Бог хочет видеть нас другими

Однако среди них не было ни одного десантного судна или быстроходной канонерской лодки. Зато подводных лодок и торпедных катеров у нас было больше, чем в любом флоте мира. К 22 июня 1941г. в составе советского ВМФ находилось 3 (1)[19] линкора, 7 (5) крейсеров, 59 (16) эсминцев, 22 (2) сторожевых корабля, 269 (84) торпедных катеров и 218 (47) подводных лодок.

У меня нет желания утомлять читателя разбором достоинств и недостатков различных типов надводных кораблей и подводных лодок. Скажу лишь, что ахиллесовой пятой всех их было архислабое зенитное вооружение. Поскольку именно это стало причиной гибели многих кораблей Черноморского флота, здесь остановлюсь подробнее.

К 22 июня 1941 г. советский флот располагал 62 тяжёлыми 100-мм зенитными орудиями. В число их входили 20 100-мм пушек производства итальянской фирмы «Минизини» и 42 100-мм пушки Б-34 производства завода «Большевик».

Итальянские пушки имели неисправимый конструктивный недостаток – переменную высоту оси цапф. Все 20 пушек находились на Черноморском флоте. Ими были вооружены крейсера «Красный Крым», «Красный Кавказ» и «Червона Украина».

Новые 100-мм пушки Б-34 были «сырыми». У них ещё не отладили работу полуавтоматики, досылателя и ПУС, практически не функционировали электрические приводы наведения, и наводка Б-34 производилась вручную. Довести до ума эту систему удалось лишь в 1949 г. Новый образец получил индекс Б-34-УСМ.

Достаточно эффективными были 76/50-мм зенитные пушки, созданные на базе германской пушки фирмы «Рейнметалл». На Черноморском флоте имелось 88 одноствольных 76-мм установок 34-К, 4 двухствольные 76-мм установки 81-К (они были на вооружении линкора) и 2 двухствольные 76-мм установки 39-К, которые предназначались для строящегося эсминца «Огневой» (проекта 30).

76-мм и 100-мм орудия предназначались в основном для поражения целей, летевших на высоте от 4 км. Однако наибольшую опасность для советских кораблей представляли низколетящие самолёты, эффективную борьбу с которыми могли вести только зенитные автоматы. А с ними у нас были большие проблемы.

К 1918 г. на вооружении нашего флота состояли 37-мм зенитные автоматы типа «Максим» производства Обуховского сталелитейного завода (ОСЗ) и 40-мм автоматы типа «Виккерс», поставляемые из Англии. Эти автоматы имели ленточное питание и водяное охлаждение, что позволяло существенно увеличить длину очереди и время ведения огня без перерыва на охлаждение.

Понятно, что к середине 1930-х годов автоматы Максима и Виккерса износились и были сняты с вооружения. В 1927–1935 гг. испытывались несколько образцов отечественных 37-мм автоматических пушек. Мало того, в 1931 г. немцы продали нам несколько образцов 20-мм и 37-мм зенитных автоматов фирмы «Рейнметалл», тех самых, которые стали основным средством ПВО вермахта и кригсмарине в 1939–1945 гг. Вместе с автоматами немцы поставили полный комплект технической документации на их серийное производство.

Автоматы фирмы «Рейнметалл» запустили в серийное производство на заводе № 8 (имени Калинина), расположенного в подмосковной деревне Подлипки (ныне г. Королев). 20-мм пушки получили индекс 2-К, а 37-мм – 4-К. Однако освоить производство германских автоматов подлипковцы не смогли, да, видимо, и не особенно старались.

Со своей стороны замнаркома обороны по вооружению М.Н. Тухачевский вообще особой нужды в зенитных автоматах не видел. Он считал, что ПВО сухопутных войск на всех высотах должны обеспечивать 76-мм «универсальные» пушки, представлявшие гибрид дивизионного и зенитного орудия. ПВО же надводных кораблей и катеров великий стратег вообще не интересовался.

Работы над «универсальными» пушками, естественно, потерпели фиаско, а советские армия и флот остались вообще без зенитных автоматов, то есть практически без ПВО, поскольку 7,62-мм пулемёты «максим» оказались неэффективны против новых типов самолётов, а больше у нас ничего не было. (ПВО страны имела на вооружении 76-мм пушки.)

