Кровь и струны

– Звездочка, ну давай. Чуть-чуть потерпишь – и все. Да, больно, но как еще полечить? Эм, ты же у нас умная.

Марита прижала ко рту руку, пряча смешок. Расим вел себя так неумело, что отсутствие опыта бросалось в глаза даже ей. Конечно же, девочка вновь набычилась, испугавшись упоминания боли.

– Ну ты прямо талант, – едко заметила Ририви.

Расим молча поднялся и вновь отошел за спинку стула. Уголки его губ едва заметно опустились от досады. Нет, так дело не пойдет. Девушка не выдержала и сделала пару шагов к ребенку, а потом еще пару. Ожидала окрика, но останавливать ее не стали. Тогда Марита поймала взгляд Звездочки и заговорщицки подмигнула.

Ничего плохого ведь не случится, если немного вспомнить старое ради чужого блага?

Девочка показательно нахмурилась, но продолжила следить за тем, как Марита подходит к залитой светом стене и становится сбоку. Девушка таинственно улыбнулась, подогревая чужое любопытство, и по-особому переплела пальцы. Свет ударил в выставленную руку, обрисовав причудливый силуэт, и на стену легла тень в виде волчьей головы.

Звездочка ахнула и заинтересованно вытянулась, но бдительности не потеряла. Тогда рядом с первой тенью появилась вторая. Пошевелила ушами, словно раздумывая, и понеслась прочь. Волк кинулся следом. Это сработало. Полностью увлеченная представлением, девочка уронила руку на колени, и ткань, размотавшись, заструилась на пол.

Замешкавшись лишь на мгновение, Ририви сориентировалась и принялась осторожно разматывать детскую ладонь. Тени сменяли одна другую, заяц становился птицей, а волк – медведем, который потом обращался в оленя. Звездочка не отрывала от представления восторженного взгляда, и Марита вдруг поняла, что улыбается.

В груди поселилось тепло и почти одуряющая легкость. Все поблекло и стерлось: смерть Вериса, погоня, нападение на карету… Остались лишь зритель и актер. И Марита отпустила себя, позволила раствориться в этом ощущении. А потом раздался голос Ририви и выдернул ее обратно.

– Вот и все.

Марита вздрогнула, и пропавшая было клетка сомкнулась вновь. Она устало потерла руки, больше не чувствуя радости – только горечь. Но этого никто не заметил.

Звездочка удивленно осмотрела забинтованную ладонь.

– Уже? Но я хочу еще, – упрямо заявила она и заныла. – Рука та-ак болит.

Крыланка распахнула клюв, словно ухмыляясь.

– О, ну тогда я дам тебе настойку. Очень горькую. Где же она?

Не успела лекарь договорить, как девочка спрыгнула со стула и, словно ветерок, вылетела в дверь. Расим фыркнул, и крыланка перевела свой взгляд на него. Очень холодный и недружелюбный взгляд.

– Посмотри-ка, даже от белоручки больше пользы, чем от тебя, – хрипло рассмеялась она. – Впрочем, чего еще ждать от мясника?..

– Не нужно, – мягко предостерег измовец.

Несмотря на расслабленную позу, от него вдруг явственно повеяло угрозой. Марита инстинктивно отступила подальше. Но Ририви и не думала останавливаться. Она продолжила наступать, угрожающе распахнув крыло.

– А то что? Пожалуешься командиру? – почти что плевалась ядом Ририви. – Ты же ему так старательно сапоги лижешь, значит, заступится. А я-то думала, он не любит псов. А может, язык мне отрежешь, или как там у вас принято?

Лицо Расима словно окаменело.

– Мне казалось, что уж ты не станешь со мной так говорить.

– Это еще почему?

Дурное предчувствие комом заледенело в животе. Облако спокойствия, окружавшее измовца, пропало, и он словно на мгновение перестал быть живым.

