Цветы зла

Прекрасный корабль

Я рассказать хочу, волшебница младая,О прелестях твоих, их чары воспевая,И всех оттенках красоты,Где слиты детские и зрелые черты.Когда одеждами ты воздух заметаешь,То мне медлительный корабль напоминаешь,Скользящий прочь от береговПрозрачною стезей, по воле парусов.Плечами поводя, качая шеей гибкой,Ты клонишь голову со странною улыбкой;Покоем царственным блестя,Плывешь передо мной, державное дитя.Я рассказать хочу, волшебница младая,О прелестях твоих, их чары воспевая,И всех оттенках красоты,Где слиты детские и зрелые черты.Твоя крутая грудь, в тюрьме ее атласной,Грудь смуглая – ларец таинственно прекрасный,Чьи створы гладкие блестятИ словно два щита сверкающих горят.Щиты прелестные, с живыми остриями,Ларец для сладких тайн, уставленный плодами,Душистым медом и вином,Всесильными, как бред, над сердцем и умом.Когда одеждами ты воздух заметаешь,То мне медлительный корабль напоминаешь,Скользящий прочь от береговПрозрачною стезей, по воле парусов;А ноги стройные, сквозь легкие воланы,Мечтанья жгучие влекут красой желанной,Как две колдуньи, что, во мглеСкрываясь, месят яд губительный в котле.Рукам твоим легко бороться с силачами,И жмешь любовника их светлыми тисками,Как будто хочешь ты, средь нег,В груди запечатлеть его черты навек.Плечами поводя, качая шеей гибкой,Ты клонишь голову со странною улыбкой;Покоем царственным блестя,Плывешь передо мной, державное дитя.

Приглашение в путь

Дочь моя, сестра,Нам бежать пораВ дальний край, покуда можем,И средь долгих негНаш окончить векВ царстве, на тебя похожем.Солнца влажный луч,Средь унылых туч,Мне навеет те же грезы,Что твои глаза,Словно бирюза,Светло-синие сквозь слезы.Там всё мир и красота,Роскошь, нега и мечта.В комнате твоейМебель прежних днейОтражала б свет лучистый.Розы дальних стран,Сладкий их дурманИ курений дым душистый,Лепка пышных зал,Глубина зеркалИ Востока блеск и дрема,Всё бы нам тайкомНежным языкомГоворило, что мы дома.Там всё мир и красота,Роскошь, нега и мечта.На воде, вдали,Дремлют корабли,Вечные друзья скитаний.Им назначил РокЦелью их дорогУтолять твои желанья.Солнечный заходСлоем ровным льетНа столицу и каналыЗлато и сирень,И волшебный деньЗасыпает в славе алой.Там всё мир и красота,Роскошь, нега и мечта.

Непоправимое

Раскаянье, увы, с годами всё живей!Оно ворчит и скалит зубы,И кормим мы его, как мертвецы червей,Как гусениц лист горький дуба.Раскаянье, увы, с годами всё живей!В каком вине, в струях каких смертельныхзелий?Потопим древнего врага,Кому пиры и кровь еще не надоели,Чья месть упорная долга?В каком вине, в струях каких смертельныхзелий?Колдунья мудрая, скажи, коль можешь ты,Душе, богами позабытой,Как раненый солдат, кого средь темнотыЗадели тяжкие копыта,Колдунья мудрая, скажи, коль можешь ты,Тому несчастному, кого и волк, и воронУж сторожат, застыв окрест,– Солдату бедному, – ужель он не достоинМогилу получить и крест,Тот умирающий, над кем уж реет ворон?Возможно ль осветить тьму мутную небесИ разорвать густые тени,Чернее копоти, в которых день исчезИ меркнут звездные селенья?Возможно ль осветить тьму мутную небес?Надежда, свечкою горевшая, задутаВ таверне; темен уж порог;Луна не светит нам, и не найдем приюта,Устав от тягостных дорог.Горевшая свеча уж Дьяволом задута.Колдунья, знаешь ли тоску души слепой,Грехам которой нет прощенья,И ведома ли боль, пронзившая стрелойГрудь, бывшую ее мишенью?Колдунья, знаешь ли тоску души слепой?Непоправимое прогрызть зубами хочетНам душу, терем уж пустой,И целый день оно фундамент зданья точит,Как рой термитов за стеной.Непоправимое прогрызть нам душу хочет.IIЯ видел иногда в театрах городских,Где громко музыка играла,Как фея тьму кулис грозящих и глухихЗарей чудесной зажигала.Я видел иногда в театрах городскихЗлатого Ангела с прозрачными крылами,Кто был сильнее Сатаны,Но сердце, уж давно покинутое снами,Театр, в котором все должныВотще ждать Ангела с прозрачнымикрылами.

