Кровь и струны

Это же не казнь?

Сердце предательски зачастило, словно уже зная ответ.

– Многим, наверное, интересно, в честь чего такое представление, – сказал Яс, жестко улыбнувшись. – Кардо, расскажи-ка нам, почему мы здесь собрались?

Несмотря на этот обманчиво ласковый тон, мужчина на коленях вздрогнул, словно его ударили кнутом. И Марита вместе с ним.

– Командир… не надо, – принялся умолять Кардо.

На лице Яса не мелькнуло ни намека на сочувствие. Он властно махнул рукой, и палач, даже не поворачиваясь, схватил мужчину за волосы и дернул. Тот вскрикнул, но вывернуться не попытался.

– Я воровал из сокровищницы. Подделывал записи, которые отдавал главному казначею, и забирал часть себе, – заговорил Кардо, запинаясь и проглатывая слова. – Командир, пожалуйста, дайте мне шанс, я исправлюсь…

По толпе пронесся ропот, заставив мужчину вжать голову в плечи. Он так и застыл, скорчившись с мольбой в глазах.

– Заткнись, – отрезал Яс, как только заслышал извинения, и невозмутимо обратился к палачу. – Кажется, у нас завелась крыса. Что мы делаем с крысами, Фел?

– Сворачиваем им шеи, – безразлично отозвался тот.

Кардо взвыл, почти по-животному отчаянно, и от этого звука Мариту бросило в дрожь. Она попятилась в тщетной попытке сбежать, но уперлась в плотный строй, словно в стену. Дернулась еще раз – и остановилась. Бесполезно. Толпа жадно, по-волчьему сгрудилась, словно готовясь по команде разодрать провинившегося в клочья. Вдоль позвоночника скользнула волна липкого ужаса.

Яс же продолжил, показательно не обращая на Кардо внимания:

– Фел, крыса может стать кроликом, если очень захотеть?

– Нет. Она останется крысой.

– Какая жалость.

Сухой тон противоречил сказанным словам, а в прищуренных глазах стоял лед. И совершенно не хотелось знать, что за ним.

Марита тихо сглотнула, пытаясь избавиться от шума в ушах, но тот только стал сильнее. Она и раньше бывала на казнях, но такой сплоченной ненависти не видела ни разу. Обычно будущие вдовы плакали, случайные зеваки скучали или смотрели с ленивым любопытством, кто-то и вовсе кривился от отвращения. Но не тут. И Марита не оборачивалась, страшась того, что может увидеть.

Яс вновь повелительно махнул рукой. Палач перекинул колосок во рту на правую сторону и пихнул Кардо вперед, шеей прямо на бревно. Тот вскрикнул и затих, больше напоминая куклу, чем человека. Лезвие топора блеснуло огненным полумесяцем и рухнуло вниз.

Марита поспешно отвернулась, а потом и вовсе уставилась на небо и на бегущие по нему сизые облака. Прямо как на отцовской казни. Только дождя в этот раз не было, и солнце нестерпимо жгло глаза. Но лучше так. Видеть последний вздох, конвульсии, лицо, искаженное смертью… Нет, больше никогда. Марита стиснула челюсти, болью отвлекая себя от происходящего. Но не вышло – мир сузился, и она словно могла ощутить запах стального лезвия, занесенного над чужой шеей, и услышать звук, с которым палач жевал стебель колоска.

По виску скатилась капля пота.

Свистнул рассеченный воздух. Раздался вскрик, потом влажный хруст, и все стихло. Только в воздухе неуловимо повеяло кровью. Небо вдруг стало слишком ярким, слишком невыносимо живым, и Марита опустила голову.

На мертвеца смотреть не хотелось, так что она посмотрела на Яса. И вздрогнула, когда их взгляды пересеклись. Главарь разбойников тоже смотрел на Мариту, внимательно и словно бы со значением, с пробирающим до дрожи весом. Да нет, не может быть… Чужие глаза сощурились.

