В сердце Каменных гор

Княжна, одетая в мужской наряд, лихо спрыгнула с лошади и кинула под ноги одного из стряпчих связку набитых зайцев, после чего звонко высморкалась, не замечая прикованных к ней взглядов.

Ляна нервно сглотнула и отвернулась, приложив ладонь к губам.

- А ты видела лебедей, Расея? – спросила она у меня чуть громче, точно пытаясь перекрыть зазывания Параскевы.

- Я как раз тоже собиралась задать этот вопрос.

Неспешной походкой, спрятав руки в меховых рукавах, к нам подошла Румяна. Видимо, судачества Параскевы ей порядком надоели.

- Рюен, скорее всего, уже успел навестить своих любимцев, - улыбнулась Румяна. – Я и сама люблю на них посмотреть. У нас дома много лебедей. Но эти особенные. А венок-то хорош, - кивком указала она на подарок. – Не удивлюсь, если таким зелёным и останется. Эртине любит всё напоказ делать. Смешной иногда бывает. Мальчишка.

Многие из охотников заспешили в шатры, где можно было согреться, пообедать и обсудить охоту за зайцем. Тут же всем предстояло дождаться окончания главного события – охоты на широкорогого оленя, настоящего исполина в Каменных горах. И к тому времени, как были накрыты столы, вернулись верховые с гончими, разведавшими местоположение стада. Вот тут-то мне действительно стало не по себе. Я видела обычных оленей только на картинках, но едва моё воображение рисовало чудовище с огромными рогами и смертоносными копытами, дышать мне становилось тяжело. А тут ещё и воротник, застёгнутый до последней пуговицы, лишал меня кислорода.

Подойдя к Вьюге, я принялась расчёсывать пальцами гриву, стараясь унять дрожь во всём теле и размышляя обо всём, что успела услышать. Лошадь тем временем щипала листья берёзового венка, пока я не опомнилась и не отдёрнула руку с подарком Эртине.

- И зачем ты его съела? – испугалась я. – Ещё отравишься!

Вьюга лишь дёргала меня за рукав своими мягкими губами, выпрашивая ещё.

Посмотрев на венок, я почти не удивилась, когда оказалось, что все листья были на месте. Но Вьюге больше не позволила их есть, страшась последствий, а лишь накинула венок на луку седла и собралась вернуться обратно в шатёр.

- Твоей лошади понравился мой подарок.

Эртине стоял неподалёку, наблюдая за мной, прислонившись спиной к дереву. Золотые кудри развевались на морозном ветру, а румяные щёки придавали ему ещё большее сходство с ангелом.

Я не ответила. Просто не знала о чём говорить.

- Пожелай мне доброй охоты, Мира, - Эртине с надеждой смотрел мне в глаза. – Вдруг я погибну, так и не услышав твоего голоса. Осчастливь меня добрым словом.

- Доброй охоты, князь, - кивнула я и заторопилась в шатёр. – Постарайся погибнуть не сегодня.

Эртине широко улыбнулся, расцвёл, точно майская роза. Не будь он таким самовлюблённым эгоистом, я бы нашла его очень милым. Но вот только его желание быть первым в Колесе года вместо Ярдая, отталкивало меня от всех подобных мыслей. Да и не люблю я блондинов.

- Готов умереть прямо сейчас, - возвёл Эртине глаза к небу. – Сейчас я чувствую себя счастливым от того, что ты со мной заговорила. Я слышу, как в моей душе звучит песня жаворонка, и звенят степные колокольчики.

- Это не колокольчики, а лошадиная сбруя, - пробормотала я себе под нос, глядя, как конь Рябинки трясёт головой, пытаясь стряхнуть с себя упавший с ветки снег.

Нырнув в тепло шатра, я первым делом поискала взглядом Ярдая и Фёдора. Ярилко вертелся рядом с ними, ожидая каких-то поручений.

- Мирослава, - позвала Ляна. – Садись рядом со мной.

И она покосилась в сторону Параскевы, рассекавшей толпу, аки ледокол в поисках затерявшейся за столом Рябинки.

