Костенька, зачем?

Константин вымученно улыбнулся. Обычно его умиляла эта непосредственность Ангелины: соседская девчонка была такой с самого детства. Простой, немного наивной, а главное, с большим и добрым сердцем. Её вера вдохновляла Константина, но сегодня… она показалась ему настолько глупой, что челюсти заскрежетали от раздражения.

– И что же ты подумала, милая? – спросил он, не скрывая сарказма в голосе, – Куда я мог деться с утра пораньше? В лес убежал? – усмехнулся он.

Ангелина замерла на пару секунд, набралась смелости, и посмотрела священнику в глаза, – Я… я об этом и хотела поговорить… как вы узнали?

Он закатил глаза, не скрывая своего раздражения, – У меня дела. – сказал, как отрезал, он, – Если хочешь что-то обсудить, – подойди ко мне после службы. А пока я занят.

– Но это важно…

Не желая слушать, он круто развернулся. Остановился у двери, намереваясь уйти, и тихо сказал: – Уверен: это подождёт.

Но Ангелина, кажется, уверенности этой не разделяла. За шаг она оказалась рядом, и положила руку ему на плечо, – Не уходите… вы мне нужны…

Он опустил голову. Не оборачиваясь, спросил: – Что тебе нужно?

– Я вчера разговаривала с Тамарой… – начала объяснять она, – Она рассказала мне, как слышала детский голос… рассказала, как у неё украли крест. Мне страшно, батюшка! Очень. У меня ведь сын…, а что… что если он украдёт моё дитя? Я… тут кое о чём подумала…

Константин почувствовал, как лицо начало багроветь. Раздражение зародилось где-то внизу живота, и быстро бежало вверх – через сердце, проникая в разум. Мысли его начали прыгать от злых до безумно злых, челюсть сжалась, а голова заболела лишь сильнее. Ещё никогда в жизни он не чувствовал подобное: раздражение, презрение и, главное, отчуждение. Почему эта девка, в принципе, решила, что он обязан её успокаивать? Он священник, а не её отец! Он попытался взять себя в руки, но увы, сумел выпалить лишь:

– И ты туда же? – перебил он

– Простите? – она обогнула его, и постаралась на него взглянуть.

Он вынужденно развернулся. Ангелина стояла к нему так близко, что он сумел уловить её запах – чёрна смородина, свежесть мороза и, конечно, сладковатый запах молодости. Таких ароматов он не ощущал никогда. Константину пришлось отойти от двери, чтобы не стоять так близко к прихожанке. Он потёр лицо ладонью, и сказал:

– Ну, ладно, Тамара…, но ты-то что? Молодая же!

– Я вас не понимаю… – честно ответила она, – Вы считаете, что Тамара… это придумала?

– Может, не придумала! – на выдохе сказал он, – Может, и правда верит в то, что говорит. Но ты? Я? Мы в этот бред верить не обязаны. Может, когда-то она могла чему-то научить…, но сейчас? Тамара выжила из ума! Не стоит воспринимать её всерьёз.

Лицо Ангелины переменилось. Что-то схожее со страхом пробежало во взгляде. Она сглотнула, и…

– Вы… вы уверены, что бояться нам нечего? – тихо спросила она.

– Более чем. – ответил он, и с грохотом захлопнул за собой дверь.

ЛесНебо становилось светлее с каждой минутой, а это означало лишь одно – солнце поднимается где-то там, за густыми серыми облаками. Константин поднял голову, и брезгливо прищурился. В последнее время любой внешний раздражитель сводил его с ума. Обычно в такое время суток он начинает службу…, но сегодня что-то определённо изменилось: сейчас Костя брёл вдоль заброшенного дома, а ноги его уверенно вели в лес. Голова его, на удивление, была чиста, как никогда. Как только он покинул территорию храма, оставив молодую прихожанку в изумлении одну, головная боль пропала и даже дурные мысли покинули. Куда он шёл, – не думал. Ноги сами вели, вернее: вело сердце. Разумом Константин понимал, что делает что-то странное. Но сердце… сердце трепетало перед встречей, о которой Костя знать не мог.

