Полная версия:
Костенька, зачем?
Последний день цикла. Завтра луна пойдёт на спад. Год окончен, впереди опасные времена мёртвой природы. Новый год наступит нескоро.
Прочитав это, Марья кивнула самой себе. Она знала, что раньше в деревне считали зиму опасным временем. В те далекие времена думали, что цикл заканчивается осенью – когда растения погибают. Считалось, что когда на земле лежит снег – мир умирает, чтобы возродится весной. Сейчас-то люди знали, что природа зимой совсем не мертва – нашли зимние растения, ягоды и даже грибы. А ели? Ели целый год зелёные! У годового цикла нет конца – есть недолгие паузы, но конкретно «смерть» ещё не наступала. Однако тогда народ был совсем другим – каждая из зим воспринималась как конец света. Марья продолжила читать:
Деревня пережила потери, но я знаю, как им помочь. Я чувствую особую связь с Богом. Он выбрал меня. Он назначил меня спасителем. Я обнаружил ЭТО в лесу. Название пока не придумал. Мне нужно изучить ЭТО перед тем, как явить народу. Отправлюсь в полнолуние. ЭТО должно всё изменить. ЭТО существует даже во времена мёртвой природы! В одна тысяча восемьдесят первом годе я совершу открытие!
Следующая часть текста содержала странный рецепт некого лекарства состоящего из снега. Марья знала, что раньше люди топили снег и лечили им недомогание, но в нынешние времена уже доказали, что это бессмыслица. Не стесняясь, она оторвала до конца лист с текстом и положила к тем другим, на которых были указаны предыдущие годы. Марья положила справочник на место, три найденные бумаги спрятала под куртку, и покинула библиотеку. Пока шла домой думала. Видимо, этот справочник писал лекарь. О чём он хотел сказать в конце? Что за потери пережила деревня? Какова вероятность, что одна тысяча восьмидесятый год – это год, о котором рассказывала Тамара? Марья вернулась домой, и опять села за бумаги. Нужно хорошенько это обдумать, а следом встретиться с Тамарой – старуха обязана что-то знать!
Затишье
Константин вытер пот со лба. Сделал пару шагов назад, осматривая своё творение, и подытожил:
– Готово!
Перед ним красовалось что-то, чему он дал собственное название: «Совий дом». На деле же это был высокий – примерно полтора метра – толстый столб березы, установленный на трёх брусках – чтобы столб уверенно держался вертикально. К столбу он прибил ещё один, – покороче – но положил его горизонтально. Константин рассчитывал, что его новая подруга Костя будет на этом сидеть. Пока пилил, прибивал и занимался прочими махинациями, Константин решил спрятаться от любопытных глаз. Он набрал древесины, инструменты, и ушёл со всем этим за храм. Пока делал «совий дом» не мог не думать о самой сове. Интересно, как она там? Что делает? О чём думает? Совы ведь… думают, верно? Наверняка в её голове крутятся какие-то свои птичьи мысли. Она, наверное, думает о деревьях, лесе, листьях… Возможно, о еде. Константин не был уверен, что хорошо разбирается в рационе больших белых сов. Чем они питаются? Кажется, мелкими животными типа мышей и лягушек, но никакой конкретики он не помнил, а справочник, как назло, потерял. Возможно, он находится в библиотеке, но идти туда священник не горел желанием – вдруг, кто-то встретится по пути? Константин решил, что будет кормить сову тем же, что ест сам. Вряд ли ей нужны именно мыши и лягушки… Кусочек хлеба или мяса тоже может подойти! Ну, а если откажется, то Константин украдёт для неё у Зои цыплят. Он мог бы и попросить, но… Вряд ли придумает достойное объяснение зачем ему живые цыплята. Взяв собственное творение подмышку, он поспешил вернуться домой.
Пока поднимался по лестнице, крикнул:
– Костенька, я иду! Я сейчас зайду, имей в виду!
Ему почему-то казалось, что сова может разозлиться, если он ворвётся в комнату без предупреждения. Вдруг она занята чем-то секретным? Приличные люди всегда стучат перед тем, как нарушить чей-то покой, вот и Константин решил не забывать о рамках приличия. Когда он зашёл, сова сидела на кровати. Глаза её бегали по помещению, а шея медленно крутилась в разные стороны.
– Осматривайся! Привыкай! – попросил он, – Теперь ты… то есть, пока ты будешь жить здесь.
