Гадюка

Меня тянуло в сон, и он перевешивал любое чувство страха. Одна часть меня твердила, что я больше никогда не встречусь ни с одним из волков, но другая билась в панике, вцепившись в меня смертельной хваткой. Я прижалась спиной к толстому мшистому стволу, который был не самой удобной постелью, и обняла руками плечи, чувствуя себя беззащитной девочкой. Сон начал одолевать меня, и я никак не могла ему противиться. Мне нужно было вернуться, ведь если засну здесь, то точно потеряю свой, возможно, единственный шанс на спасение. А я не хотела этого. Проклятья, вертевшиеся у меня на языке, затерялись в голове прежде, чем успели превратиться в слова. К тому времени, когда я поняла, что начинаю терять сознание, мое тело уже словно горело в огне.

Вскоре температура моего тела стала стремительно падать, а белый мир перед моими глазами заколебался и поплыл.

– Черт тебя подери, – услышала я, чувствуя, как кто-то поднял меня в воздух. Мои темные волосы беспорядочно разметались по земле, как и мысли в моем сознании. Я устремила взгляд на темнеющее небо, а потом увидела пару бездонных льдисто-синих глаз. – Ты прошла и это испытание.

– Эфкен, – прошептала я, сгорая в агонии.

– Все, Медуза, пора возвращаться домой.

RED HOUSE PAINTERS, MEDICINE BOTTLE

ЭФКЕН КАРАДУМАН

Это была неплохая идея – оставить ее там.

Но от одной только мысли у меня сводило желудок, и я чувствовал себя так, будто мне дали под дых.

Я мог бы держать ее в своих теплых объятьях, не замечая леденящий холод кожи, и она бы ощущала себя в безопасности.

– Эфкен, беги! – кричала мама в глубине моего сознания. Ее голос звучал так же испуганно, как в ту далекую ночь, и дрожал, словно крылья охваченного беспокойством ангела. Компас жег мне ладонь. Гнев сковывал душу. Я закрыл глаза и резко выдохнул через нос. Из-за нее я выронил свой компас, и по центру стекла появилась огромная трещина.

Я взял свой гнев под контроль и сжал его.

Я взял свой компас в ладонь и сжал его.

Треснувшее стекло впивалось в кожу. Мне не хотелось подавлять гнев, но и избавить свой разум от него я тоже не мог. Я не желал ей смерти, но эта идиотка собиралась убить саму себя.

Почему я не хочу ее смерти?

Внезапно я побежал.

Холод в сердце леса был слишком безжалостен для ее тонкой кожи. Метель извещала о своем приближении, и скоро это место превратится в настоящий снежный апокалипсис. Время растекалось вокруг подобно чернилам, снег заметал мои следы, но мое тело посреди бури лишь крепло.

Шагая между деревьями, я размышлял о смерти. Вспоминал мертвое лицо матери и безжизненные глаза отца. И кровь… Она была повсюду. Крови было так много, что я даже не замечал кровь, текущую по собственным жилам, – она будто вышла за пределы вен. Дыхание с хрипами срывалось с губ, но я только прибавил шаг. Зверь внутри меня собирался разорвать мое тело на части и вырваться наружу, чтобы уничтожить всех живых существ на земле. Я не мог ненавидеть эту мысль. Иногда мне казалось, что тварь внутри меня гораздо сильнее, а сила для меня – все. Именно ради власти я готов был становиться чудовищем.

Я был очень силен.

– За все придется держать ответ перед Богом, – злобно прорычал я. Праведность этой фразы захлестнула меня, когда я вспомнил ее глаза, похожие на воды кровавой реки, в которые я вошел ребенком и из которых вышел взрослым. Я резко затормозил. Так вот чем она зацепила меня?

Ее глаза? Дело было вовсе не в ее красоте, скрывавшей множество тайн и секретов. Хотя, может быть, и в ней.

Я должен был найти хорошую причину, чтобы спасти ее, чтобы сохранить ей жизнь, чтобы жить самому. В этой жизни у меня не осталось ничего, кроме гнева. Никаких причин жить.

Я остановился посреди леса, когда из прошлого донесся голос матери:

– Ты не мог спасти меня, ты был всего лишь ребенком, – сказала она, и эхо ее слов устремилось прямо в сердце. Я только сейчас осознал, как сильно скучал по ее голосу, но вот ее слова привели меня в ярость. Я одновременно и ненавидел ее голос, и скучал по нему. Он одновременно и давал мне силу, и убивал меня. – Но ты можешь защитить ее, Эфкен. Ты хочешь ее защитить. Защищай же. Просто защити! Время убивает всех и всё. Но сегодня она не умрет, потому что ты вне времени.