– Я все еще один из лучших в своем деле, – процедил Расим. – Или ты захотела симметрии?

Из раскосых глаз измовца посмотрела пустота – и отвернулась. Уверенность слетела с Ририви, как скорлупа с ореха. Она съежилась, прикрываясь здоровым крылом.

– Уходи, – сказала глухо.

Голос Ририви буквально клокотал от ненависти. Казалось, если подойти ближе, то можно обжечься. Даже Расим моргнул и весь как-то осунулся, приходя в себя.

– Прости, – выдохнул он и выскочил на улицу.

Крыланка осталась стоять, сгорбленная и будто надломленная. Ее тень показалась Марите почти черной. Девушка тоже тихо выскользнула наружу, подобрав юбку.

Расим стоял на свету, подставив немилосердным лучам голову. Он молчал, но Марите хватило и тени боли, мелькнувшей на лице. Заметив девушку, измовец улыбнулся, но это вышло у него как-то вымученно.

– Кажется, я вас утомил, – пытаясь звучать непринужденно, сказал Расим и направился в сторону Черепа.

Весь путь обратно Марита пялилась на чужую напряженно выпрямленную спину.

В хранилище пахло затхло и сыро, и оттого прогорклая вонь от чадящих ламп словно бы только усиливалась. Яс сидел на сундуке, закинув ногу на ногу, и перебирал сложенные стопкой личные бумаги.

– Расходы… список заказов… измовский шелк – десять кусков? А мы всего пять нашли, – бормотал он себе под нос, разрывая бесполезные листы на клочки и скидывая в неровную кучу под ногами.

– Ничего интересного? – спросил Расим.

Измовец сидел на корточках и рылся в одном из личных сундуков, сортируя добычу по кучкам. Лампа находилась прямо над ним и бросала на фигуру оранжево-желтые пятна. Не то чтобы кроме них двоих этим некому было заняться, напротив. Просто это осталось таким же веселым занятием, как и много лет назад.

– Мелкая писанина. Даже не продать никому, – пожал плечами Яс и потянулся за следующим листом. – О, любовное письмо, гляди-ка. «Моему орлу».

– Что там? Может, от аристократки? Хороший компромат был бы.

Расим заинтересованно повернулся, и длинные волосы заскользили по его лицу, бросая на кожу косые тени. Яс хмыкнул и развернул пожелтевший лист.

– Не думаю, – сказал он, покачав головой. – Слушай. «Мне страшно. Вчера люди Берта приходили и долго молотили в дверь. Мы с детьми прятались под кроватью, пока они не ушли. Мне снится, как ты целуешь меня под нашей яблоней. Возвращайся скорее, и пусть Сиро пошлет тебе удачу…» Баба его, наверное. Барахло.

Яс уронил листок на кучу других и похрустел пальцами. Расим тоже потерял к письму интерес и вернулся к своему занятию.

– А у тебя что-то стоящее есть? – спросил Яс, пробегая глазами по очередному листу.

Расим улыбнулся, безразлично указав на груду золота, мягко переливающегося на свету. Казалось, окажись там камни, ничего бы не поменялось. Впрочем, по сравнению с золотыми колоннами во дворце эмира добыча Яса действительно казалась пустяковой.

– Всего понемногу, – сказал измовец, выцепляя из сверкающей кучки кольцо. – Знаешь, мне тут подумалось: а ты ведь мог быть на ее месте.

– Кого «ее»? – не понял Яс.

– Баронессы. Отцу Бланки пожаловали твои земли. Мог бы сейчас вместо него в шелках ходить и слуг гонять за вином из погреба. Не завидуешь?

Расим лукаво улыбнулся, но годы дружбы дали понять – вопрос измовец задавал с опаской. Яс отмахнулся, хотя в груди неприятно заворочалось что-то темное.

– Ты б еще спросил, не завидую ли я висельнику, – фыркнул он и небрежно спросил: – Так что там с кольцом?

