Звёзды в сточной канаве

Она была в гневе ещё прекрасней, чем в спокойном состоянии. Я смотрел, словно зачарованный, как фурия с растрёпанными волосами закончила свою речь, развернулась и картинно вильнув бёдрами, скрылась в своей палате. А потом курил сигарету, сосредоточившись взглядом на напольных плитках в коридоре, по которым только что ступали её упругие ноги. Даже не замечая, что короткая майская ночь заканчивается, и за окном уже заметно брезжит рассвет.

И только выкинув окурок, сообразил, что забыл то, зачем с ней и заговорил – пригласить её на общество анонимных алкоголиков.

* * *

В предпоследний день моего пребывания в больнице, кое-как очухавшись к завтраку, после него я задался целью всё-таки дочитать собрание сочинений Экзюпери. А то после выписки придётся навёрстывать упущенное на работе, и мне станет явно не до чтения художественной литературы. Несмотря на то, что в процессе чтения после бессонной ночи я несколько раз на короткое время засыпал, мне удалось осилить весь этот сборник, закончив буквально за считанные минуты до того, как настало время идти на собрание общества анонимных алкоголиков.

Николай, как и в прошлый раз, спросил:

– Есть ли те, кто присутствует на собрании впервые?

И в этот раз я уже не поднял руки.

Я уже не новичок. Я для них уже свой.

Мне многое хотелось рассказать этим людям, большинство из которых мне сразу понравилось. И к тому же, преимущественное право высказывания предоставляется тем, чьё воздержание от принятия спиртного менее одного месяца. Как говорил полушутя дядя Коля, «пользуйтесь своим правом – оно скоро закончится».

Но он следил за тем, чтобы собрание выздоравливающих алкоголиков с целью исцеления от пьянства не превращалось в банальное перечисление фактов, как алкоголики мелко хулиганили по пьяни. «Опытом употребления здесь может поделиться каждый. Но гораздо ценнее делиться опытом выздоровления» – его слова. А ещё напоминал, что следует согласовывать свои высказывания с программой «12 шагов».

Опыта выздоровления у меня тогда пока ещё не было, и я больше слушал людей с приличными сроками трезвости, так называемых впереди идущих. И всё больше восхищался Николаем и его манерой вести собрание.

Со своей шкиперской бородкой, сидя в своём председательском президиуме и высказывая фразы, направляющие собрание в нужное русло, он напоминал капитана корабля на мостике, наставляющего моряков, как вести судно, чтобы оно не утонуло, но пришло целым и невредимым к спасительной гавани.

Я так и представлял, что под нами простирался океан, где бушевали огромные волны. А дядя Коля вещает, пытаясь перекричать шторм:

– Ну что, матросы? Сдюжим провести наше судёнышко через бурное житейское море к трезвым и счастливым райским берегам?

А матросы, что уже устали от тяжёлых трудов в постоянной борьбе со стихией, но воспряли, едва заслышав вдохновенное напутствие капитана, хором, громко и чётко отвечают:

– Проведём, товарищ капитан. Можете на нас положиться.

На собрании не дают советов. Но впереди идущие, не имея конкретной цели помочь конкретным советом лично мне, дали мне именно то, что мне было нужно. В дальнейшем я стал часто замечать, что когда меня угнетает какая-то проблема, и я, гоняя её в своей беспокойной башке, с этими мыслями прихожу на собрание, кто-то да обязательно поднимет тему, в ходе обсуждения которой я получу ответ на тот самый мучающий меня вопрос. А тогда мне это было в диковинку. Я удивился, что так удачно совпало, и поблагодарил Бога за то, что он свёл меня с анонимными.

Вернувшись в палату, я ощутил, что не имею, как в первый раз, такого острого желания проповедовать свои новые взгляды всем подряд. Дай Бог всем активно употребляющим алкоголикам со временем прийти в анонимные. Особенно тем, у кого дело уже дошло до госпитализации в наркологический стационар. Но насильно мил не будешь. И в проповеди каких-либо новых идей, пусть даже самых хороших и правильных, следует во главу угла ставить принцип «Не навреди».