Юная княжна тем временем взахлеб рассказывала младшим княжичам Дождезвону и Златоцвету о том, как сама вытащила угодившую в болотце лошадь. Мальчишки слушали её, открыв рты, позабыв обо всём на свете. Рябинка явно возвысилась в их глазах, чего трудно было сказать о слышавшей всё это Ляне Подзимовне. Зато Хмурень с одобрением кивал в такт словам княжны.

- А ну, девица, подвинься.

И Параскева бесцеремонно втиснулась между мной и Ляной на лавку, положив локти на стол так, что жена Качима едва удержалась на краю.

- Дорогая, - обратилась она к ней. – Нельзя ли как-то полегче?

Но Параскева её точно не услышала.

- Ты что ль, Мирославка? – обратилась ко мне она, прихлёбывая из кружки.

- Рада, что моё имя вам известно, - весело отозвалась я. – А то все спрашивают, да спрашивают. А тут и представляться не надо. Столько времени можно сэкономить. Или потратить на более интересную беседу.

- Ну-ну, - Параскева смерила меня оценивающим взглядом. – Эко ты экономная какая, раз наговорила больше букв, чем в твоём имени.

- Так я ведь его и не говорила, - улыбнулась я. – Вы сами его произнесли.

Параскева глупо захлопала глазами, соображая, оскорбила я её, пошутила и просто выдала порцию несусветной чуши. А потом захохотала так, что у меня уши заложило.

- Чудная ты, девка, - хлопнула она меня по спине, едва не переломив пополам. – Люблю таких. Сама такая – палец в рот не клади.

«Оттяпаешь до колена», - тут же подумалось мне, но вслух я не рискнула этого сказать.

- Лучше блинчик, - и я пододвинула к ней блюдо с блинами, пытаясь восстановить дыхание, размышляя над тем, что костоправ из неё вышел бы отменный.

Параскева вновь захохотала, притянув к себе взгляды всех собравшихся.

Фёдор вопросительно посмотрел на меня, в недоумении почесав затылок. Я лишь махнула рукой – жива я, жива, не прибил ещё никто.

Когда обеденное веселье было в полном разгаре, ко мне незаметно подошёл Ярилко и позвал с собой из шатра.

Возле мишеней, где собралась небольшая группа охотников, разминающихся перед важным делом, меня уже ждали. Ярдай с лёгкостью выпускал стрелу за стрелой, разя каждый раз сердцевину деревянного щита. А Фёдор лениво калечил соломенное чучело, метая обоюдоострые ножи. Оно теперь походило на рассерженного ежа.

- Мира, давай с нами, - пригласил он, вынимая ножи из истерзанной фигуры.

Я неуверенно посмотрела на князя.

- Уговор есть уговор, - тот лукаво выгнул бровь, жестом приглашая меня занять место рядом с ним.

Ярилко шустро прикатил себе деревянный чурбак от костра и приготовился наблюдать.

- Ладно, - выдохнула я. – Так уж и быть.

Ярдай протянул мне боевой лук, от тяжести которого у меня дрогнули руки.

Возможно, я бы запомнила из этого урока многое, но сосредоточиться мне мешало то, что князь был слишком близко, вкладывая в мою руку стрелу, помогая натянуть тетиву, такую тугую, что живот порвать можно от напряжения. Зря в спортзал не ходила, упражнения с дополнительным весом мне бы сейчас очень пригодились. Но рука князя была сильной и уверенной.

- Смотри точно в цель и представляй, что стрела уже там, - вещал над моей головой голос Ярдая. – Подумай, что может помешать тебе вовремя отпустить её. Мысленно проследи полёт. Замри. И на выдохе – отпускай.

Стрела с резким тихим свистом ударила в деревянный щит. Щепки брызнули в разные стороны, Фёдор даже присвистнул.

- Неплохо, - похвалил он.

- Теперь сама, - Ярдай сделал шаг назад. – Лук только кажется тяжёлым. Пока ты не сделаешь его продолжением себя.