За отсутствием зенитных автоматов наши корабли с 1935 г. стали вооружать 45-мм полуавтоматическими пушками 21-К. Качающаяся часть этой пушки была получена модернизацией качающейся части 45-мм противотанковой пушки образца 1932 г. По скорострельности и баллистике 21-К была близка к 47-мм пушке Гочкиса, которая производилась с 1888 г. (!) на ОСЗ, а после Русско-японской войны её сняли с вооружения основных классов кораблей.

Понятно, что в 1930-х годах 45-мм пушка 21-К была малоэффективна для стрельбы по морским целям из-за очень слабого фугасного действия снаряда, а по самолётам – из-за малой скорострельности. Тем не менее эти «пукалки» у нас ставили на корабли всех классов. К 22 июня 1941 г. на Черноморском флоте их имелось 284, а по другим данным, даже 474 (видимо, с учетом складов).

Лишь в 1937–1938 гг. на заводе им. Калинина изготовили две зенитные автоматические пушки: 37-мм 61-К и 45-мм 49-К. Пушки лишь незначительно различались размерами, поскольку обе были скопированы с 40-мм автомата фирмы «Бофорс». Лишь во второй половине 1940 г. командование РККА сделало выбор между 37-мм калибром и 45-мм в пользу 61-К. Возможно, это был правильный выбор. Но для ВМФ предпочтительнее был калибр 45 мм из-за большей эффективности стрельбы и большей вероятности поражения цели при прямом попадании. Проблема несколько больших веса и стоимости, очень важная для сухопутных войск, для кораблей не имела принципиального значения. Однако Артиллерийское управление РККА выкрутило морякам руки и заставило их тоже принять калибр 37 мм.

Дальше ещё хуже. Наше руководство захотело унифицировать сухопутную 37-мм пушку 61-К с её корабельным аналогом 70-К и ухитрилось принять не водяную, а воздушную систему охлаждения!

За эту глупость пришлось расплачиваться кровью в годы Великой Отечественной войны. Лишь в конце 1940-х годов началась разработка 45-мм и 57-мм корабельных автоматов с водяным охлаждением.

37-мм автоматические пушки 70-К начали поступать во флот в конце 1940 г. К началу войны их состояло на Черноморском флоте… 18 штук. И это на целый флот! До конца 1941 г. на Черноморский флот поступило ещё 29 автоматов 70-К, а в 1942 г. – 40.

Еще один классический пример, когда неэффективную боевую технику порождает «разруха в головах» – это хваленые советские торпедные катера. У нас созданием торпедных катеров ведали… авиационные конструкторы Туполев, Некрасов и К°. Как говорится, «взялся сапоги тачать пирожник»!

Толчком к созданию первых отечественных торпедных катеров стала так называемая «кронштадтская побудка». В ночь с 17 на 18 августа 1919 г. английские торпедные катера атаковали корабли Балтийского флота в Кронштадтской гавани. Пять катеров вышли из Биоркэ и два катера – из Териоки. Они встретились в районе форта Ино, а оттуда пошли Северным фарватером к Кронштадту. Чтобы отвлечь внимание большевиков, в 3 ч. 45 мин. 18 августа над Кронштадтом появились английские гидросамолёты, сбросившие 100-фунтовые бомбы и открывшие огонь из пулемётов. С 4 ч. 20 мин. до 4 ч. 29 мин. катера потопили старый крейсер «Память Азова» и серьёзно повредили линкор «Андрей Первозванный». При этом было потеряно 3 катера.

Эти атаки неизвестного ранее класса кораблей произвели огромное впечатление на красных военморов.

Любопытно, что ещё раньше английские торпедные катера потопили крейсер «Олег». А дело было так. 17 июня 1919 г. крейсер стоял на якоре у Толбухина маяка под охраной двух эсминцев и двух сторожевых судов. Катер подошел почти в упор к крейсеру и выпустил торпеду. Крейсер затонул. Как неслась служба у красных военморов, легко понять из того, что ни на крейсере, ни на охранявших его судах никто не заметил при дневном свете и отличной видимости подходящий катер. После взрыва был открыт беспорядочный огонь по «английской подводной лодке», которая привиделась военморам.

Еще в 1915 г. англичане решили создать малый скоростной торпедный катер, который иногда называли «плавучий торпедный аппарат».