Беседа

Ты, осени лазурь, и ясные светила!Но грусть во мне опять вскипела, как волна,Оставив на губах угрюмых горечь ила,В час бури всплывшего с таинственного дна.– Напрасно грудь мою ласкаешь ты руками;Всё то, что ищешь там, мой друг, истребленоДавно уж женскими когтями и зубами,И сердце бедное уж съедено давно.Душа моя дворец, запятнанный толпою,С ее бесчинствами, и пьянством, и борьбой.– Дух сладостный плывет над грудьюмолодою!..Бич смертных, Красота, не спорить мнес тобой!Глазами яркими, в которых заблестелиОгни, сожги всё то, что звери не доели.

Осенняя песнь

Погрузимся опять в холодные мы тени.Прощай ты, яркий свет коротких летних дней!Уж слышу во дворах унылое паденьеДров, ударяющих о плиты их камней.Зима вновь вся войдет в меня: и страх, и злоба,И ненависть, и дрожь, и труд тяжелый мой!Как солнце полюса в аду слепого гроба,Так сердце глыбою застынет ледяной.Я слушаю, дрожа, стук каждого полена.Так остов новых плах под молотком гремит.Мой дух уж обречен, как башенные стены,Которые таран без устали громит.И снится мне под звук, исполненный печали,Что кто-то второпях по крышке гроба бьет…Кто в нем? – Уж лета нет, дни осени настали,И шум таинственный звучит нам, как отход.IIЛюблю я глаз твоих зеленое мерцанье,Голубка, но теперь всё опостыло мне.Ни ласкам, ни огню не заменить сияньяПолуденных лучей на ветреной волне.Но всё ж меня любить родимым сердцем надо!Неблагодарного лишить нельзя забот.Подруга иль сестра, будь краткою усладой,Как осень пышная иль солнечный заход.Недолго! Смерть нас ждет, свои расставив сети.К коленам дай твоим склониться головойИ с грустью вспоминать о белом жгучем лете,Впивая осени луч нежный и златой.

Одной мадонне

Дарообещание в испанском вкусе

Воздвигну для тебя, подруга и Мадонна,Подземный я алтарь в груди моей бездомной,И выстрою тебе, во тьме, на самом дне,Вдали от суеты, в безлюдной тишине,Придел, весь золотом сияющий и синью,Где будешь ты стоять, застывшая богиня.Скую из золота шлифованных стихов,В котором вкраплены созвучья звонких слов,Для головы твоей огромную корону.Из ревности моей, о смертная Мадонна,Сумею царский плащ, тяжелый и прямой,Я для тебя скроить; как будто за стенойОн прелесть утаит твою от жадных взоров,И бисер слез моих блеснет на нем узором.Одену я тебя в волну моей любви,Которая, обняв красоты все твои,Дрожит на остриях и спит в долинах тела,Целуя без конца стан розовый и белый.Из преклонения тебе я башмачкиАтласные сошью, божественной ногиЕдва достойные, и, сжав в объятьях крепкоЕе, они хранить прелестный будут слепок.И если не смогу серебряный достатьЯ месяц и его подножьем тебе дать,Повергну я Змею, грызущую мне лоно,Чтоб попирать могла пятою оскорбленной,Царица властная, кем люди спасены,Ты зверя, полного отравленной слюны.Сиянье дум моих, как свечи, загоритсяПред светлым алтарем и девственной Царицей,Лучами озарив лазурный потолок,И будет век сиять их огненный зрачок.И как во мне живет и дышит всё тобою,Так миррой станет всё, и нардом, и смолою,И восходить к твоей вершине снеговойТуманом будет дух, насыщенный грозой.Чтоб ты была во всем сходна с Марией ДевойИ чтоб любовь мою слить с темным ядомгнева,Я смертных семь грехов, палач твоих ночей,Возьму, и, сделав семь отточенных ножейИз них тебе на казнь я, целясь безучастноВ глубь сердца, полного огнем любвивсевластной,Сумею все их в грудь дрожащую воткнуть,В твою кровавую, рыдающую грудь!