Расим понятливо отступил от опасной темы. Подкинув золотой ободок, ловко поймал и протянул вперед на раскрытой ладони.

– С кольцом – интересно. Этот парень прямо сорокой был, у него всяких перстней хватает, но это – с гравировкой, – измовец поднес добычу ближе к лампе, прищурившись. – «Капля к капле. Мирабаль».

– Обручальное, значит. Надпись убрать как-то можно?

Расим развел руками и отправил колечко к другим украшениям.

– Если что – переплавим. Помнишь, как зубы того зенийца?

Яс не смог сдержать скупой улыбки, чувствуя, как лицо само собой приобретает мечтательное выражение, а глаза подергивает от ностальгии.

– А, когда мы только начинали… – протянул он, откладывая бумажки в сторону, и по-мальчишески заложил руки за голову. – Тогда ты еще эти дурацкие лохмы не носил.

– Ничего ты в моде не понимаешь, друг мой.

– Моде? По дворцу скучаешь? Смотри, намотаются на колесо – и будешь лысый ходить, как бреговец, – хмыкнул Яс.

– А ты что, завидуешь?

Они обменялись ухмылками. У Расима даже она вышла мягкой и миролюбивой. Мужчина открыл было рот, собираясь сказать что-то еще, но не успел – в дверь постучали. Они синхронно повернули в сторону звука головы. Измовец легко поднялся на ноги и подошел к заслонке.

– Кто?

– Расим, командир с тобой? – безэмоционально спросили снаружи.

Яс вздохнул и тоже встал, потягиваясь. Дела нашли его и тут – хоть в землю закапывайся. Он утер лицо, стряхивая остатки задумчивости, и откашлялся.

– Тут я. Проходи, Тэкито. Что-то срочное?

Расим показательно зевнул, но задвижками защелкал. Когда серая фигура главы разведки проскользнула внутрь, Яс уже был полностью собран и сосредоточен. Тэкито мельком пробежался глазами по кучам барахла, по-профессиональному прицениваясь, и коротко поклонился.

– Извините, что отрываю, командир, – почтительно сказал он, заложив руки за спину.

И замер, будто пес, ожидающий команды. Яс внутренне скривился, но благожелательно взмахнул рукой.

– Говори.

– Гонец вернулся с ответом.

Тэкито протянул конверт с восковой печатью в виде репейника.

– Расим, дай нож, – Яс едва сдержался, чтобы не вырвать письмо из чужих рук.

Он почувствовал себя ребенком, распаковывающим подарок. Ловко обхватив рукоять, поддел печать, и та раскололась надвое. Яс вынул сложенный лист и углубился в чтение – быстро-быстро забегали глаза, полетели строки. Расим с любопытством перегнулся через его плечо под осуждающим взглядом Тэкито.

– Что там, командир? – растягивая слова, спросил измовец.

– Не мешай, – отрезал Яс, дочитывая.

Закончив, он сунул письмо главе разведки и принялся тереть переносицу, размышляя.

– Похоже на ловушку, – мгновенно ухватил суть Тэкито.

Яс кивнул и опустился на один из сундуков, раздвинув ноги и оперев подбородок о сложенные замком пальцы.

– Верно. Согласились на нашу цену без споров, даже доказательств не попросили. И хотят встретиться возле родового замка, доверху забитого стражей, – Яс даже рассмеялся, поражаясь такой наглости. – Хоть не в королевском дворце, и на том спасибо.

– Что ж они, совсем дураки? – удивился Расим. – В такие неприкрыто расставленные силки даже лисенок не попадется.

Тэкито аккуратно сложил письмо ровно по сгибу и протянул обратно.

– Возможно, проверяют, командир, – негромко сказал он, вновь сложив руки за спиной.

– Пробуют на зуб?

