Цветы зла

Молитва язычника

Не замедляй огня мучений.Мне сердце мертвое согрей.О страсть, терзанье душ, ты пене,Небесная, внемли моей.Богиня, утра воздух алый,Свет в подземелиях моих,Услышь мольбу души усталой,Тебе поющей медный стих!Пребудь царицей неизменной,О страсть, приняв черты сиреныИз нежной кожи и шелков.Иль мне налей тяжелых сновВ вино таинственно хмельное,Страсть, привидение живое.

Крышка

Куда б он ни поплыл по волнам океана,Под солнцем пламенным иль ледянымлучом,Христа ль служитель он, Питеры ль гостьжеланный,Будь он бродягою иль будь он богачом.Скитался вечно ль он, иль кров обрел он рано,Ленив ли мозг его, иль мысли бьют ключом,Повсюду человек стоит пред тайной страннойИ с дрожью смотрит вверх, как жертва подмечом.Там, в выси, Небеса! Слепого склепа стены,Лучистый потолок в театре жизни пленной,Где каждый скоморох в крови своей скользит;Гроза распутника, аскету – двери рая;О крышка черная котла, где, погибая,Всё Человечество ничтожное кипит!

Непредвиденное

У смертного одра отца, при ночнике,Задумался скупец под стон и хрип недужный:«У нас есть, кажется, запас на чердакеДосок, уж ни на что не нужных».Воркуя, говорит прелестница: «ПолнаДуша любви, и Бог мне власть дал надсердцами».– Душа! Душа ее насквозь прокопченаНеугасимыми кострами!Газетчик, мня себя лучом средь темноты,Сбил с толку простеца и требует ответа:«Скажи мне, где же тот создатель Красоты,Защитник где, тобой воспетый?»Распутник мне один встречался много раз,Который, день и ночь зевая и тоскуя,Твердит в мечтах своих бессильных:«Через часХочу начать я жизнь другую».Часы меж тем гласят: «Созрел для вечных карУж грешник. Ни к чему уж всепредупрежденья.Он слеп, и глух, и слаб – еще один удар,И будет Суд и осужденье.И Некто, всех смутив, является потомС насмешкой гордою, им говоря: «Из чашиУже достаточно я вас поил виномВо время черной Мессы вашей.Вы в сердце все мое признали божество.Лобзали вы тайком мое нагое тело.Узнайте ж Сатану, и гнусный смех его,И власть, которой нет предела.Иль верить вы могли, двуличные рабы,Что будет так легко владыку провести вамИ можно вырвать вам два дара у судьбы –Спасенным быть и быть счастливым?Охотник опытный давно добычи ждал,И дичь должна теперь ему достаться в руки.Я унесу вас всех к себе сквозь толщу скал,Товарищи туманной муки;Сквозь толщу унесу вас глины и камней,Сквозь кучу вашего дымящегося пеплаК себе я в свой дворец, могил земных темней.Давно надежда в нем ослепла;Ведь он был выстроен из общих вам грехов,И слава в нем моя, и гордость, и мученье».– Труба Архангела с надзвездных береговМеж тем поет о воскресеньиВсех тех, кто говорит: «Благословен Твой бич,Господь! Да будет боль, Отец, благословенна!Всей мудрости Твоей не можем мы постичь,Но знаем, горе – дар бесценный».И сладостью такой исполнен трубный гласВ святые вечера небесных жатв урочных,Что песнь его струей пьянящею влиласьВ сердца страдальцев беспорочных.

Полночная исповедь

Часы, пробив двенадцать раз,С насмешкою неумолимойХотят узнать, как провели мыДень, убегающий от нас.Сегодня пятница совпалаС тринадцатым – срок роковой,И долг забыли мы святой,Хоть совесть нас и упрекала.Мы надругались над ХристомИ божеством его бесспорным,И, приживальщиком покорнымУ Креза сидя за столом,Чтоб угодить тупому зверю,Слуге земному Царства Тьмы,Всему чужому льстили мы,Всё оскорбив, во что мы верим.Мы пред неправедным судомТерзали жертв, палач наемный,Склонясь пред Глупостью огромнойИ пред ее железным лбом.Мы целовали в упоеньиНелепый идол Вещества,И наши вещие словаВоспели мутный свет гниенья.И наконец, чтоб утопитьВ бреду рассудок уж нетвердый,Мы, Лиры жрец державно гордый,Чья слава – всем провозгласитьПотусторонних грез усладу,Питьем забылись и едой.– Укроемся во тьме ночной,Скорее погасив лампаду!