Он взял «совий дом» в обе руки, и гордо вытянул вперёд, – Смотри! Это для тебя. Я подумал, что это будетнапоминать тебе о лесе. Вот… – он поставил «совий дом» в углу, – Будешь здесь жить. П-попробуешь?
Он отошёл в сторону, и жестом предложил Косте сесть. Яркие красные глаза остановились на Константине. Сова склонила голову.
– У…
Константин аж подпрыгнул, – Ах! Что-то я не подумал… Тебе ведь… не только сидеть нужно, да? Но ещё и, может, лежать?
Он подошёл к шкафу, и достал оттуда несколько свёрнутых в клубок вещей. Рубаха, брюки и свитер, который когда-то подарила Тамара. Всё вместе скомкал плотнее, и положил на пол под «совьим домом». Показал Косте.
– А так?
Спустя несколько секунд тишины сова-таки решилась: она расправила крылья, и перелетела с кровати на «совий дом». Села, и…
– У-у… У.
– Я так рад, что тебе понравилось! – он всплеснул руками, – Теперь и у тебя есть свой угол. Теперь мы вдвоём!
Его лицо озарила счастливая улыбка. Ноги сами по себе слегка подогнулись, и Константин исполнил короткий, но энергичный танец. Счастье есть! Однако насладиться им он не успел: вдруг понял, что раз сова долетела от кровати до нового дома, то выходит, ей можно вернуться в лес… Эти мысли озвучить он не решился. Отвернулся, – чтобы Костя не увидела перемену настроения – и подошёл к окну. Он не успел и заметить, в какой момент так потемнело. Если солнце недавно, то время до вечерней службы ещё есть. А если времечко уже прошло… не желая даже думать об этом, он решительно развернулся к сове:
– Мне нужно в лес…
– У-у?
– Ну, ты что? За можжевельником! Ты просто плохо знаешь Тамару… она не отстанет! Старуха всегда такой была, но сейчас… Знаешь, Кость, мне кажется её время уже вышло… – он посмотрел ей в глаза, и вдруг почувствовал, как пальцы на руках начали неметь, – М-м… Т-ты…
Слова застряли в горле. Мир медленно гас в дымке, а глаза птицы, напротив, становились ярче с каждой минутой. Он хриплым голосом сказал:
– Но… если бы её время вышло, то Бог…
Мысль он не закончил. Дело не в пересохшем горле, она оборвалась так же резко, как и появилась. Глядя в глаза птице мысли его были странными – словно чужими. Он нехотя оторвал взгляд, и сказал:
– Ну, ладно… Я быстро!
Под столом нашёл корзинку, взял её, и перед выходом сказал напоследок:
– Я постараюсь как можно быстрее! Но… если вдруг услышишь, что кто-то пришёл… Ты к ним не спускайся! Сиди здесь тихо, ладно? А если кто-то поднимется… вряд ли, конечно, но если вдруг… ты залезь куда-нибудь. Под стол, например, или опять в сундук.
Он хотел раскрыть сундук на всякий случай, но в итоге решил, что это может унизить Костю.
– Ладно, даже не думай об этом! Никто сюда не поднимется. Они, конечно, наглые, но не настолько! Всё, я убежал!
Он спустился вниз, подкинул дрова в печь, и вышел на улицу. Константин третий раз за последние сутки отправился в лес.
Тамара– Мам?! Мама, вставай!
Тамара вынужденно проснулась. Перед глазами всё плыло, очертания окружающих предметов – и не только! – размывались, но ей и не нужно было видеть будящего – дочь она узнала по голосу. Театрально коснувшись лба сказала:
– Танечка… зачем ты меня разбудила? Дай матери поспать!
Таня – женщина средних лет – махнула в сторону матери рукой, – Обойдёшься! Спать нужно ночью!
– А сейчас что? – она попробовала приподняться, но боль в спине дала о себе знать, – О! Спина…
– Оно и неудивительно! – Таня покачала головой, – Конечно, спина болит, ты же никак не угомонишься! Только вечер наступает, а ты спишь! Сейчас выспишься, а ночью что будешь делать? Опять по лесам бегать, да?
– Не учи! – буркнула она, и всё-таки сумела сесть, – Я устала этим утром. Потом спина разболелась. Вот и задремала!
– От чего ты устала? Мам, мне не нравится то, чем ты занимаешься!
– Откуда тебе знать, чем я занимаюсь?
