Кровь и струны

Марита задумчиво запустила пальцы в миску, пошевелила ими, перебирая бусины. Что-то не давало ей покоя, ерзало в сердце червячком. Потом пришло осознание. Амара называла только тех, кого Марита уже знала. Случайно или?.. Почувствовав себя бабочкой под колпаком, девушка поежилась и спросила:

– А Тэкито?

– Отказался.

– Что, не сделал браслет?

Она внутренне усмехнулась.

– О нет, сделал. Но толку-то? – ответила Амара загадочно и замолчала.

Марита поджала губы. Подпустили совсем близко и как по носу щелкнули… Все пытаются играть с ней, как с мышкой, забавляются и веселятся, а если игрушка сломается – плевать. Можно найти новую. Челюсть заныла – слишком сильно стиснулись зубы, – пришлось с усилием разжимать.

Ладно. Хотят, чтобы она плясала – спляшет. Пока что.

Марита наклонилась и подхватила одну из пустых заготовок. Повертела в руках, рассматривая. Какие бусины бы выбрала леди Бланка? Пальцы пробежались над мисками, подхватили одну, вторую – и принялись нанизывать. Фиолетовая, с цветами, сиреневая… Нежно розовая, будто молодой бутон. И вот эта еще, белая.

Последняя бусина скользнула по нити и со стуком ударилась об уже собранную гроздь. Марита щелкнула застежкой и придирчиво рассмотрела браслет на вытянутой руке. Яркий, изящный – все как надо. Кивнув сама себе, она вернулась к Амаре.

Старушка подхватила браслет бережно, будто ребенка. Погладила, поднесла к глазам. Какое-то время она разглядывала его молча.

– Очень красиво, – наконец, задумчиво проронила Амара. – Нежный, элегантный, изящный. Прямо вижу его на балу…

– Ну, я тогда пойду?

Марита развернулась. По ногам скользнула юбка.

– …а теперь вернись и сделай по-настоящему.

– Как?

Вопрос вырвался сам собой, слетел с губ, как стрела с лука плохого охотника, не удержавшего тетиву.

Где она прокололась? В лице, в движениях? В лишнем взгляде? Чем выдала себя и свою маску?

А главное, когда успела повернуться?

Не ясно. Вот она идет к двери, а вот стоит и вглядывается в лицо урнийки с недостойной актрисы жадностью. Словно зверь, промахнувшийся в прыжке и теперь озадаченно рассматривающий добычу, когда стоило бы прыгнуть вновь или бежать.

Амара хитро улыбнулась.

– Ты не подумай – каждая бусинка к бусинке, как в песне, – сказала колдунья, подцепив браслет пальцем и подвесив в воздухе. – Но у меня глаз наметан. Эта девушка выбирала бы дольше, пытаясь сделать все идеально, – объяснила она, сделав упор на слове «эта». – А ей незачем выкручиваться и просить, ведь можно просто приказать. Впрочем, такая девушка бы вовсе до меня не дошла.

– Но дверь…

Марита запнулась и замолчала. Ей не просто не верили – над ней смеялись. Над глупым, корявым оправданием, игрой, не способной обдурить даже ребенка, чужой шкурой, сидящей не там и не так.

– Я здесь настолько давно, что скоро прирасту к кровати, цветочек, – весело заметила старушка. – Никто не оставил бы твою дверь открытой случайно. Нет, нет. Но замок, говорят, несложный.

Марита силой стиснула челюсти. Проклятая колдунья! Она ведь знала все с самого начала, и что пленница должна быть немой – тоже. Марита потерла переносицу.

– Если я не сделаю нового, ты закричишь, верно?

Амара промолчала, но глаза ее засияли, как монеты на свету. Закричит – и гадать не недо. Марита вздохнула и вновь подошла к столу. Надо просто сжульничать. Сделать очередную пустышку, более правдоподобную, но такую же бесполезную. Однако, подбирая первую бусину, девушка уже знала, что не станет. И дело было даже не в том, что она прокололась.