Легко ему говорить! Я с трудом выпрямила спину. Руки дрожали от напряжения и непомерной тяжести. Стрела слетела слишком рано с недотянутой тетивы.

- Не торопись, маленький воин, - тихо, чтобы слышала только я, проговорил Ярдай. – Сейчас ты сражаешься только с собой. Учись для себя, для крепости своего духа. Тогда и тело подчинится.

Я повернула к нему голову.

Он вовсе не смеялся надо мной, как я того ожидала. Всем своим видом он говорил мне, что я должна стать сильнее. И сильнее не только физически.

- Не выезжай на охоту, - прошептала я.

Ярдай лишь покачал головой, по привычке сощурив глаза.

Когда протрубил рог, все высыпали из шатров, чтобы проводить охотников и пожелать славной охоты.

Я видела, как смотрели на меня Эртине и Рюен, полные надежды, что махну им рукой или улыбнусь. Но мой взгляд был прикован к удаляющимся спинам всадников. Князь, Фёдор, Басман, Щербатка, Молчан. Все пятеро в серебристо-синих плащах, делавших их совсем незаметными на фоне укрытых снегом гор. Все пятеро ехали в самое опасное место, в котором предстояло дожидаться, когда остальные выгонят из стада самого молодого, самого сильного, самого свирепого оленя, далёкого от того, какого я видела на картинках, чтобы сразить зверя доказав всем собравшимся гостям, что именно они хозяева этих лесов и этого времени Колеса. И от мыслей, что завершающим аккордом охоты будет удар князя, сердце моё сорвалось с ритма и всё пыталось догнать удаляющихся всадников.

- До встречи, Мира! – не выдержав, крикнул Эртине.

Но я лишь повернулась к Ярилке, который, как и я, с волнением провожал охотников.

Мне было неприятно теперь всё – громкие разнузданные голоса вернувшихся в шатры, визг играющих в догонялки Златоцвета и Дождезвона, смех Параскевы, запах жареного мяса, стук ножей по мишеням, грохот собственного сердца.

- Проедемся до реки? – предложил Ярилко, внимательно наблюдая за мной. – Не к Щучьему луга, а к месту, где Звонкая сливается с Чернобродкой. Там есть незамерзающие пороги. Вода них вкуснее любой другой.

Я с благодарностью согласилась. Чтобы я делала без него? Металась бы как загнанный зверь по ставшей клеткой поляне.

Какое-то время мы ехали по следам уехавших охотников, но вскоре лес стал забирать влево, оставляя горы где-то далеко в стороне. Мороз колол щёки, склеивал от дыхания ресницы и забирался за шиворот.

- Скажи, Ярилко, а есть у стряпчих сушёный корень цикория? – с надеждой спросила я, стараясь думать о чём-то другом, кроме волнения.

- Есть, конечно, - отрок нисколько не удивился моему вопросу. – Да только он кисловат больше, чем напиток из косточек калины. Мне, лично, не особо нравится.

- Из косточек калины? – удивилась я.

- Не знала? – просиял Ярилко. – Бабушка Малашка рецептом поделилась. Калины-то у нас всегда много родится. Не выбрасывать же косточки. Вот мы их сушим, обжариваем и варим калиновый взвар. Вернёмся в Просинь, я попрошу Бурмота сварить тебе кружечку.

- Вот ты удивил меня, так удивил! – поразилась я. – А мокрой псиной вонять не будет взвар-то?

- Обижаешь, - рассмеялся Ярилко. – И близко калинова запаха нет.

- Ты уж не забудь, - приободрилась я. – С радостью попробую, а то всё кофе мерещится и…

Я не договорила.

Среди заснеженных молодых елей мне почудился силуэт всадника, замершего в ожидании.

- Ты чего? – Ярилко остановил своего коня. – Мы ещё не приехали.

Я внимательно вглядывалась в мохнатую, ослепительно-белую стену спящих зимним сном деревьев. Заиндевелые лица под снежными шапками были всего лишь причудами природы.