Константин никогда не был фанатом лесных прогулок. И какой только в этом толк? Бездумно идти неведомо куда, ноги устают, а дыхание учащается, если прибавить темпа. Это глупо! В обычной жизни Константин предпочитал коротать время в себе – размышляя о чём-то, иногда предаваясь фантазиям. Так как деревня была небольшой, на ссутулившиеся плечи его легла не только роль проповедника, но и иконописца. Он любил проводить время с кистью в руках. По утрам он предпочитал заниматься литературой: переписывал книги, что теряли внешний вид, записывал собственные мысли и ощущения, иногда вспоминал то, о чём в детстве рассказывал отец, и тоже переносил слова на бумагу. Ночами Костя любил смотреть в небо, представляя себе то, как где-то там, за плотным слоем космической пыли, восседает господь Бог. Он любил мечтать. Любил думать, анализировать, общаться с народом. В начале лунного цикла Константин отдавал себя творческим делам, в конце, когда луна пухнет, подводил итоги. В их деревушке дням недели предпочитали лунный календарь. Свою жизнь он любил. В те редкие моменты, когда-таки приходилось покидать родные стены, и выходить в относительно большой мир, он предпочитал проходить по центральной улице деревни. Неважно, куда он шёл – в колодец за водой, к соседке за свежими яйцами или в лес за ягодами – всё равно! Константин выходил с самого раннего утра, и медленно шёл по деревне, часто останавливаясь, чтобы поприветствовать народ. Но не сегодня. Не сейчас. Это утро очевидно не задалось, и что принесёт за собой день после такого – тайна. Как только Костя вышел, сразу свернул, и покинул территорию деревни, предпочитая пробираться сквозь сугробы, зная, что в любую минуту может показаться дикий зверь, но зато там, за пределами привычного мира, он был один.

Константин шёл. Он знал, куда идёт, а о том, какой в этой прогулке смысл думать и не собирался. Время от времени ноги проваливались в сугробы, и приходилось очень постараться, чтобы вылезти из снежной ямы. Солнце, кажется, давно встало из-за горизонта, однако света сегодня было мало – тусклые мрачные облака заслоняли собой начало нового дня. Спустя мгновенья Константин остановился у начала грузного леса, чтобы отдышаться. Он облокотился на дерево, снял ботинок с левой ноги, и вытряхнул оттуда снег. Надел обратно, и вдруг замер. А что, собственно говоря, с ним происходит? Он подскочил с утра, забыл про дела, про службу, нагрубил Ангелине, и… убежал? А как же служба? Как же прихожане? Как же несчастная Тамара, что обязательно захочет забрать крест? Константину вдруг стало до безумия страшно, но лишь на миг… Подобно серым облакам, нечто тёмное, что медленно зарождалось в его душе, заслонило собой яркий свет веры. Он набрал снега в ладони, и растёр по лицу. Глаза его горели чем-то неведомым, лицо раскраснелось, а редкие волосы встали на голове, но Костя этого не ощущал. Немного помявшись, но он сделал шаг в сторону. Константин зашёл в лес.

ПрихожанеКак и остальные прихожане, Тамара стояла у входа в церковь. Руки её то и дело сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони чуть ли не до крови. Она прикусила губу так сильно, что остановилась, когда почувствовала металлический вкус во рту. Осмотрела соседей, и громко сказала:

– Что-то здесь не то!

Народ переглянулся между собой. Зоя – главный скотовод деревни – первая махнула в сторону церкви рукой.

– Кто ж Константина нашего знает?! – спросила она сразу всех, – Дела какие его задержали. Ничего! Не помрём, если домой сейчас разбредёмся.

