ГЛАВА 2

Закончив так же неожиданно, как и начал, словно выныривая обратно из видимого только ему прошлого, Адам растерянно посмотрел на неё и, скривившись от вернувшейся боли ребра, улыбнувшись, произнёс: “Привет”. Женщина, не отводя взгляда, смотрела на него, не произнося не звука. Затем, совершенно не делая попытки ни вырваться, ни встать, протянула к нему страшно перетянутые и посиневшие от лески руки. Увидев их, Адам испуганно залепетал: “Тебе же больно! Прости, что ж это я, конечно, сейчас…” Он начал оглядываться, разыскивая глазами котомку. Найдя её взглядом, уже было собрался встать, но, подозрительно посмотрев на женщину, спросил: “Если я тебя отпущу, ты не будешь кричать?” На какое-то мгновение ему показалось, что она поняла его. Но, отогнав эту мысль как совершенно невозможную, он, не дождавшись от неё никакого знака, ответил сам себе: “Вот я дурень. Ты же меня не понимаешь”. Постаравшись сделать это как можно более доверительно, Адам улыбнулся своей добыче и приподнял ладонь от её рта. Женщина молчала. Довольно кивнув ей головой, он уже было хотел подняться на ноги, но тут заметил, что его жалкая простынь, лежит в стороне. Невероятно смущаясь, он попросил: “Слушай, ты не могла бы отвернуться”. Женщина в ответ ещё ближе протянула к нему схваченные леской руки. “Конечно, ты же не понимаешь…”, – с досадой снова прошептал Адам. Смущённо пожав плечами и стыдливо улыбаясь, стараясь не обращать внимания на набирающую силу боль, он выбрался из-под своей добычи и, прикрывая гениталии рукой, как рак пятясь задом наперёд, пополз за простынёй. Под внимательным взглядом дикарки, не вставая, повязал материю вокруг бёдер и осторожно дотронулся до налившегося синяком ребра. Скривившись, покачал головой и, с трудом улыбнувшись, спросил: “Заживёт до свадьбы?” Женщина безмолвно следила за ним из-за вытянутых вперёд связанных рук. Пытаясь выказать ей своё доверие, повернувшись спиной, Адам, держась рукой за бок, демонстративно не спеша пошёл к котомке и, порывшись, достал оттуда древний столовый нож для масла с поломанными пожелтевшими пластиковыми накладками на рукоятке. Вернувшись обратно, он, охнув, присев рядом, с трудом просунул большой палец руки между её синих распухших кистей, поддел лезвием леску и одним движением разрезал стягивающие путы.

Женщина, не сводя внимательного взгляда с Адама, чуть скривившись от боли, стала тереть оставленные петлёй шрамы. Он же, отложив в сторону нож и глядя на её чумазое лицо, протянул руку, чтобы убрать из её волос один из запутавшихся в них жёлто-зелёных листьев. Женщина замерла, следя взглядом за его пальцами. Но Адам, решив таким образом выказать свою симпатию, смело потянулся к ней, не замечая тревоги в её глазах. В момент, когда он практически коснулся её волос, женщина резко подалась вперёд и, словно животное, впилась зубами в его ладонь. Сила укуса была такова, что из-под её губ, плотно обхвативших кисть руки, тут же выступила его кровь. От боли в глазах Адама потемнело. Но он, собрав в кулак всю имеющуюся у него силу воли, стиснул зубы и, не пытаясь освободиться, постарался произнести как можно мягче: “Ну и зачем?”

Женщина разжала испачканные кровью зубы и, перекатившись, прыгнула в сторону. Ловко вскочив, она в несколько прыжков оказалась у входа в лаз. Адам, держась здоровой рукой за ушибленное ребро, выставив перед собой кисть, из раны которой на сочную зелень травы начала капать кровь, так и сидел, не двинувшись с места. Кажется, ещё секунда – и женщина растворилась бы в темноте хода навсегда. И уже она пригнулась, собираясь пролезть в лаз, отделяющий её от свободы, но внезапно замерев, обернулась. Видя, что Адам не сделал и полшага в попытке остановить её, женщина подумав буквально секунду, уселась по-турецки и стала внимательно разглядывать его. “Вот и хорошо”, – превозмогая боль, сглотнул слюну Адам, и попытался вымучено улыбнуться. Затем демонстративно неспешно оторвал от простыни длинный кусок ткани, и начал перевязывать место укуса.