Марита всегда считала себя сложным замком. Массивной дверью, запертой на множество засовов, часть из которых фальшивая, а часть не имеет замочной скважины. Однако Амара не «взломала» ее, нет, она просто прошла насквозь, будто двери и вовсе не было. И это не могло не восхищать.

Когда Марита отдала свой браслет в этот раз, урнийка разглядывала его дольше, беззвучно шевеля губами. Одинаковые, серые с оранжевыми прожилками бусины казались заурядными. Но почему-то смотреть на них было неприятно. Как в зеркало.

– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно причмокнула губами Амара и махнула рукой. – Ну, беги-беги, цветочек.

Свобода была в паре шагов. Но Марита, сделав всего один, помедлила.

– А какой браслет сделал Яс? – спросила она неожиданно для самой себя.

И тут же прикусила язык. Дура, нашла что спрашивать! Сейчас Амара еще решит, что «Бланка» влюбилась или, того хуже, ищет слабые места.

Колдунья в ответ лишь насмешливо сощурилась.

– А ты угадай, – хихикнула она, словно маленькая девочка, но в глазах так и осталось что-то хищное и лукавое.

– Не хочешь, не говори, – нахмурилась Марита и толкнула дверь.

Колокольчик опять безмолвно дернулся – будто муха в паутине.

– Приходи, когда угадаешь, цветочек, – послышалось прежде, чем дверь с шелестом закрылась.

Разбойников снаружи не было – и вообще никого. Но после случившегося гулять расхотелось совершенно, и Марита поспешила обратно, молясь, чтобы Яса в кабинете не было. Повезло – дверь вновь была закрыта, хотя девушка все равно проскочила мимо так быстро, как только могла. Но сердце успокоилось, лишь когда она защелкнула замок обратно.

В комнате было все так же тихо и темно. Бледный свет луны нарисовал на полу желтоватый прямоугольник. Марита медленно оглянулась по сторонам и внезапно обнаружила в груди не привычные печаль и пустоту, а приятное, словно согревающее спокойствие. Комната, еще недавно казавшаяся темницей, теперь выглядела какой-то уютной и даже… родной? Каждая черточка, каждое пятнышко и царапина были знакомы – хоть ищи с закрытыми глазами.

Странное чувство.

Марита вздохнула и подошла к окну. Выглянула в ночную темноту, в которой бродила еще недавно, поежилась. А ведь ей придется вновь отсюда выйти. А потом еще. И еще, пока в руках не окажется ключ. Рисковать не хотелось, но выбора не было. Оставаться в логове опасно. А Яс… Перед глазами вновь всплыл неясный образ: изможденное мужское лицо и пустые глаза, устремленные в потолок. Совсем не похоже на хладнокровное чудовище, увиденное на казни. Марита тряхнула головой. Не важно. Несмотря на увиденное, Яс с все еще был жестоким, умным и опасным. Ждать от такого милосердия…

Нет, от птички избавятся сразу, как узнают, что золотых яиц от нее не дождешься.

Значит…

Марита нахмурилась, но мысль, только что совершенно ясная, ускользнула из ее пальцев. Усталость навалилась резко и безжалостно, заставив веки отяжелеть, а конечности стать тряпичными. Марита зевнула и попыталась хотя бы раздеться, но сил хватило только на то, чтобы плюхнуться на кровать и накрыться одеялом.

Потом ночь влилась в окно чернильным потоком и накрыла с головой.

– Смотри-ка, что у меня есть, – сказал Расим, вытаскивая из-под бесконечных слоев одежды пузатую бутылку.