– И я так думаю. Мало ли что?! Вдруг у него… понос? – заметил Демид – кузнец, что помогал Косте в производстве крестов для народа.

Тамара раздражённо фыркнула, – Не неси ереси! – потребовала она, – Мучайся он с животом, не покинул бы храм! Да, и предупредил бы, что дурно ему. Что-то здесь нечисто!

– Так, может, в туалете он мучается, м-м? – мужичок улыбнулся, обнажая бледную десну.

– Его там нет… – раздался тонкий голос соседского мальчишки – он был чуть ли не единственным дитём, что посещал все службы, – Я проверял туалет…

Демид размашисто махнул рукой, – Я пошёл! На закате придём, и узнаем, что приключилось. Время, вообще-то, нерезиновое!

Демид поправил ватник, и двинулся в сторону деревни.

– А мы от тебя другого и не ожидали! – буркнула Тамара, с явным желанием говорить сразу за всех, – Иди-иди! Вера твоя – туфта на постном масле!

Демид гоготнул, но отвечать не спешил, – ушёл.

Тамара бросила в сторону кузнеца презрительный взгляд, и придирчиво оглядела соседей, – А вы? Вы что? Тоже, поди, думаете, что ничего страшного не происходит?! – с вызовом спросила она.

Зоя пожала плечами, – Не знаю. Но ждать не намерена. – как и Демид, она развернулась, и побрела прочь.

Тамара наблюдала за тем, как прихожане медленно разбредались в разные стороны. Кто-то уходил домой, некоторые отправлялись в гости и по другим – но определённо очень важным! – делам. По итогу, у дверей церкви осталось лишь три человека. Осмотрев соседей, Тамара спросила:

– Как бы то ни было, но есть в нём толк. Раскрыл он все карты! Всех расставил по своим местам! Истинные лица прихожан показал. Эх! «Прихожане»… Какие из них? «Ухожане» они!

Марья – лекарь – нахмурила густые рыжие брови, – Тамар, ну не надо… не при ребёнке…

– Вот ещё! – буркнула она в ответ, – Что ж ты мне делать прикажешь? Молчать?!

Мальчишка, что не отходил от массивной двери, с испугом посмотрел сначала на Марью, а потом и на Тамару. Тихо спросил:

– Кто это… «он»?

Тамара набрала воздуха в лёгкие, но ответить не успела, – Марья её перебила. Лекарь мотнула головой, и строго сказала:

– Не пугайте вы его. Не пугайте!

– Бояться – это полезно. – с умным видом заметила Тома, – Кем же бы будем, если бояться не станем? Вымрем, как мухи по зиме!

– Мухи не мрут. Они в спячку впадают…

– Какая разница? Страх нам нужен. Не выживем мы без него! Тем более, когда в нашем лесу поселилось такое!

– К-какое? – заикаясь, спросил мальчишка.

– ТАКОЕ! – объявила Тамара, – В нашем лесу, Юрец, демон поселился!

Мальчик раскрыл от удивления рот, и медленно, не осознавая, что делает, спрятался за спину Марьи. В то же время лекарь посмотрела на бывшую учительницу с осуждением, и тихо, но твёрдо проговорила:

– Прекратите немедленно. Вы зарождаете панику!

– Да. – согласилась Тамара, – Без «паники» он нас всех уничтожит!

Марья покачала головой, и развернулась к Юре – мальцу. Сказала:

– Беги домой. Вряд ли Константин начнёт службу. Поздно уже…

– Но… – он замялся, – Но где он? Я хотел с ним поговорить…

Она мягко улыбнулась, – Уверена: с ним всё хорошо. Скорее всего, и правда, ему нездоровится.

– А может… может, поднимемся к нему, а? Туда, наверх… я там бывал однажды!

– Но разве Константин нас приглашал? – спросила она и прищурилась.

– Я же сказал: я бывал там! Он меня сам позвал!