13

У самого основания стены, в привычной тишине леса, чуть разбавленной тихим шелестом листвы, с Адамом, соображающим, как лучше закрепить под тугой повязкой раны конец обмотавшей кисть материи, произошло невероятное чудо, до сих пор не случавшееся на территории центра 3 многие столетия.

Женский голос произнёс: “Дай еды”.

В первые несколько секунд, не веря своим ушам, Адам, не отводя взгляда от раненой руки, застыл, словно участник детской игры про морские фигуры. Если бы вдруг прямо сейчас “глаз ГОДсис”, появившись пред ним запел похабную песню, или умерший много веков назад ангел ожив, неожиданно затанцевав, выскочил из кустов в гавайской рубашке, Адам бы не так удивился. Но эти два простых слова, прозвучавшие в тишине леса центра 3, просто разорвали его своей простой невозможностью случившегося. Он очень медленно поднял глаза и ошарашено посмотрел на женщину, которая, всё так же сидя у лаза по-турецки, выжидательно смотрела на него. Адам, привыкший к одиночеству, лишь иногда нарушаемому занудным ГОДсис, не мог поверить в произошедшее. Хотя он совершенно точно знал, что женщины и разговор – это в принципе одно и то же. И скорее если они молчат, то в этом есть какая-то странность, но здесь, сейчас? Может, конечно, дело было в том, что он не слышал женского голоса очень много лет. А технически можно было согласиться с тем, что ещё никогда в его жизни ни один человек, а уж тем более существо другого пола, не говорило с ним. И, вероятно, именно поэтому его мозг, понимая, что она что-то сказала, уверенно утверждал, что он ослышался. Ведь не может же пусть и милая, но дикая женщина, пришедшая неизвестно откуда, говорить, да ещё и на одном с ним языке. Просто случившиеся с ним сегодня волнения и происшествия так странно на него подействовали. Решив принять эту версию для себя как единственно верную, Адам, понимающе подмигнув сидящей напротив дикарке, улыбнувшись своей слуховой галлюцинации, снова взялся за непослушный кончик верёвки, собираясь-таки заправить его под повязку. Но едва он перевёл взгляд на руку, невозможное повторилось вновь, вдребезги разбивая все его предыдущие теории.

“Дай еды”, – уже чуть громче снова повторил требовательный женский голос. Адам вновь резко поднял голову и увидел, что женщина жестами дублирует свою просьбу, дотронувшись указательным пальцем до своих губ. Словно зомби попытавшись встать, он скривился от тут же отозвавшегося болью ребра и, опустившись на прежнее место, подтянул к себе котомку. Не в силах отвести взгляда от завораживающей одним своим существованием женщины, он стал шарить в ней рукой в поисках чего-нибудь съестного. Порывшись какое-то время, Адам нащупал мягковатую от времени увесистую картошку и, посмотрев на раздавленный им при падении предыдущий клубень, молча протянул её. Осторожно поднявшись и не сводя с него внимательных глаз, она достаточно быстро и грациозно двинулась в его сторону. Приблизившись на расстояние чуть более вытянутой руки, дикарка присела на корточки, готовая в любую секунду сорваться обратно. Адам, в свою очередь, осторожно, чтобы не напугать, чуть потянулся ей навстречу, снова почувствовав проклятое ребро. Протягивая овощ на раскрытой ладони, он терпеливо ждал до тех пор, пока женщина, не мигая глядя Адаму в глаза, осторожными пальцами потянулась к угощению. Когда расстояние между их руками сократилось до нескольких сантиметров, она резко схватила овощ и быстро метнулась от него прочь, усевшись на колени так, чтобы Адам был у неё на виду. Повертев и обнюхав невзрачный корнеплод, она тоже посмотрела на раздавленную им картофельную приманку и, неожиданно откусив большой кусок, стала его активно пережёвывать. Её испачканное землей достаточно миловидное лицо несколько портило покраснение, оставленное его случайным кулаком. Но это были сущие мелочи, и Адам улыбнулся от того, что с набитым картошкой ртом она напоминала ему какое-то милое животное, название которого он не мог вспомнить. Ещё не до конца прожевав, она вновь и вновь вгрызалась в обмякшие бока овоща до тех пор, пока в конце концов не запихала всю картошку себе в рот. От того с какой жадностью она глотала плохо пережёванные куски, поспешно вытирая вытекающие изо рта сок и слюну, Адам понял насколько она была голодна. Наблюдая за тем, как женщина жадно ела сырую картошку, и стесняясь её близкого присутствия, Адам, закусив нижнюю губу, думал: “Боже, я и в прошлой-то жизни не был ловеласом, а теперь… Она хотя и дикая, – думал он, – но, конечно, очень симпатичная. Надо сказать что-то элегантное, эдакое незаурядно умное, показать ей свою цивилизованность”. Тем временем женщина, доев полученное угощение и утерев губы, уже более дружелюбно посмотрела на Адама и снова попросила: “Дай ещё”. Адам, совершенно растерявшись, выпалил: “А морда не треснет?” Она, не медля ни секунды, отрицательно покачала головой. Он, смутившись своему глупому ответу, торопливо полез в котомку и, не глядя, начал рыться в ней сначала здоровой, а потом уже двумя руками, путаясь в обрывке материи, скрывающей место укуса. Не найдя искомого на ощупь, он, почти засунув голову в матерчатую горловину, краснея и глупо улыбаясь, ковырялся в недрах сумки, периодически поглядывая на женщину.