А ещё, побывав на группе, где люди занимаются тем, что удовлетворяют свою потребность по чувствам выговориться, я понял, насколько важно человеку иметь возможность просто выговориться хоть кому-нибудь. Как важно сбросить избыток давления внутри кипящего котла, чтобы он не взорвался, так важно и облегчить свою душу от лишних мыслей, прежде чем голова взорвётся от их давления.

Вот что означал нелогичный поступок Ольги, включившей музыку поздно ночью. Это очень даже логичный поступок. Точнее, крик души: «Ну подойди же ко мне, кто-нибудь, хоть одна живая душа, выслушай меня, я не могу больше держать внутри себя всё это!»

И мне было приятно, что именно я оказался рядом и смог помочь страдающей девушке хоть чем-нибудь.

И я перестал переживать, что забыл пригласить её на группу анонимных.

Потому что услышал ещё одну мысль от впереди идущих. Точкой отсчёта, с которой общество анонимных алкоголиков берёт своё начало, считается тот прецедент, когда бизнесмен Билл, пытавшийся бросить пить, вместо того, чтобы пойти в бар, пошёл к такому же бывшему пьянице, доктору Бобу, что тоже из последних сил пытался воздерживаться от выпивки. Выходит, что когда два выздоравливающих алкоголика обмениваются своими мыслями – это уже получается маленькая группа. Что, фактически, прошлой ночью у нас с Ольгой и было.

Ей было полезно раскрыть мне свою автобиографию во всех подробностях, вскрыть эмоциональный гнойник, чтобы он перестал отравлять ей душу.

Но и мне беседа с ней была полезна. Она помогла мне вернуть волю к жизни. Если маленькая беззащитная девочка прошла через такое и не отчаялась, то уж мне-то сам Бог велел помалкивать в тряпочку, когда захочется роптать на него, иначе будет стыдно показать себя слабее слабого пола.

И, радуясь тому, что сам того не желая, оказался полезен другому человеку, даже когда фактически ничего не делал, я смог заснуть спокойно.

* * *

Что дальше? – была первая мысль, когда я открыл глаза и вспомнил, что сегодня день выписки, – дом-работа-дом? Или найдётся способ жить более интересно?

Не трудно бросить пить – трудно научиться жить трезво.

Но взгрустнулось мне не поэтому. Я по натуре общительный, и успел за несколько дней скорешиться с некоторыми ребятами. Так что, когда на обходе врачей заместитель главного врача по больнице отдал распоряжение нашему зав. отделением готовить меня к выписке, пришлось вспоминать уже основательно подзабытое слово – ностальгия.

Впрочем, я сюда ещё вернусь, и не раз. Только не в качестве пациента. Двух собраний анонимных алкоголиков оказалось достаточно, чтобы я твёрдо решил продолжить их посещать, когда окажусь на гражданке. И с нетерпением предвкушал, когда наступит понедельник, на который следующее собрание назначено. Конечно, там также будут пациенты из отделения и из ребцентра. А я зайду туда в новом качестве. Зайду через ворота диспансера извне. Для диспансера я уже буду посторонний. Я на воле. Кайф!

Было любопытно, придёт ли мать забирать меня, как за другими пациентами приходили их родственники. Никакого страха перед самостоятельным возвращением домой через полгорода. Никакой обиды на мать, если она не сочтёт это нужным. Просто любопытно. Мне казалось, что после того как мать за весь курс лечения ни разу не посетила меня с передачами, она и сейчас дома останется. Но я ошибся.

Мама пошла в кабинет зав. отделением оформлять документы. А я, сдав постель дежурной сестре, остался ждать в коридоре, когда они меня позовут. В кресле перед телевизором, который сейчас был выключен, сидела Ольга и думала о чём-то своём.

– Дай мне книжку, – обратилась она ко мне.

– Какую? – не сразу сообразил я, о чём речь.