Я сорвался с места, и теперь меня уже ничто не волновало. Меня волновала только она. Мне было важно, чтобы она выжила. К чертям меня и мои мысли! Меня волновала только она.

Она лежала там, такая изможденная, холодная и бледная, словно смерть.

Сердце бешено заколотилось. Как давно оно бьется у меня в груди? Я нахмурился и замедлил шаг. Я слышал ее пульс – слабый, но усиливающийся, как эхо в лесу. Я не понимал, почему вообще могу слышать его столь отчетливо. Просто слышал его, и все… Стук ее сердца звучал громче, чем живое в лесу.

Ее благородного сердца.

– Черт тебя побери, – выругался я и почувствовал боль в спине, словно позвоночник вжался в грудную клетку. Я едва удержал гнев, заметив, как ее темные волосы безвольно рассыпались по земле. Она взглянула на меня мутными глазами, и я чуть не утонул в этих кроваво-карих океанах. – Ты прошла и это испытание.

– Эфкен, – прошептала она, когда я подхватил ее на руки, а мой компас утопал в снегу.

– Все, Медуза, пора возвращаться домой.

Глава 5

Тьма

BLUENECK, PNEUMOTHORAX

Слова больше всего терзали сердце их обладателя.

Слова разрывали цепи в сердцах тех, кто их создавал. И слова однажды разобьют сердце тех, кто их создавал, так же, как разрывали те цепи.

Я чувствовала себя героиней, сошедшей со страниц романа неизвестного писателя.

Иногда этот писатель так искусно подбирал слова, что я чувствовала себя перед ним обнаженной и уязвимой. Иногда его слова становились настолько безжалостными, что уничтожали все вокруг.

Слова больше всего обжигали их обладателя.

Слова больше всего выжигали страницу, на которой они были написаны.

Слова больше всего ранили тех, кто носил их в своем сердце.

Я шла по коридору. Красный свет ярко окрашивал мои темные волосы и кожу. Даже белое платье на мне приобрело оттенок крови.

В коридоре было холодно, и с каждым шагом на меня лился новый свет. Тьма, какой бы кромешной и бесконечной она ни казалась, расступалась передо мной и растворялась в алом цвете.

Мой взгляд на мгновение переместился на бездонную тьму в конце коридора, и сердце забилось сильнее. Время, в котором я существовала, втолкнуло меня в этот коридор, и теперь, как нестареющая женщина, я медленно приближалась к темноте. Свет обволакивал и обжигал меня, а страницы романа заполнялись алыми буквами.

С каждым шагом по коридору я оставляла позади эпоху, которую провела с отцом под светом. Продвигаясь в глубь темноты, слишком непроглядной, чтобы ее осветить, я позволяла слезам катиться по щекам, оплакивая каждую эпоху, которую оставляла позади. Пульс участился, змеей обвиваясь вокруг моего сердца. Ребра изо всех сил пытались защитить его подобно крыльям ангела, выводившего слезами слова на стенах рая. Но сердце было объято пламенем.

Я укрывалась в надежных объятиях ангела, выводившего слезами слова на стенах рая, – укрывалась от единственного дьявола, который мог прочесть эти слова. Как тот дьявол прикрывал черными крыльями слезы ангела, чтобы никто больше не смог их увидеть, так и ангел закрывал меня большими, крепкими руками. Я чувствовала тяжесть его волос на своем лице, и с каждым шагом мне казалось, что мы поднимаемся по лестнице, соединяющей этажи ада, а вокруг нас разгорался огонь, который обжигал и мою кожу, и кости. Я чувствовала его горячее дыхание, проникавшее в мои ушные раковины, овевавшее волосы и гревшее кожу, которая уже была порабощена пламенем.

Его тень нависла надо мной, его тень превратила ночь в солнце, и на меня обрушилась настоящая тьма. Я знала, что нахожусь в объятьях Эфкена, но мое сознание будто парило в пустоте, проваливаясь сквозь нее как перышко. Я была белоснежным одуванчиком, и стоило адскому дыханию Эфкена коснуться меня, как я распадалась на молекулы.