Через некоторое время безуспешных поисков, несмотря на то что он точно знал, что запасы у него были, ему стало казаться, что еды больше нет. Бросая быстрые взгляды на явно всё еще голодную женщину, Адам не переставал рыться только потому, что мучительно пытался найти выход из ситуации, в которой оказался. Но неожиданно, его пальцы наконец-то нащупали небольших размеров морковь. Проглотив предательскую слюну, извиняющимся голосом он произнёс: “А картошки больше нет”. Она изучающе смотрела на предложное ей новое угощение. “Что, не видела никогда? – заметив её нерешительность, спросил Адам. – Ешь, не бойся”. Помедлив, женщина придвинулась ещё чуть ближе и, взяв морковь, понюхала её. Затем, стряхнув с неё остатки земли, жадно, с хрустом откусила приличный кусок, сидя прямо рядом с Адамом. Довольный прогрессом их отношений, он подмигнул ей: “Яблоко ты съела?” Женщина, бросив на него быстрый взгляд, не отвечая, продолжила жевать хрустящую морковь. “Ты, конечно, ты. Больше некому”, – сам себе ответил Адам. Заметив, как она, вновь откусив приличный кусок моркови, сунула остаток овоща целиком себе в рот, он снова улыбнулся, вспомнив название зверька, на которого была похожа женщина. “Хомяк”, – тихо произнёс он себе под нос. Она на секунду замерла и снова принялась активно жевать. Глядя на её раздутые от слишком большого количества еды щёки, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос от забавного сходства, Адам произнёс: “Смотри не подавись, а то…”

В это мгновенье с внешней стороны кустов послышалось мерное механическое урчание.

“Тихо”, – испуганно зашипел Адам, сделав ей страшные глаза и прижав палец к губам. Женщина испуганно замерла, перестав жевать, а он, кривясь при каждом движении от простреливающей боли ребра, тем не менее достаточно быстро, подкрался к зарослям кустарника. Дрожащими пальцами осторожно раздвинул ветки и, задержав дыхание, осторожно выглянул на поляну. Там, словно инвалид, ранено хромая из-за неработающей лапки, полз ангел, сканируя укрывающие их спутанные веки зелёной стены. Холодея от ужаса, Адам повернулся к женщине и испугано начал жестами умолять её не шевелиться. Понимая, что времени на раздумья нет, он старался что-нибудь придумать. Но ничего, кроме уже опробованного им способа убийства слуг ГОДсис, не приходило ему в голову. Адам с сожалением нашёл глазами торчащий из земли камень, который ещё так недавно проклинал. Понимая, что никаким образом вытащить его не получится, он в надежде шарил глазами, осматривая пространство вокруг в поисках иного орудия. Женщина, послушно не шевелясь, испуганно глядела на него. Не найдя вокруг ничего подходящего, Адам с досадой снова повернулся к кустам, с обречённой тревогой продолжил следить за ангелом, всё ближе подбирающимся к их укрытию. Понимая, что через несколько секунд они буду неминуемо обнаружены, он лихорадочно соображал, что можно ещё предпринять. И, не придумав ничего иного, не знавший что предпринять человек, закрыв глаза, зашептал про себя: “Боже, помоги, Боже…” И словно услышав его молитвы, не доходя до них каких-нибудь полметра, ангел внезапно остановился и, вероятно, получив какую-то новую команду, развернувшись, пополз прочь, в обратную сторону.