- Показалось, видимо, - ответила я неуверенно. – Едем.

Тронув Вьюгу, я двинулась вслед за своим провожатым.

Но с каждым шагом тревога только нарастала. Дышать мне было не то что сложно, а страшно больно.

В отдалении послышался призыв охотничьего рога. А за ним – свирепый рёв оленя, от которого волосы встали дыбом.

- Началось! – выдохнул Ярилко, обернувшись на звук.

Господи! Как же больно! Колючка в груди становилась больше.

А потом я увидела их.

От резкого порыва ветра заколыхались мохнатые лапы елей, роняя тяжёлые белые шапки. Поднялся снежный вихрь. Один, второй, третий…

Охотники выгнали тура из стада и гнали его теперь в сторону пятерых воинов в серых плащах.

- Ох, - я прижала кулак в груди, глядя на то, как вихри, меняя облик, становятся всадниками Ошима. – Ярилко, беда!

Отрок посмотрел на меня в недоумении.

- Что случилось, госпожа?

- Ошим здесь.

Я видела, как ненавистный мною князь мчит в сторону стада оленей, желая развернуть чудовищных зверей в сторону охотников, чтобы прижать к скалам. Пока Ярдай будет занят одним-единственным исполином, остальные ударят ему в спину, ослеплённые яростью и страхом. На удачу не стоило и надеяться – все охотники оказались точно между молотом и наковальней, не видя летящего удара в спину. Когда они заметят, будет слишком поздно – в азартной гонке никто и не думал оборачиваться.

Ярилко ойкнул, заметив, наконец, то, что увидела я.

Белые всадники, сливающиеся со снегом, искрящиеся на солнце так, что больно глядеть – лучшая маскировка из всех, что можно себе представить.

- Ой, лихо! – в ужасе простонал отрок. – Да как же их предупредить? Мы ж не успеем ни к ним, ни к сигнальному рогу!

Оленье стадо, большерогое, слившееся воедино, описало дугу и стало разворачиваться.

Мимо моего застывшего взгляда медленно кружась, пролетела резная снежинка. Опустившись на зелёный берёзовый лист, точно желая быть замеченной, она всколыхнула в моей памяти ту ночь, когда я очутилась в лесу, услышав зовущий голос. Осторожно, чтобы не повредить и не позволить растаять, я оторвала лист и поднесла к губам, соображая над тем, как именно Январь с ней говорил.

- Лети к нему, - пролепетала я то, что легло на сердце. – Предупреди его! Не дай ему погибнуть!

И она сорвалась, подхваченная сильным порывом ветра, вырвавшегося из лесной чащи.

- Если подъедем с той стороны, то можно попробовать достать стрелой, - зачастил Ярилко, отчаянно кусая губы.

- Так чего мы ждём! – и я стегнула Вьюгу поводом по крупу.

Ярилко снялся с места за мной, подгоняя коня так, что становилось страшно.

Вот теперь моя боль сменилась отчаянием – мы летели в спину ошимским всадникам, в спину озверевшего стада, пытаясь обогнать время.

«Иди ко мне, Расея!».

Моей спины коснулся холод. Он не мог сравниться ни с одной зимней стужей. Тот самый холод, что обжигал меня во сне этой ночью. И голос был ЕГО!

- Давай, Вьюга! Ну же, милая! – кричала я, ослеплённая первородным страхом.

- Дальше нельзя! – Ярилко направил своего коня в мою сторону, чтобы остановить.

- Тогда стреляй, - я обернулась к нему.

Отчаянный отрок выхватил стрелу.

- Я чувствую, что они там, - зло прошипел он. – Но ничего не вижу! Выходи, Ошим!

Ох, зря он так.

Стрела сорвалась с тетивы и улетела в белое безмолвие.

- Ты видишь их, госпожа? – процедил Ярилко сквозь зубы.

Кружившая в голом поле позёмка, срывалась с места на место, точно издеваясь над нами.

- Вижу, - хрипло ответила я, замечая каждое движение ветра. – И они нас видят.