Решающее значение в создании торпедных катеров имело сочетание мощного двигателя внутреннего сгорания с особыми (реданными) обводами корпуса, приводящими катер в состояние глиссирования по поверхности воды и позволяющее резко повышать его скорость. Благодаря редану уменьшалась площадь соприкосновения днища с водой, а значит, и сопротивление ходу корабля. Реданный катер уже не плыл – он как бы вылезал из воды и скользил по ней на огромной скорости, опираясь о водную поверхность лишь реданным уступом и плоской кормовой оконечностью.

С самого начала, создавая малые глиссирующие катера, англичане рассматривали их в качестве диверсионных средств.

Еще 17 сентября 1919 г. Реввоенсовет Балтфлота на основании акта осмотра поднятого со дна в Кронштадте английского 55-фунтового катера обратился в Реввоенсовет Республики с просьбой дать распоряжение о срочной постройке на наших заводах быстроходных катеров английского типа. Любопытно, что при этом было высказано пожелание не терять времени с тем, чтобы «катера были построены и испытаны до наступления зимы» (а была уже середина сентября…).

Данный вопрос был рассмотрен весьма быстро, и уже 25 сентября 1919 г. Главное управление кораблестроения сообщило в Реввоенсовет, что «ввиду отсутствия механизмов особого типа, до сих пор не изготавливаемых в России, постройка серии подобных катеров в настоящее время, безусловно, неосуществима». Тем дело тогда и кончилось.

В голодном 1921г. авантюристу В.И. Бекаури удалось войти в доверие к высшему руководству страны, в том числе и к Ленину[20]. Благодаря знакомству Бекаури удается создать Особое техническое бюро («Остехбюро»). Новая контора занялась различной супер-экзотикой, в том числе телеуправляемыми минами, торпедами, танками, самолётами и др.

В 1923 г. Бекаури предложили создать телеуправляемый торпедный катер, то есть катер, управляемый по радио с самолёта или эсминца. Попытка заказать глиссирующие торпедные катера для «Остехбюро» во Франции не удалась, и Бекаури обратился в ЦАГИ к Туполеву.

25 августа был заключён договор между ЦАГИ и ВМС в лице Главного морского техническо-хозяйственного управления (Техуправление) на изготовление катера. Срок готовности по договору был установлен 15 июня 1927 г., а официальным сроком начала работ постановили считать 7 августа 1925 г.

Малый радиус нового торпедного катера и его плохая мореходность никого в то время не смущали. Предполагалось, что новые глиссеры разместятся на крейсерах. На «Профинтерне» и на «Червоне Украине» предполагалось сделать для этого добавочные сваливающиеся шлюпбалки.

В основу проекта первого туполевского глиссерного катера был положен поплавок гидросамолёта. Верх этого поплавка, активно участвующий в прочности конструкции, перешел на катера Туполева. Вместо верхней палубы у них была круто изогнутая выпуклая поверхность, на которой человеку трудно удержаться, даже когда катер неподвижен. Когда же катер был на ходу, выйти из его боевой рубки было смертельно опасно – мокрая скользкая поверхность сбрасывала с себя решительно все, что на нее попадало (к сожалению, за исключением льда, в зимних условиях катера обмерзали в надводной части). В ходе Великой Отечественной войны на торпедных катерах типа «Г-5» приходилось перевозить десант, людей сажали гуськом в желоба торпедных аппаратов, больше им негде было находиться. Обладая сравнительно большими запасами плавучести, эти катера практически ничего не могли перевозить, поскольку груз некуда было брать.

Неудачной оказалась и позаимствованная у английских торпедных катеров конструкция торпедного аппарата. Минимальная скорость катера, при которой он мог выпустить свои торпеды, составляла 17 узлов. На меньшем ходу и на стопе катер не мог дать торпедный залп, так как это означало бы для него самоубийство – торпеда неминуемо попала бы в него.

Туполевские катера могли действовать торпедами при волнении до 2 баллов, а держаться в море – до 3 баллов. Плохая мореходность проявилась прежде всего в заливании мостика катера даже при самом незначительном волнении и, в частности, сильном забрызгивании открытой сверху очень низкой ходовой рубки, затрудняющем работу команды катера. Производной от мореходности была и автономность туполевских катеров – их проектная дальность никогда не могла быть гарантирована, так как зависела не столько даже от запаса топлива, сколько от погоды. Штормовые условия в море бывают сравнительно редко, но свежий ветер, сопровождающийся волнением 3–4 балла, явление, можно сказать, нормальное. Поэтому каждый выход туполевских торпедных катеров в море граничил со смертельным риском вне всякой связи с боевой деятельностью катеров.