Тэкито медленно кивнул. В неровном свете его волосы показались бурыми, как засохшая кровь. Яс с прищуром всмотрелся в пустоту, почти физически ощущая, как крутятся в голове мысли, словно части измовской головоломки. В поле зрения мелькнула тень. Внезапно разом ощутились холод и сырость подвала. Яс напрягся, но это было всего лишь поколебавшееся пламя лампы.

– Гонец еще тут? – продолжая прикидывать варианты, спросил он.

Тэкито бледно улыбнулся, мгновенно догадавшись о сути вопроса.

– Ждет в «Тумане», где встречался с нашим связным. Мне написать ответ?

Яс растянул губы в многообещающей ухмылке и с удовлетворением отметил, как Тэкито будто невзначай отвел глаза в сторону – словно пес, поджавший хвост. Вожака должны опасаться, иначе и до перерезанного горла недалеко. Он уперся локтем в колено, развалившись на сундуке, как на троне, и начал диктовать. Глава разведки слушал, не перебивая.

– И, Тэкито, донеси так, чтобы дошло, – подытожил Яс, когда закончил.

Тот понимающе склонил голову набок и уточнил:

– Мне оставаться в рамках?

– Не более, чем обычно. Вежливо намекни, что мы просто возвращаем дочь убитому горем отцу и ни в какие игры играть не будем. Меня устраивают наши деловые отношения, но барон должен понимать, что я не стану ему подчиняться, – холодно ответил Яс и махнул рукой. – Развлекайся.

Тэкито скупо поклонился, принимая указания, и растворился в темноте. Расим потянулся с деланным разочарованием, разминая мышцы.

– А я-то надеялся отдохнуть, – с шутливым упреком сказал он.

Но что уж там – такие как они в постели никогда не умирали.

Первое время обретенная свобода радовала Мариту, но потом пришло осознание, почему деревенские псы, сидящие на длинной цепи, все равно не отходят от конуры. Марита совершенно не знала, что с этой свободой делать. Так и бродила вокруг, больше всего времени проводя не с людьми, а с птицей. Даже учила командам: подать лапку, подойти, покричать.

А по вечерам, когда становилось зябко, девушка куталась в колючее одеяло и нашептывала дурашливо вертевшей головой говорушке разные истории, чтоб хоть как-то избавиться от одиночества.

– Знаешь, тем дождевым бочкам, которые у каждого дома стоят, молятся, – говорила она, почти прижимаясь губами к клетке. – А еще здесь нет ни одной собаки. Их все держат, а тут только свиньи да курицы. И свечи никто не жжет – даже огарков не видела. Странное место.

Говорушка склоняла голову на бок: мол, я слушаю, продолжай, очень интересно. И Марита продолжала, фыркая себе под нос.

– И эти деревья вокруг – будто стена. Кажется, что остального мира не существует.

В такие моменты птица обычно щелкала клювом, и девушка, рассмеявшись, благодарно гладила мягкие перья пальцами.

– Тайный проход, на двери кости вырезаны. И куда мы с тобой попали? – всякий раз заканчивала она, и на мгновение одиночество действительно отступало. А потом наваливалось с новой силой.

«Ты говоришь с птицей. Куда уж дальше?» – спрашивала себя Марита. Но больше все равно говорить не с кем.

Но в тот день настроение было на удивление неплохим. Она сидела на нагретом на солнце бревне, лениво размышляя, не пройтись ли к дому Амары. Впрочем, теперь девушка знала, что днем внутрь так просто не попасть: постоянной стражи не было, но любой разбойник подозрительно косился на Мариту даже при малейшей близости к двери. Нет, старушка явно была очень искусной колдуньей. А может, их отношения с главой были и более личными…

Впрочем, сути это не меняло, и Марита осталась сидеть, лениво катая в голове мысли. Только вытянула ноги, подставляя их теплым лучам, и покачала из стороны в сторону носками. Тени зашевелились, как живые.