Печальный мадригал

Ты от меня не жди укора.Будь ясно-грустною. СлезаДает живую прелесть взору,Как реки – сонному простору,И оживляет сад гроза.Люблю тебя, когда твой стонетДух и чело зимы бледней,Когда во мраке сердце тонетИ над тобою тучи гонитЖестокий ветер прошлых дней.Люблю тебя, когда ты слезыЛьешь тихо, теплые, как кровь,И не могу навеять грезы,Но горя тяжкого угрозы,Как хрип предсмертный, слышу вновь.Впиваю (дивное слиянье!Глубокий и прелестный зов!)Груди измученной рыданьяИ верю, в ней горит сияньеТобой пролитых жемчугов.Я знаю, грудь твоя – кладбищеБылых, загубленных страстей.В них для огней жестоких пища,И сердце – тайное жилищеНадменных, пламенных затей.Но, друг, пока твои мечтаньяВсех адских мук не отразятИ в тяжком сне, средь содроганийИ гневных, гибельных желаний,Взлюбивши порох и булат,Дверь раскрывая осторожно,Несчастье чувствуя везде,Дрожа под зовы тьмы острожной,Ты близость казни непреложнойНе испытуешь на себе,Не сможешь мне, раба царица,Любовью робкою полна,Сказать, когда душа стремитсяВздохнуть и жуткий мрак струится:«Тебе, о царь мой, я равна!»

Предупредитель

Засела желтая ЗмеяНа троне, как владыка некий,В смущенном сердце человека.Он ей: «Хочу». Она: «Нельзя».Взор погружай в немые взглядыРусалки, нимфы иль дриады.Зуб скажет: «Долг свой вспомяни».Плоди детей, сажай растенья,Пиши стихи, шлифуй каменья.А зуб: «Твои неверны дни».Среди надежд и вожделенийПусть человек жизнь проведет,Но каждый миг его гнететЕхидны злой предупрежденье.

Малабарке

Нога твоя тонка, бока полны, и смелоС сестрою северной поспорить ты б сумела.Мечты художника влечешь красой своей.Глаза глубокие груди твоей черней.В краю лазоревом твоем твой труд единыйИскусно разжигать кальян для господина,Елеем и водой кувшины наполнять,Докучных комаров от ложа прогонятьИ, только поутру вновь запоют платаны,На рынке покупать кокосы и бананы.Весь день мелькает след ступни твоей босой;Бежишь и стих поешь старинный и простой;Когда же спустится закат багрянородный,Циновка свежая даст отдых беззаботныйТебе, и райских птиц сны легкие полныИ вечно, как и ты, цветущи и ясны.Счастливое дитя, к чему твое желаньеУвидеть родину мою, тот край страданья,И, жизнь доверивши заботам моряков,Проститься навсегда с листвой твоих лесов.Полураздетая под хрупкими шелками,Под градом вся дрожа иль зимними снегами,Оплакала бы ты досуг страны родной,Когда, бока стеснив безжалостной броней,Ты стала б добывать еду средь грязи вязкойИ продавать за хлеб дурманящие ласки,Задумчиво следя в туманах городскихЗа смутным призраком пальм сказочных своих.

Голос

Стояла колыбель в тени разноязычнойКниг многих, в чьих рядах былая мудрость вся,И пепел Греции, и Рима прах, привычноСмешалась. С фолиант тогда был ростом я.Звучали надо мной два голоса незримо.Один твердил: «Земля заманчивый пирог.Коль хочешь, голод дам тебе неутолимый,Чтоб новые куски ты вечно резать мог».Другой шептал: «Приди, приди блуждать мечтамиЗа грань возможного, за грань земных краев».И голос мне тот пел, как ветер над волнами,Как призрачный призыв с безвестных берегов,Нам слух ласкающий, но всё же жутко странный.Ответил я тебе: «Да, Голос!» И с тех порЯ обречен на боль неизлечимой раны.Прозрачен стал для глаз провидящих уборСлепого бытия; в разверстых взору безднахМне явственно видны опасные миры,И, жертвою даров моих став бесполезных,Змей злобных за собой влачу я с той поры.Люблю пустыню я, как древние пророки;Безлюдные моря родными стали мне;Средь пиршеств плачу я, смеюсь ударам Рока;Вкус меда чувствую в горчайшем я вине.Обманом кажется мне часто мир явлений,И в ямы падаю, хоть звезды мне видны.Но Голос говорит: «Храни свои виденьяИ знай – сны мудрецам такие не даны!»

