скачать книгу бесплатно
Дед, осторожно высвобождаясь от тела Ивана, взял в руки лопату, скорбно проговорил:
– Эх, Лёня, не видели вы меня столько лет, и не было у вас хлопот. Выходит, что беда за мной так и ходит по пятам. Я только несчастья в дом приношу. Прости меня, сынок! Вот похороню Ваню, и завтра же уеду, пока ещё чего не случилось. Не имею права я находиться с вами рядом. Не достоин я этого счастья. Как ты только что убедился, что мой друг был зэком и сам я из их числа. Вот, отдам сейчас свой долг и освобожу честных и порядочных людей. У каждого человека есть своё место на этой земле – так распорядился сам Господь. А место моё там, где приютила меня такая же сирота, как и я. И благодарен я ей за это от всего сердца – знаю, ей я всегда нужен.
Лёнька слушал деда, откидывал лопатой землю, пытался подобрать хорошие слова для него:
– Ты не прав, дедушка. Ты нужен и мне, и папе, и моей сестре, и маме моей. Вон как мы все обрадовались, когда ты к нам приехал! Ты для нас самый родной и друг у тебя был хороший. Когда – нибудь мы поставим ему памятник, а эту сопку назовём Бучиной горой.
Степан отложил лопату в сторону, подошёл к внуку, прижал к себе и стал гладить мокрые его волосы от быстрого бега.
Так они стояли минуту, другую; Лёнька и его дед – такие близкие и родные люди, нашедшие друг друга через много лет здесь, в местах Забайкалья.
Степан посмотрел на верхушки сосен, произнёс:
– Пусть памятником ему будет эта высокая сосна и никто, кроме нас с тобой не будет знать о его могилке…
Земля копалась легко. Влажный песок поддавался лопатам, а иногда Лёнька вместе с дедом руками вычерпывали песок, что – бы дело шло быстрее.
Расстелив простынку возле вырытой ямы, Лёнька отошёл в сторону, что – бы дать деду сделать последнее – завернуть тело в простынь. Дед снял с Вани одежду, вытер ею друга, завернул в простынь, как младенца – с головой конвертиком и бережно скатил Ваню в могилку.
Лёнька стоял и смотрел – помогать деду не решился, для него это было совсем непонятным, и совсем не радостным событием.
Могилу засыпали землёй, пригладили лопатами, а вот холмик делать не стали. На сосне Лёнькин дед вырезал аккуратно ножом, от которого умер его друг, крест. Вырезал имя, обозначил дату смерти на коре и сказал:
– Давай, Лёня, помолчим минуту в честь памяти этого человека, он был совсем одиноким.
Лёнька встал навытяжку, затаил дыхание, и перед его глазами встала вдруг картина выноса знамени, когда его принимали в пионеры. Он, слышал, как звучал пионерский горн, слышал барабанную дробь и чувствовал, как лёгким шёлком алого цвета держал он на своей руке галстук. Может и не был Буча пионером, но он имел доброе сердце, и это стоит того, что – бы отдать ему честь.
Недолго думая, Лёнька приложил свою руку к виску, отдавая свой мальчишеский долг человеку, который жил, как умел в этом мире. И никто его не вправе судить, как сложилась его судьба. Так или иначе, но проводить в последний путь человека нужно по – человечески.
Лёнька и его дед стояли над могилкой, и каждый думал о своём. Мальчишка понимал – нелегко деду уходить отсюда, оставляя это печальное место. Он не торопил его, стоял и ждал, пока дед проститься с другом.
Начинало уже темнеть.
Мама Лёнькина уже сто раз, наверное, выходила на крыльцо, высматривая сына. А тут ещё и дед пропал. Она же не могла догадаться, что они где – то вместе нашли себе занятия.
Лёнька успокаивал деда —
– Мы будем сюда приходить с Виталиком. Ты не волнуйся, дед, он мой самый лучший друг и, поверь – секреты умеет держать. Пойдём, пора уже, да и мама заждалась.
Не успели они спуститься к подножию, как тут же стемнело.