Пополуденная песня

Хоть изгибы злых бровейВид дают тебе опасныйИ не рая отблеск красныйВ глубине твоих очей,Я люблю тебя доныне,Страсть жестокая моя,И тебе подвластен я,Как покорный жрец богине.И пустыни и лесовВ косах слышен запах пряный.Голову ты клонишь странно,Как на чей-то тайный зов.Аромат по коже темнойБродит, как вокруг кадил;Словно вечер, сердцу милОбраз нимфы смугло-томной.Нет! Все зелья не сравнитьС красотой твоей ленивой.Страстные твои порывыМогут мертвых оживить.В груди нежные и лоноСтан и бедра влюблены,И подушки плененыНегою твоею сонной.Иногда, горя в огнеТайном бешеных желаний,Ты кусаешься, в молчаньиРасточая ласки мне.Смуглый друг, смеясь небрежно,Грудь ты мне зубами рвешь,А потом на сердце льешьВзор, как лунный отблеск нежный.Под прелестною ногойИ под туфелькой твоеюВ дар кладу я, не жалея,Душу, жизнь и гений мой.Исцелила ты все раныСилой красок и лучей!Взрыв живительных огнейВ каторге моей туманной!

Сизина

Представьте вы себе Диану средь дубравы,В погоне за зверьми со сворой резвых псов,Ее нагую грудь, и шумные забавы,И гордый, быстрый бег в тиши густых лесов.Вы деву помните ль, во дни борьбы кровавойНа приступ ведшую парижских босяковИ с пламенем в очах, в надежде новой славы,Всходившую с мечом по лестницам дворцов?Сизина такова! – Но яростная деваДоступна жалости не менее, чем гневу;Дух, обезумевший от буйного труда,Слаб пред просителем, как безоружный воин,И в сердце, выжженном страстями, естьвсегдаИсточник светлых слез для тех, кто ихдостоин.

Franciscae meae laudes

На струнах новых воспоюПодругу новую своюИ сердце тем развеселю.Венками будь оплетена,О благодатная жена,Которой жизнь освящена.Твой всемогущий поцелуйДает забвенье; очаруйМой дух и раны уврачуй.В бессильи сердца моегоЯ зрел пороков торжество,Но ты явилась, Божество,Как светлая звезда морей,В час бури, взорам рыбарей.– Твоих я пленник алтарей.Купель с целебною водой,Верни ты голос молодойУстам, замученным бедой.Что было грязно – ты сожгла;Что было грубо – убрала;Тому, что слабо – сил дала.Бездомному – очаг родной,Лампады свет во тьме ночной,Правь неизменно мудро мной!Грудь утомленную согрей,Источник жизни, и пролейБлагоухающий елей.Щит целомудрия, гориУ чресл моих и до зариСны безмятежные дари.Потир, которому даноСвой блеск и дар сливать в одно,Франциска, дивное вино!

Креолке

В стране, ласкаемой лучами и душистой,Там, где раскинули пурпуровый шатерДеревья и в тени всё дышит ленью мглистой,Креолку я знавал и помню до сих пор.На шее царственной и смугло-золотистойВолшебницы цветет тяжелых кос убор;Она идет легко, Дианою лучистой,С улыбкой тихою, и чист открытый взор.О, если бы могли вы в край уехать славныйИ над Луарою иль Сеною державнойТам в замке царствовать, в тиши его гербов,То стали бы для вас, в садах, жары незнавших,Сонеты расцветать в груди поэтов, ставшихОт блеска ваших глаз покорнее рабов!