Кровь, болезненно пульсирующая в жилах, влекла за собой великое извержение, разрывая вены, открывая в них глубокие трещины, которые невозможно было залечить, и вытекая наружу. Не было ни звуков, ни запахов, ничего, что подсказало бы мне, где я нахожусь. Но я знала, что нахожусь в его объятьях и чувствую себя в безопасности. Да, здесь не было ничего, кроме ощущений, которые были реальны и окружали меня со всех сторон.

Внезапно я поняла, что он положил меня на что-то мягкое, видимо, на кровать. Я чувствовала его взгляд на себе, пока сворачивалась калачиком и устраивалась поудобнее, чтобы вернуть подобие безопасности. Окружающий мир напоминал черно-белый кинофильм. Я качала головой и тихо постанывала от боли в горле, а когда ощутила, что на меня натягивают одеяло, крепко вцепилась в него и нахмурилась.

– Ты честная, – услышала я его слова, но никак не отреагировала: губы пересохли, и меня всю знобило. – Но это еще не все. Ты благородная.

Я знала, что я такая. Знала, что унаследовала эти черты от отца. Знала, что буду противостоять ему, даже если он решит все-таки убить меня. Сейчас мне просто было холодно. Он мог бы молча накрыть меня одеялом, и ему не нужно знать, что меня больше не волнует, что произойдет дальше, потому что я собираюсь защищаться так или иначе. Я вонзила пальцы в ткань толстого одеяла, словно хотела прорвать хлопок, как вдруг почувствовала, как кровать прогибается под тяжестью, и мое тело сползает в его сторону. Я была так слаба, что даже не смогла вернуться на свое место.

– Но ты также ведешь себя как глупая дурочка.

Я сглотнула, превозмогая боль в горле. Какая-то часть меня прошептала, что он улыбается, наблюдая за мной, но я смогла лишь нахмуриться, потому что удивляться у меня не было сил. Тень Эфкена сначала поглотила меня, а затем растеклась по всему телу и раскинулась как ночь на небе. Наконец, он лег на кровать и, обхватив меня за талию, мягко притянул к себе. Я чувствовала себя тряпичной куклой, которая принимает любую форму в его сильных руках. Он взялся за край одеяла и накрыл на нас обоих. Когда сон поглотил меня подобно урагану, последнее, что я почувствовала, – его теплое дыхание, опаляющее мою шею, по которой текла не кровь, а мысли, что тяготили меня.

Его тепло вызывало во мне такую же жажду греха, как у ангела, прикоснувшегося к аду, и меня влекло к нему с непреодолимой силой. Мое тело было настолько холодным, что я прильнула к нему, сдавшись в плен его обжигающему теплу, а он позволил мне прижаться к нему, словно ожидал этого, и заключил в объятия. Доверие, которое я ощущала в объятиях этого странного мужчины, наверняка сулило мне смерть, но я предпочла укрыться в его тени, отчаянно спасаясь от жизни. Вскоре мое заледеневшее тело начало оттаивать, словно я оказалась рядом с инфернальным пламенем. Немного расслабившись, я поняла, что хуже мне от этого не стало. Но мне все еще было холодно, я все еще находилась в объятиях бессердечного человека и все еще стояла в тени смерти, пока маяк жизни светил и выискивал меня во тьме.

Я не знала, сколько прошло времени, но мне казалось, что я лежу без сознания на дне бездонной пропасти, а он с газовой лампой в руке ищет меня. Он столько раз звал меня по имени, что я наконец-то услышала его зов и перевела взгляд на свет.

Я слышала звуки, доносившиеся откуда-то извне, но не могла пошевелиться, словно меня придавило обломками, словно все конечности были отрезаны от туловища и разбросаны в разные стороны. Я чувствовала жар в каждой своей клеточке, чувствовала, как пот покрывает тело, словно вторая кожа, и это единственное вызывало во мне беспокойство.

Когда тяжелый аромат корицы проник в мои легкие и заполнил их, у меня запершило в горле, и мне захотелось откашляться. Я вцепилась пальцами в одеяло, чтобы скинуть его, как вдруг осознала, что рядом со мной дышит кто-то еще. Резко распахнув глаза, я увидела перед собой его лицо, и мое сердце бешено заколотилось. Я отпрянула назад и с интересом посмотрела на обладателя лица.

Его длинные черные ресницы отбрасывали тень под глаза, словно ветви деревьев, клонившиеся к земле. Его полные губы были слегка приоткрыты, а кончик его прямого носа был вздернут вверх, отражая его надменный характер. Шрам над бровью казался еще глубже, если смотреть под таким углом, и зиял словно пропасть.