Лёнькин дед только теперь смог прийти в себя окончательно и оглянуться вокруг:
– Видишь, Лёнь, сама природа помогала нам в том, что – бы мы с тобой успели всё сделать, как надо. Ждала и не опускала на нас сумерки. А ведь вчера стемнело намного раньше.
Он посмотрел на вершину холма, где навсегда остался его друг и направился к посёлку, догонять внука. Лёнька приостановился, дожидаясь деда, потом спросил:
– Ты расскажешь папе о том, что здесь случилось?
– Нет, зачем я буду забивать ему голову своими проблемами? Я похоронил своё прошлое, а тот, другой беглый уже не опасен. Он сам уйдёт в тайгу из этих мест, может зимник встретит, где сможет и отдохнуть и поесть. А если посчастливиться, то и до матери своей дойдёт.
В его голосе Лёнька почувствовал сомнение в том, что напарник Бучи, дойдёт до своей намеченной цели.
У дома Лёнька заметил мать. Быстро выхватил из рук деда лопату, забросил в близлежащие кусты.
– Ну, всё, дед, сейчас нам влетит по первое число.
Катерина, увидев пропавшую парочку, кинулась к ним со словами:
– Степан Яковлевич, мы уже и не знали, что думать! Здесь у нас и болота и зверьё ходит, да и заблудиться можно. Ну, нельзя так надолго исчезать! Леонид, тебя это тоже касается, между прочим. Вон, речка, вроде бы и не глубокая, а несётся так, что и не выпрыгнуть не успеешь. Весь посёлок с отцом обегали – вся душа изболелась».
Да всё в порядке, мам, мы просто незаметно ушли далеко, заговорились, и не заметили, как время пролетело. Дедушка мне рассказывал, как жил все эти годы, а я, в свою очередь, свою жизнь рассказывал. Мы многое друг о друге узнали» Лёнька посмотрел на уставшего деда, продолжил :
– Нам бы теперь обмыться после такой прогулки, да и одежду поменять, в какую – то грязную лужу попали, еле выбрались.
– Вижу – какие вы оба чумазые. В какой – то глине, в траве.
Катерина, обрадованная тем, что её сын вернулся живым и невредимым, захлопотала на кухне. Павел, немного пожурив сына за долгое отсутствие, вспомнил, что сегодня в бане мужской день и, что – бы не плескаться в тазике, предложил отцу и Лёньке отправиться в баню. Катерина приготовила чистые вещи для мужчин и, проводив их, занялась приготовлением ужина. Настроение у неё было приподнятым – она так сегодня испугалась за сына.
Вихрем влетела Раиска. Узнав, что Леонид и Лёнькин отец нашлись, облегчённо вздохнула:
– Ну, теперь можно расслабиться и покурить. Рассказывай, где же они были всё это время?
– Зачем ты куришь? Я не замечала у тебя охоты к табаку.
– Полноту сбиваю. Как приучилась к этой гадости, даже и не заметила. Сначала за компанию в институте баловалась, потом тоску и своё одиночество в куреве топила, а теперь уж боюсь, что не бросить мне эту привычку. Вот Митю привезу, сразу же выброшу сигареты.
– Давно пора. Нужно было тогда не поддаваться своим родителям, а настоять на своём и сына забрать. Моя мама тоже просила Танюшку оставить с ней, когда я на БАМ ехала к Паше. Да только я заранее знала, что лишь поезд тронется, и я выскочу из вагона, что – бы схватить дочку и прижать к себе, уже не расставаясь с ней.
– Ты ехала к мужу, вдвоём можно всё преодолеть, а я не рискнула взять с собой сына. Хоть и тосковала всю дорогу о нём, да понимала, что мой Митя в надёжных руках. Теперь, за эти четыре года они так к нему привязались, что даже не знаю, как буду забирать у них сына? И без него уже нельзя – тоска съедает. Как посмотрю на Лёню, так и Митю вспоминаю. Тоже уже пионером стал, бабушкам и деду помощником. Нет, Катерина, я даже боюсь подумать, что будет с моей мамой, отцом и Пашкиной матерью! Они просто души в нём не чают. Можно ли оторвать от них то, к чему они за эти годы прикипели? Я не понимаю тётю Дусю. Она добрая, хорошая, обожает Галиных детей, Дочек – Олюшки и Полины, сдувает пылинки с Мити. Но почему так холодно относится к Пашиным детям? То, что она испытывает к тебе, мы с тобой знаем, но причём Лёня и Танечка? Если бы она их увидела, уверяю, что её несправедливое равнодушие к ним вмиг исчезло. Вот поеду за Митей, снова буду ей объяснять, какие замечательные дети растут у её сына. Где – то в глубине души она, конечно – же, любит их, да всё никак не может признаться себе в этом.