– Ты серьёзно? О тебе вся деревня говорит! Запугала ты всех своими глупостями! Видел бы тебя отец…
– Твой отец понял бы, что дело – дрянь! Но ты права… – она протёрла лицо ладонями, – Права ты: хорошо, что он этого не застал. Тяжело нам будет…
Таня закатила глаза, – Не начинай. Хватит уже! Вчера всю ночь по лесу бегала, сегодня что делала? Ты утром ушла на службу, так и пропала! Я когда вернулась домой и тебя спящей увидела, чуть не поседела! Думала всё уже…
– Не хорони мать раньше времени! Успеешь ещё…
– Так, где ты была?
– На службе… – ответила Тома, и только сейчас вспомнила, на что действительно потратила всё утро. Лицо её вытянулось, сердце кольнуло, – Ой…
– Чего? – она покачала головой, – Хватит этих твоих «служб»! Помолиться ты и дома можешь. Зачем таскаться? Было бы куда! Ты эти речи уже сколько лет слушаешь? Мам, новых не будет! Тем более, Константин и сам уже… ну… старый. Вам бы немного приземлиться, а вы всё носитесь!
Тамара прищурилась, – «Носимся»? Уж лучше носиться с высокодуховными делами! А не как ты: мужику в ноги жизнь свою кинула! Если бы ты тогда дома была, а не развлекалась с соседом, то я бы крест не потеряла, и сейчас бы спина у меня не болела! И священник наш был бы в норме! Так что имей в виду…
Она усмехнулась, – Ну, как всегда. Вся вина на мне! А ты не думала, что если тебе чей-то голос в лесу кажется, то… ну, тебе это, блин, КАЖЕТСЯ? Зачем было идти? Не пошла бы, крест не потеряла! И священника бы не заморозила!
– Что?
– Что? На улицах только и разговоров, что службы утренней не было. Никто, конечно, не уверен, но кажется, всё очевидно: Константин с тобой ночью нагулялся в лесу, и захворал! А по поводу «мужиков» моих… – она поморщилась, – Во-первых, мужик у меня один. А во-вторых, ты что предлагаешь, всю жизнь с тобой прожить? Я тоже ребёнка хочу! Ещё пара лет, и рожать поздно будет – мне Марья говорила! Так что да: я «развлекаюсь» с соседом, и буду и дальше с ним «развлекаться»! Может, наконец, от тебя перееду!
– Дура ты… – тихо ответила Тамара, – Не понимаешь ничего…
– А что мне нужно понять?!
Тамара заглянула дочери в глаза. В её ореховые глаза – с глубокими морщинками под ними. Ещё в детстве Таня поставила себе главную цель в жизни – выйти замуж. А так как человек без мечты жить не может, то уже седые волосы лезут, а Танька всё никак… Тома долго смотрела на дочь, и кое-что для себя решила. Да, Таню она любит и всегда поможет, но… нет в Тане чего-то такого… пульсирующего. Нет в ней интереса, никогда не было у неё страсти что-то понять. А раз так… Стоит ли и ей рассказывать о своих подозрениях? Стоит ли ей знать, что Константин дурным стал? «Знать» то, может, и стоит, но поймёт ли? Увы, не поймёт…
– Ну что ты так смотришь?! – взорвалась Таня.
– Ничего. Забудь… Какая сейчас часть суток?
– Солнце только скрылось. Если ты о службе своей печёшься, то есть время.
– Поняла… поем, да пойду. У меня ещё дела перед службой.
Таня раздражённо дёрнула плечами, но всё-таки сдалась, – Боже… Ладно, делай, что хочешь! Только чтобы ночью без прогулок!
– А ты не хочешь на службу сходить?
– Ага! Делать мне нечего. Тем более, когда святоша наш сопли пускает!
– Ты так уверена, что он болеет?
– Так говорят в деревне.
– Народу всё равно на правду… они верят в то, во что им хочется верить…
– Да-да. Слушай, а крестик-то твой где?
Тамара коснулась груди. Прошли почти сутки, как она ходит без креста… Она размяла спину, и поднялась с кровати, – Так забегалась, что совсем забыла забрать…
– Но… вы же его нашли?
– Нашли-нашли… – она поднялась на ноги, – Умоюсь, поем, да пойду!