Я впервые так близко видела его смуглое лицо.

На мгновение удивление отошло на второй план, уступая место любопытству, и мне отчаянно захотелось рассмотреть каждую деталь на его лице. Я повернулась боком и стала с интересом изучать его лицо, будто хотела запомнить и запечатлеть в своем сознании. Смогу ли я восстановить в памяти его лицо, после того как выйду отсюда, после того как снова стану свободной и вернусь домой? Тогда перед моими глазами обязательно возникнет этот образ: длинные ресницы, прямой нос и полные губы, а также льдисто-синие глаза, которые, я была уверена, мне никогда не забыть. Мой взгляд задержался на его непокорных густых волосах, почти черных, как сажа. Казалось, стоит протянуть руку, и пальцы моментально утонут в его непокорных прядях, словно в могиле. Я невольно нахмурилась; желание прикоснуться к его волосам было настолько мучительным, что почти причиняло физическую боль.

Наверное, он тоже слишком часто хмурился, потому что даже во сне у него на лбу проступили три горизонтальные линии. Кроме трех складок и шрама над бровью, его лицо было идеально чистым и гладким: ни одной лишней линии, ни одной складки, ни одного пятнышка.

Видимо, ему повезло иметь столь безупречное лицо, словно он никогда в жизни не проходил половое созревание, и это наверняка вызывало зависть у всех его ровесников. Я совершенно не знала его, но при первой нашей встрече подумала, что он плохой парень.

Тем не менее это не отменяло того факта, что он был очень привлекательным мужчиной.

Эфкен был не просто красив, он был еще и великолепен.

– Ты смотришь на меня такими голодными глазами, что я почти готов отдаться тебе из жалости… – произнес он мужественным голосом. На его лице не дрогнул ни один мускул, глаза не открылись, а губы едва шевелились.

Я вздрогнула, и мое лицо побледнело как простыня. Я тяжело сглотнула, чтобы избавиться от боли в горле, и попыталась сесть, но лишь сильнее запуталась в одеяле. Эфкен наконец открыл глаза и устремил на меня жесткий взгляд синих глаз.

– Ты смотришь на меня так вожделенно, как старый дядюшка на индейку в канун Рождества, – продолжал он, и стыд вспыхнул на моей коже, как огонь. – Тебе не следует проявлять ко мне интерес, Медуза.

– Какой интерес? – ответила я, и мой хриплый голос удивил даже меня. – Ты меня не интересуешь. Сначала ты обвинил меня в воровстве, теперь в похоти… – Осознав, что несу чушь, я замолчала и уставилась на его прекрасное лицо. Когда он медленно повернулся, кровать прогнулась под весом его тела, и я снова скатилась в образовавшийся кратер, прижавшись к нему. Я попыталась отстраниться, но он обхватил меня за талию и не дал сдвинуться с места.

– Ты больна, – сказал он хриплым голосом, и я прокляла свои глаза за то, что они снова опустились на его алые губы. Его проклятые губы цвета крови. – Перестань бороться, ложись и отдыхай. Ты мне пока не пригодилась, и я не хочу убить тебя раньше, чем этот момент настанет.

Несмотря на его оскорбительное поведение, я лишь кивнула головой, не в силах побороть усталость в теле. Горло ужасно болело, голова и виски раскалывались, а тело было таким горячим, будто могло обогреть весь дом. Я чувствовала себя как раскаленная печь, охваченная собственным пламенем.

– Тебе будет полезно успокоиться, – сказал он, и я скорчила гримасу, смущенная тем, что он все еще лежит рядом со мной.

– Почему ты спишь рядом со мной? – Мой вопрос заставил его на мгновение задуматься, но я не собиралась успокаиваться. Хотя у меня совершенно не было сил на выяснение отношений, проснуться в одной постели с незнакомым мужчиной было для меня неприемлемо. Злость и тревога слились в одну сильную эмоцию, готовую вот-вот вырваться наружу.

– Потому что это моя кровать, – ответил он холодным, жестким и властным голосом. – Так что это не я сплю рядом с тобой, а ты спишь рядом со мной.

– Я не выбирала спать здесь. – Когда я снова попыталась сесть, голова закружилась, как мотылек, и мне пришлось зажмуриться и прижать ладони к кровати.