– Не нужна моим детям выпрошенная любовь, они согреты любовью своим отцом и своей матерью. Их любит бабушка и дед, живущие в Германии, их обожает моя сестрёнка. Теперь вот у нас появился дедушка Степан. Я считаю, что этого достаточно».
– Знаешь, Катя, когда я два года назад ездила к родителям, Пашкину мать просто не узнала. Она вся светилась. Стала прихорашиваться, чего раньше за ней не замечалось. Твердила Мите, что у него есть ещё один дедушка и, как – нибудь она поедет к нему.
– Интересно, почему они до сих пор не встретятся? Ведь он ждёт её и она обещала нам в письме, что хоть и боязно, но она обязательно насмелится и навестит своего Степана. Знает, что тот не совсем здоров, а ехать почему – то так и не решается. Чего время тянут? Столько лет к этому шли, а теперь, получается, что боятся друг друга?
– Знаешь, подруга, я догадываюсь, почему они этого боятся! Причём боятся оба. Вот представь, что вы с Пашкой потеряли друг друга на двадцать лет, а потом поняли, где нужно друг друга найти. Ты бы решилась появиться перед ним уже пожилой женщиной, можно сказать, старой?
Поймав на себе испуганный взгляд Катерины, Раиска продолжила, вот и с ними тоже самое происходит в душе. А тётя Дуся за последние годы очень сдала. Пашкин отец весь седой, хотя и не очень – то и старый. Пятьдесят лет – не срок для мужчины, если жизнь была без особых терзаний.
– То – то и оно, что без терзаний. А у Степана Яковлевича их было много.
Пашка хлестал отца веником, приговаривал:
– С гуся – вода, с моего бати – худоба. Кожа, да кости у тебя, батя. Надо бы поправится, а то моя мамка худых не любит.
Пашка смеялся, а Степан, задыхаясь от счастья общения с сыном, соглашался:
– Да, сынок, твоя мама полюбила меня в те годы, когда я был круглолицым, кучерявым и розовощёким парнем. Теперь – то я растаял, словно снеговик по весне. Поправиться бы надо, а то не признает меня моя Дуся. Так и не приехала она ко мне, но я всё равно её дождусь. Она обещала.
– Ты жди, отец, она приедет. Мы ей в письме снова напомним, что – бы ехала – не раздумывала.
Лёнька в парилку заходить не решался. Париться он не любил, поэтому с большим удовольствием плескался в своём тазу банного отделения, вспоминая, как когда – то они жили в этой бане, как помогал он отцу и грузину при её ремонте. Лёнька пушил в тазу пену от мыла, удивлялся, как быстро летит время – ведь совсем недавно это было, а прошло уже больше четырёх лет! Ему вспомнилась сегодняшняя картина с беглыми заключёнными. Сегодня уснул вечным сном друг Лёнькиного дедушки. Пролетят вот так же быстро года, и сгладится еле заметный холмик на горе. Буквы, вырезанные на сосне, затянутся, как затягиваются у людей раны на душе и от этого Лёньке становилось грустно.
– Нужно бы завтра лопаты найти и положить на место, – подумалось ему. Где там, отец с дедом? Пора домой идти.
Билетёрша Тётя Валя хохлушка, провожая из Лёньку и его дедушку с отцом, смеялась:
– Леонид, не хочется тебе снова пожить в этой бане? Ты же не хотел отсюда уходить, помнишь? А бесконечные чаи в вашей комнатке не забыл?
– Нет, я всё помню. Здесь, конечно же, было хорошо, спасибо баньке, что когда – то приютила нас, но жить теперь в ней мне не хочется, очень тесно.