Первая кровь
Перо в руке Марьи не выдержало напряжения и погнулось. Она встряхнула головой и разжала пальцы левой руки. Только сейчас поняла, что слишком увлеклась… выбросила негодное перо, и решила выйти на улицу, чтобы немного освежиться. Половицы скрипнули, когда она вышла на крыльцо. Мороз сразу обжёг кожу, ветер заглянул под не до конца застёгнутую куртку. Марья даже не заметила в какой момент так потемнело… Сделав три глубоких вдоха, она вернулась в дом. Бросила куртку прямо на пол, и опять села за бумаги. Ей удалось кое-что понять… Что с этим знанием делать она не знала, однако запомнить следовало бы – на всякий случай. Пытаясь собрать всё воедино, удалось заменить некоторую закономерность. А именно: все три года, что были указаны, разделяло семьдесят девять лет. Если бы даты было всего две, то Марья не придала бы этому значения. Но их было три… Выходило, что это – закономерность. То есть, кто-то из жителей деревни чувствовал необходимость раз в семьдесят девять лет сделать пометку о годе. Но как они определяли, какой именно год это был? Марья тяжело вздохнула – в их мире это казалось невероятной глупостью! Следить за временем было непринято – это же бессмыслица какая-то! Летом время течёт одним образом, зимой – другим. Минута, секунда или же сутки – понятие растяжимое! Когда тот или иной человек указывал на время, он имел в виду примерное время. «Это случилось днём», «Прошло больше суток» – и так далее. Откуда же им брать уверенность, что не ошиблись? Марья-то не могла назвать точную дату смерти родной матери, а тут… Она – как и остальные жители деревни – не считала нужным знать, сколько ей лет. А какой в этом смысл? Когда постареет – заметит! Так какая разница сколько ей: тридцать-сорок-двадцать шесть? Указание годов казалось безумно странным. Марья достала новое перо, и опять села делать пометки.
79 лет между событиями. Но какими? Зимой 1080 г. лекарь обнаружил нечто в лесу. Скорее всего, то были ягоды. Возможно, он открыл можжевельник или, например, калину. Так же возможно, что речь шла о дереве с полезными свойствами коры или зимнем грибе «Сулонко», но кажется, в те времена его ещё не открыли. В 1001 г. пишущий перерисовал фазы луны. Таких рисунков в библиотеке много, но зачем он указал год? Полная луна была помечена, однако в этом странности нет – люди всегда выделяют полную луну и новолуние. В 992 г. писарь указал грибы и их названия. Список небольшой, но вот, что интересно: кажется, там был рисунок «Сулонко» – большой белоснежный гриб овальной формы. Но, во-первых, его можно перепутать с другими грибами, а во-вторых найти его тяжело, да и растёт он лишь зимой. И главное: в те времена его ещё не открыли. Может, писарь хотел сделать открытие сам, но, как и лекарь из будущего, не успел дать название? Буду дальше размышлять.
Марья отложила письменные принадлежности в сторону. Запись об этом она не сделала, но не подумать не могла – может, последнюю запись – что делал лекарь – сделал кто-то, кого могла знать Тамара в детстве? Какова вероятность, что Тамара не выдумывала, и действительно однажды случилась большая беда в деревне? Но больше всего Марью будоражила другая мысль. Мысль та была необычной, покрытой мистической – непривычной для Марьи – оболочкой. Какова вероятность, что она пошла в библиотеку ровно через семьдесят девять лет? Что, если её записи однажды окажутся в архиве, а человек из будущего будет ломать над ними голову, глядя на дату? Сама идея о том, что Марья могла бы узнать – и указать – год будоражила. Она спрятала свои пометки, взяла в руки бумагу из медицинского справочника, и точно решила, что разберётся в этом сегодня! Марья собиралась поймать Тамару после вечерней службы и хорошенько её расспросить.
ТамараТамара уверенно шла в сторону церкви. Спина до сих пор болела, однако она была в таком возрасте, что давно привыкла к периодическим болям в теле. После службы можно зайти к Марье за мазью, но… далеко не больная спина сейчас в приоритете. Последнее время Тома отчётливо чувствовала отсутствие крестика на груди – это давило не только морально, но и физически. Место, где обычно висел крест, горело… Пустота ощущалась так ярко, что Томе хотелось заполнить её как можно быстрей. Она даже успела пожалеть, что отдала свою вещь Константину… Пока Тома шла, размышляла о последних событиях. Ночь-лес-священник-странные звуки-отчётливое его присутствие-испуганные прихожане… Столько всего нужно обдумать… У Тамары натурально кружилась голова! Ещё и Константин начал вести себя откровенно странно. А Марья? Марья-то неплохой человек, умный, но её взгляды… От Тамары не ушло, как сильно загорелись её глаза, когда Тома рассказала о том далеком случае. Она так крепко об этом задумалась, что даже не придала особого значения странному поведению батюшки! Интересно, она хотя бы обдумала это, пока была дома? Тамара была почти уверена, что нет – наверняка все её мысли крутились вокруг того рассказа. Хорошо, что Тамаре хватило мозгов рассказать не все подробности того случая… Она подошла к храму, и осмотрелась. Хорошо… Время угадала правильно – народа нет, значит, до службы есть ещё время. Она планировала забрать крест и, разумеется, поговорить с Константином о его поведении. Разве так можно? Уж точно нет! Тамара планировала не только забрать свою вещь, но и устроить священнику хорошую взбучку. Она распахнула дверь, и сходу прокричала:
– Константин! Выходи!