Moesta et errabunda

Душа твоя порой стремится ли, Агата,Над морем мерзостным глухих домов взлетев,К волнам иных морей, где всё лазурь и злато,И глубь прозрачная, как очи юных дев?Душа твоя порой томится ли, Агата?Безбрежный океан нам отдых от трудов.Кто хриплому певцу, бушующему морю,Под громогласный вой разгневанных ветровВысокую дал власть баюкать наше горе?Безбрежный океан нам отдых от трудов.Развейтесь, паруса свободные фрегата;Умчите вы меня от здешних зол и слез.Скажите, просит ли печальная АгатаПорою: «От обид, и ран, и жгучих грезУмчите, паруса свободные фрегата».Как далеки луга душистые твои,Эдем, где всё кругом полно любви и света,Где любим лишь одно достойное любви,И сердце негами блаженными согрето.Как далеки луга душистые твои,Рай зеленеющий, страна любви невинной,Объятья, песни, бег и запахи цветов,Дрожащих скрипок зов за рощами долины,Вино по вечерам под кущами садов.Рай зеленеющий, страна любви невинной,Обитель тайных нег, безгрешный, светлый Рай,Ужели отошел ты далее Китая,И может ли наш стон вернуть тот дивный край;Наполнит ли опять песнь наша молодаяОбитель тайных нег, безгрешный, светлый Рай?

Призрак

Как ангелы, чей взор грозится,Я проберусь в твою светлицуИ тихо проскользну по нейК тебе с толпой ночных теней.Я подарю тебе лобзаньяМорозней лунного сияньяИ подколодною змеейСтан обовью дрожащий твой.Когда рассвет настанет бледный,Я от тебя умчусь бесследно.Вмиг опустеет твой покой.Как друг живой – любовью нежной,Хочу над юностью мятежнойЦарить я страхом и тоской!

Осенний сонет

Мне говорят глаза, прозрачные как лед:

«Мой друг, чем объяснить твое ко мне

влеченье?»

Ласкайся и молчи! Душа среди мучений

Лишь памятью о днях безоблачных живет

И тайну грешную делить не позовет

Подругу, чья рука готова дать забвенье.

Я темной повести сотру изображенье.

Мне ненавистна страсть, и ум меня гнетет.

Люби меня без слов! Любовь, таясь за тенью,

Уж вынула стрелу и верный лук берет.

Мой ум старинные те стрелы узнает:

Безумье, ужас, смерть. – Цветок ты мой осенний,

В обоих нас заря последняя встает,

О белое мое, холодное виденье.

Печаль Луны

Луна ленивее обычного мечтает;Как дева юная среди густых тенейРукою легкою рассеянно ласкаетНа ложе, перед сном, округлости грудей,Она, предавшись вся мечтам и вожделенью,На тучах шелковых лежит средь темноты,Свой устремивши взор на белые виденья,Взошедшие кругом в лазури, как цветы.Когда на этот шар, в истоме молчаливой,Слезу порой луна роняет сиротливо,То верный ей поэт, бессонных друг ночей,В ладонь берет слезу, сияющую бледноОпалом, и в груди ее, как дар заветный,Он прячет, далеко от солнечных лучей!

Кошки

Рабы седых наук и страстных вожделенийРавно скучали бы на склоне зрелых днейБез кошек царственных, хранительниц огней,Враждебных, как они, морозам и движенью.Взалкав познания и сладострастных нег,Они взлюбили тишь и тени ночи черной.Коль иго перенесть могли б они покорно,Их в упряжь бы свою взял бог подземных рек.Задумавшись, они немеют величаво,Как сфинксы древние на пепелищах славы,Что забываются невозмутимым сном.Шерсть плодовитых чресл их странношевелится,Вся в искрах сказочных, и золотым пескомПокраплены слегка их вещие зеницы.

Совы

Под тисами, привычной сенью,Сидят седые совы в ряд,Как будто боги, и глядятКровавым глазом, полным лени.Они, застыв недвижно, ждутЧасов томительно-печальных,Когда вослед лучей прощальныхНочные тени подойдут.И мудрецу пример те птицы,Что в мире должен он страшитьсяДвижения и суеты;Ведь смертный, грезой опьяненный,Всегда наказан за мечтыДуши, в скитания влюбленной.

Трубка

Я трубка автора; меняОн курит день и ночь, и сталаНа черных женщин СенегалаЯ походить, цвет изменя.Когда он мучится, кляняСудьбу, дымлюсь, как домик малый,Где будет ужинать усталыйКрестьянин на исходе дня.Его качаю в синей сети,Рожденной в огненных устах.В туманных, сладостных мечтахВсё забывает он на свете.На сердце – мира торжество,И отдыхает ум его.