Распаренные и умиротворённые после горячей баньки, все трое, не спеша, шли домой и мирно беседовали…
Прошло три дня, как Степан похоронил Бучу. Улучшив момент, когда Катя с Павлом были на работе, а Танюшка в садике, он признался внуку, что завтра должен уехать.
Но перед отъездом ему хотелось ещё раз сходить на могилку к своему другу:
– Ты пойдёшь со мной, Лёнь? Я знаю, что тебе в школу надо идти, но я тебя дождусь и мы вместе сходим на сопку. Ты как, не против?
Лёнька, против не был, когда ещё придётся пообщаться с дедом?
– Я постараюсь побыстрее вернуться из школы, и мы с тобой обязательно сходим.
Скоро конец занятиям, начало летних каникул и пропускать школу нельзя, а то бы я вовсе не пошёл сегодня, раз такое дело. Но нужно идти. Ты пока отдохни тут без нас, телевизор посмотри, а там и я вернусь.
С этими словами он выбежал из дома. По дороге в школу, Лёнька думал о своём деде. Все эти три дня он замечал, что деду нездоровилось. Играл с Танюшкой, смеялся вместе с ней, но Лёнька замечал, что у деда что – то болит, или очень чего – то беспокоит.
Вернувшись из школы, бросив портфель на кровать, первым делом спросил:
– Дед, ты как? Хорошо себя сегодня чувствуешь? Может, в другой раз сходим на сопку? Поживи у нас ещё, мы с тобой на рыбалку в воскресенье пойдём. Знаешь, какие хариусы в нашей речке водятся!
– Нет, внучок, ехать мне надо. За меня не волнуйся, здоров я. В моём возрасте уже что – то, да не ладится. Не стоит обращать на это внимание. Я вот что подумал – может, фотоаппарат возьмём? Потом помолчал, как – бы стесняясь, продолжил:
– Еды бы, какой прихватить с собой не мешало. Так, что – бы матери не было заметно.
Лёнька вмиг сообразил, о чём тревожился дед. Бросился открывать на кухне шкафчики, доставая оттуда еду.
Уже минут через пять на столе высилась гора из продуктов. Здесь были сахар и соль, спички и консервы, сухое молоко и хлеб, два брикета киселя и даже две большие белые свечки. У них всегда в запасе, на случай отключения света, имелись свечи. Последнее время свет отключали очень редко, но свечи мама иногда, по старой привычке, продолжала покупать. Дед, складывая в сумку провизию, благодарил внука и переживал, что будет, если Катерина заметит исчезновение продуктов. Лёнька убеждал его, что мама у него совсем не такая, какой кажется деду. Она очень добрая и приветливая. Привыкла, что у нас всегда много друзей и всегда этих друзей угощает. Но когда Лёнька снял с вешалки ветровку, дед испуганно замахал на внука руками:
– Что ты, что ты! Это же совсем ещё хорошая вещь, пригодится!
Лёнька невозмутимо продолжал:
– Моя мамка хоть и накричит иногда, но что – бы накормить или протянуть руку помощи нуждающемуся – это для неё закон. Вот такая моя мама, дед.
В это время вошёл Виталик. Последние дни они встречались только в школе. Лёньке с приездом деда было недосуг, но сейчас он обрадовался другу. Виталик ещё в школе обещал Лёньке прийти сегодня к нему в гости.
Зная о дальнейших своих планах, где – то в глубины души, Лёнька очень надеялся на то, что дед разрешит Виталику пойти с ними на сопку. Ему все эти дни так хотелось поведать другу всю историю, которая случилась с ним и его дедом за эти дни.
Виталик был совершенно противоположен по характеру своего друга. Он был молчаливым и застенчивым, как девочка, скромным и добрым. На уроках внимательно слушал учительницу и даже на переменах не шалил.
Мать Лёнькина давно заметила в этом мальчике какую – то тихую грусть и ангельскую внешность – светлые локоны, обрамляющие его милое лицо, взлетали, словно пушинки при любом его движении. Это его мама спасла тогда Лёнькину сестру, когда та обожглась. После того случая Лариса Сергеевна стала самым дорогим человеком для семьи Егоровых.