Они сидели в кабинете Яса и отдыхали. Лампа бросала оранжевые пятна на стопки бумаг, на плотно забитые книжные полки, и на Расима, развалившегося в кресле, вальяжно закинув сапоги на стол. Пара листов торчала из-под них, словно диковинное украшение. Яс сидел напротив, вытянув ноги в проход, и его взгляд блуждал по стенам и развешанному на них оружию – вот меч в позолоченных ножнах, вот кинжал с рукоятью в виде древесной коры. Бесполезные, на статусные вещи. Ветер лениво трепал занавески, принося снаружи то шелест листьев, то отдаленные крики ночных животных.

– Надеюсь, это не настойка на скорпионе, – хмыкнул Яс.

– Обижаешь!

Расим скорчил оскорбленную мину, но не выдержал и рассмеялся. Ну конечно, бутылку с белой лентой вокруг горлышка невозможно было не узнать. Верен Таро, «Нежную смерть», можно было найти только в Урносе.

Во время Выцветания большинство старых виноградников погибло, но часть, так сказать, приспособилась. Растения привыкли к хмари и стали впитывать ее наравне с водой. Поговаривали, если выпить такого вина слишком много, можно и умереть. Но это была бы очень дорогая смерть, которую не каждый аристократ мог бы себе позволить.

– Кого ты ограбил? Короля? – покачал головой Яс.

Расим ловко выхватил спрятанный под туникой изогнутый нож, который на юге звали уруном, и протолкнул пробку. Та с хлопком упала внутрь бутылки.

– У купца были не заказчики, а кошельки на ножках, – сообщил он и принялся разливать вино по бокалам.

Мертвенно-белая с желтоватыми прожилками жидкость заставила Яса почувствовать себя неуютно. Верен Таро одним своим видом вызывало тревогу, схожую с чувством, испытываемым при взгляде на труп. Кажется, раньше его даже пытались подкрашивать, но вино или упрямо сохраняло цвет, или напрочь теряло вкус. Поэтому Верен Таро обычно пили из черных бокалов, которых у Яса не нашлось.

Так что он просто закрыл глаза и прикончил свой за пару глотков.

Во рту защипало, но терпкий, вяжущий язык вкус быстро сменился обволакивающей прохладой, принесшей облегчение. Это было так же приятно, как приложить лед на ожог. Яс расслабленно откинулся на спинку стула, и какое-то время они молчали.

– Да-а, хорошо богачам, – мечтательно протянул Расим, потирая бороду. – Даже слишком. Так и тянет излишки снять.

Яс потянулся через стол, подхватил узкое горлышко и, подлив вина, выпил еще. Холод опустился ниже и застыл в груди. Взгляд удачно упал на серп из голубоватого, похожего на лед металла.

– Ты ведь и сам придворным был.

– А ты – бароном.

Они обменялись ухмылками, довольные собой. Яс невольно позавидовал спокойствию и мягкости, скрытых в уголках чужих губ. Он так не умел, да и не учился. Вожаку пристало вызывать страх. Так ведь? На мгновение прохлада, принесенная вином, стала почти неприятной, и он поежился. К счастью, Расим не заметил: покачав бокал в пальцах, он с сожалением отставил тот в сторону. По тому, как посерьезнели чужие глаза, Яс сразу все понял, и последние остатки веселья мгновенно выветрились. Однако он понадеялся, что ошибся.

Увы.

– Как продвигается дело с баронессой? – спросил Расим, плавным, почти театральным жестом спустив ноги на пол.

Дурной знак. Яс поморщился, чувствуя, как надежды на приятную встречу спикируют куда-то вниз вместе со смахнутыми другом листами.

– Я позвал тебя как друга, а не как офицера, – недовольно сказал Яс и вновь потянулся к бутылке.

Всего один глоток – и вернется этот приятный дурман, дымкой наполняющий голову. Пальцы почти коснулись горлышка, когда Расим схватил бутылку и отставил в сторону. Теперь, чтобы достать до нее, пришлось бы встать. Проклятье. В груди полыхнуло раздражение, уничтожив последние остатки прохлады, а вместе с ней – и хмеля.

Расим, явно разглядев что-то в лице командира, покаянно поднял вверх ладони.

