Гадюка

Я попыталась быстрыми шагами нагнать его, как вдруг до меня долетел какой-то шорох, заставивший меня замереть на месте. Мне показалось, что сквозь мою кожу проникло холодное дыхание смерти, и я застряла между жизнью и смертью. В этот момент лавина негативных чувств обрушилась на меня. Эфкен продолжал удаляться прочь от меня, и его шаги звучали так громко в моей голове, что я перестала следовать за ним. Обернувшись через плечо, сначала я увидела лишь древние жутковатые деревья, покрытые толстым слоем снега, но потом мои зрачки сфокусировались, словно объектив фотоаппарата, выхватывая что-то из белизны. Там, в высоких зарослях неизвестного сорняка, стояла неподвижная фигура, но по качающимся рядам стеблей я поняла, что она только что пришла. Я прищурилась и внимательнее присмотрелась к шевелящейся листве, но снег не позволил мне увидеть больше.

– Давай, – бросил идущий впереди Эфкен. – Пошевеливайся.

– Иду, – пробормотала я, не отрывая взгляда от листьев, которые к этому времени уже прекратили покачиваться, но я была почти уверена, что там меня поджидает большая опасность. Наконец, решив не испытывать терпение Эфкена, я двинулась за ним, но почему-то продолжала прислушиваться к тому, что скрывалось в зарослях. К тому времени, когда мы вышли на заснеженную пустошь, я уже прилично устала от прогулки. Казалось, я прошла несколько километров, утопая по колено в снегу.

Даже издалека я разглядела на крыльце человека с сигаретой. Это был Джейхун. На голову он нахлобучил отороченный мехом капюшон пальто и внешне ничем не отличался от эскимоса. Он курил, облокотившись на перила, и смотрел прямо на нас. Хотя все вокруг было белым, небо окрасилось в такой зловещий синий цвет, будто сейчас вот-вот забрезжит рассвет.

Когда мы почти подошли к дому, Джейхун щелчком пальцев выбросил еще горящий окурок в снег, и тот отчаянно зашипел.

– Где вы были? – спросил он, приподняв брови, и устремил взгляд карих глаз на Эфкена.

– Устроил малышке небольшое испытание, – ответил Эфкен жестким голосом, и я нахмурилась оттого, что он говорил обо мне как о неживом предмете. Эфкен двумя шагами взлетел по ступенькам крыльца, оставляя на них глубокие следы.

Джейхун тоже нахмурился, а потом повернулся спиной ко мне, опираясь бедрами о перила, и спросил:

– Она прошла? – В его голосе я уловила нотку сарказма, не говоря уже о любопытстве.

– Да, – сказал Эфкен. – Пофиг. Что ты здесь забыл?

– Мы с Сезги немного поссорились, – пожал плечами Джейхун. Он одарил меня мягким дружелюбным взглядом и снова обратил внимание на Эфкена. – Она меня беспокоит в последнее время.

Эфкен открыл входную дверь и вошел внутрь, даже не обернувшись.

– Меня она беспокоит уже четыре года. Чудо, что до тебя это только сейчас дошло, – проворчал Эфкен с сарказмом в голосе. Джейхун закатил глаза и последовал за Эфкеном в дом, оставив меня на улице одну. Я медленно поднялась по ступенькам, а потом обернулась через плечо и посмотрела на лес. Нас разделяла целая пустошь, но деревья все равно казались мне неправдоподобно высокими.

Странно, что Эфкен так легко зашел в дом, бросив меня совершенно одну. В конце концов, я могла передумать и попытаться сбежать, даже понимая, что единственный конечный пункт назначения – смерть. Но, думается мне, он не просто так сказал, что увидел в моих глазах желание жить. Он прекрасно знал, что я не убегу, потому что мне и правда дорога моя жизнь.

С моих губ сорвался слабый крик, когда темная тень выскочила словно из ниоткуда и пронеслась передо мной со скоростью света. Я в ужасе огляделась по сторонам, чувствуя, как сердце неистово бьется в груди, – настолько я была уверена, что видела темный силуэт, но сейчас никого поблизости не было. Пламя страха мгновенно охватило мой разум.

– Сущее наказание! – Голос Эфкена прозвучал так громко, что у меня сжались ребра, и страх растекся по жилам, превратившись в пылинки и растаяв в моей крови. – Заходи внутрь.

Я зашла в дом, не снимая обуви, и посмотрела на окно в конце темного коридора, сквозь которое струился голубой свет, а за ним виднелась заснеженная земля. Джейхун и Эфкен находились в гостиной, и их голоса отдавались в моей голове.