Вдруг впереди мелькнула цыплячья копна волос и поплыла в сторону Мариты. Почти сразу узнав Звездочку, девушка с улыбкой помахала рукой. Но девочка не спешила подходить – остановилась, подпрыгивая на месте, как козочка, и что-то зашептала стоящему рядом мальчику. Тот уставился на Мариту с недоверием. Вскоре они подошли ближе.

– Вот тетя, о которой я говорила, – с хитринкой в глазах сообщила Звездочка. – Она колдунья и умеет оживлять тени.

Марита тихо фыркнула. Мальчик с сомнением нахмурился. Он был болезненно бледным и худым, но с по-взрослому глубокими глазами.

– Тени никто не умеет оживлять, даже Расим.

– А она может! Правда же? Скажите ему.

Звездочка обернулась к девушке, и та вдруг ощутила непреодолимое желание ответить. Проклятье, как же это все надоело! Марита и так давно уже была тенью самой себя. Со смертью Вериса это просто вылезло наружу. Но теперь даже эта тень умирала, задавленная ролью немой леди Бланки.

Один краткий миг она мечтала, как заговорит – а потом уже привычно покачала головой, указав на сомкнутые губы.

– Э-эй!

– Чего кричишь, она не разговаривает, – одернул Звездочку мальчик.

– А ты-то откуда знаешь, Бар?

– Папа сказал.

Марита улыбнулась. Дети напомнили ей двух всклоченных воробушков.

– У нее языка, что ли, нет? – звонко спросила Звездочка.

– Папа говорит – это боги наказывают. Может, она родителей не слушалась?

Дети уставились на Мариту с подозрением. Той вновь пришлось себя сдерживать, в этот раз уже от смеха. Наконец, будто придя к какому-то решению, Звездочка неловко сложила пальцы, стараясь повторить волчью голову. Помахала рукой в воздухе и замерла с выражением надежды на лице.

Марита заколебалась. Она и так рисковала, поддавшись порыву там, в доме Ририви, и закапывать себя еще глубже не хотелось. Да и заниматься такими глупостями – ронять свое достоинство… Глупостями?

Марита нахмурилась, осознав, что чужие мысли вновь всплыли в ее голове и притворились своими. Нет, театр теней не был глупостью, он был уязвимостью, ниточкой, ведущей к Маритиной настоящей личности. Но глаза Звездочки светились таким предвкушением… Ай, да катись оно в тьму! Девушка решительно поднялась и огляделась в поисках подходящего места.

Это оказалось непросто, но ей кое-как удалось найти нужное положение. Марита обернулась. Дети уселись прямо на земле, скрестив ноги, и замерли в ожидании. Звездочка с предвкушением, а Бар с недоверием. Девушка весело прищурилась и сложила фигуру, в этот раз используя обе руки. И занавес поднялся.

Дальше время полетело быстро и незаметно. Марита ловко переплетала пальцы, заставляя тени оживать, и вскоре уже оба ребенка завороженно следили за их танцем. Внутри вновь плеснуло теплом, прямо как тогда, в доме Ририви, и девушка впервые за долгое время почувствовала себя хорошо. Не терпимо, не сносно, а хорошо. На своем месте. Когда она закончила, тяжело дыша, дети еще какое-то время не двигались. Звездочка ожила первой.

– Видишь! Я же говорила, – сказала она самодовольно.

Бар не ответил, просто улыбнувшись. Он будто светился изнутри.

– А завтра еще покажешь? – спросила Звездочка требовательно.

И, вспомнив про Маритину глухоту, изобразила жестами фигурку из пальцев, а потом указала на солнце, имитируя движение по небу. Марита задумалась. Она не собиралась продолжать, но в разбойничьем логове было тоскливее, чем на дне волчьей ямы. А это маленькое выступление заставило почувствовать себя живой.