В ответ тишина. Тамара плотнее закрыла за собой дверь, немного подумала, и решила закрыть на ключ – чтобы не мешали. Осмотрелась. Печка мирно потрескивала, свечи почти догорели, помещение наполнил запах воска, дров и благовоний. Неужели, и правда, пытался выгнать заразу? Тамаре хотелось бы верить ему, но уж больно нескладно он оправдывался… Она прошла внутрь, и опять позвала:
– Я знаю, что ты здесь! Вы-хо-ди! Ты должен вернуть мне крест до службы!
Ничего. Константин не спешил вылезать из укрытия. Тома прошлась вдоль стен, придирчиво оглядела лавку, и даже смахнула какие-то древесные опилки в сторону. Уже было решила, что Константин опять куда-то делся, как вдруг услышала наверху какой-то шум. Глаза её сузились, она почувствовала, как начинает злиться.
– Прячетесь, батюшка? – крикнула она, – От меня ли, м-м? Или что другое вас пугает? От себя не убежать!
Она встряхнула головой, и решила с этим раз и навсегда разобраться. Тамара поднялась наверх. Заглянула в его обитель, намереваясь схватить наглеца за шкирку, но не тут-то было… Пара кроваво-красных глаз смотрели прямо на неё. Огромная птица сидела на какой-то странной палке. Голова её была больше тыквы, крылья медленно вытягивались в разные стороны, взгляд был кровожадным.
– Боже… – Тома сглотнула подступивший ком и перекрестилась, – Это… это…
Договорить она не смогла. За долю секунды птица взмыла вверх, в полёте перевернулась, и коснулась потолка цепкими лапами. Сова оттолкнулась, и налетела на Тамару. Старуха повалилась на пол даже не в силах закричать – она не видела ничего, кроме глаз, что смотрели в душу. Сова повалила Тамару на пол, и зависла над ней. Каждый взмах крыльев обдавал морозом. Тамара затаила дыхание.
– Это… ты…
Тамара знала, что он не ответит, но всё равно произнесла эти слова, ведь понимала, что они станут последними. Спустя секунду острые – как кинжалы – когти разорвали одежду, и вонзились в незащищённую плоть. Кровь брызнула в разные стороны, хватка птичьих лап стала сильнее, и разорвала кожу до конца. Сова клювом взяла кусок плоти, отбросила в сторону, и принялась клевать внутренности старухи. Кишки – как живые – отлетели в сторону кровати, кусок желудка сова съела с особой жадностью, и принялась за лицо. Она выклевала глаза, а лапой выдернула несколько зубов. Порвала губу, залезла в рот, и вырвала клювом язык. Язык по вкусу Косте не пришёлся, и она отбросила его в сторону. Кровь окрасила собой почти всё пространство, брызги долетали до стен, яркие капли застывали узором. Птица не ела пожилую женщину – так, пробовала на вкус. Продолжала выдирать внутренности, клевала с особым наслаждением. Из рта брызнул фонтан крови, сердце биться перестало, но Костя не остановилась. Силы совы хватило, чтобы раздробить грудную клетку, клювом она продырявила лёгкие, и успокоилась только тогда, когда вытащила сердце. Сердце Костя взяла лапой, подлетела к кровати, и аккуратно положила на подушку. Птица вернулась на «совий дом». Сложила крылья, и…
Кто знает, о чём думают совы? О лесах? Деревьях? Маленьких полевых мышках? Однозначного ответа нет, и никогда не удастся узнать, о чём думала Костя в ту секунду, однако взгляд ярких красных глаз упал именно на то место, на котором Тамара при жизни носила свой крест. А совы умеют улыбаться? Скорее да, чем нет.Дверь
Корзинка с ягодами утонула в снегу, Константин зажмурился, и ещё раз попробовал открыть дверь, но теперь обеими руками. Закрыто. Это… странно. Это очень странно, если задуматься! Константин дверь в храм никогда не запирал – да, нехитрый замок в двери был, но им никогда не пользовались. А зачем? В былые времена священник был не то, что против, а даже обеими руками «за», чтобы в храм заходили, когда его нет на месте. А почему бы и нет? Он знал, что некоторые из соседей… скажем так: стеснительны, и любят приходить только тогда, когда никого более там нет. Когда-то давно Константин даже специально уходил на несколько часов, ведь знал, что кое-кому необходимо помолиться. У них, в принципе, дверь запирать было не принято – как-то не прижилось такое правило. Замки были, скорее, для того, чтобы запереться изнутри, но никогда, чтобы запирать дверь, когда покидаешь родные стены. Решив, что, возможно, просто забыл, он ощупал внутренние карманы. Нет… ключа у него с собой нет. Да и, в общем-то, точно не было, просто нужно было проверить. Неужели дверь заклинило? Сердце вдруг сжалось от страха за Костю – как она там одна? Не слишком ли жарко при горящей печке? Страх тот придал ему сил. Он навалился на дверь всем телом, и, выпуская энергию наружу всеми возможными способами, закричал:
– А-ааааа!