Виталик вежливо поздоровался с Лёнькиным дедом, а заметив, что те куда – то собрались, застенчиво произнёс:
– Я, наверное, не вовремя? Тогда я в другой раз приду.
После этих слов он повернулся к двери, что – бы уйти.
Лёнька обратился к деду:
– Дед, Виталик мой самый лучший друг, в школе за одной партой сидим с первого класса. Можно, он с нами пойдёт? У нас с ним секретов друг от друга нет. Мы с ним вместе тогда обнаружили беглых.
Виталик благодарно посмотрел на Лёньку, потом в ожидании на его деда. Было видно, что мальчишке очень хотелось пойти с ними. С Лёнькой ему всегда было хорошо и весело.
Степан смотрел на друга своего внука, что – то своё думал, потом произнёс:
– Друг всегда должен быть рядом со своим другом и в радости, и в горести. Так тому и быть – идём все вместе. Виталик тут – же расплылся в улыбке. Со своим неутомимым другом он готов был идти куда угодно! Знал, что это всегда будет заманчиво и интересно.
Через некоторое время все трое шагали к намеченной цели. Виталик даже не спрашивал – куда они идут. Это было совсем неважно! Главное, что вместе. И фотоаппарат у Лёньки на шее болтается – значит, впереди у них предполагается очередное фотографирование интересных кадров для конкурса. Это здорово! Они с Лёнькой использовали уже три плёнки и это не предел. Из всех фотографий отберут самые лучшие и вставят их в свои альбомы. Разговоры по дороге велись обо всём, только не про то, куда идут и зачем.
У высокой сосны остановились. Виталик радостно воскликнул:
– Мы здесь были. Помнишь, Лёнь? Давай рюкзаки поищем, может, где валяются недалеко. Как мы с тобой и догадывались – это были они, беглые зэки. Их так и не поймали. Моя мама до сих пор не разрешает мне далеко от дома отлучаться. Сегодня у неё дежурство – на сутки ушла, поэтому я и решился с вами пойти. Вообще – то я думаю, что никаких бандитов не было, а рюкзаки утащил какой – нибудь охотник или тот, кто на аэродром шёл. Ведь совсем недалеко тропинка к аэропорту.
Виталик, оглядывая место, где недавно были с другом, произнёс:
– Мне кажется, что здесь кто – то валялся по земле – вон как всё истоптано. Может, медведь?
Он посмотрел на Лёнькиного деда. Тот, не торопясь, выложил из сумки стакан, налил в неё воды из бутылки, поставил на землю. На стакан положил хлеб и после этого зажёг свечу, которую воткнул тут – же, в землю. Виталик ничего не понимал. Они что, уже обедать будут? Но зачем свечка? Лёнька, обдумывая, с чего начать, что – бы друг его хоть что – то понял. Он поднял глаза, посмотрел на небо и вдруг заметил рюкзаки на ветке сосны. Висели они так высоко, что не так – то легко можно было их снять. Кто – то вернул их на место.
Удивлению Виталика не было конца, а вот его друг нисколько не удивлялся этому. Смотрел загадочно на него и молчал. Виталик пожал плечами, перевёл взгляд на деда Степана тот что – то бормотал, гладил землю. Удивлённый мальчик только сейчас заметил на сосне крестик и какие – то на ней слова:
– Лёнь, смотри, свежая надпись. Тогда этого здесь не было! А когда до него долетели слова Лёнькиного деда:
– Здравствуй, Ваня, – он даже открыл рот.
Тихо и печально сделалось всё вокруг. Виталик непонимающе ждал, что же будет дальше? Степан разговаривал со своим другом, не обращая внимания на мальчиков.
Они сейчас были одни – Буча, который когда – то приютил своего пипетку в столярной тюремной мастерской и доверчивый молодой заключённый, наивно веривший в скорое своё освобождение.
Две судьбы. Такие разные и такие понятные друг другу. Невольная минута молчания у мальчишек продолжалась до тех пор, пока Лёнькин дед сказал:
– Я сейчас вернусь, а вы пока поговорите. Может, он дал время своему внуку, для того, что – бы тот смог рассказать всю эту грустную историю своему другу?
– Давай, присядем, мне нужно тебе кое – что рассказать.