– Когда ты освободишь девушку? – Вопрос Джейхуна был похож на свет, что забрезжил в конце темного туннеля. Я взглянула в сторону коридора, но ни Эфкена, ни Джейхуна видно не было. Мое сердце радостно забилось. Любопытство охватило меня. Я знала, что, даже если Эфкен освободит меня, не смогу найти дорогу домой, поэтому перспектива обрести свободу уже не казалась такой радужной. Моя надежда представляла собой раненого человека, еще не познавшего смерти, но его уже поедали падальщики. А я истекала кровью так, что у меня не хватало сил вырвать надежду из зубов этих мерзких тварей.

– Если я освобожу ее, то она и двух часов не протянет, с такой-то наивной душой, – сказал Эфкен, и я услышала, как в стакан наливается жидкость. Потом наступила тишина.

– Почему тебя волнует, сколько она проживет?

Казалось, вопрос задал вовсе не Джейхун, а некая женщина, которая сидела на стенках моего сознания, свесив ноги. Она жила внутри меня, выглядела точно так же, как я, но вела себя совершенно иначе. Я даже не помнила, как и когда она появилась. В какой-то момент стена в моем сознании просто обрушилась, и на этом месте появилась она – незнакомая женщина в дерзком платье и туфлях на высоких шпильках. Она постукивала длинными пальцами внутри моей головы и задавала разные вопросы.

– Кто сказал, что меня это волнует?

Раздался стук, как будто стеклянную бутылку поставили на твердую поверхность, и, попытавшись представить ее, я легко догадалась, что в ней был алкоголь. Я перевела взгляд с гостиной на коридор. Молчание Эфкена, казалось, резало меня до глубины души, и Джейхун снова взял слово.

– Ты сам, – сказал Джейхун, и женщина, слишком похожая на меня, стукнула по стенке сознания длинными, накрашенными красным лаком ногтями, а ее губы расплылись в лукавой улыбке.

– Я этого не говорил. Мне плевать на эту соплячку.

Я продолжала пялиться в пол, не чувствуя ни капли обиды. Меня не волновало, что он думает обо мне, но почему-то все равно ошеломило, что он испытывает ко мне такую лютую ненависть без всякой причины. У меня в ушах зазвучал раздраженный писк, когда бутылку протащили по шершавому полу.

– Мне просто нужно кое-что выяснить, так что лучше держать ее на виду.

– Ты же сказал, что она тебе неинтересна, – язвительно заметил Джейхун.

Я почувствовала себя так, будто меня пнули в живот. Шансы стать премьер-министром Стамбула были гораздо выше, чем то, что Эфкен меня когда-нибудь заинтересует. В голосе Джейхуна отчетливо слышалась насмешливая улыбка, и мне стало искренне интересно, какое выражение появилось на ледяном лице Эфкена.

– Она не мой типаж, – бросил Эфкен, и хотя меня удивила формальность, с которой он произнес слова, Джейхун, видимо, к этому привык. – Если так подумать, то я вообще не воспринимаю ее как женщину. Я вижу в ней лишь маленькую наивную девочку. Я думал, что она мне лжет, но она, похоже, даже не умеет врать. Она просто идиотка.

То, как он обрушивал на меня оскорбление за оскорблением, вызывало во мне сильное желание ударить его моими огромными сапогами. Я примерно представляла, каким взглядом карих глаз, выделяющихся на светлой коже, Джейхун смотрел на Эфкена; возможно, он даже держал стакан с выпивкой. Но я могла со стопроцентной уверенностью сказать, что в руках Эфкена был наполовину осушенный бокал.

В этот момент я заметила, что из своей комнаты вышла Ярен, и задержала на ней взгляд. Она остановилась посреди коридора и тихонько спросила у меня:

– Почему ты стоишь здесь?

Я приложила указательный палец к губам, показывая ей молчать, и глазами указала на гостиную. Она посмотрела в ту сторону, как будто все поняла.

– Похоже, это не мешает тебе считать ее сногсшибательной, Карадуман, – сказал Джейхун, в его голосе прозвучала неясная смесь серьезности и язвительности. От услышанного у меня на лбу образовались три глубокие морщины. Ярен нахмурилась и посмотрела на меня так, словно не понимала, что происходит.