– Ту, которую ты читал весь день вчера, – ответила она, – я хотела взять её из твоей палаты ещё вчера вечером, но ты ушёл на собрание, а потом я забыла.

– А ты успеешь её прочесть? – усомнился я, вспомнив, насколько велик объём издания Экзюпери, когда взял его в руки, чтобы передать ей – когда тебя выписывают?

– В понедельник. Думаю, что времени достаточно, – она общалась со мной вполне дружелюбно. Словно и не было разговора на повышенных тонах позапрошлой ночью. Как и бывает у эмоциональных личностей, она может взорваться, но не способна обижаться подолгу – быстро вспыхивает и быстро отходит.

Я понимал, что с минуты на минуту оформление выписки будет закончено, и я, скорей всего, уже никогда не увижу эту девчонку, что определённо мне понравилась. И как женщина, и как личность. Мой ум судорожно пытался вспоминать, что бы ещё высказать, недосказанное за все дни пребывания в соседних палатах.

– И что будешь делать на гражданке? Снова убегать из роскошного дома богатого мужа, чтобы петь в ночных клубах?

– В ребик на месяц пойду. Надо бы ещё здесь подзадержаться, привести в порядок свой чердак. Ты сам видел недавно, как у меня крышу сносит. «Едет крыша не спеша, тихо шифером шурша».

– И это ты называешь тихо? По-моему, там в умывальнике было очень даже громко, – усмехнулся я, мысленно довольный, что за время лечения не утратил свой коронный чёрный юмор. И полюбовался, как она мне в ответ тоже улыбнулась:

– Тем более. Сам ответил, зачем мне это надо.

Я пытался найти что-то важное, что должен ей сказать, но путался в словах, и поэтому нёс всякую ахинею:

– Ты извини, если чё – я подглядывал в твою анкету в понедельник у психолога. Ольга Владимировна Краснова. Из-за фамилии красишь волосы в ярко красный цвет?

– Ага, – шуткой на шутку ответила девушка с яркими волосами, – в девичестве была Белова и красилась в жуткий блонд.

– И тебе нравится, когда тебя называют, как наколото на руке, Лёля?

– Федя, что набил это на руке, называл именно так. Но мне больше нравится производное от имени слово Оля-ля.

Замечательная девушка. Во всех смыслах. И красотой не обделил Господь. И голос такое звучное меццо-сопрано – заслушаешься. Весёлая, жизнерадостная, добрая, справедливая, обожает рок-н-ролл, английский язык, хорошую литературу. С ней можно беседовать о науке, искусстве, политике. Можно советоваться по жизни, доверяя личные проблемы, как старому доброму другу. Но всю эту бочку мёда портит всего одна ложка дёгтя. В общении с ней можно всё, кроме того, что мне хочется сильнее всего. За ней нельзя было приударить, как за женщиной. Кольцо на её пальце не оставляло никаких лазеек: табу. Правда, она упоминала, что муж то и дело порывается с ней развестись. Но неизвестно, когда он на это решится, и решится ли вообще. А если это и произойдёт, то к такой красавице и умнице сразу женихи в очередь выстроятся. За ней, наверно, и сейчас ребята табуном увиваются. И непростые ребята, учитывая окружение её мужа из бизнесменов и уголовных авторитетов. Не-е, зелен виноград. Господь показал мне мельком мой идеал. И тут же отнял – недостоин.

В эту минуту моя мать вышла из кабинета зав. отделением, села на стул в коридоре и пригласила меня присесть рядом с ней.

– Как самочувствие? – спросила она первым делом, учитывая, что я находился в больнице.

– На букву х – хорошо, – ответил я шуткой, рассудив, что показать возвратившееся ко мне чувство юмора будет лучшим доказательством того, что у меня действительно всё хорошо, – первые пару-тройку дней лежал пластом под капельницами, вставая только чтобы поесть, покурить и справить нужду. Потом отошёл и стал проявлять нормальные человеческие интересы. На четвёртый день начал читать художественную литературу, а на шестой заглядывать женщинам посимпатичнее в глубокие вырезы халатов.