Стало традицией, что в ответ на критику наши кораблестроители и адмиралы отвечают, мол, «легко писать задним числом», «да кто же мог предвидеть…».

Спорить о том, что любой командующий Черноморским флотом должен был предвидеть, что его кораблям и катерам придется воевать у Босфора, не говоря уж о Варне и Констанце, бесполезно. Но неужели нельзя было обратиться к иностранному опыту. Ведь ни одно государство мира, кроме Италии, к 1939 г. не строило торпедных катеров реданного типа. Все давно перешли на килевые.

Война в Испании подтвердила неэффективность реданных катеров. В мае 1937 г. транспорт «Санто Томе» доставил в порт Картахена четыре катера Г-5. Небольшая дальность плавания и плохая мореходность не позволили использовать их по назначению, и катера применялись в основном для сопровождения транспортов. Но и тут они действовали крайне неудачно. Так, 30 июля 1937 г. республиканские транспорты, сопровождаемые двумя Г-5, были атакованы недалеко от Барселоны итальянской летающей лодкой «Савойя». Один из катеров, поврежденный огнём с самолёта, загорелся, выбросился на мель и взорвался, а другой также был поврежден, но сумел уйти.

В октябре 1937 г. три республиканских катера типа «Г-5», патрулировавшие у Аликанте, были атакованы самолётом «Дорнье». Один из катеров был поврежден, и катера обратились в бегство. Между тем у франкистов шесть килевых торпедных катеров германской фирмы «Люрсен» действовали куда более успешно.

Кстати, ещё раньше преимущества быстроходных килевых катеров проявились в многолетней войне, которую вело правительство США с… господином Бахусом. Бахус, естественно, победил, и правительство было вынуждено позорно отменить «сухой закон». Немалую роль в победе Бахуса сыграли быстроходные килевые катера фирмы «Элко», доставлявшие виски с Кубы и Багамских островов. Другой вопрос, что та же фирма строила катера и для береговой охраны.

Стоит заметить, что в Германии, буквально связанной по рукам и ногам Версальским договором и охваченной экономическим кризисом, сумели в 1920-х годах провести испытания реданных и килевых катеров. По результатам испытаний был сделан однозначный вывод – делать только килевые катера. Монополистом в области производства торпедных катеров стала фирма «Люрсен», которая строила быстроходные катера ещё в годы Первой мировой войны. У немцев печь пироги никогда не давали сапожнику. Постепенно водоизмещение германских торпедных катеров возросло с 46,5/58т[21] (1932 г., S-2 ÷ S-5) до 92,5/112 т (1938 г., S-18 ÷ S-25). Дальность плавания у немецких катеров колебалась от 600 до 800 миль. Катера типа «Люрсен» существенно превосходили катера Туполева по вооружению. Формально как немецкие, так и советские катера (Г-5) несли по две 533-мм торпеды. Но у немцев они пускались из трубчатых торпедных аппаратов вперед, а у нас – из желобковых торпедных аппаратов и назад. Соответственно, меткость стрельбы у немцев была гораздо выше, стрельба торпедами меньше зависела от волнения моря и совсем не зависела от скорости катера.

С 1932 г. немецкие катера вооружались 20-мм автоматической пушкой, а затем двумя 20-мм пушками. С 1943 г. на вооружение катеров стали поступать 30-мм автоматические пушки Mk.103. По две пушки ставились на катера, начиная с S-171, а с S-219 – по шесть 30-мм пушек. Часть катеров имела противопульную броню рубки и бортов. Дальность плавания их составляла 600–800 миль. За все, разумеется, надо платить, и максимальная скорость германских катеров менялась от 33,8 уз. у типа «S-2» до 43,6 уз. у типа «S-170». Но торпедные катера – не гоночные катера, и важна не та скорость, которую они выжимают в штиль на мерной миле, а та, которую они реально имеют в море, выходя на задание. И вот тут ситуация менялась не в пользу реданных катеров. Я уж не говорю, что на полном ходу наших реданных катеров их пулемёты стреляли «в белый свет как в копеечку».