– Знаю, знаю, опять наседаю тебе на голову, прости. Просто я боюсь, как бы Псы не сочли, что мы лезем на их территории. Если они так осмелели, что отправили лазутчика…

Яс с тоской поглядел на недосягаемую теперь бутылку, вздохнул, смиряясь с неизбежным, и выпрямился. Всегда так делал, когда речь заходила о делах. Сцепив руки в замок, он подпер ими подбородок.

– Дороги принадлежат нам.

– Но аристократы и города…

– Если курица забредает к соседу, яйца собирает он, а не хозяин. Нужно было лучше следить, – жестко отрезал Яс.

Усталый человек, собирающийся хорошенько отдохнуть с другом, исчез, и ему на смену пришел командир, собранный и хладнокровный. В первое мгновение от этого сдавило виски – как от резкого перепада давления, – но потом привычная личина села, как влитая. Расим тоже почувствовал это и невольно вытянулся по струнке, как солдат.

– Все равно я бы хотел разобраться с этим побыстрее, – все же не отступил он. – Пока хозяин курицы не потравил наших наседок в отместку. Тем более, как бы барон Реплих не решил, что мы зарываемся.

– Мы не зарываемся, – уверенно соврал Яс. Барон действительно мог бы, и эта мысль возвращалась раз за разом, как ее ни отбрасывай. Но это решение было просчитанным риском. – Просто благородно принимаем награду за сопровождение девушки, попавшей в беду. Не мы напали на карету.

Расим неопределенно покачал головой. Даже это движение вышло у него легким и плавным, как у танцора.

Они с Тэкито были чем-то похожи. Однако если глава разведки незаметно диктовал свою волю, заставляя собеседника думать, что тот сам принял это решение, то измовец великолепно умел располагать к себе. Он ничего не навязывал, но вызывал такую симпатию, что это было и не нужно. Вот и сейчас Яс ощутил себя так, будто ему на плечи опустилось теплое одеяло.

Как-то Амара сказала: «Тэкито подбирает отмычки, будто вор, поэтому люди злятся, когда его ловят. А на Расима сложно злиться – как на барда, привирающего в попытке сделать тебе комплимент». Старая колдунья знала, о чем говорила.

– Я отправил письмо… – начал было Яс и запнулся.

Мимо проплыла, роняя восковые капли на пол, вытянутая белая фигура. Она двигалась нарочито медленно, давая как следует рассмотреть ужасающие подтеки, застывшие на спине, словно наросты. Тепло и спокойствие, баюкавшие Яса, мгновенно пропали, будто его выкинуло из дому на холод.

Ну почему именно сейчас?

– И что?

Расим непонимающе обернулся, проследив за его взглядом, и почти уткнулся носом в когтистую лапу, которой Свечница перебирала в воздухе. У Яса перехватило дыхание, но удалось сдержаться, только пальцы стиснул в кулак. Хитрая тварь – знает, что он не станет складывать изгоняющий знак при друге. Слишком рискованно.

– Я отправил письмо, но ответ еще не пришел, – продолжил Яс, концентрируясь на тоне своего голоса. Вроде не дрогнул.

Свечница ухмыльнулась. Почувствовала, как напряглись мышцы на его шее, словно у быка. Уголки губ твари остро разъехались в стороны, будто по щекам пошли трещины, края оплавились. Постояв так немного, Свечница хихикнула, словно девчонка, и подошла к окну. Оперлась о край ладонями, пустив по стене тонкие белесые ручейки, и выглянула, почти на половину высунувшись наружу.

– Барон наверняка потребует доказательств.

Расим продолжал говорить, но смысл слов доходил с запозданием. Яс рассеянно кивнул, не в силах отвести от Свечницы взгляда. Что она там высматривает? Рука в восковых подтеках прижалась к губам, плечи вздрогнули. Смеется? По спине пробежались мурашки. Свечница никогда не радовалась просто так.

– Яс? Ты меня слушаешь?

Голос донесся будто издалека.