Мама искренне обрадовалась такой моей откровенности. Если сын интересуется противоположным полом, значит и правда выздоравливает.

– Я видела в коридоре совсем молоденькую девочку в розовом халате, – поспешила она поддержать разговор, и к тому же ей действительно было интересно, что в больнице происходит, – неужели тоже алкоголичка? Ну та, которая с пышной грудью. По виду и не скажешь. Такая красивая, милая.

– Грудь замужем, – вздохнул я таким голосом, что в нём отразилась вся моя печаль по этому поводу.

– А та девочка из Крыма? – поспешила мать свернуть с неприятной мне темы на более позитивную, – как вы с ней, продолжаете общаться?

– Сейчас мы с ней в чисто приятельских отношениях, – ответил я честно, потому что вскоре после поездки в Москву на встречу с ней у нас действительно стало так, – обсуждаем, кто что прочитал, кто что написал. Больше не тянет свидания устраивать.

«Да и не на что, после того как все деньги профукал и остался в долгах как в шелках», – подумал я, но вслух не сказал, чтоб лишний раз мать не расстраивать.

– Не скучал по работе во время вынужденного отпуска? – продолжала мать прояснять для себя, какими интересами я жил во время лечения.

– А я и тут работу по специальности нашёл, – обрадовался я поводу похвастаться, – у некоторых ребят гаджеты глючили, а я тут как тут. Так что, с чаем и сигаретами у меня недостатка здесь не было… Несмотря на полное отсутствие снабжения извне, – прибавил я последнюю фразу язвительным тоном и тут же раскаялся, что сделал так.

Разве не сам я виноват, что своими загулами мамку окончательно задолбал? Настолько, что она была рада-радёшенька сбагрить непутёвого сыночка хотя бы на две недели. Я бы на её месте тоже особо не рвался выручать по первому требованию инфантильного придурка, что сам себя до ручки довёл.

Доктор пригласил нас вместе к себе.

Прежде чем окончательно расстаться со мной, он немного побеседовал на общие темы. Так сказать, для профилактики, чтобы дать мне дополнительную мотивацию на трезвость. И эта свойская неформальная беседа реально помогла лучше, чем стандартные приёмы штатного психолога. По крайней мере, мне.

Доктор оказался тоже поклонником рок-н-ролла, хотя длинные волосы не носил. Ему тогда было тридцать шесть. Молодой ещё, и молодёжные развлечения ему не чужды.

Его тон показывал, что он проявляет ко мне неподдельное участие. Даже не знаю, что ему было приятнее – то, что очередной алкоголик под его чутким руководством встал на путь исправления, или что он в кой-то веки встретил собрата по музыкальным вкусам.

На прощание он заметил с циничным врачебным юмором:

– Приятно было с вами пообщаться, но я надеюсь, мы всё-таки больше не увидимся.

А я с более добрым юмором ответил:

– Надеюсь, мы с вами ещё увидимся. На концерте группы «Чайф». Где будем слушать песню «В прокуренной кухне осталось вино» и оставаться трезвыми.

Никогда не думал, что мне когда-нибудь доставит удовольствие слушать, насколько громко шумит непрерывный поток машин на Ленинском проспекте. Но тогда мне было в радость заново привыкать к обыденным явлениям крупного города, от которых я уже слегка отвык. И ещё много чему мне приходилось учиться заново в тридцать лет, как младенцу. Как жить трезво? Не знаю, не пробовал. Лет с пятнадцати без бутылки себя не мыслил. И теперь мне, как младенцу, всему приходилось учиться в трезвости заново. Как на втором году жизни, заново учиться ходить, ибо давненько я не ходил по ухабам у себя на районе трезвым. Как на третьем году жизни, заново учиться говорить. Говорить с людьми трезвым без стеснения. Можно и с более ранним периодом жизни ребёнка сравнить. Как он в один месяц в коляске лежит, и перво-наперво из всех навыков, что пригодятся в жизни, учится улыбаться.

