература – а куда без неё? – сборники стихотворений и кулинарные рецепты. Были учебники по алхимии, медицинские пособия, и прочее-прочее-прочее. Многое можно найти. Знания жители деревни, как правило, передавали из поколения в поколение, но зачастую сами узнавали что-то новое. Так, например, Марья однажды обнаружила, что отвар из иголок ели «Бенмардар» на время меняет голос человека. Разумеется, она сразу же сделала запись, а копию отнесла сюда. Наверняка здесь есть что-то о том случае! Марья зажгла свечи, и осмотрелась. Пыль летала по помещению, снег с ботинок растаял, и на полу образовалась лужа, что никак не хотела впитаться в старое дерево, из которого состояло, в принципе, почти всё вокруг. Первым делом она подошла к старой потрёпанной (в правом углу) книжной полке – там хранилась самая древняя информация. Начала придирчиво осматривать корешки книг. «Рецепты из корнеплодов» – точно нет, «Полезные свойства пихты» – мимо… «Как я достал кинжал» – кажется, проза… Марья начинала злиться: неужели никто и никогда не догадался записать о чём-то, что убило столько людей? Она продолжила искать. «Пособие по работе с деревом», «Букварь», «Сокращённая версия библии», «Фазы зимней луны», «Медицинский справочник на одна тысяча восьмидесятый год», «Как посадить капусту». Марья прищурилась, и вернулась назад. Какой-какой год? Сколько она себя помнила, в их деревне годы не считали – как правило, говорили примерно: «Три зимы назад я видел в лесу лося!», «Головные боли меня не мучают уже как минимум с десяток циклов» и всё в таком ключе. А тут… может, написано от балды? Марья заинтересовалась, и достала книгу. Книга оказалась совсем не «книгой» – кипа бумаг, завёрнутая в более плотный материал. Она бросила найденное на стол, и решила попробовать найти что-либо и за другие годы. Не обязательно медицинский справочник – что угодно! И как так вышло, что Марья пропустила эту «книгу»? Она была самым частым гостем библиотеки! А может, просто забыла, как когда-то давно пролистывала, и совершенно не придавала значения указанному году? Может, и так… Невыносимо долго она пачкала руки в пыли и плесени, пытаясь найти хотя бы что-то. Смотрела не только на полках, но и залезала в сундуки, которые прятались в тёмных углах. Счастье ей почти улыбнулось – совсем немного, краешками тонких губ. Марья нашла вторую бумагу с датой: одна тысяча первый год. В целом, это можно было назвать успехом, но… это была именно «бумага» – то есть, один единственный лист. На нём был всего лишь рисунок с изображениями фаз луны. Перерыв всё, что было, она пошла на крайние меры – начала искать что-то внутри самих книг. В книге с названием «как посадить капусту» оказалась информация о том… как посадить капусту. В основном, содержание полностью соответствовало названию. Однако нашлось ещё кое-что. В детском учебнике по литературе – все дети деревни изучают местную литературу – Марья обнаружила очередной странный листок. «Наши грибы. Девятьсот двадцать второй год». На нём были рисунки грибов, а рядом аккуратно выписаны названия. В целом, ничего странного. Кроме указания года. Почему в какой-то период времени кто-то из людей считал нужным указать год? И главное: как они могли быть уверены в верности? Марья продолжила искать. В рецептах – рецепты, в справочниках – справки. Больше она ничего не нашла. Сложила два листа, взяла с собой, и села за стол, на котором ждал медицинский справочник. Принялась его листать. И опять же: совершенно ничего нового! Как лечить головную боль, волдыри и простуду она прекрасно знала. Внимательно вчитывалась в кривоватые буквы, но, увы, ничего не указывало на то, что когда-то деревня потеряла так много людей. Марья потянулась на стуле, потирая уставшие глаза. В библиотеке было теплее, чем на улице, но не сильно – изо рта шёл пар. Она опять пробежалась глазами по бумагам с указанными годами, покрутила в руках, и бросила на стол. А собственно… почему она, в принципе, поверила Тамаре? Быть может, старуха просто это придумала? Или, например, не придумала, а ей это приснилось? Марья знала, на что способен мозг человека в «возрасте»… Тамара вполне могла в это искренне верить, но ведь одной только веры мало, чтобы фантазии стали реальностью. Она успела пожалеть, что занялась этим делом, но всё-таки решила пролистать справочник ещё раз. И не зря… Руки её давно замёрзли и уже слегка подрагивали от холода, и именно это помогло найти кое-что интересное: трясущаяся рука случайно обнаружила секрет. Хотел ли писавший сделать это «секретом»? Может, и нет, однако факт оставался фактом: страницы слиплись. Поначалу Марья и не заметила, но теперь… она аккуратно разлепила страницы, и из одной получилось две. Развернув их, принялась читать затаив дыхание.