– Полагаю, это исключительно твое мнение, – отрезал Эфкен; звук его голоса был подобен ломающейся самой твердой кости в скелете. Я уставилась в темные глаза Ярен, чувствуя, как мой пульс замедляется. – Если бы Сезги узнала об этом, тебе бы пришлось месяцами спать одному в холодной постели. Если тебя так интересует эта девушка, скажу прямо, брат: пока она живет в моем доме, она со мной. Мы будем трахаться, если захотим друг друга, а если она все-таки окажется виновной, то умрет, потому что я так захочу.

Слышать, как он говорит обо мне подобным образом… Моя душа наполнилась тьмой. Тело начало гореть, как будто в кожу вогнали раскаленное железо. Я не чувствовала ни злости, ни обиды – во мне нарастало нечто совершенно иное. Даже полные понимания большие глаза Ярен не могли облегчить мое состояние. Поскольку я не знала, каким именно человеком был Эфкен, я не могла точно сказать, что скрывается за его словами. Я понятия не имела, говорил он серьезно или просто сболтнул лишнего в порыве ярости, но, увидев в черных глазах Ярен сожаление, осознала, что Эфкен никогда не бросал слов на ветер.

– Все дело в карте, да? – спросил Джейхун, словно хотел сменить тему. Казалось, последние слова Эфкена, сказанные серьезно или же со зла, обеспокоили и его тоже.

– Она говорит, что получила карту от бабушки. Не знаю, кто ее бабушка, но ей явно не меньше шестидесяти. Мой отец вряд ли стал бы встречаться с такой зрелой женщиной. – От последней фразы Эфкена у меня по коже пошли мурашки.

– Разве карты не принадлежали твоей маме?

– Именно, – подтвердил Эфкен. – Даже представлять не хочу, что он флиртовал с женщиной преклонного возраста, Джейхун.

– Может, она просто была знакома с ними, – сказал Джейхун. – Почему ты сразу думаешь о таких отношениях?

– Потому что это единственный тип отношений, который я когда-либо знал, – ответил Эфкен, и хотя я не видела его, почувствовала, что он пожал плечами. – Послушай, если эта девушка уйдет отсюда, она попадет в большие неприятности, а через несколько часов ее просто прикончат. Мертвая она мне не поможет.

Он говорил обо мне как о своей игрушке. Я шумно выдохнула и нахмурилась. Я думала, что мои глаза вот-вот наполнятся слезами, но потом поняла, как глубоко ошибаюсь. Я никогда не считала себя той, кто легко сдается и ударяется в рыдания. Я сердито покачала головой. Сейчас мне отчаянно хотелось войти туда и обрушить на него все оскорбления, какие только можно, а затем хлопнуть дверью и убраться отсюда подальше. Даже смерть не казалась таким уж ужасным исходом. Умереть было почетнее, чем терпеть унижения, презрение и быть чьей-то собственностью.

– К черту его, – прошипела я, пиная пол большими сапогами. Ярен посмотрела на мои ноги, а потом в мои полыхающие гневом глаза. – Я хочу жить, а не мириться с оскорблениями. Никто не заставит меня встать на колени.

– Успокойся, – прошептала Ярен. Я знала, что она помогла бы мне, если бы могла. Знала это, потому что, когда смотрела в ее черные глаза, то видела в них лишь сострадание. Последнее, что мне хотелось бы чувствовать. Сострадание. Но я всегда добивалась того, что заслуживала. Я заслуживала уважения, а не сострадания, но в этом доме, в этом незнакомом месте, у этого человека не было такого понятия.

– Забудь об этом, – сказала я, быстро тряхнув головой. В глазах Ярен появилось беспокойство, когда я закричала, прекрасно зная, что Эфкен меня услышит: – Пошел он к черту, пусть найдет кого-то другого, кого будет опекать! Я на такое не подписывалась!

В тот момент смерть была мне уже не страшна. Я не боялась ни зла, ни опасностей, что поджидали меня снаружи. Я просто хотела убраться отсюда подальше. Мне не хотелось больше мириться с унижениями, не хотелось валяться в ногах у незнакомого мужчины. Множество слов уже готовы были сорваться с моих губ, но я проглотила их все и, развернувшись, направилась к приоткрытой двери. Я слышала, как Ярен что-то говорит мне вслед, но была так зла, что не могла разобрать ни слова. Когда я вышла на крыльцо и захлопнула за собой дверь, тут же поняла, что второго шанса у меня не будет и нужно действовать быстро.