– Так будет с каждым, кто вздумает, что меня можно облапошить, – Яс сделал паузу, все так же не отводя взгляда. – Или ослушаться и уйти безнаказанным.

Все внутри похолодело, схватилось ледяной коркой. Он все знает? Знает и сейчас вытащит ее следом, кинет на то же бревно и… Ноги дернулись, вторя мыслям: бежать, бежать как можно дальше, пока еще можно! Но ослабевшее тело не послушалось, и Марита продолжила стоять, едва живая от страха. Все кончено. Она внутренне съежилась, готовясь к удару, но Яс не спешил подходить. Почему он медлит? Решил насладиться ее ужасом перед тем, как казнить?

Но, спустя несколько мучительных мгновений, мужчина просто отвернулся.

– Уберите тут все, – бросил он.

И, крутанувшись на каблуках сапог, ушел. Все вокруг тут же засуетились, загородив обзор.

– Эй, хватит зенками лупать, ну! – раздался рядом хриплый голос.

Марита вздрогнула, все еще оцепеневшая, и медленно повернула голову. Ревка нетерпеливо дергала ее за рукав. Легкие запекло от вновь наполнившего их воздуха. Пронесло.

Увидев, что удалось привлечь внимание, Ревка довольно осклабилась.

– Пошли, – лениво сказала она и потянула Мариту за собой.

Глаза зенийки все еще взбудоражено блестели, а ноздри трепетали, как у гончей перед охотой. Марита поглядела на остальных, но все разбойники выглядели так же.

Звери. Дикие, острозубые и слушающие только вожака. Потому что его нрав был еще хуже, а клыки – в много раз острее.

Марита поежилась, будто пытаясь стряхнуть холод, объявший плечи, но тот только стал крепче. Это Яс велел притащить ее на казнь? И наверняка не просто так. Не из обычной кровожадности, не из забавы или глупого каприза. И уж точно не потому, что в чем-то заподозрил.

Нет, это было предупреждение. Жесткое и хладнокровное, чтобы точно дошло даже до расфуфыренной аристократки, привыкшей никого и ничего не бояться. Холодок спустился ниже, проник сквозь ткань блузки и угнездился в груди.

Золотая клетка больше не казалась Марите ни безопасной, ни уютной. А значит, пора рвать когти, пока не сожрали вместе с чужой шкуркой.

Она наклонилась и прижалась к шершавой двери ухом. В коридоре стояла тишина. Ночь легла на крыши домов плотным черным одеялом, и только лунный свет выхватывал очертания предметов из темноты. Никого. Марита удовлетворенно кивнула и вытащила заткнутые за юбку самодельные отмычки.

Этому трюку ее научил Рик, который до того, как заделаться акробатом, промышлял на теневой стороне улиц. Правда, пришлось пообещать, что отец ни о чем не узнает, но оно того стоило.

«Представь, что ты занимаешься любовью в темноте. Действуй медленно и нежно, постарайся прочувствовать каждое движение отмычки», – говорил ей Рик. Марита мысленно фыркнула. Совет тот еще, но почему-то работал безотказно. Сперва шевеля пальцами медленно и неловко, она вскоре поймала нужный ритм, и спустя какое-то время замок сдался и с щелчком провернулся.

Марита спрятала отмычки и осторожно потянула ручку на себя. Засквозило, и в проеме показался янтарный шестиугольник света, падающий из соседнего окна. Из-за него все линии казались тонкими и непостоянными, как мираж, готовый в любой момент развеяться легкой дымкой. Но главное – коридор был пуст. Марита сделала пару шагов и остановилась, не решаясь переступить порог. Закусила губу, оглянулась через плечо на спящую комнату, на кажущуюся сейчас такой теплой и уютной кровать. Не поздно вернуться. Запереться, выбросить отмычки и, забравшись с ногами под одеяло, уснуть. Стоило об этом подумать, как веки отяжелели. Может, ну его?..