– Прежде чем ты начнешь строить из себя бестолковую девственницу, у тебя жар как у солнца, которого я давно не видел, – бесстрастно сказал он. – Если будешь и дальше бунтовать, я повешу тебя на стене, как фотографию.

– Что?

– Я имею в виду, Медуза… – он приблизил ко мне свое лицо, и я сглотнула, чтобы скрыть прерывистое дыхание, – что ударю так, что ты отпечатаешься в стене.

Он вел себя как настоящий неандерталец по отношению ко мне. Несмотря на слабость, я злобно уставилась на него, но он проигнорировал меня и встал с кровати. Первое, что бросилось мне в глаза, – его мускулистая обнаженная спина и черные спортивные штаны, которые едва держались на бедрах. Он запустил татуированные пальцы в волосы, взъерошивая их, и от каждого его движения мышцы на спине сокращались в поэтической гармонии. Я быстро отвела взгляд от его мышц и свернулась калачиком под одеялом, чувствуя, как боль в теле усиливается.

– Тебе лучше поскорее поправиться, – сказал Эфкен, не глядя на меня, а я не смотрела на него. Звук открывшейся дверцы шкафа пробудил в моем сознании старое воспоминание, и на мгновение я подумала, что сейчас услышу мамин голос. – Ты мне нужна.

– Зачем? – Я натянула одеяло до подбородка, пытаясь избавиться от холода, несмотря на жар в теле. Он посеял у меня голове семя сомнения, и я хотела, чтобы он взрастил его, не поливал слезами беспокойства. Эфкен достал из шкафа темно-синий свитер и стал натягивать его на голые плечи. Его мышцы напряглись, а лопатки выгнулись дугой наружу, когда он просунул голову в ворот свитера и посмотрел на меня.

– Ты не в том положении, чтобы допрашивать меня, Медуза, – сказал он, и хотя его голос звучал спокойно, я нахмурилась, прекрасно зная, что за этой стеной спокойствия скрывается угроза. Осознав, что я не собираюсь отвечать ему, он потянул свитер вниз, и его обнаженный торс скрылся за плотной тканью, подчеркивающей тонкую ткань.

Он уже собирался выйти из комнаты, когда я позвала его по имени. Что бы он ни услышал в моем голосе, это заставило его остановиться и обернуться на меня. Я ожидала встретить гневный взгляд, но вместо этого увидела лишь бесстрастное выражение лица, превосходящее спокойствие. Хотя он смотрел на меня так, как будто ему было интересно, что я собираюсь сказать.

– Говори.

– Когда я сбежала в лес… – Я сделала паузу и прочистила горло.

Эфкен выжидающе вскинул брови, и его лицо приняло более суровое выражение.

– Детка, из тебя слова клещами вытаскивать надо? – Его сердитый голос действовал мне на нервы. Я злобно уставилась на него, но он махнул рукой. – Пой.

– Сам пой, петух напыщенный, – выпалила я зычным голосом. На мгновение в его глазах промелькнула тень хищника. При виде этого мне захотелось сбежать, но я продолжала с вызовом смотреть в его бездонные синие глаза. Казалось, он сейчас повернется, запрыгнет на кровать, обхватит мою шею своими крепкими пальцами и сдавит горло, словно желая лишить меня дыхания, но он просто стоял и смотрел на меня, а из его глаз сыпались злые искры. Он будто знал, что его взгляд пугал гораздо больше, чем смерть от удушья.

– Не стоит пытаться завышать ценность твоей жизни, я могу отнять ее у тебя в любой момент, – холодно проговорил он. Хотя я почти не сомневалась, что он так и сделает, другая часть меня была уверена в обратном. Я прижалась щекой к подушке и с жалостью посмотрела на него. Видимо, он не ожидал встретить такой взгляд, потому что он разозлился еще сильнее и посмотрел на меня, как разгневанный демон, наблюдающий из приоткрытой двери ада.

– Единственное, что ты можешь от меня получить, – это воздаяние за то, каким засранцем ты был по отношению ко мне, – резко сказала я. Внезапно все вокруг стихло, и лишь мой голос прорезал воздух, как нож. В его пугающих синих глазах, казалось, отражался мой учащенный пульс.

– Спи, – сказал он так, словно отвесил мне пощечину. Когда он повернулся, мое сердце сдавило от страха, и я лишь сильнее вжалась в подушку. Эфкен потянулся к телефону, лежащему на прикроватной тумбочке, и случайно задел стеклянный стакан с водой. Он упал и покатился по деревянной поверхности, и его звук рассеялся в моем сознании. В этот момент я не могла отвести от Эфкена взгляда, как и он не мог отвести глаз от меня.