С облегчением выдохнув от такого невероятного везения, Адам, вытерев пот и всё ещё дрожа от напряжения, аккуратно вернул ветки куста на место. Стараясь не шуметь, он начал поворачиваться к женщине, чтобы сообщить о том, что опасность миновала. И неожиданно для себя внезапно оказался с ней нос к носу. Она, движимая любопытством, тихо подкравшись, стояла у него за спиной всё время, пока он наблюдал за тем, как злосчастный ангел уходит прочь. В горле Адама начал рождаться невольный крик, но она, прижав свою ладонь к его рту, заставила его проглотить рождённый испугом возглас. Ощутив губами волнующую теплоту её ладони, он, сглотнув слюну, благодарно зашептал сквозь её кисть: “Это был ангел ГОДсис”. Женщина непонимающе смотрела на Адама, который, уже несколько придя в себя, осторожно убрал её руку от своего лица и тихо продолжил, больше успокаивая себя, чем её: “Он ушёл, не бойся”. Не отпуская её руки и придерживая за саднящее болью ребро, он повёл её подальше от зелени кустов, к самому подножию стены.

Усадив женщину напротив, вытащил из котомки всё ту же наполненную более чем на половину бутылку воды и предложил ей. Она с жадностью припала к горлышку. Затем, благодарно вернув её обратно, с интересом стала наблюдать, как он, тоже сделав глоток, намочил край простыни, и, попросив у неё разрешения, начал стирать грязь с её лица, аккуратно обходя ссадину, оставленную на её лице.

“Меня зовут Адам, Адам Фёрст, – тихо сказал он, осторожно дотрагиваясь до неё мокрым куском ткани. – А тебя?” Она, коснувшись ладонью своей груди, тихо ответила: “Я – Эва Геула”. “Эва Геула”, – довольно повторил он, словно пробуя имя на вкус. И продолжая стирать грязь, скривился от боли, вызванной неосторожным движением. Женщина, в свою очередь, взяв у него бутылку, уже сама смочила ткань и осторожно начала протирать его ушибленное ребро. Адаму было больно, но он старался сдерживать себя, пока она осматривала прилично посиневший ушиб.

“Откуда ты?” – спросил он, ойкнув от её осторожного прикосновения. “Оттуда, – неопределённо махнула рукой она на стену и тут же добавила, кивнув на ушиб: – Не сломано, скоро пройдёт”. “А много вас там?” – заинтересовано спросил Адам. “Да, много”, – утвердительно кивнула она. “Откуда ты знаешь мой язык?” – задал очередной и так волнующий его вопрос Адам. “Это древний слог, язык мёртвых предков. Его учат не все, только те, кто будет говорить с богами за стеной, – ответила Эва и тут же без паузы спросила сама: – Ты тоже говоришь на нём. Ты видел богов?” Чуть замешкавшись, Адам ответил: “Ну, если ты говоришь о ГОДсис, то его нельзя увидеть”. “Почему?” – спросила она. “Ну, у него нет тела. Он везде и нигде”, – ответил Адам. “А почему она такая?” – спросила Эва, проведя пальцами по сочной траве. “Там, откуда ты пришла, нет такой?” – спросил Адам. “Нет, – отрицательно покачала головой Эва, – у нас горькая, колючая. А эта красивая”, – оторвав несколько травинок, она сунул их в рот и начала с удовольствием жевать. “Вы там едите траву?” – спросил, глядя на неё, Адам. “Нет, – негромко и очень мило засмеялась Эва, – мы едим животных или ягоды, когда их находят сборщики на отвесных склонах. Но иногда, когда совсем плохо, арнэт”. “У вас есть животные, и вы едите мясо? – спросил крайне удивлённый Адам. – А овощи, сливы всякие?” Эва, показав рукой на окружающие их кусты и деревья, сказала: “А что это – сливы?” “Это плоды, они растут на деревьях”, – улыбнулся её незнанию Адам. “У нас всё маленькое, деревья больные. На них ничего не растёт. А здесь красивые”, – озадаченно ответила Эва. “Это всё его труды. ГОДсис”, – осмотрев величественные деревья, стоящие вокруг них, произнёс Адам. “Ты всё время говоришь ГОДсис. А где остальные боги?2 – спросила Эва. “Ты что? Других нет и никогда не было. ГОДсис, он один”, – убеждённо ответил Адам. “Один? – ошарашено переспросила женщина, удивлённо глядя. – И здесь, и во всех других мирах?”