Гимн

Мой друг любимый и прекрасный,Проливший в сердце яркий свет,Кумир бессмертный и бесстрастный,Тебе бессмертный мой привет!Как воздух, солью напоенный,В моей ты жизни разлита.В моей душе неутоленнойВосходит вечная мечта.Цветов засушенных дыханье,Наш освежавшее альков,Кадил забытых догораньеСквозь сумрачный ночной покров,Как смысл любви неистощимойПравдиво выразить бы мне?Ты, мускуса зерно, незримоЛежишь у вечности на дне!Друг благодатный и прекрасный,Целитель недугов и бед,Кумир бессмертный и бесстрастный,Тебе бессмертный мой привет!

Мятежник

Бросается с небес Архангел разъяренныйОрлом на грешника и, гневною деснойТряся за волосы, твердит: «Прими законыМои! Я так хочу. Ведь я Хранитель твой.Узнай – не потерплю твоих противоречий;Прощай врагам, дели болезнь и нищету,Чтоб из любви своей мог разостлать при встречеКовер торжественный ты под ноги Христу.Познай любовь! Чтоб пыл не истощить сердечный,Согрей восторг в огне Господней славы вечной;То Неги истинной нетленный, дивный цвет!»Так Ангел говорит, любя и поучая,И мощным кулаком отступника терзая,Но грешник терпит всё и отвечает: «Нет!»

Глаза Берты

Вам можно презирать чудеснейшие очи,Глаза моей сестры прекрасные; рекойСтруите вы мне сны и сладостный покой;Прекрасные глаза, пролейте ласки Ночи!Глаза моей сестры глубокие, вы мнеНапоминаете те сказочные гроты,Где за преградами, средь мертвенной дремоты,Блестят безвестные сокровища во тьме.Глаза моей сестры бездонны и безбрежны,Как ты, немая Ночь, и светятся, как ты.Огни их – чистые и страстные мечты,Горящие в душе то пламенно, то нежно.

Водомет

Подруга, взор померк твой нежный.Не раскрывай усталых векИ спи, раскинувшись небрежно,Как в сладкий миг внезапных нег.Среди двора фонтан болтливыйПоет мне тихо о любвиНемолчным лепетом, и живыВосторги вечера в крови.Сноп, венчанный цветамиИной страны,Пронизанный лучамиЗлатой луны,Вновь падает слезамиНа зыбь волны.Так и душа твоя родная,Огнем страстей опалена,Взлетит к волшебным далям рая,Неустрашима и вольна.Потом волною утомленнойОна печально потечетИ по невидимому склонуКо мне в глубь сердца снизойдет.Сноп, венчанный цветамиИной страны,Пронизанный лучамиЗлатой луны,Вновь падает слезамиНа зыбь волны.Дай наклониться мне над лономТвоим, о мой цветок ночной,Внимая жалобам и стонамВоды в бассейне предо мной.Луна, покровы ночи темной,Листвы дрожащая стена,Журчанье, в вашей грусти томнойМоя любовь отражена.Сноп, венчанный цветамиИной страны,Пронизанный лучамиЗлатой луны,Вновь падает слезамиНа зыбь волны.

Выкуп

Чтоб выкуп уплатить, даноДва тучных поля человеку.Сохою разума от векаЕму пахать их суждено.Чтоб возрастить одну хоть розуИль два-три колоса собрать,Он должен вечно орошатьИх потом, тягостным, как слезы.Любовь одно из тех полей.Другое – Творчество. В день судный,Чтоб у Судьи за подвиг трудныйПросить он воли мог смелей,Богатых жатв запас осеннийСберечь он должен и цветыМногообразной красоты,Достойной ангельских хвалений.

Далеко отсюда

Там хижина стоит святая,Где эта дева молодая,Гостей спокойно ожидая,Стан овевает смуглый свойИ, наклонившись головой,Внимает плач воды живой:Там комната, мечтам родная.– Вода и ветер за стенойПоют, свой стон и песнь сливаяИ резвое дитя лаская.Она умелою рукойУмащена и, страсть рождая,Елеем дышит и смолой.– Цветы льют где-то мед густой.