Марита сделала шаг назад, и тут в голове мелькнуло изуродованное страхом лицо Карго. Дыхание перехватило, словно на горле сомкнулись металлические пальцы. Марита стиснула зубы и безжалостно заставила себя вспомнить больше. Отчаянный, почти животный вскрик. Вспыхнувшее на солнце лезвие. Влажный хруст перерубленных позвонков.

Холодный взгляд Яса, словно проникающий под ребра.

«Это все еще клетка, – повторила она решительно. – Или ты успела по ней соскучиться?»

Это отрезвило лучше ушата ледяной воды, и Марита выскользнула наружу, тихо прикрыв за собой дверь.

Плечи тут же обнял холод, запустив свои длинные щупальца под ткань блузки. Она поежилась и осторожно двинулась вперед, стараясь не скрипеть досками. Шла медленно и тихо, то и дело застывая на месте и прислушиваясь, но кроме стрекота сверчков снаружи ничего не доносилось. Здание было погружено в сон и казалось мертвым и заброшенным. Около одного из окон Марита выглянула наружу – осторожно и опасливо, как дикий зверек. Дома стояли безмолвными и темными – свет нигде не горел. Только на крыше мелькнула быстрая тень. Тень?

Марита прищурилась и напряженно всмотрелась в темноту. Пальцы, обхватывающие край окна, сами собой стиснулись. Неясный силуэт вновь двинулся, заставив тревогу шевельнуться в груди, а когда выступил на свет, – сложился в фигуру ребенка. Марита облегченно выдохнула. Паршивец расставил руки в стороны и медленно прошествовал по краю, как по канату. У самого конца крыши его нога соскользнула. Но не успела Марита испугаться, как ребенок легко восстановил равновесие и, по- обезьяньи спустившись на землю, исчез. Прямо отец в детстве… Сердце неприятно кольнуло. Постояв еще немого, но больше ничего не заметив, она продолжила путь.

Ветер вновь потрепал волосы и принес с собой неясные шепотки и шорохи. Марита шествовала сквозь ночь, как сквозь густой кисель. Ее чувства обострились, словно свежезаточенный нож, а тело уподобилось туго натянутой струне. Вот-вот порвется. И каждый звук, каждый шаг отзывался в ней дрожью.

Вскоре впереди показалась погруженная в темноту лестница, и Марита ускорилась. Она прокралась мимо очередной закрытой комнаты, почти не оглядываясь по сторонам, и лишь когда за спиной прошелестело, порывисто обернулась. И застыла с занесенной в воздухе ногой. Дверь качнулась, распахнутая ветром, и в коридор упала неровная полоска света.

Проклятье!..

Марита быстро пригнулась, съежившись на корточках и прижав голову к ногам. Ее сердце сжалось, словно в преддверии удара, а ладони, обхватившие колени, покрылись липким слоем пота. Попалась. Стоит только выглянуть, и ее заметят – даже бежать нет смысла. В голове вновь всплыло лицо палача и сверкающий на солнце топор.

Но мгновения шли, а ничья рука так и не сомкнулась на шивороте. Только ветер лениво шевелил загнувшийся ворот. Что там происходит? Кое-как успокоив дыхание, Марита прислушалась. Стрекот кузнечиков, стук сердца, отдающийся в виски, далекий скрип покачивающейся ветка. Но изнутри не донеслось ни звука. Тогда, сглотнув подступивший к горлу страх, она осмелилась выглянуть из-за двери, придержавшись за косяк.

Комната была почти полностью погружена в темноту. Маленькая масляная лампа позволила разглядеть лишь высящийся у стены книжный шкаф, массивный стол, заваленный неровными стопками бумаг, и сидящую за ним сгорбленную фигуру. Марита вздрогнула – она узнала Яса.

Мужчина сидел, уперевшись лбом в сцепленные замком руки, и не двигался, даже словно бы не дышал. Его лицо было скрыто в тени, как и большая часть тела, а волосы, наоборот, будто сияли мягким ореолом. Яс устало выдохнул – опала грудь – и откинулся на стул. Марита собиралась было отпрянуть, но так и замерла, застигнутая врасплох увиденным.