“Истинно говорю тебе, ГОДсис один, – словно ребёнку, улыбнувшись, произнёс Адам, – я, конечно, мог бы попробовать объяснить, как такое возможно, но боюсь, ты не поймёшь, – искренне глядя ей в глаза, произнёс Адам, – просто поверь на слово. И хотя Он, конечно, и зануда, но очень последовательный и терпеливый”. “А как ты сюда попал?” – спросила она его. Помолчав некоторое время, Адам ответил: “Я живу здесь с самого первого рождения. Можно сказать, уже 930 лет”. “А это много?” – озадаченно спросила Эва. “Это так много, что, боюсь, ты даже не можешь себе представить”, – с тихой тоской ответил Адам, опустив глаза. “Значит, и в тебе есть сила Бога. Может, ты Его сын?” – осторожно произнесла Эва. “Он создатель этого тела, – ответил Адам, разведя руки в стороны, – и в каком-то смысле да, сын ГОДсис… Но когда-то давно, в начале этих последних времён я понял, при каких условиях Он может существовать и иметь свой святой дух познания”, – ответил Адам. “Отец, сын, святой дух? Ничего не поняла”, – пожимая плечами, произнесла Эва.

После этих её слов что-то знакомое и невозможно родное сладко кольнуло его сердце. И Адам, боясь спугнуть появившееся ощущение, замер, пристально вглядываясь в её лицо, пытаясь разглядеть в нём это едва уловимо важное и давно потерянное. “Совсем ничего?” – осторожно почти выдохнул он. “Ни капелюшки”, – призналась она, искренне глядя ему в глаза. Адаму показалось, что его ударило током в самое сердце. И в это же мгновенье он явственно увидел, что не Эва сейчас находилась совсем близко рядом с ним, а Рита. И он не в грязной, рваной простыне сидит на холодной земле у подножия огромной древней стены, а лежит в светлой комнате нового дома, на тёплой мягкой белизне постельного белья.

Мотнув головой, Адам протёр глаза, и видение исчезло, вернув его в реальность, поменяв Риту на Эву. Но в это же мгновенье он совершенно ясно поймал в её лице то, что подтолкнуло его на эти видения. Точно такое же недоумение, ту же милую морщинку у переносицы, какая была тогда у Риты, в то последнее утро его прошлой, такой счастливой жизни, полной радостного ожидания будущего. И этот колоссальный марафон времён, который начался в сентябре 2017 года с Риты и так неожиданно закончился сегодня, спустя 930 лет, встречей с Эвой, раздавил его всеми сотнями лет бесконечного одиночества. И Адам совершенно ясно понял, что никогда, НИКОГДА, НИ-КОГ-ДА больше не останется один. Он осознал, что уже любит эту неизвестно откуда взявшуюся и зачем-то пришедшую сюда женщину. И будет вместе с ней, чтобы ни случилось. И великое понимание произошедшего, через боль потерянной прошлой жизни, переродилось в радость обретения нового настоящего и, наполнив его глаза влагой, вышло из него слезами.