Романтический закат

Как Солнце нас манит, когда зареюраннейОно нам громкий шлет и свежий свойпривет!– Блажен, кому дано с любовью встретитьсветЗаката, славного, как гордые мечтанья!Я помню!.. Всё – цветок, и борозда,и ключ –Под глазом огненным, как сердце,трепетало…– Уж поздно, побежим скорей стезеюалой,Чтоб уловить еще косой, последний луч!Вотще преследую ушедшего я Бога;Ночь необорная вошла в его чертоги,Сырая, черная и савана мертвей;Могильный смрад плывет в сгущающейсятени,И трогаю ногой, дрожа от омерзенья,Жаб непредвиденных и скользкихя червей!

Бездна

Паскаль всю жизнь свою зрел безднупред собой.– Увы! Она во всем – в делах, в мечтах,в стремленьи,В словах! И чувствовал ИспугадуновеньеЯ тоже над своей дрожавшей головой.Вверху, внизу, везде могильный берег, тени,Молчание, простор манящий и глухой…На тьме моих ночей искусной Бог рукойРисует смутные, томящие виденья.Как ямы гибельной без света и без дна,Ведущей в жуткую страну, боюсь я сна.Я в окнах вижу всех провалы мирозданья,И дух мой, на краю той пропасти стоя,Завидует слепым дарам небытия.– Ах! Быть всегда средь Числ, вне мысли,вне сознанья!

Жалобы нового Икара

Те, кто продажных дев любили,Счастливы, сыты и вольны.А я – я обнял только сныИ руки опустил бессильно.Горит на дне моих ночейОгонь светил, мечтой зажженных,Но жив в зеницах опаленныхЛишь призрак солнечных лучей.Напрасно я хотел простораНайти средину и предел;Взмах крыльев смелых ослабелВ сверканьи огненного взора.Я страстью к Красоте сожжен,Но не позволит мне богиняНавеки имя дать пучине,В которой буду погребен.

Задумчивость

Будь тихой, Скорбь моя, и кроткой, заклинаю!Прихода Вечера просила ты; вот он.Над шумным городом нависла мгла густая,Одним неся ярмо, другим даруя сон.Пока на грешный пир бежит толпа тупаяИ под бичом Страстей свой изливает стон,На рабском празднике раскаянье рождая,Дай руку, Скорбь моя, покинем мы притон.Смотри, склоняются покойные ГодиныС небесной выси к нам, надев убор старинный;С морского дна Печаль прозрачная встает;Ложится Солнце спать на западе туманном;И длинный саван свой с востока Ночь влечет;Внемли, мой друг, внемли шагам ее желанным.

ПАРИЖСКИЕ КАРТИНЫ

Пейзаж

Чтоб в тишине слагать невинные эклоги,Поближе к небу спать хочу, как астрологи,И, колоколен друг, в тиши святых часовВнимать могучий гимн их медных голосов.Я с выси чердака, лицо склонив на руки,Услышу мастерских немолкнущие звуки,Мне будет виден труб и колоколен лесИ вечная лазурь безбережных небес.Отрадно сквозь туман следить за восхожденьемСветил на небеса и первым появленьемЛамп в окнах, наблюдать дым, вьющийся струей,И чары месяца над бледною землей.Увижу я весну, дни летние и осень;Когда ж придут снега и сон зимы морозной,Закрою ставни, дверь запру и в темнотеОтдамся всей душой я творческой мечте.Там стану грезить я о далях синеватых,Фонтанах, плачущих средь лавров и гранатов,Объятьях, соловьях, поющих без конца,И всем, что радует наивные сердца.Мятеж в окно мое стучать напрасно станет,И лоб мой над столом склоняться не устанет;Ведь будет мне тогда власть дивная дана —На зов мой расцветет нездешняя весна,Из сердца извлеку лучи, и вдохновеньеДум жгучих мне вернет зефира дуновенье.