– Но когда это было? Не сегодня, верно? Не стоит нам подниматься. Если бы он хотел нас видеть, – пригласил!

– А может, помирает он там, а-а? – Тамара поморщилась, – А мы стоим здесь…

Марья махнула в её сторону рукой. Сказала мальчику:

– Ты иди… Беги домой. И не переживай главное. Возвращайся к вечерней службе. Константин к этому времени вернётся, и всё нам объяснит.

Услышав последние слова Тамары, он побледнел, но спорить не решился. Глубоко кивнул, и убежал с территории храма. Когда остались лишь Марья да Тамара, первая строго сказала:

– Я не знаю, что вы видели в лесу, но что бы то не было – не повод пугать людей, и уж тем более детей!

Тамара фыркнула, – Ты моё мнение слышала. Повод. Ещё какой повод! Неужели и ты, умная девка, будешь отрицать очевидное? В лесу кто-то есть. И он как-то влияет на Константина! Иначе как это объяснить?! Он никогда так не поступал. Никогда!

– Я спорить с вами не стану. Даже, может, в чём-то соглашусь… Происходит что-то с Константином. Но вряд ли дело в том, что вы видели в лесу!

– А в чём же?! В чём?! – она сорвалась на крик.

– Понимаете… чем старше человек, тем вероятнее, что в его поведении могут появиться… скажем так: странности. Что же я вам, как ребёнку, объяснять буду? Вы и сами видели! Такое с матерью моей было, да, и отец Константина под старость лет был сам не свой…

– Верно. Всё верно. Так и кто в этом виноват на твой взгляд? Свет солнечный?

– Человеческий разум. Мозг. – объяснила она, – Но никак не некто, кто в лесу нашем, якобы, живёт…

– Да ну тебя! Невежда! Чего ради ты, в таком случае, сюда таскаешься? Коль не веришь!

– Я верю. Верю. Оттого и «таскаюсь». Только вера наша с вами, видимо, разная совсем. Я верю в высшую силу, в господа Бога, а вы… вы верите в лесное чудище!

– Глупая ты! – Тамара чуть ли не сорвалась с места, но вовремя себя остановила, – Та-ак… – на выдохе произнесла она, – Юрца ты прогнала. Может, вдвоём поднимемся? Вдруг, и правда, батюшка наш богу душу отдал, а мы тут спорим стоим?

– Не хотелось бы нарушать покой его, но… вы правы. Стоит его проведать.

Вдвоём они схватились за ручку, и распахнули дверь.

Обитель

Стены церкви встретили их так, как не встречали ещё никогда: холодом, сыростью, и чем-то, что по ощущениям напоминало медленно нарастающую панику. Тамара схватилась за сердце, а Марья медленно прошла вперёд. Заглянула за лавочку, протёрла рукой столешницу. Поднесла к носу пальцы, и поморщилась.

– Странно… очень странно. Батюшка наш всегда чистоплотным был. А тут такой бардак… Пол весь в крошках, разводы грязи…

– Вот видишь! Теперь веришь ты, голова дурная?

– Ну, прекратите!

Марья двинулась дальше. Обошла лавку, обогнула амвон, задержала взгляд на иконах. Долго смотрела, ощущая что-то странное, и нехотя, но двинулась дальше. За лестницей нашла небольшую печь, и коснулась рукой.

– Холодная… Не топил Константин. Сутки уж точно…

– Быть не может! – Тамара подскочила, и тоже протянула руку, желая потрогать, – Как же он ночевал в таком морозе?

– Не знаю.., но это объясняет, почему здесь так холодно…

– Загробный это холод… демонический…

– Тома, ну, что с вами делать? Раз уж на то пошло, то «демоническим» холод быть не может. Жарко в аду, если вы забыли! Под землёй же…

– Какая ты наивная, Марья! Думаешь, что нам, людям, все демоны известны? Их много! Они разные! Есть те, от кого жар, а есть и такие – ледяные. В наших краях уж явно вторые обитают…

Марья промолчала в ответ. Она обошла помещение, и вновь вернулась к лестнице. Смущённо поправила шапку, задрала голову, и закричала:

– Константин! Кон-стан-тин! Вы там?! Вам помощь нужна?!