Казалось, за столом сидит незнакомый ей человек. Лицо Яса словно осунулось, постаревшее и изможденное. Тени услужливо залегли в каждой складке на лбу, выделили мешки под глазами и морщины в уголках губ. Сейчас Яс не казался ни уверенным, ни сильным, только совершенно потерянным. Это точно он без малейших колебаний отдал приказ о казни? Заставил толпу замолкнуть одним своим появлением?

Это он одним взглядом обращал кровь в жилах в лед?

Еще раз вздохнув, Яс провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него усталость, и упер взгляд в потолок. Сейчас в его глазах не было ни властности, ни твердости – только пустота. По спине Мариты пробежались мурашки. Она сидела, едва дыша, напуганная и завороженная открывшейся картиной. Яс вновь медленно поднял в воздух руку, будто пытался коснуться чего-то невидимого, и вдруг резко махнул ею в сторону, стиснув пальцы в кулак.

– Уйди! – глухо рявкнул он, уставившись в проем.

Гнев в чужом голосе опалил, как огонь. Марита вздрогнула и отшатнулась, притиснувшись обратно к стене. Ноги дернулись, готовые бежать, но тут же застыли. Поздно. Дура, и с чего сразу не ушла, с чего сидела и подглядывала, как деревенская девка? Она досадливо закусила губу. Сердце дико колотилось, отдавая пульсацией в висках, и казалось, что когда Яс выйдет и вновь посмотрит Тем Самым Взглядом, грудь разорвет на части. Но Яс не вышел, шагов не раздалось. Марита медленно распрямилась и, проклиная свое любопытство, вновь заглянула в комнату. Он все так же сидел, глядя в потолок и обхватив себя за плечи руками.

Не заметил? Но зачем тогда замахивался? И… на кого? В кабинете же больше ни души. В груди похолодело, и темнота в углах комнаты словно сгустилась и зашевелилась, как живая. Марита сглотнула и вновь вспомнила одеяло и теплую кровать. Но теперь об этом точно можно было забыть. Она тихо встала и, отряхнув подол, скользнула к лестнице. Возможно, когда вернется, Яс уже уйдет. Все лучше, чем торчать в коридоре, как ворона на снегу.

В зале тоже никого не было, только лунный свет блестел на боках брошенных кубков. В воздухе витал едва различимый запах кукурузных лепешек и дешевого вина. Горы объедков, тарелок и кубков высились над столом, словно сторожевые башни. Под ближайшим стулом валялась чья-то камиза.

Да-а-а, Верис бы пришел от такого зрелища в ужас. Марита улыбнулась, тонко и чуть злорадно, и прошла мимо погасших очагов. Угли медленно тлели в них, вспыхивая красным в трещинках. В углу что-то жевал хряк, водя носом по усеянному соломой полу. Он проводил Мариту безразличным взглядом. Та задержалась у выхода (с трудом удалось подпихнуть плечом тяжелую дверь) и вышла в ночь. В лицо тут же кинулся ветер, впился в плечи ледяными иглами, заколыхал юбку. Вновь малодушно захотелось вернуться и отсидеться в зале, но Марита решительно продолжила идти. Она добудет зачарованный ключ, чего бы это ни стоило. Жалкий холод – пустяк.

Под ногами скрипнули доски, тоскливо и протяжно, но вскоре и этот звук затерялся где-то между домов. Логово встретило Мариту тишиной – и уже ставшими непривычными просторами. После маленькой комнаты они показались необъятными. Задрав голову, Марита с наслаждением вдохнула прохладный воздух. Сегодня было ясно, и небо казалось бездонным озером, а звезды – тысячей золотых рыбок. Их чешуя мерно блестела, будто волшебная.