Немецкие катера свободно действовали в свежую погоду на всем Северном море. Базируясь на Севастополь и на Двуякорную бухту (близ Феодосии), германские торпедные катера действовали во всем Чёрном море. Поначалу наши адмиралы даже не верили донесениям, что германские торпедные катера действуют в районе Поти. Встречи наших и германских торпедных катеров неизменно заканчивались в пользу последних. В ходе боевых действий Черноморского флота в 1942–1944 гг. ни один германский торпедный катер не был потоплен в море.

Что же мешало нашим адмиралам и судостроителям делать килевые катера дальнего действия? Наша судостроительная промышленность могла выпускать мореходные килевые торпедные катера десятками. Надо ли говорить, что если бы вместо 82[22] глиссирующих торпедных катеров Г-5 и Ш-4 Черноморский флот имел хотя бы 30 больших килевых катеров, которые, базируясь на Севастополь или Балаклаву, могли оперировать у Босфора и Варны. Но, увы, наши адмиралы были помешаны на бое на минно-торпедной позиции с «Гранд флитом» и ни о каких других вариантах войны и слышать не хотели.

Лишь перед самой войной начались работы по созданию килевых мореходных торпедных катеров, но в серию их запустить удалось лишь после войны. В какой-то мере положение было исправлено в 1943–1945 гг., когда в СССР союзники поставили по ленд-лизу 202 килевых торпедных катера. Но, увы, на Черноморский флот они прибыли «к шапочному разбору».

Не лучше обстояли дела и в сухопутных войсках. В Красной армии господствовала наступательная доктрина. С лёгкой руки Хрущева «совковые» историки, как попугаи, повторяют выдернутую из контекста фразу маршала Тухачевского: «Новая мировая война будет войной моторов», но опускают продолжение цитаты: «…против классово-неоднородного противника». А суть-то была именно в последних словах! Главное – напугать противника, а дальше рабочие и крестьяне в солдатских шинелях поднимут вверх руки и будут ждать своих освободителей от «капиталистического ярма».

Именно для этого Тухачевский и Ко заставили заводы производить тысячи танков с противопульной броней (Т-26, БТ всех типов, Т-38 и т. д.), несмотря на то, что уже в начале 1930-х годов в Англии и Франции пошли в производство танки с противоснарядной броней.

В 1930-е годы в СССР огромные средства тратились на неуемные фантазии разного рода авантюристов, пользовавшихся поддержкой малограмотных руководителей армии и промышленности – Тухачевского, наркома тяжёлой промышленности Орджоникидзе, замнаркома обороны по вооружению И.П. Павлуновского, руководства Артуправления во главе с комкором Ефимовым и т. д.

Так, авантюрист В.И. Бекаури, возглавлявший «Остехбюро», выдвинул идею войны телеуправляемых роботов – самолётов, кораблей, подводных лодок, танков и др. В течение примерно 10 лет были созданы многочисленные образцы телеуправляемых самолётов, танков, торпедных катеров, сверхмалых подводных лодок и т. д. Ряд образцов был принят на вооружение и запущен в серийное производство.

Увы, проку от этих телеигрушек оказалось мало, и с началом войны все «штучки» Бекаури отправили на склады, а сам он к этому времени был репрессирован.

Другой авантюрист Л.В. Курчевский задумал перевооружить всю артиллерию на динамореактивные, то есть безоткатные пушки. Речь шла и о сухопутных, и о корабельных, и об авиационных пушках. Было изготовлено свыше 5 тысяч подобных орудий, и все они пошли на лом ещё до войны[23].

Группа артиллеристов предложила создать сверхдальнобойную 180-мм корабельную пушку. 180-мм пушка стреляла на дистанцию до 38 км снарядами весом 97 кг, причём бронебойный снаряд содержал около 2 кг взрывчатого вещества, а фугасный – около 7 кг. Понятно, что серьёзных повреждений вражескому крейсеру, не говоря уж о линкорах, такой снаряд нанести не мог. А хуже всего то, что попасть в движущийся линкор, а тем более в крейсер с дистанции свыше 150 кабельтовых (27,5 км) можно было только случайно. Кстати, Общие таблицы стрельбы (ОТС) для 180-мм пушек были рассчитаны лишь до дистанции 189 кабельтовых (34,6 км), при этом срединное отклонение по дальности составляло свыше 180 м, то есть не менее кабельтова. Таким образом, из таблиц стрельбы следует, что красные военморы из 180-мм орудий не собирались стрелять даже по береговым целям. Хотя стрельба на такую дальность могла быть эффективна только по площадным береговым целям.