По земле прошла сильная дрожь. Рассвирепевшее стадо нагоняло охотников, отрезая им последний путь к спасению. Мы видели с Ярилкой, как те, кто был загонщиками, развернули своих коней, стремясь клином войти в оленье стадо, оставляя позади себя Ярдая и его спутников.

- Если они его убьют, то кровь ещё сильнее разъярит оленей! – ахнул Ярилко. – Да только у князя нет выбора. Что теперь делать-то?

С оглушающим рёвом олень был поражён, а загонщики во главе с Эртине ворвались в дикое море безумных животных.

Мы в ужасе застыли, пригвождённые к месту не только кровавым зрелищем, но и тем, что снежные вихри стали зримыми. В этот миг смешалось всё – охота, гнев, безумие, честь и отчаяние.

- Ярилко! - я опомнилась первой. – Стреляй!

Теперь отрок видел куда бить. Но и расстояние между нами и ошимскими стало меньше. В дикой пляске ветра я увидела того, кто желал моей смерти больше всех из-за проявленной дерзости, благодаря которой враг был обнаружен.

Ко мне мчался воин в лохматой шубе мехом наружу. С безумным блеском в глазах, с кривой ухмылкой на далеко немолодом лице.

- Ошим, - выдохнула я в слепом ужасе, разворачивая Вьюгу.

Стрела Ярилки пролетела мимо, угодив в коня под другим всадником.

Бежать было поздно – нас окружили.

- Ну, здравствуй, ярдайская девица, - хрипло прорычал князь, скаля крепкие жёлтые зубы. – Вот мы и встретились. Теперь хоть полюбуюсь на тебя. А ты гляди, хорошо гляди, на своего князя, которого так желала защитить.

Он махнул в сторону, где были охотники.

Даже отсюда мы с Ярилкой видели распустившееся на снегу маковое поле и удаляющееся стадо громадных оленей, спешившее затеряться в горах.

- Любуйся! - с ликованием прогремел Ошим. – Коль ты глазастая такая, узри же не только ворожбу мою, но и силу! Ибо ты будешь последней, кто видел обе мои ипостаси!

И он громко засмеялся. Его смех подхватили все его воины, отдалённо похожие на него.

Я метнула быстрый взгляд на Ярилку, прочтя на его лице тот же ужас, что застыл в моих глазах. Сбылся мой самый страшный кошмар. И отрока в эту бездну за собой потащила, дура!

- Это мы ещё посмотрим, - выпалила я, не понимая, собственно, что собираюсь делать.

Пока они гоготали, как ненормальные, я лихорадочно распустила венок Эртине, делая всё точно по наваждению какому-то, которому и после не могла дать объяснения. В моих руках оказалась длинная хлёсткая плеть. А управляться с нею я ещё в детстве научилась, когда помогала летом Василь Палычу коров пасти. Ну, не подведи теперь, берёзка!

Стегнув по морде ближайшего коня, я врезала пяткой Ярилкиного Рыжика. И пока взвившийся на дыбы ошимский скакун разворачивался на задних копытах, внося смуту в ряды сомкнувшихся вокруг нас врагов, умный Рыжик снялся с места в галоп, унося своего хозяина. Хлестая коней по мордам, я ринулась за ним.

Ярилко не растерялся. Мимо меня засвистели стрелы.

Да только и в спину нам ударили сразу.

Мною двигало отчаяние. Ни один мудрый воин не поступил бы так, как я. Подставив Ярилку под смертельный удар, я лишь оттянула момент нашей гибели на несколько мгновений. Мой маленький воин, которого увидел во мне Ярдай, был просто трусливым зайцем, желавшем спасти свою шкурку.

Стрела вышибла меня из седла, и я кубарем полетела в снег. Беги теперь, Мира, спасай свой трусливый заячий хвост!

От боли потемнело в глазах, и я потеряла все ориентиры на те несколько секунд, которые стали роковыми.

Копыта коня замерли рядом со мной.

- И где же твой Ярдай, девчонка? – прогремел насмешливый голос над моей головой.