Тиски, до того сжимавшие грудь, вдруг разжались, и Марита поняла, что на губах сама собой появляется пьяная ухмылка. Впервые за долгое время она улыбалась по-настоящему. Не играя, не скрывая другие чувства за маской, как за щитом, не следуя привычке. Просто улыбалась, радуясь мимолетному глотку свободы, который почти что украла, как вор. Марита вдохнула еще раз, ощущая травяную горечь и земляную пыль на языке. Ее ноги нетерпеливо переступили с места на место, отдаваясь зудом в ступнях. Ничего страшного ведь не случится, если она пройдется? Совсем чуть-чуть. Все равно все спят, и никто кроме луны не сможет увидеть этой прогулки.

Марита сбежала по ступеням, дурачась и хлопая юбкой, и рассмеялась от переполняющих ее чувств. Казалось, она осталась одна во всем мире. Единственная хозяйка. Улыбнулась вновь, уже сдержаннее, и двинулась вперед, пригибаясь и держась теней. Ее голова все еще кружилась, как после пары бокалов вина, а взгляд то и дело возвращался к чернильному небу. И почему она не сделала этого раньше? Почему торчала взаперти, как трусиха, хотя свобода – вот она, только руку протяни.

Ответа не было. Ни поучений Яса, ни едких мыслей – только звенящая пустота. Прекрасная, освобождающая пустота.

Марита завернула за угол, глазея по сторонам, как ребенок. Она то и дело останавливалась: разглядеть цветной узор вокруг дверей, причудливую резьбу шестиугольной оконной рамы или погладить металлическую окантовку дождевой бочки. Вдоль стены одного из домов тянулась, как причудливые бусы, нить с нанизанными на нее ломтиками мяса и красного перца. На очередной бочке обнаружился кот. Он дремал, вальяжно развалившись на крышке, словно на мягких перинах, но, заслышав шаги, лениво приоткрыл один глаз. Марита наклонилась и осторожно прошлась по пушистой голове пальцами. Кот довольно зажмурился и заурчал.

– …а она говорит: «на меня разбойники напали», ха-ха, – вдруг раздалось пьяное совсем рядом. – А в кусте ее дружки сидят. Ну я эту шпану всю разогнал.

– Тихо ты. Моя спит уже.

Марита замерла с поднятой в воздухе рукой. Кот потянулся следом, не заметив ни побелевшего лица, но словно одеревеневшей конечности. А голоса стремительно приближались. Кто-то шел прямо сюда, громко топоча и смеясь, и их разделял всего один поворот. Проклятье! Туман из головы мгновенно вышибло вместе с блаженным спокойствием. Магия разрушилась.

В голове вновь застучало: «Дура, какая же дура, бездарная идиотка, возомнившая себя ловкой и хитрой». Марита метнулась к ближайшему проходу, но, не добежав, замерла, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Она не знала, откуда идут разбойники. Одна ошибка – и вылетит прямо под ноги. Побелели стиснутые в кулак пальцы.

Смех раздался снова, совсем рядом.

Внутри все обмерло, и Марита вновь зашарила по сторонам взглядом – и уткнулась в маленькую, невзрачную дверь. Не украшенная ни узорами, ни резьбой, такая могла вести только в кладовку или склад. Марита в сомнении закусила шубу. Разбойники приблизились так быстро, что можно было различить звук шагов. Выбора нет. Тенрис защити!

Марита быстро взлетела по ступеням и, с силой дернув за ручку, ввалилась внутрь. Со всех сторон тут же обступила темнота, совсем непроницаемая после ясной ночи, и ноги тут же обо что-то запнулись. Марита рухнула на пол, болезненно ушибла локоть. Дверь захлопнулась прямо за спиной.

– Проклятье, – выругалась Марита шепотом и, приподнявшись, опасливо осмотрелась.

Внутри царил плотный, густой полумрак. Все шторы были задернуты, и из окна не проникало ни лучика. Марите удалось различить очертания стола со стульями, шкафа, кровати. На последней бугорком вздыбилось одеяло, под которым кто-то спал, мерно дыша.