АДАМ ЗАПЛАКАЛ.

Он ничего не мог с собой поделать. Слёзы текли из его глаз от горя утраты и радости обретения. От переполнявшей его ненависти и глубокой благодарности к ГОДсис. А ещё и от того, что вот прямо сейчас напротив сидел живой и такой любимый теперь ЧЕ-ЛО-ВЕК, который разговаривал с ним, интересовался его жизнью.

Возможно, при других обстоятельствах появление дикарки, она сама и её поведение могли бы быть истолкованы им двояко. Но сейчас у него не было выбора. И он полюбил её бесповоротно и окончательно. Соединив воедино обретённую им благодаря съеденному ею запретному яблоку Эву, первую женщину, встретившуюся в жизни Адама 22, и почти стёршийся из памяти образ Риты, умершей почти тысячу лет назад.

И словно почувствовав родившееся в нём чувство, женщина мягко подняла руки с ещё не сошедшими следами связывающих её пут и, придвинувшись ближе, обняла его, положив голову Адама себе на плечо. И отвечая на этот жест простого человеческого участия, в ответ он тоже крепко обнял её. И не обращая внимания на боль ребра, заревел ещё сильнее, всхлипывая и трясясь всем своим худым, давно немытым телом.

Купаясь в слезах своих эмоций и новых физически совершенно неведомых ощущений, упиваясь волнующим запахом её кожи, всем естеством вбирая в себя тепло женского тела, сквозь слёзы Адам спросил: “То яблоко… оно было вкусное?” “Лучшее из всего, что я когда-либо пробовала”, – тихо ответила она. И, он ещё плотнее прижавшись к ней, заплакал с новой силой.

Поднявшийся ветер, треплющий скрывающие их кусты, сорвал небольшой листок с раскачивающейся ветви стоящего рядом с ними дерева и, не обращая на людей никакого внимания, весело кружа и свободно играя, поднял его своими потоками высоко вверх над центром 3. Легко перенёс его через стену и унёс куда-то в сторону величественных гор, возвышающихся за безжизненными землями, лежащими за садом ГОДсис.

14

В тёмном, напитанном влагой и плесенью воздухе помещения дата-центра стоял тихий мерный гул работы оборудования системы ГОДсис. Помещение наполненное пышными комками слипшейся вековой пыли, напоминало собой давно не отчищаемый от пыли огромный системный блок компьютера. На стене расположенной рядом с контрольной панелью управления системой, находилось огромное табло с полем горящих зелёным светом диодов жизнедеятельности ангелов. Но среди нескольких десятков негорящих точек, означающих смерть одного из механизмов Автоматической Навигационной Группы Электронной Логистики, уже разбросала свои страшные раковые метастазы приличная россыпь зловеще мигающих красных огоньков, указывающих на необходимость проведения срочного ремонта ангелов. Расположенные в форме креста прямо над панелью управления мониторы контроля, помимо текущих показаний жизнедеятельности центра, выдавали частые сообщения об ошибках системы, аварийном отключении механизмов, и другую тревожную информацию, требующую исправления ошибок программных цепей. Каждый из секторов центра 3 имел свой отдельный экран с точками геолокации “живых” ангелов. Один из мониторов сектора “Змей”, выдавал однообразную картинку поляны, находящуюся непосредственно у подножия стены. При этом повредившийся от удара объектив, будто плохо видящий и от этого щурящийся человек, никак не мог настроиться, постоянно уходя в сильный расфокус. Поверх картинки мигала надпись “Ошибка. Потеря геолокации, контроля дальнего сектора”. На следующем в ряду экране, в широком столбце цифр и данных, среди множества другой информации, побежала строка нового сообщения. “Ангел. Частичная техническая неисправность системы передвижения. Поиск произведён, объект завершённой селекции “яблоко” не обнаружен. Задача сбора не выполнена”. И ещё одна лампочка на контрольной панели, поменяв зелёный цвет на красный, стала тревожно мигать. И буквально следом выскочила следующая строка. “Основной диск дефрагментирован, для перезагрузки системы требуется подтверждение наличия живой биологической единицы оператора Адам. Глобальный поиск, Адам 22”.