Верховую Жрицу он мог забрать себе и засунуть ее в причинное место, потому мне уже было плевать на все. В тот момент я злилась на него не меньше, чем на бабушку за то, что дала мне эту чертову карту, из-за которой я оказалась в лапах этого ужасного человека. Пылая яростью, я слетела по ступенькам, словно у меня на ногах не было тяжеленных ботинок, и начала удаляться от дома, пробираясь сквозь плотные сугробы. Что-то внутри меня подсказывало, что Эфкен обязательно последует за мной. Голос явно хотел, чтобы я прислушалась к нему, но я лишь ускорила шаг. Мои мышцы отвыкли от таких нагрузок, я уже не могла бегать на большие дистанции, а сейчас мне приходилось бежать по снегу в очень тяжелой обуви.

– Аби[2], они разорвут ее на куски! – Голос Ярен обрушился на меня словно лавина, но ее слов было недостаточно, чтобы остановить меня. Я чувствовала себя запертой в такой узкой клетке, что страх не мог прорасти ни на сантиметр. Здесь все сошли с ума. Я не хотела становиться одной из них. Не хотела быть одним из тех безумцев, которые принимали заиндевевшую полную луну в небе за нечто нормальное.

– К черту вас всех, психи! – крикнула я самой себе. Сбросив с ног ботинки, чтобы было легче пробираться сквозь снег, я помчалась вперед в одних носках, не обращая внимания на пронизывающий холод. Уж лучше я стану вечерним пиром для волков, чем останусь под крышей опасного мужчины, который был несдержаннее самого низшего хищника. К тому же, что бы я ни сказала, Эфкен все равно будет считать себя правым и что мы украли у него карту Жрицы.

Я неслась в сторону леса, как необъезженная скаковая лошадь, ни о чем не заботясь, когда услышала крик Джейхуна:

– Вернись! Ты что, совсем рехнулась?

Чем дальше я бежала, тем сильнее намокали мои носки, а тело увязало в сугробах словно в болоте. Внезапно мне захотелось остановиться, развернуться и показать Эфкену и Джейхуну средний палец, но я не была готова к последствиям.

– Это вы все рехнулись!

Я выскочила на одну из тропинок, проложенных между высокими деревьями, и стала углубляться в лес, постоянно натыкаясь на ветки. Теперь их голоса доносились до меня словно через световой год. Ноги болели так, будто их раздирали на части, но жажда свободы перевешивала все остальные чувства, и даже боль не могла остановить меня или замедлить.

Подобно тени, овившейся вокруг моей души, я двигалась среди деревьев. Я настолько окоченела, что даже ветки, задевавшие мою кожу, и листья, бившие по лицу, уже не причиняли боли. Когда из глубин синего леса донесся вой, я резко остановилась, как будто бы кто-то натянул поводья, и лошадь встала на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами. Я оглянулась назад и уставилась в лес большими кроваво-карими глазами, полными неподдельного ужаса.

Мои черные волосы с рыжеватыми прядями, горящими на солнце, как огонь, ударили меня по лицу и рассыпались по плечам. Взгляд устремился вперед, на единственную точку в темноту. Я задыхалась, ощущая, как смерть дышит мне прямо в затылок, но продолжала слушать обрывочное эхо воя. Сердце билось так быстро, что готово было выскочить из груди, а моя душа стояла передо мной и со стороны наблюдала за дрожащим от страха телом.

Снова послышался душераздирающий вой. И еще раз… Отголоски воя разносились по всей округе и звучали так, словно кто-то разбивал стекло раз за разом и осколки разлетались во все стороны. Я судорожно осматривалась, поворачиваясь то туда, то сюда. Волосы нещадно били меня по лицу словно плеть. Проклятье.

Я пребывала в смятении, как будто художник в экстазе наносил на холст краску жесткими мазками, которые в какой-то момент превратились в мое сердце, вобравшее в себя все цвета. И каждый цвет означал эмоцию, которую я сейчас переживала.

Страх обвился вокруг шеи, как черная лоснящаяся змея. Я оглянулась через плечо на другую часть леса, но ничего не увидела, потому что волосы закрывали обзор. Мне было страшно, и я не знала, что делать. Пожалуй, среди остальных чувств отчетливее всего проступал именно страх. В глубине леса явно скрывался не один волк, потому что их вой будто множился, ударяясь о стекло, и эхом разлетался по всему лесу. Разве Эфкен не должен преследовать меня? Если он считал меня сундучком с секретами, то просто обязан прийти за мной. Но сейчас я была совсем одна в лесу, далеко от его дома, в центре темного стола, сервированного для волков.