По какому-то наитию Марита задрала голову и оцепенела. Над дверью болтался колокольчик, подскакивая на ниточке, но ни звука не издавал. По спине пробежался холодок, ледяной глыбой застыв в животе. Вот дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Надо убираться. Марита медленно, сдерживая порыв тотчас же сорваться с места, поднялась на ноги и крадучись двинулась обратно к выходу.

– Подожди.

Глубокий, словно обволакивающий голос застал почти у двери. Марита замерла, как застигнутый охотником зверь, и медленно обернулась. Из-под вороха одеял выбралась тонкая фигура и слепо зашарила по столу. Проклятье! Теперь точно надо бежать, пока чужак не разглядел ее лицо! Сердце загрохотало малийским барабаном. Марита подхватила юбку, стиснув ткань во взмокших пальцах, но сдвинуться с места не успела.

Чиркнуло. Жилистая рука махнула, высекая искру, и стоящая у кровати лампа загорелась. А одновременно с ней и все остальные. Стены словно вспыхнули, и свет потоком хлынул в глаза. Марита ахнула и зажмурилась, ослепленная.

– Как интересно, – сказали рядом. – А я-то думала, моей двери боятся, как огня. Или ты мотылек?

Бело-желтые круги продолжали вспыхивать под веками – пришлось потереть кулаками, чтобы они рассеялись. Марита отняла руки от лица и удивленно выдохнула. Она словно очутилась в пестрой городской лавке. Пузатые лампы из цветного стекла бросали на пол разноцветные блики, а под потолком извивались вырезанные на дереве узоры. Но все меркло рядом со столом. Он был весь заставлен глиняными горшками с бусинами, шкатулками с цепочками и мотками нитей. Позади, на стене, словно растянулось сверкающее полотно из развешанных на крючках браслетов.

Раздался шорох, и Марита резко повернулась на звук. В кровати, завернутая в одеяла, будто в кокон, сидела старушка. Маленькая, сухонькая, она походила на согнувшееся под весом собственной кроны дерево. Только пожухшие листья заменяли аккуратные волны волос, окружавшие голову белым ореолом.

– Как ты сюда попала? – спросила старушка.

Сердце, затихшее было, вновь заскакало, отдаваясь шумом крови в ушах.

Марита быстро пробежалась по комнате глазами. Добротная мебель, чистый пол, одеяло плотное и без заплат. Незнакомка явно занимала в шайке не последнее место. Какое же? Ценной пленницы? Советницы?

Личной мастерицы?

Так или иначе, опасной старушка не выглядела: глубокие морщины, крупный нос, округлый подбородок… будто добрая бабушка из сказки. Выбивались только глаза: веселые, искрящиеся, они могли бы принадлежать молодой девушке, но не пожилой урнийке.

В окно просочился ветер, заколыхав белые пряди, и двинулся дальше, затерявшись где-то в складках одеяла. Вдалеке хлопнула дверь и взвыли коты.

Марита продолжала стоять и молчать, откидывая мысль за мыслью. Убежать? Договориться? Если бы у нее был нож… Всего один удар, точный и выверенный, никто даже не услышит, если зажать старухе рот и… Она мотнула головой. Нет. Через эту черту нельзя переступать.

– Я слышала, как ты ругалась, – будто по секрету сообщила старушка. – Я проснулась до того, как ты вошла.

Но как?

И тут все сложилось. Безмолвный колокольчик, лампы, вспыхивающие одновременно, огонь в глубине выцветших глаз. Старуха, похоже, из нодоистов. Эти колдуны, связывающие вещи друг с другом, могут сотворить с любыми предметами что угодно. И не только с предметами… В груди резко похолодело, словно при очередном вдохе легкие покрылись изморосью. Попала, как же попала. Проклятье!