Музыка

Порой по музыке, как по морю, плыву!К бледному светилуСквозь очарованный туман иль синевуМчат меня ветрила;Надувши легкие, как паруса, и полнСмелости и силы,Несусь я по хребту нагроможденных волн,Темных, как могила;Мятежных кораблей я чувствую в себеМуку, дрожь и страсти;Лечу над бездною безбрежною, в борьбеС бурей, в час ненастья.– Иль стихнет ветер вдруг, и снымои видны,В зеркале волны.

Могила проклятого поэта

Коль ночью темною и соннойОдин из верных вам друзейТруп похоронит отлученныйВ развалинах, среди полей,Там, в час, когда, светя невинно,Уходят звезды на покой,Паук протянет паутиныИ змей заблещет чешуей.Слышны вам будут чередоюНад осужденной головоюВой раздирающий волков,Голодный шабаш ведьм шумливых,Забавы старцев похотливыхИ совещания воров.

Фантастическая гравюра

На лбу нелепого и жуткого скелетаКорона золота сусального надета,Порфиру и венец державный заменя.Без шпор и без хлыста измучил он коня,Такого же, как он, костлявого, и в пенеУ клячи ноздри все, и гнет она колени.Проходят так они простором мировым,Вселенную топча копытом роковым;Угрюмый всадник меч пылающий возноситНад безымянною толпой и жатву косит,И, словно князь сады родимого дворца,Обходит кладбища, которым нет конца,И где лежат, в лучах безрадостного света,Народы Ветхого и Нового Завета.

Веселый мертвец

Средь виноградников, над мирною рекой,Могилу вырою, поглубже да посуше,Где мог бы уложить я кости на покой,Забвенье прежних дней ничем уж не наруша.Не надо гроба мне, ни жалости людской;Слезы я не прошу сочувственной, и лучше,Чем мне унизиться до слабости такой,Позволю воронам клевать живую тушу.О черви! Палачи без слуха и без глаз!Веселый сходит к вам мертвец на этот раз!Ползите, мудрецы, рожденные гниеньем,Питаясь без стыда развалиной моейИ, если сможете, последним став мученьемДля тела без души и мертвого мертвей!

Бочка ненависти

Ты, бочка вечная измученных Данаид,О Ненависть! Хоть Месть безумная рукойМогучей без конца в пасть темную вливаетПотоки слез и кровь, текущую рекой,Но Демон дно твое всё снова пробивает,И снова Мести труд напрасен вековой.Вотще она тела жертв мертвых воскрешает,Чтоб кровь вновь выпустить из плоти их живой.Глухая Ненависть, ты злую пьешь отраву,И чем ты больше пьешь, тем жажда всё сильнейИ множится стократ, как Гидры Лернской главы.Но пьяницам вино целение скорбейПриносит и всегда забыться сном давало,А ты и во хмелю ни разу сна не знала.

Надтреснутый колокол

Я с грустью светлою внимаю по ночам,Зимою, пред огнем дымящимся и сонным,Давно умолкнувшим, забытым голосам,Что вторят реющим в тумане перезвонам.Блажен тот колокол, чья грудь еще сильнаИ чей всё слышен звон молитвенный над нами,Когда он кличет нас среди земного сна,Как старый часовой на страже пред шатрами.Душа надтреснута моя. Напрасно ейПризывом хочется наполнить мрак ночей,И часто глас ее, звуча тоской глухою,Хрипит, как раненый, забытый после боя,Среди кровавых луж, под грудой мертвецов,Когда он смерти ждет во тьме ночных часов!

Сплин

Февраль нахмуренный на целый город злитсяИ льет из урн своих холодный ток дождейНа бледных жителей кладбищ немых столицыИ смерть – на мрачные дома живых людей.Худой, облезлый кот то тут, то там ложится,Покоя не найдя для ноющих костей.Поэта старого душа, о черепицыЦепляясь, жалобно зовет глухих друзей.Печально колокол гудит; шипят поленья;Охрипший бой часов звучит тоской и ленью.Меж тем, в колоде карт, наследьи роковомСтарухи, скошенной водянкою в то лето,Прижалась дама пик к червонному валетуИ с грустью говорит о счастьи их былом.