Вероятность рассеивания по дальности составляла свыше 220м, а боковое – свыше 32м, и то теоретически. А практически у нас тогда не было ПУСов[24], чтобы стрелять на такие дистанции.

Тем не менее такими тяжёлыми, дорогими и обладавшими низкой живучестью пушками был вооружён крейсер «Красный Кавказ» и все новые крейсера проектов 26 и 26бис.

А «дальнобойщики» не унимались, и в 1930-е годы было испытано несколько десятков орудий с каналами, переделанными для стрельбы нарезными, полигональными и подкалиберными снарядами. Но огромное рассеивание, слабое фугасное действие, сложность изготовления и заряжания этими снарядами исключали их принятие на вооружение[25].

Не лучше дело обстояло и с сухопутной артиллерией. Игнорируя опыт Первой мировой войны, советское руководство не уделяло должного внимания навесному огню артиллерии, зациклившись на настильном огне. Для сравнения скажу, что германские дивизии не имели пушек, за исключением зенитных и противотанковых. Полковая артиллерия состояла из 7,5-см и 15-см пехотных орудий, а дивизионная – из 10,5-см и 15-см гаубиц. Пушки имела только тяжёлая артиллерия. Все полевые и дивизионные орудия вермахта могли вести эффективно навесную стрельбу за счёт больших углов возвышения и раздельно-гильзового заряжания, что позволяло, варьируя заряды, менять крутизну траектории снаряда.

Наши же полковые и дивизионные пушки не имели возможности вести навесной огонь.

Поражения РККА в 1941 г. до смерти Сталина объяснялись у нас исключительно внезапностью нападения. Со времени ХХ съезда КПСС стало модно во всем винить Сталина, Берию, Жданова и т. п., которые де не слушали наших разведчиков и гениальных полководцев типа Жукова.

Возникает естественный вопрос, а почему все генералы и члены ЦК терпели такого «дурака», как Сталин? И если он «дурак», то как он сумел из лапотной России сделать великую индустриальную державу? Как могли «дурак» Сталин и «террорист» Берия, который только всем грозил и всем мешал, эвакуировать промышленность на Урал и в Сибирь и наладить там невиданное в истории производство военной техники?

Увы, не сходятся концы с концами у наших горе-историков. Мы никогда не поймем причин поражений в 1941–1942 гг., если по-прежнему не будем трогать двух «священных коров» – генералитет и рядовой личный состав.

Никто не спорит, что в техническом оснащении Красной армии и Флота было полно изъянов, и о многих из них говорится в этой книге. Но в общем и целом в ходе Великой Отечественной войны в качественном отношении наша военная техника не уступала противнику, а в численном отношении намного превосходила её.

Когда говорят об авиакатастрофе, то сразу же называют две основные причины – отказ техники или человеческий фактор. У нас же говорить о человеческом факторе в применении к Красной армии считалось величайшим грехом. На самом же деле именно руководство РККА в первую очередь несет ответственность за поражения.

В нашем Генштабе не были сделаны должные выводы из кампании на Западном фронте летом 1940 г. Уровень офицеров и генералов в РККА был намного ниже, чем в вермахте. А уровень подготовки рядового состава явно несопоставим. Можно ли сравнить казаха или туркмена, едва-едва понимающего русский язык, с немецким парнем, окончившим среднюю школу и прошедшим военную и спортивную подготовку в гитлерюгенде?

Наши военные историки и так и сяк вертят данные по числу самолётов и танков в РККА и вермахте, но почему-то никто не приводит уровень грамотности личного состава этих армий. Каюсь, я этих данных и сам не нашел. Но по данным Советской энциклопедии с 1918 по 1941 г. в СССР среднее образование получили 3829 тысяч человек. Если отбросить женщин, умерших и негодных к военной службе мужчин, то среди военнослужащих к 22 июня 1941 г. было не более 1,5 миллиона человек со средним образованием.

Нельзя отрицать, что советское правительство сделало очень многое. Так, в 1913 г. среди рядового состава русской армии было 1480 человек со средним образованием. А всего грамотных в армии было 604 тысячи человек, малограмотных – 302 тысячи, а неграмотных – 353 тысячи человек. Так что качественный скачок в грамотности за первые 20 лет советской власти налицо, но, увы, мы по-прежнему здорово отставали в этом плане от Германии.