– А? Да.

Яс встал и подошел к окну, поморщившись от отвращения, когда Свечница осталась рядом. Он почти ощущал идущий от нее жар и запах воска, хотя и знал, что все это не настоящее. Но сейчас оно существовало яснее, чем чернильная темнота за окном. Тварь, зная это, придвинулась ближе – обдало до взмокшей кожи.

– Смотри, птенчик сейчас полетит. Бедная мамочка-птица, – прошептала она Ясу на ухо.

Врет. Просто блефует, как обычно. Но в груди задрожало, и Яс, не сдержавшись, оттеснил тварь в сторону и выглянул наружу. Темные дома, залитые лунным светом крыши… Ничего. Так, а это что? Яс пригляделся, и сердце екнуло. Ребенок! Цепляется за край и болтает ногами, но пальцы вот-вот соскользнут, и он рухнет вниз.

Надо… Надо…

Яс остался на месте, до боли стискивая кулаки. Он никак не успеет, даже если побежит со всех сил.

– Что там такое? Яс?

Расим встал – жалобно скрипнуло кресло. Его голос, непонимающий и обеспокоенный, в этот раз почти ударил по ушам. Мир сузился, сжался до маленькой фигурки, барахтающейся на краю. А потом пальцы разжались, и ребенок с пробирающим до костей криком рухнул вниз.

– Полетел, смотри, полетел! – довольно рассмеялась Свечница. – Мамочка будет им довольна, так ведь, Яс?

Ее голос стал злым, отчего смех начал неприятно резать слух. Яс с ненавистью развернулся к Свечнице. Вцепиться бы в это потекшее восковое лицо и разломать его на маленькие кусочки, растереть в пыль! Боль, сдавившая грудь, сменилась удушающим гневом, и Яс даже успел отвести руку для удара, когда крик оборвался. Улыбка на губах Свечницы, внезапно померкнув, пропала, будто стекла вместе с мутными каплями. Тварь стремительно развернулась и, проплыв сквозь стены, исчезла.

Яс растерянно обернулся к окну – и задохнулся в этот раз уже от облечения. Ребенок барахтался в тюке сена, а возле него утирала лоб запыхавшаяся девушка, которую мужчина мгновенно узнал. Серый шел ей меньше, чем желтый, но горделивую осанку было видно издалека. Заглянувший за плечо Расим удивленно присвистнул.

– Ну и ну, – проронил он, словно не веря своим глазам. – Эта баронесса прямо-таки в каждой бочке затычка. Только как она вышла?

В легких закололо, Яс понял, что уже какое-то время не дышит. Он торопливо глотнул воздуха и тут же закашлялся. Расим осторожно похлопал его по спине. Этот жест, одновременно почтительный и заботливый, привел Яса в чувство. Нашел время терять лицо – так и хватку потерять недолго. Он распрямил плечи и холодно прищурился.

– Хороший вопрос. Ее дверь все время на замке.

Ребенок тем временем выбрался из тюка и, бросившись к девушке, обнял ее за ноги. Та застыла, но уже спустя пару мгновений принялась успокаивающе гладить его по голове. И тут захлопали двери, на улицу принялись высыпаться разбуженные криком люди.

– Пошли, – бросил Яс, быстрым шагом направляясь к выходу. – А то разорвут еще со сна, не разобравшись.

Расим покорно поспешил следом.

Первым, что Марита подумала, когда увидела соскальзывающего с крыши ребенка, было подлое: «Если он разобьется, о тебе никто не узнает». Эта мысль, будто червь, свернулась в самом сердце, и на какое-то долгое мгновение Марита замерла, обдумывая ее. А потом девочка, теперь это было четко видно, тихо захныкала от ужаса.

В кругу артистов было принято говорить: «Чужих детей не бывает». Это впитывали с молоком матери, с этим знанием росли и делали первые шаги. Даже будучи женой Вериса, Марита покупала хлеб бродяжкам и защищала от стражников. Потому что следующий попавший в беду ребенок вполне может быть твоим, и каждый надеялся: если я помогу, то когда-то, если что, и моему помогут.