– Go. Jūs neesat gatavs. – «Уходи. Ты еще не готова».

Так сказала женщина с темными волосами и мрачным взглядом, сидящая в моем сознании. Ее голос рассеялся в моей голове. Я не понимала, что она хотела сказать, но чувствовала, как внутри нарастает ужас. Потребность бежать переросла в жгучую тоску, и я, протиснувшись через ветки, выскочила на одну из тропинок. Я без остановки бежала по лесному лабиринту, подстегиваемая наполнявшим меня страхом.

Сквозь хриплое дыхание до меня снова донесся голос.

– Tu labāk skrien! – «Лучше беги!»

Я начинала злиться, потому что не понимала ни слова.

– Заткнись, я тебя не понимаю! – закричала я так громко, что снег на ветках задрожал и упал на землю. Я ни на мгновение не остановилась и продолжила бежать. Я бежала так, как будто ничего другого мне оставалось, как будто собиралась сделать свой последний вдох. Носки промокли настолько, что тащиться по снегу стало невероятно трудно. Я словно бежала по шипам, которые вонзались мне в стопы.

Двойник в моем сознании приняла позу пантеры, демонстрируя сексуальность своего тела и хищными глазами наблюдая за этой сценой. Словно желая изгнать из головы этот образ, я продолжала бежать, размахивая руками.

– Stubls! Es tev saku skriet! – сердито крикнула она, не меняя позы. «Глупышка! Говорю тебе, беги».

– Заткнись, я не понимаю твоего языка!

Я бежала и кричала как сумасшедшая, но похожая на меня сучка не унималась и продолжала наблюдать за мной, сидя в моем сознании в хищной позе. Если бы она говорила на понятном мне языке, я бы, возможно, ее послушала. Но разве я не должна понимать ее, раз уж она была моим отражением? Наконец эта глупая женщина замолчала. Внезапно я оступилась и, потеряв равновесие, упала в лужу растаявшего снега. Ладони обожгло так, что мне показалось, что я сейчас сойду с ума. Застонав, я перекатилась на бок и попыталась выбраться из снежного плена. Моя кожа покраснела от холода, волосы спутались, а я терзалась от нестерпимой боли.

В тот момент, когда я подняла голову и посмотрела на равнину впереди, небеса будто раскололись надвое, и разверзся настоящий ад. Прямо передо мной стоял серебристый волк. Даже синие тени, падающие на его блестящий мех, не могли нарушить его окрас. Его глаза были такого же серебристого цвета, практически белого, отчего казалось, что глазницы вовсе пусты. Меня пронзила острая боль, как будто кто-то воткнул мне в горло кинжал и несколько раз провернул его. Но то был скорее страх, а не боль. Внезапно волк встал на задние лапы, и я могла бы поклясться, что он был выше среднестатистического человека. Он свел передние лапы так, что между образовался перевернутый треугольник темно-серого оттенка, как будто специально хотел показать мне это.

Расхититель.

Возможно ли это?

Паника накатила на меня с такой силой, что мне показалось, будто я утонула в океане, и несносная волна выбросила мое растерзанное тело на скалы. Упершись ладонями в сугроб, я медленно опустила голову и исподлобья посмотрела в серебристые, как и сама шерсть, глаза большого зверя. Я не знала, что делать. Мне никогда раньше не приходилось видеть волка ни вблизи, ни на многие километры вокруг.

Я впервые столкнулась с волками и не знала, как себя вести, чтобы не стать их добычей. Волк же просто стоял и смотрел на меня, на беззащитную девушку, которая была намного меньше его. Он напоминал восковую статую, и, как бы реально ни выглядел, он не мог быть настоящим. Я видела, как шерсть у него на спине вздымается в такт дыханию, и, могу поклясться, слышала биение его сердца.

Я же старалась дышать очень тихо, как будто боялась, что если вздохну полной грудью, то волк бросится на меня, вырвет мне горло огромными зубами и оставит истекать кровью в сугробе. Хотя в его глазах не скрывалось ярости, нужно быть идиоткой, чтобы не ощутить исходящую от него тьму. А я была полной дурой, раз убежала из того странного дома и попала в такую ситуацию, ожидая, когда волк сожрет меня.