Девушка опустилась на корточки и, подхватив валяющуюся неподалеку палочку, коряво изобразила иглу с вдетой ниткой и кусок ткани. Она постучала палкой по земле, привлекая внимание, а потом сделала вид, будто шьет. Потом вновь указала на себя и на нарисованные предметы. Звездочка нахмурилась и неуверенно, но серьезно кивнула. Осталось надеяться, что она поняла все правильно.

Марита поглядела вслед уходящим детям, деловито обсуждающим произошедшее, и поднялась, отряхивая юбки. И тут же пошатнулась, когда что-то врезалось в плечо. Мимо пронесся парень и, не сбавляя ходу, устремился к Черепу.

Марита недовольно потерла плечо, но не успела отойти, как мимо проскочил еще один разбойник. И еще. Девушка огляделась и поняла, что к Черепу потихоньку стекаются люди. Причем старых среди них не было, только способные сражаться воины.

Сердце забилось быстрее, а стопы сами развернулись в нужную сторону. Стоячая вода шевельнулась. Похоже, намечается что-то крупное.

Глава 6. Второе дно

У двери в Череп толпа сливалась в один поток, втекающий в распахнутые двери. Марита попыталась незаметно юркнуть следом, но наткнулась на спешащего Расима. Тот удивленно обернулся и расплылся в дружелюбной улыбке.

– О, леди. Вам сюда нельзя, – словно извиняясь, сказал он и кивнул стоящим у входа мужикам: – Леди не пускать.

Проклятье!

Разбойники понятливо покивали и вперились в Мариту тяжелыми взглядами. Пришлось отступить и наблюдать с безопасного расстояния. Вскоре логово заметно опустело, и дверь с глухим стуком захлопнулась. Марита покрутилась возле окон, но смогла разглядеть только головы сидящих за столом. Один вдруг обернулся, и она спешно пригнулась, присев на корточки. Нет, эта рыбка не по зубам.

Вздохнув, Марита притулилась у нагретой солнцем стены. Снаружи разбойников осталось мало. Несколько женщин развешивали белье, молодой парень, совсем еще подросток, стругал гибкий прут ножом, да стайка детей возилась у окна Черепа, тоже привлеченная шумом. Выглянул заросший разбойник и ругнулся. Дети прыснули в стороны с громким хохотом.

Продолжая наблюдать, Марита задумчиво потеребила волосы. Похоже, собрание грозилось затянуться надолго. Пойти погреть кости, пока есть возможность? День выдался ладным: на небе ни облачка, над землей гуляет прохладный ветерок. Или отсутствием соглядаев можно воспользоваться иначе. Марита рывком отлипла от стены и пошла вдоль домов, внимательно оглядывая двери. Нет… Не та… Тоже…

Ага!

Она остановилась перед нарисованном на светлом дереве цветком. Яркий, с красными лепестками и тонким стеблем, он явно был нарисован твердой рукой. Редкие, но четкие мазки не распылись и не выцвели, хотя краска слегка облупилась от времени. Дом старой колдуньи настолько же выбивался на фоне остальных, как и его хозяйка.

Уже подняв руку и почти коснувшись ручки пальцами, Марита все-таки засомневалась. Но, поколебавшись лишь мгновение, решительно протиснулась внутрь. Беззвучно задрожал колокольчик, подпрыгивая на ниточке, хлопнула закрывшаяся за спиной дверь. В нос пахнуло глиной и почему-то морозной свежестью.

– Ну надо же, цветочек! Думала, больше не появишься, – весело поприветствовала девушку Амара. – Ты прямо мышка, если смогла сюда проскочить и не попасться никому на глаза.

Вот он, подходящий момент.

– Я вообще тихая. Сбегу – а ты и не заметишь, – шутливо сказала Марита, скосив глаза, чтобы не упустить чужую реакцию.

Но Амара только снисходительно отмахнулась. Старушка сидела, натянув одеяло на плечи и облокотившись о спинку кровати, и лепила из красноватой глины бусину. На тумбочке рядом лежали несколько уже готовых, нанизанных на деревянные палочки.