– Чего визжишь?! Давай поднимемся…

– Подождите вы! Может, он не хочет нас видеть… – прочистив горло, она опять закричала:

– Ко-стя! Ко-о-ость! Помощь нужна?

– Нужна. Нужна ему помощь! Мы только время зря теряем. Идём уже!

Тяжело выдохнув, но Марья согласилась: – Хорошо… пошли.

Константин

Константин стоял посреди леса. Он задрал голову вверх, и с интересом наблюдал за тем, как медленно покачивались кроны деревьев на ветру. О храме, прихожанах, делах и обязанностях не думал. Он, в принципе, ни о чём не думал. Ещё никогда голова его не была такой чистой и пустой. Ещё никогда ему не было так хорошо… Что-то внутри копошилось, нечто пыталось выбраться наружу, однако Костя не понимал, как это ощущение можно выпустить. Что оно такое? Где-то в глубине сознания медленно пускал корни стыд, но и с ним он, внезапно, сумел справиться. Впервые он задумался: а в какой момент он вообще решил, что чем-то обязан этим людям? Почему он должен принимать их в любое время дня и лунного цикла? С какого такого перепуга он должен слушать их бред? Почему именно он пошёл искать этот чёртов крест со старухой? Зачем за это взялся? Кто наделил его обязанностью освящать воду? Господь Бог? Быть может, отец? Впервые Костя задумался обо всей нелепости собственного положения. Чем он отличается? Он, как и остальные жители деревни, просто… родился. Просто рос, жил и развивался. Да, его воспитал священник, и передал ему дело своей жизни. Но ведь отец не спросил Костю о его желаниях. Что… что если он не хочет этим заниматься? Что, если его предназначение в другом? Размышление обо всём этом напомнили ему о чём-то, что когда-то показалось бы очень важным. Но теперь… теперь Костя стал другим. Из внутреннего кармана он достал крест – тот самый, который вчера нашли с Тамарой. Он должен был его освятить… так, стоп… Должен? А кому?

Храм

Марья первая зашла в обитель священника. Наверху было немного теплее, чем внизу, однако от пара изо рта это не спасло. Её взгляд сразу упал на лужу воды посередине комнаты. В углу стояло деревянное ведро, вокруг него разлетелись брызги, что в итоге превратились в тонкие вычурные полоски льда. В комнате стояла тяжелая энергетика. Марья никогда в «энергетику» не верила, однако сейчас бы спорить не стала – тяжело. Запах здесь стоял причудливый – неясный. Что-то между еловыми шишками, ладаном и запахом затхлости. Серо-жёлтая льняная простыня почти валялась на полу, – выглядело это так, словно вещица решилась на побег. Подушка была смята, на ней виднелось въевшееся сальное пятно в форме головы. Одеяло валялось у подножья кровати. Посередине стоял маленький старенький деревянный столик, свеча на ней расплавилась до самого конца. Марья ощущала кончиками пальцев, что в этой комнате происходило что-то нехорошее… Но разве ощущение – повод для беспокойства? Марья была уверена, что нет. Не желая подметить и другие детали, о которых бы знать совершенно не хотелось, Марья резко обернулась к лестнице.

– Тома, ну, что вы там?

– Дурная? Старая я! Плохо мне кручёные лестницы даются! – запыхавшись, сказала она.

Марья поджала губы, и подошла к окну. На стекле увидела маленькое пятнышко от прислонённого лба. Она осмотрела старенькие крыши деревенских домов, – храм стоял на возвышенности – и подняла глаза на лес. И куда он только мог деться? В груди змеёй заклубилось ощущение, словно она знает «куда», однако Марья от него отмахнулась, как от назойливой мухи. Откуда-то сзади послышалось шарканье ног. Пара секунд, и комнату заполнил крик Тамары.