Когда я посмотрела в волчьи глаза, то почувствовала не только сожаление и страх. Как будто я шла по снегу в белом платье, крепко сжимая в руках поводья черного коня, а в конце пути меня ждал этот серебристый волк. Казалось, осколки воспоминаний, разрозненные и разбросанные в моем подсознании, наконец-то начали собираться воедино. Спокойствие в глазах волка внезапно сменилось злостью, когда вой его сородича прокатился по заснеженному лесу.

– Отпусти меня, – прошептала я слишком тихо, чтобы он мог меня услышать. Я впилась ногтями в снег и зажмурилась от страха, заметив, что другой волк начал приближаться ко мне. – Отпусти меня.

Раздался дикий рев, а затем мне показалось, что на меня что-то надвигается. Душераздирающий крик сорвался с моих губ и растворился в лесу, стряхивая шапки снега с ветвей. Когда эхо моего крика стихло, я оттолкнулась от земли и выставила перед собой ладони, защищая лицо. Я услышала еще одно рычание.

Я могла бы поклясться, что в воздухе что-то столкнулось, но паника застила глаза так, что я увидела лишь поднявшееся вверх облако снега. Когда снежное облако рассеялось, я увидела огромного зверя, скрывающегося в глубине леса. Его шерсть была серого цвета, и он бежал так быстро, словно что-то его напугало. Мое сердце бешено забилось в груди. Я перевела взгляд в другую сторону и увидела, как серебристый волк смотрит на меня через плечо. Через мгновение он так же бесследно исчез.

Ужас, который я только что испытывала, терзал меня еще какое-то время. Наконец я с трудом поднялась и, пошатываясь, поплелась в противоположную сторону, опасаясь, что волки вернутся. Воздух становился все холоднее и холоднее, если такое вообще возможно. С каждым шагом идти было все труднее и труднее, тело сводило судорогой, а зубы клацали друг о друга. Голова кружилась, и я могла в любой момент упасть и потерять сознание. Мне почему-то казалось, что дорога ведет меня в тупик.

Неужели все это случилось со мной всего за один день? Сначала я увидела в небе огромную заиндевевшую луну, подобной которой никогда не видела, потом встретила легендарного серебристого волка, размеры которого превосходили любого зверя…

Конечно, был еще и серый волк, который чуть не загрыз меня.

Пережить столько событий за короткий промежуток времени было очень тяжело, и любой другой человек на моем месте уже бы рыдал или уносил ноги так, что пятки сверкали. Но я знала, что слезы не помогут мне восстановить пошатнувшуюся нервную систему. Я старалась идти осторожно и медленно, чтобы набраться сил. Впереди я заметила темное дерево с толстым стволом, вокруг которого снег почти растаял. Мое внимание привлекли грибы с крупными шляпками, блестящими, как намасленная кожа. Пошатываясь, я подошла ближе к дереву и прикоснулась к твердой коре, местами покрытой мхом. Мне нужно было перевести дыхание, иначе я бы села на корень дерева и начала рыдать в три ручья, а этого мне совершенно не хотелось.

– Это все из-за бабушки, – прошептала я, убирая за ухо волосы, на которые налипали комочки снега. Я чуть не стала жертвой волков. Мало того что меня постоянно клеймили воровкой за то, чего я не крала, так еще и чуть не сыграла в ящик. И во всем этом была виновата только бабушка. Вспомнив все ее недавние слова, я еще больше разозлилась. Я прислонилась к коре дерева и стала оглядываться по сторонам.

Я очень боялась вновь встретиться с одним из этих волков. Но я была почти уверена, что именно серый волк хотел разодрать меня в клочья, и только серебристый волк не позволил ему это сделать. Я не знала, были ли они расхитителями, но будь это так, я бы уже лежала где-то с оторванной головой.

– Я должна вернуться. Если проведу ночь в этом лесу, то точно стану пищей волков или каких-то других хищников, – прошептала я самой себе.

Взглянув на небо, я поняла, что белый день перетек плавно в синий. Через некоторое мгновение бледно-голубой цвет начал таять, уступая место темно-синему, и разлившиеся по небу пятна тьмы будто отражали мои мрачные чувства. Силы начали покидать меня, и я сползла по стволу на землю. Поскольку боль в ногах казалась нестерпимой, я стала растирать онемевшие от холода пальцы под мокрыми носками, пытаясь разогнать кровь. Мне хотелось спать, я чувствовала такую усталость, что, казалось, стоит мне наклонить голову, и я просплю не часы, а дни напролет. Но я понимала, что должна заставить себя встать и вернуться в дом, даже несмотря на то, что Эфкен повесит меня на крыльце, как жертвенного барашка.