– Ой да куда ты сбежишь. Или думаешь ключик стащить? Даже не пытайся. Он не сработает, только под замок опять посадят.

Дерьмо! Как же Марита иногда ненавидела быть права. В низу живота шевельнулась ледяная глыба, и пришлось постараться, чтобы это скрыть.

Марита усмехнулась.

– Переживаешь за меня?

– Болтать будет не с кем, – Амара по-кошачьи сощурилась, и стало ясно: все она поняла. – Так как тебя Ясовы головорезы пустили?

– У них какое-то собрание, все внутри засели, – ответила Марита, осторожно подходя ближе, будто пугливая кошка.

Амара вскинула голову, отчего ее волосы заструились по плечам, как если бы обладали собственной волей, и отложила бусину в сторону.

– Собрание? Как много я пропускаю. И этот поганец опять тихушничает, – буркнула старушка таким тоном, будто приложила к характеру «поганца» руку, и принялась вытирать руки висящей на спинке тряпочкой. – Цветочек, будь добра, подойди к шкафу и достань мне кое-что оттуда.

Кем же колдунья приходилась Ясу, раз не боялась о нем так фривольно отзываться? Старая подруга? Любимый инструмент? Или…

Задумчиво пожевывая губу, Марита подошла к шкафчику.

– Почему цветочек? – не удержавшись, спросила она.

– Потому что цветы выглядят красиво и безобидно.

Марита фыркнула и, взявшись за створки шкафа, потянула их в стороны. Те поддались неохотно, со скрипом, и свет из окна упал на пыльные полки. Отчетливо пахнуло полынной горечью – даже зазудело в носу. Марита заглянула внутрь и удивленно замерла. В шкафу лежали осколки зеркал, много-много осколков разной формы и размера. По ним скакали солнечные зайчики, подсвечивая золотым грани, отчего было почти больно смотреть.

И, хотя это было красивым зрелищем, по спине пробежали мурашки.

– Возьми то, которое с черным уголком, – попросила Амара, явно веселясь.

Марита пригляделась, и действительно – на осколках виднелись застывшие мазки краски, на каждом разной. Отыскав нужный, она осторожно подняла его, стараясь не порезаться об острую кромку, и поспешила отойти от шкафа. Находиться рядом с ним долго не хотелось.

Амара успела сесть поудобнее, подоткнув под спину одно из одеял, и теперь ее бледные тонкие руки вертели иглоподобный ножик. Морщинистые запястья казались хрупкими, словно стеклянные. Старушка похлопала себя по скрытым под одеялом ногам:

– Сюда.

Марита послушалась, хотя ее собственные ноги одеревенели от почти животного страха – как и всегда, когда приходилось иметь дело с колдовством. Ощущалось в нем что-то неправильное, почти богохульное, ломающее законы природы. Принимать участие в подобном не хотелось до поджимающегося живота.

Но теперь, когда знания были залогом выживания, любопытство перевесило осторожность.

Осколок лег на одеяло, придавив ткань своей тяжестью. Амара согнула колени так, чтобы он оперся о них, будто книга, и вдруг резким и точным движением уколола острием палец. Марита вздрогнула, широко распахнув глаза.

– Что ты делаешь? – воскликнула она.

Воздух загустел от напряжения.

– Тш-ш-ш, – шикнула Амара и надавила на подушечку пальца ногтем.

В глаза разом бросились и белые ниточки шрамов на ее руках, и маска спокойствия на лице. От обыденности, сопровождавшей каждое действие, стало не по себе. Не обращая на Мариту внимание, Амара подождала, пока капля крови набухнет сильнее, и провела пальцем по векам, оставляя на них алый след. Потом колдунья привычным жестом повторила то же самое с зеркалом и только после замотала палец кусочком тряпки.