Внезапный резкий подземный толчок сотряс комнату. Заработал прерывистый сигнал тревоги, а под потолком включился аварийный стробоскоп, с равными интервалами времени заливая своими яркими вспышками всё пространство дата-центра, тревожно выхватывая из пыльного полумрака серые, испачканные высохшими потёками воды стены, вдоль которых стояли шкафы частично работающей аппаратуры.

После достаточно приличного, но кратковременного подземного толчка, кроме всполохов сигнализации, кажется, ничего и не изменилось в мрачной духоте дата-центра. Но внезапно подземный удар повторился снова, и тут же ещё, но уже более сильный. С потолка начала осыпаться древняя штукатурка, покрывая всё вокруг посеревшей от времени пылью. Землетрясение, усиливаясь, сдвинуло один из дребезжащих стыками шкафов, стоящий у покрывшейся трещинами стены, рядом с дверью входа, и он, наклонившись, упал, разбивая стекла дисплеев, с громким звуком выбрасывая искры замыканий, струйки дыма и горький запах закоротивших проводов. И следом, словно сделав то, что и планировало, землетрясение стихло, сведя толчки почвы на нет. А среди вновь и вновь появляющихся на одном из мониторов цифровых сообщений практически незаметно пробежала строка информации: «Предполагаемое нарушение границ периметра центра. Протокол усиления внутреннего контроля включён, начать запуск мобилизации».