– Я видела двух волков. – Спокойствие в моем голосе могло заставить его подумать, что я снова говорю чушь. И хотя он сказал, что верит мне, он всегда смотрел на меня так, будто пытался поймать на вранье. Он устремил взгляд своих прекрасных синих глаз на мое лицо и приподнял одну бровь. Похоже, я привлекла внимание Эфкена. – Там, в лесу… – Он снова ничего не ответил, и мне отчаянно захотелось болтать без умолку. Я моргнула, до сих пор ожидая хоть какой-то реакции, но ее не последовало. – Ты что-нибудь ответишь?

– А ты не задавала вопроса, чтобы я на него отвечал, – сказал он, и у него на лице отразилось раздражение. Я сделала глубокий вдох и покрепче сжала одеяло, чтобы не закатить глаза.

– Это и были те расхитители, о которых говорила Ярен?

– Не знаю, а они что-то у тебя похитили?

В этот раз я все-таки закатила глаза.

– Ты либо слишком агрессивный, либо слишком саркастичный, у тебя нет золотой середины, – с упреком сказала я. – Там было два волка, просто огромных. – Я осторожно откашлялась, сминая одеяло между пальцами, что вызвало очень болезненные ощущения в груди. – Один волк был серый, другой – серебристый, и серый определенно хотел разорвать меня на части.

– Если бы хотел, то так бы и сделал, но ты все еще цела.

Я прикрыла глаза, чувствуя, что запас моего терпения начинает медленно иссякать.

– Он бы так и сделал, если бы серебристый волк не вступился за меня.

– Хочешь сказать, что один из них спас тебя? – Он сложил руки на груди и насмешливо посмотрел на меня. – Похоже, у тебя сильный жар, крошка.

– Ты веришь, что я видела двух огромных волков, но не веришь, что один из них спас меня? – Я приподняла одну бровь. На его лице появилось самодовольное выражение, и мне захотелось схватить с прикроватной тумбочки абажур вместе со шнурами и швырнуть в него, но у меня не хватило духу. – А на небе полная заиндевевшая луна.

– Да, – подтвердил он с холодной усмешкой. – А еще ты приехала из Стамбула, не так ли?

– Хватит ерничать!

– Это нормально, когда в лесу водятся волки, – сказал Эфкен, внезапно став серьезным. – Но вот то, что они не разорвали тебя на части, далеко от нормальности. Но я не думаю, что это так уж аномально. Тебя тоже нельзя назвать нормальной.

– Это я-то ненормальная? Ты здесь самый ненормальный.

– Да, – сказал он, кивнув. – У тебя явно сильный жар. Иначе ты бы не посмела так со мной разговаривать.

– Ты способен на что-то другое, кроме пустых угроз?

– Ты поймешь, пустые ли они, только когда я раздавлю твою голову между ладонями, не так ли? – Он угрожающе посмотрел на меня, и новая волна отчаяния захлестнула меня. – Вот и славно, – сказал он, быстро кивая головой. Я даже не осознавала, как затравленно смотрю на него, пока он не добавил: – Кажется, до тебя начало доходить.

Мне хотелось ударить его, хотелось выбить из него все дерьмо, дать пощечину, ударить кулаком по лицу, повалить на пол и пинать его, бить, бить и бить. Именно такие образы мелькали у меня перед глазами, пока я смотрела на него.

Я мечтала избить его по полусмерти. Но выбьюсь из сил быстрее, чем это случится.

Выйдя из комнаты, он оставил после себя лишь тишину, которая нарушалась биением моего сердца. Я посмотрела на деревянный потолок и, разглядывая толстые балки, почувствовала вспыхнувшую в висках боль. Мне было так плохо, что я не могла даже поднять руку и смахнуть прядь волос, прилипшую к потной щеке. Я утратила всякое чувство времени, и мне стало интересно, что пережили мои родители, о чем они думали, какие шаги предпринимали с того момента, как обнаружили мое исчезновение. И от этих мыслей на сердце становилось лишь тяжелее. До меня доносились голоса из другой комнаты, и хотя я не могла разобрать слов, Джейхуна было сложно не узнать. Я не знала, находился ли он здесь с тех пор, как Эфкен нашел меня в лесу, или же уходил, а потом снова вернулся.

– Что с ней? – услышала я его вопрос, раздавшийся будто из-под земли.