Мой взгляд поймал медленно опускающуюся снежинку, немного розовую в лучах солнца. Я перевела взгляд на небо.

«То наша Миланка Синесветовна с Ветродуем борется, чтоб дитя её никто не обидел больше». Эх, бабушка, далеко мне до княжны!

- Позади тебя, - прорычала я в ответ, переводя взгляд на Ошима.

И он обернулся.

А я, ослеплённая отчаянием и непокорностью, выдернула из плеча стрелу и вонзила её ему в ногу! Помирать, так с песней!

Крик Ошима взорвал барабанные перепонки. Или это я кричала от нестерпимой боли. Где-то затрубил охотничий рог. Так близко и так обнадёживающе.

- Охота не закончилась, - прошептала я одними губами.

Поднявшись на ноги, тут же попятилась назад. Бежать не было смысла. Из меня рвался смех, безудержный и дикий. Мне было приятно смотреть на то, как капает на снег кровь Ошима, прожигая его до самой земли.

- Тебе нужен не Ярдай, - сквозь смех выдавила я. – Тебе нужен мой ключ. Ты ведь из-за него проделал весь этот путь, когда другие не смогли?

Глаза Ошима округлились от услышанного.

- Ключ, который тебе ничего не даст, - хохотала я.

- Ты лжёшь! – порычал он, брызжа слюной. – В этом ключе великая сила.

- И какая же? – иронично выгнув бровь, я сделала ещё шаг назад. – Открывать несуществующие двери?

Резким движением Ошим выхватил стрелу, наложив её на тетиву.

- Стреляй, - рассмеялась я. – Убьёшь меня – и ключ, пуфф! исчезнет. Исчезнет и ничего больше не откроет.

- У меня другие сведения на его счёт, - ухмыльнулся князь. – И ты в этом деле мне не нужна, глупая девчонка.

- Тогда пусть все о нём узнают, - улыбнулась я, вытаскивая из-под одежды цепочку с ключом.

Глаза Ошима вспыхнули каким-то диким безумством. Его рука дрогнула.

Я увидела острое жало прежде, чем мою грудь пронзила слепая боль. Она вспыхнула яркой солнечной вспышкой, пробив облака. С неба хлынул поток розового света, какой бывает во время заката.

«Великое Небо. Позволь мне пройти уготованный тобою путь с честью и достоинством. Ибо Смерть отказалась петь свою песнь лишь потому, что у неё моё лицо. Я спою, но не в этот раз!»

Глава 10. Золотой туман

Мира

Голоса надо мной то становились тише, будто люди удалялись, то делались громче, от чего хотелось зажать руками уши. Но мышцы не слушались. Пальцы одеревенели и не гнулись. В груди полыхало пламя. Оно, как соль разъедало кожу на груди. Я застонала от боли и открыла глаза.

Меня окружали высокие деревья, тянущиеся к небу. Рядом треснула сухая ветка, выбросив вверх целый сноп ярких искр. Пламя плясало, бросая на снег мягкие тени. Перед костром сидел Ырке. Шаман что-то бормотал, подбрасывая ветки в огонь, над которым висел видавший виды котелок. От котла валил густой пар, стелился золотой туманом, окутывал поляну.

- Очнулась? – не глядя на меня, спросил Ырке. – Я уж заждался.

За его спиной, прячась в отблесках костра, плясали неясные тени со звериными голосами. Казалось, они водили хоровод, били в бубен и что-то напевали, склоняясь время от времени над шаманом.

- Где это мы? – осторожно спросила я.

- Проклятый лес, - Ырке поднял голову, осмотрелся по сторонам, точно желая убедиться, что мы действительно в нужном месте. – Место великих, но ужасных битв. Присаживайся, чай готов.

- Чай?

Я несказанно удивилась, услышав это слово. В этом мире его никто не произносил.

- Да не удивляйся, - махнул рукой Ырке. – Мне много чего известно. Люблю путешествовать по мирам. В твоём тоже бывать приходилось.