– Господь всемогущий! Началось! Началось!

Марья обернулась, – Прекратите! Что началось?

– Как ты не видишь?!

Марья пожала плечами, – Единственное, что я вижу, это то, что Константина здесь нет! Думаю, нам следует уйти.

– «Уйти»?! Как же мы узнаем, что с ним случилось, если уйдём?!

– Мы не узнаем в любом случае, пока Константина не найдём. Какой толк стоять здесь?

– Как это? Осмотреться нужно!

– Зачем? Что вы надеетесь найти? Думаете, демон ваш что? Под кроватью прячется?

– «Мой»?! А ну забери слова назад! Немедленно!

– Ох, боже… – Марья тяжело вздохнула, – Ладно. Забираю. И давайте уйдём. А-то…

– Что? Что такое? – перебила Тамара, – Видишь, что здесь творится? Тоже чувствуешь это, да?

– Нет! Ничего я не «чувствую»! Просто… негоже в чужое жилище без приглашения приходить. А уж оставаться и «осматриваться» здесь – тем более!

– Но отрицать того, что здесь что-то нехорошее ты не можешь… Наш Костя таким никогда не был! А это что такое? Всё валяется, воду разлил. Не-ет… это не он сделал!

– А кто?

– Ты знаешь, что я скажу…

Тамара поправила платок. Вздохнула, подошла к кровати, и принялась её заправлять.

– Прекратите! Не трогайте чужое! – взорвалась от возмущения Марья.

– Я же не во вред! – парировала она, – Напротив: помочь хочу!

– Вот когда о помощи вас попросят, тогда и поможете!

– Не учи меня! Тем более, что сама ты такая же, как и я!

– Что? Что вы имеете в виду?

– Сама не понимаешь? Только мы с тобой вдвоём остались. Остальные-то разбрелись! В храм ходят, а на деле… плевать им на нашего Костю. Только нам с тобою дело есть до него. Даже Ангелинка, а казалось бы, светлая девчонка, и та ушла!

Марья задумалась, – Подождите…

– А? Чего? – она замерла с подушкой в руках.

– А Ангелины я сегодня не видела. Не было её!

– Как же? Быть не может! Ангелинка наша ни одной службы не пропустила. Как же она не пришла? Ты просто её не заметила!

– Нет. Её сегодня не было. Это точно! Мы ведь с ней рядом живём – вместе на утреннюю службу ходим, общаемся по пути. А сегодня я одна шла… подумала ещё: странно, что Геля не пошла. А когда уж узнала, что и священник наш пропал, то как-то из головы и вылетело…

– Ох… – Тамара поджала губы, – Думаешь… думаешь, вместе они?

– Ну… если честно, то не думаю так, однако… однако на службу не явились они оба.

– В таком случае… – Тамара взяла в руки одеяло, и махнула им так, что гусиные перья разлетелись по комнатушке, – В таком случае пошли-ка к Ангелине… Может, Костя наш там?

– Может…, а если нет? Если их обоих не найдём?

– В таком случае хотя бы с матерью её поговорим.

Марья кивнула, – Ладно. Идём. И, бога ради, оставьте его кровать в покое!