Узнают – и пусть.

Больше не думая, Марита огляделась, злясь на судьбу и саму себя. Она была так близка к цели! Знала, где чей дом, кто спит крепко, а кого не поднять и пушкой. И за сколько поворотов открывается дверь Ревки, хранящей один из ключей за шиворотом – тоже. Пальцы все еще стискивали отмычки, которые Марита как раз собиралась пустить в дело. И теперь приходится отказываться от этого всего ради какой-то девчонки! Обида отозвалась болью в груди, поднялась выше, встав комом в горле…

Марита коротко вздохнула и заткнула отмычки обратно за юбку. Не сейчас. Только вот что делать? Забраться наверх она не успеет и не сможет, а звать на помощь – только время терять. Проклятье! Что же?.. Глаза, лихорадочно обшаривающие все вокруг, вдруг зацепились за золотистый тюк. Сено! Здесь невысоко, так что если смягчить удар…

Марита стремглав кинулась к тюку. Схватила, дернула, но тот не поддался, только спина мгновенно взмокла, хотя ночь была свежая. Дыхание сбилось и задрожало на языке. Тюк все не желал поддаваться. Ну же! Ну! Марита стиснула зубы и толкнула сильнее, и тот, наконец, сдвинулся, оставив на земле неглубокую борозду.

Девочка на крыше тонко вскрикнула. Одного взгляда хватило, чтобы понять: еще чуть-чуть, и не выдержит. Давай же! Марита навалилась на тюк всем телом, чувствуя, как бешено колотится сердце и мышцы буквально гудят от напряжения. Пот стекал со лба и щипал глаза. Тюк дрогнул и наконец встал на нужное место, и в тот же миг девочка с визгом рухнула вниз.

Время будто остановилось. Марита в мельчайших деталях разглядела, как топорщит одежду ветер и как маленькое тельце барахтается в воздухе, прежде чем камнем упасть. Послышался глухой звук удара, в воздух взметнулся ворох соломинок, и вновь воцарилась тишина.

Марита нерешительно сделала пару шагов к неподвижному, будто тряпичному тельцу. На какое-то мгновение показалось, что девочка мертва, и от этого в груди все сжалось, заставив замереть на вдохе. Но тут тонкая рука дрогнула. Девочка замычала и принялась барахтаться, пытаясь выбраться. Марита с облегчением кинулась к ней на помощь. В ушах все еще стоял противный гул, будто по голове прилетело чем-то тяжелым, а сердце не желало успокаиваться.

Успела. Смогла.

Девочку удалось выпутать не сразу, но как только вышло, та вдруг доверчиво уткнулась Марите в живот, стискивая руки вокруг юбки. Девушка вздрогнула от неожиданности, но нашлась и неловко погладила ребенка по голове.

Хлопнула ближайшая дверь, потом еще и еще, и воздух будто наполнился нестройной мелодией. Все высыпали на улицу, обеспокоенно вертя головами. Марита невольно попятилась, все еще по инерции придерживая девочку руками.

– Что ты делаешь с моей дочерью? – донеслось из толпы, и где-то в середине заойкали. – Да пустите же меня, пустите!

Толпа отхлынула, и вперед вырвалась заспанная женщина в одном нижнем платье. Ее волосы топорщились в разные стороны, а на лице злость мешалась со страхом.

– Мама!

Девочка вывернулась и бросилась в объятия женщины. Марита запоздало махнула руками, словно попытавшись ее удержать, и вдруг почувствовала себя страшно усталой. Так, будто все, что держало ее до этого: какой-то внутренний стержень, хрупкий каркас – разом треснуло и рассыпалось на тысячу осколков. Глядя, как эта незнакомая женщина прижимает к себе дочь, словно самое ценное сокровище, Марита особенно остро ощутила свое одиночество. Ее никто не обнимет вот так, никто даже не расстроится, если она исчезнет. Даже Яс трясется не над ней, а над леди Бланкой. А если быть уж совсем точной – над деньгами, которые может получить.