Солнце

Вдоль старой улицы, где дремлют одинокоПриюты жалкие печального порока,Когда льет солнце луч, пронзительный как нож,На город и поля, на крыши и на рожь,Один я предаюсь безумным упражненьям,За рифмой бегая повсюду с вожделеньем,В исканьях нужных слов бредя по мостовойИ находя подчас стих звонкий и живой.Отец кормилец тот – враг бледного мороза,И к жизни он в полях зовет червей и розы;Снимает он легко ярмо земных заботИ в ульи, как в умы, вливает свежий мед;Дает он молодость душе калек печальных,Им бодрость возвратив их лет первоначальных,И жатвам он велит пленительным растиНа ниве сердца, вновь готового цвести.Когда он, как поэт, является средь града,Последним он вещам несет свои наградыИ входит, как король, без шума и гонцов,В палаты всех больниц и залы всех дворцов.

Рыжей нищенке

Пламя кос твоих слилосьС белой кожею, и сквозьПлатье светит беднотаИ красота.Мрамор плеч твоих худых,Весь в веснушках золотых,Юной прелестью маня,Пленил меня.Твой уверен легкий шаг,И тела принцесс не такБыли грацией полныВ дни старины.Если б, волей добрых фей,Вместо ветоши твоейПадал шелковый нарядТебе до пят;И, для взора знатока,Вместо рваного чулкаНа ноге твоей сверкалЗлатой кинжал;Если б не держался лиф,Соблазнительно раскрывКожу, молока белей,Твоих грудей;Если б всё же ты тогдаНе сдавалась без трудаЛаскам смельчака, борясьС ним и смеясь;Нити светлых жемчугов,Строфы звучные стихов,Приняла бы ты из рукПокорных слуг;Племя стало б рифмачейПосвящать плоды ночейИ ловить исподтишкаБлеск башмачка.Паж в расцвете юных лет,И вельможа, и поэт,Все бы стали, о поверь,Стучаться в дверь.Насчитал бы твой альковЛаск не больше, чем гербов,Власти покорив твоейРод королей!– Но к чему мои мечты?Ведь с утра не ела тыИ всё смотришь, кто бы могПодать кусок;Ты любуешься тайкомНа стекляшки за окном(Не могу тебе – прости! –Их поднести);Так ступай же без другихУкрашений дорогих,Кроме юной наготыИ красоты!

Лебедь

Где, Андромаха, вы? – Зардевшийся от кровиСкамандр, в чьем зеркале была отраженаСкорбь ваших горьких мук и доли вашей вдовьей,И зашумевшая от слез его волнаНа память мне пришли, печальная царица,Когда я проходил по площади Дворца.– Парижа старого уж нет (лицо столицыМеняется, увы, быстрее, чем сердца!).Воскресши вновь в уме моем, зашелестелиПалатки, хлам блестел за окнами лачуг,Лес незаконченных колонн и капителей,Заросших плесенью, покрыл широкий луг.Зверинец, помню, там свои расставил клетки,И в час, когда, дрожа под ранней синевой,Труд просыпается и тучи пыли едкойВстают под метлами вдоль мертвоймостовой,Я видел лебедя, бежавшего из плена.Он лапою своей сухие плиты тер,И по земле влачил он грудь, белее пены.В канаве высохшей, раскрывши клюв, простерОн крылья царские над пыльными камнямиИ словно говорил, об озере родномСкорбя: «Когда же, дождь, польешься тыручьямиНа землю скудную; когда же грянешь, гром?»И, символ наших душ, несчастный тот пороюК немым, насмешливым, жестоким небесамТянулся жадною, дрожащей головою,Как будто посылал упреки он богам.IIПариж меняется, но всё в моей печалиОсталось! Новые дворцы, леса, гранит,Кварталы старые меня околдовали,И память о былом дух давит и щемит.Пред Лувром я стою в раздумии, и сноваЯ вспомнил лебедя в тот ранний, горький час,Как все изгнанники, святого и смешногоИ вечною тоской томимого; и вас,Вдова великого супруга, Андромаха,Рабыней ставшая надменного царя,Подруга Гектора, вдали родного прахаЖить осужденная, другим любовь даря.Мне негритянки жаль, беспомощно бредущейПо грязи города, в просторах площадейИща высоких пальм страны своей цветущейЗа мутною стеной туманов и дождей.Жаль всех, к кому любовь уже не возвратится,Кто ядом напоен обманутой мечтыИ скорбь сосет, как мать иль добрую волчицу;Жаль немощных сирот, увядших, как цветы.Так, в сумрачном лесу, где дух живет в изгнаньи,Воспоминание трубит победно в рог.О тех я думаю, кому грозят страданья,И горемыках всех, кого замучил Рок.