Сплин

Не больше б помнил я, проживши ряд веков.Стол старый, где лежат средь памятных листковСтихи, любовные записки и тетради,И в сложенных счетах волос густые пряди,Скрывает меньше тайн, чем мозг угрюмый мой.Как пирамида он иль склеп всегда немой,Где больше мертвецов лежит, чем в общей яме.Я – кладбище, навек забытое лучамиЛуны, и черви в нем голодные ползутИ трупы мне родных покойников грызут.Альков я, полный роз сухих, где дни свиданийЖивут еще в шелках старинных одеяний,Где лики грустные портретов на стенеВдыхают мед духов, разлитый в тишине.– Что дольше может быть тех дней, текущих вяло,Когда под снежными сугробами усталоСкучает дух, ничем уже не увлечен,И вечным кажется его тяжелый сон.Отныне стало ты, о вещество живое,Гранитом, мучимым неясною тоскою,Заснувшим в глубине пустыни гробовой.– Сфинкс древний, суетной незнаемый толпой,Не нужный никому, чья грудь, застыв печально,Поет лишь при лучах косых зари прощальной.

Сплин

Похож на короля дождливой я страны.Ему богатства, власть и молодость даны,Но душу раннее бессилие смущает.Прогнав толпу льстецов придворных, он скучает.Ничто не веселит его, ни своры псов,Ни гибнущий народ пред окнами дворцов.Любимый шут, смешить умевший господина,Не может уж стереть со лба его морщины.Уж ложе, всё в гербах, им в гроб превращено;И фрейлины, любить готовые равноВладыку всякого, нескромностью нарядаНе в силах распалить его тупого взгляда.Напрасно врач его все знанья приложил;Он яда смертного не мог извлечь из жил,И даже теплою, кровавой Римской ванной,Которой старики огонь вернуть желанныйСтремятся, не согрел он трупа, где течетНе кровь, а мутная струя Летейских вод.

Сплин

Когда нависшие, как крышка, давят тучиНа душу, ставшую добычею скорбей,И скучный небосвод, сквозь саван свойлинючий,На нас льет черный день, печальнее ночей;Когда становится земля сырой темницей,Где, словно рой мышей летучих, вдольстеныЖеланья кружатся пугливой вереницейИ биться крыльями о свод осуждены;Когда дождь падает широкими струями,В которых видится решетка нам тюрьмы,И гнусных пауков, нам липкими сетямиМозг оплетающих, прогнать не в силах мы,—Колокола тогда внезапно, в исступленьи,Возводят к небесам невыносимый вой,Как сонм блуждающих, бездомныхпривидений,Упорно стонущих над нашей головой;– И похоронные проходят шагом дрогиНемою чередой в уме моем; призывНадежды смолк, и Страх царит в земномостроге,На черепе моем флаг черный водрузив.

Наваждение

Леса, вы мне страшны, как темные соборы;Ваш голос как орган; в истерзанных сердцахНаходят отклики глухие ваши хоры,И та же в них живет скорбь вечная и страх.Будь проклят, Океан! Твой ропот и волненьеВ уме отражены, и горький смех людейПлененных, где звучат и стоны и хуленье,Мне в смехе слышится мучительном морей.О, как бы, Ночь, любил тебя я, без сияньяЗвезд, шепчущих нам речь знакомую огней.Ведь я ищу пустынь, и бездны, и теней;Но темнота сама полна воспоминаний,И всё рисует глаз на черном полотнеТуманный сонм существ, когда-то близких мне.

Жажда небытия

Ум мрачный, много раз захваченный борьбою,Надежда уж твои не правит удилаИ бросила тебя. Пора твоя прошла.Конь старый, без стыда ложись перед судьбою.О сердце, покорись; спи с леностью тупою.Усталый, бедный ум; вся жизнь уж протекла,Нет вкуса у любви, и пресен запах боя;Прощайте, меди песнь и нежный вздох гобоя;Мечта, не соблазняй угрюмого чела.Весна прелестная напрасно расцвела.И время с каждою минутой роковоюХоронит ум, как снег застывшие тела.Гляжу на целый мир я с птичьего крылаИ скрыться не хочу под крышею былою.Лавина, хочешь ли увлечь меня с собою?

Алхимия страдания

Один в тебя влагает жар,

Другой влагает грусть, Природа.

Что одному – могилы своды,

Другому – жизни светлый дар.