- Значит, есть способ выбраться отсюда? – встрепенувшись, я торопливо села рядом с шаманом, принимая из его рук деревянную кружку, даже не удивившись, что ему известно о моём мире.

- В видениях и снах, - пожал плечами он, не глядя в мою сторону. – Или в особое время, когда граница между мирами стирается. Но мне нравится быть здесь.

- Значит, ты путешествуешь во снах? – разочарованно протянула я.

Ырке кивнул, снял котелок с огня и налил мне чаю. От одуряющего аромата закружилась голова, а нос уловил знакомые нотки малины и смородины.

- В отличие от тебя, - усмехнулся он. - Свалилась, как снег на голову.

- Получается, я попала сюда в ночь смены времён, когда стёрлась граница? – обратилась я к шаману, отпив из кружки.

- Не без посторонней помощи. Кто-то очень хотел, чтобы ты сгинула в своём мире, - Ырке прищурился и подул на чай, внимательно взглянув на меня. – Кто-то хотел, чтобы ты пришла домой.

- Домой? – удивилась я.

Ырке кивнул. Казалось, его взгляд видел меня насквозь.

- Ты с бабушкой жила? – спросил он.

- Ехала к ней из города, чтобы вместе встретить Новый год. Всегда приезжала, с тех пор, как покинула деревню. Этот Новый год мы собирались встретить втроём, - меня словно прорвало, воспоминания так и пестрели перед глазами. – Я собиралась познакомить её со своим парнем, с которым встречалась три месяца. Но он бросил меня, решив, что я ненормальная, раз не хочу переезжать жить к нему. А оказалось, что он просто запал на мою коллегу по дизайнерскому проекту. Мы вместе с ней работали, готовились к сдаче красивого загородного дома. Но и тут всё пошло наперекосяк. Владелец дома просрочил платежи, перестал выходить на связь. И меня отстранили от этого проекта, обвинили в некомпетентности, лишили зарплаты, поставили на рассмотрение мою должность. Я лишилась всего, чем дорожила. А потом и вовсе очутилась в этом мире. До сих пор не понимаю, снится мне это или нет. Теперь ты говоришь мне, что я дома. Я не понимаю. И Ярдай молчит, говорит, что рано мне знать всё и сразу.

Ырке молча кивал головой в такт моим словам. Во взгляде читалось понимания, которого мне так давно не хватало.

- Не сон, - вздохнул он. – И что было дальше? Что было, когда ты ехала к бабушке?

Я охотно рассказала ему о том злополучном новогоднем вечере, который забросил меня во владения Ярдая.

- Давным-давно в нашем нёрном мире жил был князь по имени Круголяд, - заговорил шаман, уставившись на огонь не мигающим взглядом. - Славный был, сильный и мудрый. Женой его была смертная жрица Дара из мира людей. Правил Круголяд княжеством, что зовётся и по сей день Сменой времён. Дарованной отцом его Небом властью он разделил наш мир на одиннадцать княжеств, наделил стихийной и животной силой правителей, чьи потомки правят и ныне. Круголяд отвёл им время в Колесе года, когда бы их ворожба приносила пользу нёрным. Каждое первое число срока в Колесе Круголяд открывал особые ворота в земли, где жили и процветали его подданные особым ключом. И в этот день Небо являло Коло года – идола из светлого дерева с колесом времени в руках. Коло Круголяд передавал князьям, чтобы править на земле могли, выполнять свои обязанности, творить стихийную магию во благо рода людского, охранять границы мира от Заокраины, да смертным погоду свою даровать, принимать своё стихийное воплощении – будь то ветер, иль дождь, а то и птицей обернуться могли да зверем каким. К концу срока Коло истончалось, колесо замирало, к Круголяду возвращалось. И вновь он отворял ворота ключом, вновь провозглашал Смену времён. В мире и согласии жили князья да Круголяд с Дарой. Зима сменялась весной, весна – летом, а лето – осенью, не нарушая порядка. Равны меж собой были князья по количеству дней правления в Колесе года. Так и жили они все, пока не случилась беда.