– Да всё уже, всё… – она заправила кровать, и медленно, по-матерински, провела рукой по одеялу, – Пойдём…

Константин

Константин сжимал в руках крест. Тот самый – Тамарин… Руки его почти окаменели на морозе, ветер завывал вдали, иногда принося с собой снежинки с верхушек деревьев. Из-за туч, скорее напоминающих грязные использованные ватные диски, солнца по-прежнему видно не было. Что касалось души Кости… кажется, что-то светлое и чистое, что в ней когда-то было, тоже спряталось где-то там – в глубине. Мысли о делах и прихожанах его более не мучали, создалось ощущение, что и дел-то никаких никогда и не было. Он свободен, как ветер в лесу! А какое ему дело до них – прихожан? Они – подобно массивным деревьям – совершенно не препятствие. Как и ветер, Костя облетит этих идиотов стороной. Губы онемели он холода, руки уже не слушались, и медленно превращались в лёд. Правая рука обессиленно болталась на уровне бедер, а левая крепко-накрепко сжимала крест. Каких-то минут двадцать назад Костя чувствовал, как впивались края креста в ладони. Тридцать минут назад он подметил, как запустила Тамара крест – весь в налёте, почти чёрный. Час назад в голову Кости ещё проникали мысли о неправильности всего происходящего. Но сейчас… сейчас он, определённо, был не здесь. Нет, конечно, Константин находился в лесу – почти в его центре. Его длинная прохудившееся куртка тёмно-коричневого цвета выдавала с потрохами – увидеть его было проще простого. Однако то, что тело находится здесь не говорит о том, что здесь же и душа… Голова его была запрокинула, рот приоткрыт, морщины между бровей разгладились. Он смотрел куда-то вверх, туда, где, по логике, должно было бы стоять солнце. Но светило он не видел. Как и всё остальное. Костя был далеко…

Глаза его были открыты, но он не видел. Он чувствовал. Чувствовал, что находится не дома. Чернота встала перед глазами, тело было ватным, почти невесомым, невзирая на то, что в ботинки давно попал снег, холода он не чувствовал. Только тепло… Это ощущение Константин не мог сравнить ни с чем, что чувствовал когда-либо. Свобода, умиротворение. Больше никаких дел… Если бы это ощущение блаженства не исчезало, он бы обязательно остался здесь – в лесу – прямо в этой самой позе. Однако медленно, но верно темнота его выгоняла. Вытесняла, как инородный предмет. Первым делом Костя почувствовал, как впиваются края креста в ладони. Следом ощутил холод в ногах, потом – тупая боль в голове. Чернота отступала, а вместо неё медленно приходила серость. Костя не хотел возвращаться в реальность. Он поморщился, и сделал всё, что было в его силах, лишь бы опять туда попасть. Напряг всё тело, сжал крест так, что почувствовал, как кровь потекла по ладони, пальцы на ногах сжались в клубочек. Он перестал дышать, и насупился всем телом. Красная пелена начала застилать взор. Вот оно… почти… когда он почувствовал, как начинает терять сознание, ощутил на лице дуновение ветра. Но необычного – особого… Пара секунд недопонимания, и откуда-то сверху раздалось.

– У-у…

От неожиданности он пошатнулся, теряя равновесие. Голова заболела так, словно кто-то резко разбудил его после крепкого сна, всё вокруг плыло, но Костя старался удержаться. Он резко задрал голову, стараясь понять, что было источником звука. Потом он оглянулся назад, посмотрел по сторонам, и снова наверх – однако увидеть что-то или кого-то так и не удалось. Сердце билось в горле, кровь бурлила не то от страха, не то от возбуждения, лицо пылало, словно его облили кипятком. Константин, и правда, как будто очнулся после сна – он совершенно не понимал, как оказался здесь, хотя и помнил, как шёл в сторону леса. Сердцебиение учащалось, дыхание уверенно нарастало.

– Кто здесь?

Глухо спросил он, продолжая нервно оглядываться. Левая рука, что до сих пор сжимала крест, сама легла на сердце. Он глубоко вздохнул, и осмотрел собственное тело. На тёмной куртке почти не было видно крови, однако Константин сразу понял, что это – пятно на груди под рукой – именно кровь и есть. Он медленно отвёл руку, и разжал ладонь. Алые крупные капли крови упали на снег. Налёта на кресте теперь видно не было – он, как и снег под ногами, окрасился в красный. Глаза священника распахнулись.