Гермес неведомый, навеяв

Навеки страх, мне помогал.

И я другим Мидасом стал,

Печальнейшим из чародеев.

Преображаю злато в медь

И небо в ад. Я должен зреть,

Как в тучах, словно в плащанице,

Труп осужден родимый тлеть.

И там, где Млечный Путь струится,

Я строю мрачные гробницы.

Сочувственный ужас

От выси мертвенной и странной,

Как дней твоих угрюмый бред,Какие мысли в ум туманныйНисходят? Грешник, дай ответ!– Стремлюсь я жадно, неустанно,Неверным призракам вослед.Но, как Овидий, я не стануСкорбеть о рае юных лет.В борьбе небесных очертанийГордыня дум отражена.Туч надмогильных пеленаГрустна, как саваны мечтаний.И небеса горят в огнеГеенны, духом близкой мне.

Самоистязатель

Тебя ударю я спокойноИ равнодушно, как мясник.И слез живительный родникЯ вызову в пустыне знойной!Немой поток соленых водТвои излить заставлю вежды.Мое желанье, в час надежды,На влаге горькой уплывет,Как парусник зарей туманной,И сердце сладко опьянятРыдания и прозвучатВеселым боем барабана.Ведь я фальшивый резкий звукВ громах симфонии священной.Я внял Иронии презреннойИ стал рабом нечистых рук.Она меня лишила веры.Всю кровь яд черный напитал.Я – мгла зловещая зеркал,В которых виден лик Мегеры!Я – рана красная и нож;Пощечин злых удар и щеки;Распятый раб и крест жестокий;Я и палач, и жертва тож.Я сердца моего унылыйВампир – один из ряда тех,Кому назначен вечный смехВзамен улыбки легкокрылой!

Неизменимое

Предвечный Образ, павший с небаИ поглощенный роковойСвинцово-мутною волнойВо тьме беззвездного Эреба;Неосторожный Ангел, в путьПустившийся в морях запретных,На дне кошмаров беспросветных,Где он рискует утонуть,Когда (смертельное томленье!)Его влечет водоворот,Что песнь безумную поетИ кружится волчком сквозь тени;Несчастный пленник темных чар,В его попытках безнадежныхБежать от гнета стен острожныхИ всех ему грозящих кар;Дрожащий грешник, без лампадыСходящий вечною тропойНад бездной мрачной и сырой,По лестницам неверным Ада,Где звери мерзкие видны,Чьи фосфорические очиУсугубляют сумрак ночиИ жуть могильной тишины;Корабль беспомощный, в хрустальнойЛовушке полюса, найтиВотще стремящийся путиНа волю из тюрьмы печальной;– Эмблемы горьких наших мук,Символ судьбы неизменимойИ знак, что Дьявол, нам незримо,Не покладает властных рук!IIПорою сердце отражаетВ себе самом свой лик ночной!Колодец Истины немой,Где, как маяк, на дне сияетЗвезда, насмешливо-светла,Чар сатанинских излученье,Единый дар и облегченье,– Сознанье собственного Зла!

Часы

Часы! зловещий бог, бесстрастный и жестокий,Чей перст нам говорит с угрозой: Близокдень!Тебя охватит страх, и сердце, как мишень,Пронзит дрожащая стрела тоски глубокой.Младое счастие сокроется навек,Как легкий рой сильфид за сень кулисымчится.Мгновенье каждое лишит тебя частицыСужденных каждому, но неповторных нег.Три тысячи шестьсот раз в час СекундастрогоПрошепчет голосом звенящим: Не забудь!И каждый новый Миг гласит: уж не вернутьМеня, и сил твоих я высосал немного!Remember! Souviens-toi! Ты помни! (Ту жеречьВеду на языках я разных глоткой медной.)Беспечный человек, цени ты дар заветныйМинут и золото спеши из них извлечь.Ты помни, помни ты, что Смерть игрокупорный,И ей всегда везет в игре! Таков закон.Уходит день и ночь восходит, близок сон.Песка почти уж нет, раскрыт зев безднычерной.Пробить уж должен час, когда всесильныйРок,Когда мечты и честь, забытые так скоро,Когда Раскаянье (последняя опора!) —Все скажут: «Старый трус, умри! Исполненсрок!»