Верно. Такая глупая и бездарная девица никому не нужна. Разве что Верису была, а теперь…

Мысли, гудящие в голове, были не новыми, но в этот раз Марита не нашла в себе силы им противостоять. Обессиленно прикрыв глаза, она привалилась к стене дома, не пытаясь ни сбежать, ни защититься. Плевать. Пусть кричат, если хотят.

– Это что за собрание? А ну разошлись! – раздался вдруг уверенный, жесткий голос.

– Но командир…

Яс не дал договорить, перебил сразу:

– Молчать! Тут и без вас разберутся, нечего уши греть. А если не спится, я вам всем сейчас работу найду.

Это подействовало как щелчок кнута, и толпа мгновенно поредела, пока не растаяла совсем. Только женщина с девочкой остались стоять, да парочка самых смелых зевак.

Яс внимательно обвел их взглядом, спугнув еще несколько человек. Неровно заправленная в штаны рубашка, встрепанные волосы, раздраженное выражение лица – все говорило о том, что главарь разбойников отдыхал и был вынужден сорваться с места из-за шума. Стоящий рядом с ним измовец, напротив, был воплощением спокойствия.

– Что за крики, Варка? – требовательно спросил Яс.

Женщина ожила и обвиняюще ткнула в Мариту пальцем. Та встрепенулась, но только беззвучно открыла рот. Нельзя. Даже защитить себя нельзя. Это отозвалось горечью на языке. Марита обреченно закусила губу.

– Она… – начала Варка.

– …спасла твою дочь? – закончил за женщину Яс с усмешкой. – Действительно, грубо вмешиваться в замысел богов. Но я надеюсь, ты ее простишь.

Он знает? Откуда? Марита едва сдержалась, чтобы не вытаращиться от удивления. Женщина же и стараться не стала.

– О чем вы, командир? – робко спросила она, округлив глаза.

Яс холодно прищурился, вынудив ту отступить.

– Будто ты не знаешь, чем твоя дочь занимается по ночам, Варка, – ядовито выплюнул он и скривился. – Еще раз увижу ее на крыше – использую как мишень. Я не такой добрый, как баронесса.

Лицо Варки мгновенно залилось краской. Заохав, она принялась кланяться Марите, как игрушка-неваляшка, рукой надавливая девочке на спину, чтобы та делала так же.

– Простите, бога ради! Спасибо вам, добрая госпожа, огромное вам спасибо!

Это должно было быть приятно, но Марита лишь поежилась и отвела взгляд. Благодарность ощущалась неправильной, будто украденной, и от нее чувство отчужденности только усилилось.

– Она тебя не слышит, – остановил поток благодарностей Яс. – Иди, Варка, иди.

Женщина еще раз глубоко поклонилась и потащила девочку прочь, на ходу отвешивая звонкие подзатыльники. Расим послал той ободряющую улыбку. Яс же внимательно окинул застывшую Мариту взглядом. Грусть тут же отошла на второй план, сменившись дрожью, пробежавшей под кожей. Из-за ветра, наверное. Марита приобняла себя за плечи и потерла кожу ладонями, но не помогло.

– И почему ты постоянно оказываешься снаружи? – задумчиво и опасно вкрадчиво спросил Яс. – Хоть приковывай.

Холодный прищур пригвоздил Мариту к стене, словно острый осколок льда. Она тихо сглотнула, обдумывая чужие слова. Он шутит? Или правда рассматривает варианты? Дрожь опустилась ниже, к коленям.

– Наверное, дверь не закрыли, – предположил Расим, выглянув из-за плеча главы разбойников. Его мягкий, теплый тон удивительным образом звучал органично, хотя ситуации не подходил. – Вы же ночью приказали сторожей не выставлять.