– Батюшка, вы чего?
Константин от неожиданности завопил сильнее, не удержался на ногах, и рухнул прямо на свою корзинку. Подошедшая сзади Зоя помогла ему встать.
– Что тут у вас?
Он отдышался, и ответил прихожанке трясущимся голосом:
– Б-беда…
– Какая? – Зоя нахмурилась.
– У меня, кажется, сломалась дверь.
– Это как?
– Чёртов замок! Он, видимо, заклинил!
Зоя недоверчиво покосилась на дверь. Попробовала потянуть за ручку, словно не поверила священнику на слово, но дверь так и не поддалась.
– М-м…, а вы дверь не запирали?
– Я?! Ну, разумеется, нет! Когда я запирал её?!
Зоя пожала плечами. Сзади неё выросли ещё пара прихожан – люди медленно собирались на службу. Константин чувствовал себя ребёнком, который вместо дел по огороду целый день прыгал по кустам – казалось, что он крупно облажался. Глазами он нашёл Демида, и обратился к нему:
– Дорогой мой, иди сюда! Иди-иди! – Константин подошёл и взял его за руку.
– Что тут у вас? – с умным видом спросил Демид.
– Дверь! – на выдохе ответил он, – Сломалась…
Демид дёрнул за ручку. Ничего. Он повторил, а когда не получилось и на третий раз, спросил:
– А ты не запирался?
– Я?! – возмутился Константин.
Демид махнул рукой, – Понял-понял. Это, наверное, замок заело. Неудивительно! Ты же им не пользовался совсем!
– А что? Нужно было?!
– Ну, да. Разумеется! Либо пользоваться по назначению, либо вообще не ставить его! А-то толк-то какой был в замке?
– Да я… – Константин возмутился до глубины души, – Да ведь не я его ставил! Это, тогда уж, к деду претензия! А-то и к прадеду!
– Что произошло? – Марья растолкала народ плечами, и подошла ближе, – Что за крик?
Константин поймал на себе взгляд лекаря и почувствовал, как внутри начал разгораться жгучий стыд. Чёрт возьми! А ведь он даже не виноват в этом! Ладно, когда утром перед ней с Томой оправдывался, но сейчас! Несправедливость ощущалась крайне остро. Он начал объяснять:
– Как солнце село я решил в лес сходить по ягоды! Хотел успеть перед службой, спешил, как гусь спешит по зиме в края тёплые, а тут… Не могу в родной храм проникнуть!
– Прошу прощения, куда вы ходили? – Марья сложила руки под грудью.
– В лес! – ответил за него Демид, – Он же сказал!
– Да, но… – Марья прищурилась, – Батюшка наш утреннюю службу проворонил из-за прогулки по лесу. Как так вышло, что ситуация повторилась? – теперь она обращалась к Константину:
– Вы же набрали можжевельника утром? Зачем повторили вылазку?
– Ну…
Зоя прервала разговор, – Так… службы не будет, я верно понимаю?
– Будет! Конечно, будет. Но сначала нужно дверь одолеть!
– Как же вы её, батюшка, одолеете? Это поди долго… – она посмотрела на кузнеца.