Семь стариков

Столица шумная, волшебный, странный город,Где призраки и днем снуют средь суеты!Обманы тайн немых и снов в колоссе гордом,Как соки жил его, повсюду разлиты.Осенним утром раз, когда дома, высокоНад грустной улицей серея сквозь туман,Подобно берегам бурливого потока,Немели, и, давя на сердце, как дурман,Простор был весь залит мглой желтою и мутной,Бродил я, совести заслышав поздний зов,И душу, как герой, ведя на подвиг трудный,Предместьем, тяжело дрожавшим от возов.Старик в изорванном и грязном одеяньи,Напоминавшем цвет небес в тот хмурый час,К кому бы потекли обильно подаянья,Не будь зловещих искр его угрюмых глаз,Вдруг появился. Был зрачок его змеинымНапитан ядом; взор мороза был острей;Седая борода торчала длинным клином,Пугая жесткою щетиною своей.Он был не сгорбленный, но сломанный, и уголПрямой образовал ногами и спиной,Клюка в его руке, иссушенной недугом,Дрожала, и плелся он поступью хромой,Больной, одной ноги лишившейся скотины.По снегу грязному он шел, стуча клюкой,Как будто о гроба, душе уж ни единойНе нужен и всему враждебный и чужой.За ним шел вслед другой, ничем не отличимыйОт первого. Судьба из Ада извлеклаСтолетних близнецов, прошедших молча мимоМеня, и та же цель те призраки звала.Имел ли дело я с враждебною затеейИль случаем слепым, орудьем злых богов?Я насчитал подряд, от страха холодея,Семь одинаковых и жутких стариков.Поймите вы, кому смешно мое волненье,Чья не трепещет грудь с моею заодно,Что тем чудовищам, при всем их одряхленьи,Казалось, мерзкое бессмертие дано.Хватило ли бы сил моих и на восьмогоИз этих двойников, предвестников беды,Подобно фениксам рождавшихся всё снова?– Но я свой взор отвел от адской череды.Как пьяный, в чьих глазах двоится всё,в смущеньиВернулся я к себе, дверь запер, чтоб не датьТем призракам пройти за мной, и смыслвиденьяНелепого хотел напрасно разгадать.Вотще стремилась мысль моя найти опору:Играла буря мной и волею моей,Как судном без снастей играет средь простораВолна неведомых, чудовищных морей!