15

“Если он не увидит меня в ближайшее время, то что-нибудь заподозрит, – как можно более убедительно говорил Адам, продолжая начатый ранее разговор. Он сидел напротив Эвы, доедая вместе с ней остатки оставшейся на дне котомки моркови. – Я явлюсь перед ним, потом наберу продуктов и вернусь обратно, – произнёс набитым ртом Адам и предложил Эве огрызок овоща, который держал в руке. Заметив, как Эва грустно посмотрела на него, он сунул его в рот и, быстро оглянувшись на близкие кусты, продолжил: – И вот ещё что. Здесь тебе находиться опасно. Он всё видит, поэтому лучше будет, если ты на время уйдёшь за стену и побудешь снаружи, пока я не вернусь. А потом проберёшься обратно, и мы подумаем, как быть дальше”. Всё время, пока Адам говорил, Эва, дожёвывая морковь, сидела, опустив глаза, гладя рукой траву. “Но я пришла говорить с Ним, – наконец подняв глаза, ответила она. – Мне нужна Его помощь”. “Поверь, Ему совершенно нет дела ни до тебя, ни до меня. Этот лес, вот что ГОДсис интересует”, – мягко, но стараясь быть максимально убедительным, произнёс Адам. “Давай я схожу к Нему, а когда вернусь, мы подумаем вместе, как помочь тебе, хорошо?” – сказал Адам, пытаясь заглянуть в её вновь опущенные глаза. Помолчав, будто решая что-то важное, задумчиво глядя себе под ноги, Эва ответила: “Хорошо, – и, решительно поднявшись, не оборачиваясь, пошла к норе. – Возможно, ты и прав”. Адам, довольный тем, что ему удалось уговорить женщину, достаточно проворно поднявшись на ноги, заторопился за ней следом, тараторя без умолку: “Я всё продумал. У меня вот есть верёвка, – идя за ней следом, быстро говорил он, ковыряясь в сумке. – Возьмёшь один её конец, а второй мы спрячем здесь. Ты пролезешь наружу и будешь ждать меня там. Я схожу к Нему, вернусь, и потяну за неё. Ты снова пролезешь, и окажешься здесь. Хорошо?” Эва, шагая, не отвечала, глядя себе под ноги. “Так правда будет безопаснее, поверь, – заглядывая ей в лицо, повторил Адам. – Я знаю, о чём говорю. Он же очень, очень… Она остановилась возле норы и, вздохнув, молча протянула руку, глядя ему в глаза. Адам, тут же замолчал, так и не вытащив руки из сумки. “Что?” – спросил растерянно он. “Верёвку”, – проговорила Эва. Обрадованный Адам засуетился снова: “Подожди. Чёрт… Сейчас, сейчас, – он снова начал копаться в сумке и, отыскав наконец злосчастную верёвку, наклонился к ней, проигнорировав боль в ребре, которую перекрыл собой одуряющий и такой волнующий запах женщины. Адам завязывал верёвку на поясе женщины. Эва, вздохнув, кивнула и опустилась на четвереньки, собираясь лезть в тёмную нору хода. Будто боясь не успеть, Адам быстро присел с ней рядом, механически схватившись за прострелившее ребро. Заглянув в её грустные глаза, страшно волнуясь, он зашептал: “Я так долго ждал тебя. Ты же будешь там, когда я вернусь?” Эва посмотрела на приличный синяк ушибленного ребра, хорошо видимый из-под его руки, и, вздохнув, утвердительно кивнула головой. “Скажи мне то, что я хочу услышать”, – снова попросил Адам, кладя ей руку на плечо и заглядывая в глаза. “Буду там”, – чуть слышно прошептала она в ответ, затем, бросив на него быстрый взгляд, легла на живот и полезла в черноту лаза. Но едва её голова скрылась под землёй, почва под ними содрогнулась, осыпав плечи женщины землёй, упавшей со свода лаза. Она испугано рванула обратно и выбралась из норы. Поднявшись на ноги, с комками почвы в волосах, она испугано зашептала: “Он гневается за то, что я пришла в Его мир?” “Что ты? Это просто землетрясение, они постоянно происходят. Ни Он, ни ты не имеете к этому никакого отношения, поверь”, – убеждённо тараторил Адам. Эва, испугано глядя ему в глаза, спросила: “А если когда я полезу, Он снова начнёт трясти землю?” “Но ты же сюда забралась? И Он ничего такого не сделал, правда? Логично предположить что ты сможешь это сделать столько раз, сколько потребуется – как можно более уверенно улыбнувшись, ответил Адам. – И потом. Я буду ждать тебя здесь и помогу в любом случае”. Эва вздохнула и снова легла, собираясь лезть в нору. Но как только она по пояс скрылась в прорытом ходе, Адам опять остановил её, положив руку на бедро: “Может, тебе лезть ногами вперёд? Это, конечно, менее удобно, но если что-то случится, мне легче будет тебя вытащить”. Она замерла, будто обдумывая услышанное, и затем неуверенно кивнула: “Хорошо, давай попробуем”. В очередной раз выбравшись, Эва развернулась ногами вперёд и уже в который раз приготовилась забраться в подкоп. У самого его чёрного зева, она задумавшись о чём-то на пару секунд замерла, но затем, решительно полезла вовнутрь. “Как выберешься с той стороны, дёрни за верёвку. И я буду знать что у тебя всё в порядке. Хорошо?”, – попросил Адам. Эва кивнула, и тут же не сильно ударилась затылком о массивный камень, чуть выпирающий из свода лаза. “Осторожней, милая”, – улыбнулся Адам, глядя на то, как она умильно потерла место ушиба. Эва коротко кивнула и поползла дальше. Работая локтями, она хоть и не так быстро, как прежде, но ползла. И хотя ей было очень неудобно, но женщина старалась почаще смотреть на подбадривающего её Адама, который повторял одну и ту же фразу по кругу: “Давай, давай… У тебя получится”. Стараясь говорить как можно более весело, вымученно улыбался Адам, чувствуя острую тоскливую боль в груди от вида того, как черты её лица постепенно пожирали серо-чёрные краски темноты подкопа. Сдерживаясь, чтобы не разреветься как ребёнок, вынужденно расстающийся со своим сокровищем, он лежал на животе рядом с лазом. Страх того, что он больше не увидит её, умножался наваливающимся на него ужасом вновь наступающего одиночества. Улыбка, которую он приклеил на свои губы, мучила его, сводя мышцы лица. Но он против своей воли продолжал начатое, причиняющее ему невероятную душевную муку. Адам видел, что и Эва не хочет делать то, что делает. Но мысль о беспощадном ГОДсис, который наверняка убьёт её, заставляла его губы страшно скалиться, изображая улыбку, внутренне отбиваясь от атаки панических мыслей о совершенной невозможности больше быть одному, внезапно подкравшемся ангеле или о страхе нового землетрясения.