Пальцы невольно дернулись, словно пытаясь нащупать рукоять несуществующего ножа, чтобы суеверно вонзить прямо в морщинистую шею. Марита сглотнула, едва не поморщившись – во рту пересохло.

– Простите, я ошиблась дверью. Уже ухожу, – сказала, глупо хлопая глазами.

Старушка подалась вперед и подслеповато сощурилась, вглядываясь в ее лицо. Скрипнула кровать.

– А ты разве не та выжившая леди, которую недавно притащил Яс? Как там имя, Блинка?

Пальцы стиснулись в кулак. Нож, всего лишь нож – и проблема решена. Если напасть внезапно, даже колдунья среагировать не успеет. А может, удастся обойтись без него? Марита прикрыла глаза, усилием воли охлаждая разгоряченный разум. Внутри нее все дрожало от напряжения, как туго натянутая струна.

– Бланка. Да, это я, – призналась наконец, привычно приосаниваясь. – Дверь была открыта, а я так соскучилась по свежему воздуху… Не говорите никому, пожалуйста.

Марита тонко улыбнулась, спрятав за изящным изгибом губ зубы, готовые в любой момент превратиться в оскал. Носки ее туфель, покрытые разноцветными бликами, сами собой повернулись к двери.

– А меня зовут Амаранта. Или Амара, – старушка довольно улыбнулась, и морщинки в уголках ее глаз стали заметнее. – Давай заключим сделку, Бланка, и я никому не расскажу.

– Какую еще сделку?

Марита подозрительно сощурилась. Сделки с колдуньями в любых сказках заканчивались плохо. Но отказы – еще хуже.

Амара указала рукой в сторону стола. По хрупкому запястью скользнула нить с нанизанными на нее белыми бусинами.

– Сделай себе браслет по вкусу и отдай мне, развлеки старуху. Видишь ли, я их коллекционирую.

Вместо ответа Марита нетерпеливо постучала пальцами по сгибу локтя. Еще не хватало! Ее могли хватиться в любой момент – не время в игры играть. Но опыт вынуждал попробовать воду лапкой, прежде чем заходить.

– А иначе что? – поинтересовалась Марита, склонив голову набок.

От роли в этом взвешенном, скупом жесте было мало, но Марита перестала пытаться ее поддерживать – все равно посыпалась. Наверное, она и правда бездарность, если попалась так быстро и просто.

«Видишь, ты все и сама знаешь, хватить врать», – рассмеялся внутренний голос.

Амара лукаво улыбнулась – на мгновение даже показалось, что последняя мысль случайно слетела с языка.

– А иначе я закричу, – спокойно ответила она.

Ни страха, ни сомнений в этих словах не было. Лицо Амары осталось все таким же спокойным и слегка отстраненным. Казалось, урнийка соткана не из плоти и крови, а из снов и волшебной дымки, которая следует за ней зыбким шлейфом. И только в глубине глаз пряталась твердость стального лезвия. Закричит – и сомневаться не стоит.

Под ребрами закололо: представилось, как грудь пронзит меч, когда Мариту обнаружат тут. Она вздохнула, успокаивая все еще частящее сердце, и подошла к столу.

Бусины горами возвышались над мисками, переливаясь на свету, словно драгоценные камни. Глиняные и стеклянные, деревянные и металлические, разных форм и размеров, они посылали на стену разноцветные блики. Повинуясь порыву, Марита задрала голову выше, на сверкающее полотно браслетов. Тут краски горели еще ярче и почти резали глаза.

– Я всех прошу их сделать, – пояснила Амара, заметив ее заинтересованность. – Вон тот, третий в первом ряду, делал Расим. – Старушка подождала, пока Марита рассмотрит аккуратную гроздь. По деревянным бусинам вился узор из золотистых птичек. – А этот, первый в четвертом, Ревка.

Глаза скользнули выше. Эта безделушка оказалась корявой, словно детская поделка: нанизанные на нить шарики разного размера, расположенные вразнобой. Все в оттенках красного, кроме одной бусины, прозрачной.