Старушки

Бредя по улицам кривым столицы старой,Где самый ужас полн глухого колдовства,Подстерегаю я, покорен странным чарам,Немые, ветхие, родные существа.Уроды жалкие красавицами былиИль героинями. – Нельзя нам тех тенейГорбатых не любить. Душа в них давней быльюПолна. – Идут они, закутавшись плотней,Гонимые бичом осеннего ненастья;Томит их уличный стремительный поток,И жмут они к груди, как дар былого счастья,Мешочек бисерный иль вышитый платок.Бегут они, спеша походкою нескладной;Ползут, как раненный смертельно зверь лесной;Иль пляшут невпопад, как будто беспощадныйБес куклы дергает упрямою рукой.Но острые глаза и ясные Бог дал им;То ямы, где вода во мраке вечном спит;Глаза такие же он дал и детям малым,Смеющимся всему, что ярко заблестит.– Заметили ли вы, что у старух нередко,Как детский гробик, мал бывает вечный дом?Смерть, мудрый гробовщик, пленительныйи меткий,Являет символ нам в подобии таком.Когда встречаю я такие привиденьяНа фоне городской кишащей суеты,Мне кажется всегда: еще одно мгновенье,И ждет их колыбель за гранью темноты.Иль, перебрав в уме ряд образов, я частоПри виде тех существ, где всё пошловразброд,Гадаю, сколько раз менять был долженмастерВид ящиков, куда тела он все кладет.– Глаза те кладези, где спят во мраке слезы;Горнила, полные остывшею рудой…К таинственным глазам влекутся вечно грезыВсех тех, кто вскормлен был страданьеми бедой!IIВесталка, в давнего влюбленная Фраскати;Иль жрица Талии, чья слава умерла;Или прелестница, которая когда-тоПод сенью Тиволи сияла и цвела.Я всеми опьянен! Но средь существ тех хилыхОдни из горьких бед мед сладкий извлекли,Сказавши Подвигу, дававшему им силы:«Крылатый конь, наш дух восхити от земли!»Одна от родины обиды претерпела,Другая мужнею измучена рукой,А в третью сын вонзил безжалостные стрелы,И слезы всех текли обильною рекой!IIIКак много я встречал старушек безымянных!Одна меж них в тот час, когда, всю кровь своюПролив из ран, горит закат в лучах багряных,Садилась иногда поодаль на скамью,Внимая музыке воинственной и медной,Чьи волны в городских просторах разлитыВ златые вечера, когда тот глас победныйРождает вновь в сердцах безбрежныемечты.Сидела там она, торжественно прямая,Впивая жадно звук труб громких и литавр;Глаза, как у орла, смотрели, не мигая;На мраморном челе вился как будто лавр.IVТак вы проходите по улицам столицы,Сквозь шумную толпу, без стонов ибез слез,Святые, матери скорбящие, блудницы,Чье имя в старину всем слышать довелось.Вас, бывших красотой иль славойпоколенья,Никто не узнает! – Над вашей сединойСмеется пьяного прохожего глумленье;За вами по пятам бежит ребенок злой.Стыдясь самих себя, боясь дневного света,Вы бродите вдоль стен – жестокая судьба!Не шлет уже никто вам прежнего привета,Обломки жалкие, кого ждут лишь гроба!Но я, я издали слежу с тоской за вамиИ шаг ваш стерегу неверный в этот час,Как будто я отец родимый ваш, и снамиЯ тайными пленен, неведомо для вас.Я вижу ваш расцвет и страсти зарожденье;Переживаю вновь утраченные дни;Пьянит меня вино всех ваших прегрешений,И ваших подвигов горят в душе огни!Развалины! Семья! Умы родные мне вы!Торжественно звучат прощальные слова…Где завтра будете, дряхлеющие Евы,Над кем висит уж меч разящий Божества?

Слепцы

Гляди, душа моя, воистину жалкиСлепые чучела с их робостью смешноюИ, как лунатики, полны тоской ночною,Вперив Бог весть куда погасшие зрачки,—Глаза их, где огня небесного не стало,К лазури подняты, как будто им вдалиСвет виден; никогда, в тумане иль пыли,Не наклоняется к земле их лоб усталый.Средь ночи мировой идет их череда,Как средь извечного молчанья. В час, когда,Столица, ты вкруг нас безумствуешьи плетьюБьет по толпе рука жестокая страстей,Бреду и думаю я в тупости своей:«Что могут в Небесах искать слепцывсе эти?»

Прохожей

Стоял я, оглушен толпою городской.В глубоком трауре, торжественно немая,Навстречу женщина мне шла, приподнимаяВолнистый край одежд прекрасною рукойИ шагом царственным, как у богинь Эллады.А я, застыв, впивал безумно в блеске глазОпасных, как лазурь, где буря занялась,Пьянящий сердце яд и смертную усладу.Блеснула молния… за нею ночь! Сестра,Чей взор вдруг исцелил меня от долгой боли,Придет ли новых встреч желанная пора?На лоне вечности? Иль никогда уж боле?Ведь ты уходишь вдаль неведомым путем,Ты, страсть зажегшая, ты, знавшая о том!

Скелет земледелец

В анатомических альбомахНа пыльных уличных лотках,Где спит наук забытый прах,В томах, одним червям знакомых,В рисунках этих, где мечтыИ вера прежних поколенийНа скорбные изображеньяЛегли печатью Красоты,Мы видим (нас пугает этаЭмблема жуткою тоской):Стоят с лопатой иль киркойТела без кожи и Скелеты.IIВскопавшие простор полейНемые, хмурые крестьяне,К чему усилья вашей длани,Мышц обнаженных иль костей?Скажите нам, какие жатвы,Колодники с кладбищ глухих,Взрастить должны вы и для чьихАмбаров хлеб должны собрать вы?Хотите ль (мысль тем смущена!)Нам указать такой картиной,Что даже в яме не найти намВотще обещанного сна;Что всем нам изменила Бездна,Что предан Смертью человек,И нас потом из века в век,Увы, заставит Рок железныйВ стране безводной и нагойС утра трудиться до закатаИ налегать на край лопатыБосой кровавою ногой?