И я учился. Шёл по залитому солнцем проспекту и улыбался. Улыбался проезжающим на всех полосах дороги водителям, которые, не имея пристрастия к алкоголю, имеют возможность садиться за руль, когда им вздумается. Улыбался пению редкой птицы, что прорывалось сквозь плотный поток шума от проезжающих в обе стороны машин. Просто смотрел в безоблачное небо и улыбался, улыбался, улыбался.

В начале мая было ещё довольно прохладно, а в середине погода стояла уже по-настоящему летняя. Поэтому, на обратном пути из диспансера домой я не стал надевать джинсовую куртку на плечи, а, как часто делали пацаны моего поколения подростками, повязал её за рукава вокруг талии. И под ней стало не видно, что мои штаны так и норовят свалиться. Я ведь поехал сдаваться в диспенсер без ремня. А тут ещё и отощал на казённых харчах. Так что, и куртка от такой худобы норовила съехать куда не надо постоянно.

Но меня такие мелочи не волновали. А волновала растущая в соседнем дворе по пути к моему дому от автобусной остановки белая сирень до четвёртого этажа. Хотя, чувство голода тоже волновало. Чтобы абстрагироваться от чувства голода, человек должен быть либо свят, либо мёртв. Я не святой, поэтому лучше испытывать чувство голода. Но это ничего. Мы уже входим в подъезд. Где меня ждёт дома обед, приготовленный мамой. Что хранит в себе не только тепло от пламени газовой плиты, но и тепло маминых рук, труды которых я наконец-то научился ценить. Лучше поздно, чем никогда.

Часть 3. Добро пожаловать в реальный мир

На следующий день, отъевшись на маминых харчах, гораздо сытнее больничной кормёжки, и отоспавшись на диване, гораздо мягче больничной шконки, я поднялся на более высокие ступени пирамиды Маслоу12 и вспомнил о том, что вообще-то я имею активную гражданскую позицию.

Политические новости принесли мало неожиданностей. После референдума о создании ДНР и ЛНР, бои между регулярной армией Украины и нерегулярным ополчением Донбасса приняли позиционный характер, и я мало что пропустил, не имея возможности следить за событиями ежедневно и ежечасно.

Я просмотрел все интересовавшие меня порталы политического содержания раньше, чем разрядился аккумулятор моего ноутбука, а я сам захотел курить.

После чего, заварив чай, выкурив сигарету и поставив ноутбук на зарядку, принялся за то, что оставил, как говорится, на сладкое. Т. е., социальную сеть и форум, в которых общался к тому времени уже шесть лет.

С первых же заголовков моё удивление было столь велико, что я чуть не выронил кружку горячего чая на колени.

Городские порталы пестрели объявлениями о моём исчезновении и контактной информацией моих родственников, которым следует сообщить информацию обо мне.

Само по себе это было естественно, учитывая, что мать подала заявление в полицию.

Но писали эти объявления не менты.

Это были мимолётные знакомые по работе, по интересам или по общим друзьям. С которыми я не общался, иной раз, уже по нескольку лет и был на сто процентов уверен, что они и думать забыли о моём существовании.

Например, громче всех кипиш поднимала одна дама, которая была всего лишь моим частным клиентом в 2010-м. Ладно, не простым клиентом. Признаюсь честно, я пытался приударить за её дочкой, но получил от ворот поворот. Но это было в 2010-м, а сейчас 2014-й.

Или бывший начальник отдела, которого мой директор сменил под новый 13-й год, в середине 14-го года, вместо того чтобы на бывшего сотрудника плюнуть и растереть, беспокоился о нём, как о родном.

Или главарь банды байкеров, с которыми я тусил на фестивале исторических реконструкторов прошлым летом, но после не общался.

Дальше был вообще атас.

Верхней темой, закреплённой на моём любимом форуме, крупным шрифтом красовалось название «Куда пропал Кассиэль?»

Да, ник у меня на форуме такой.

Обожаю фильм Вима Вендерса «Небо над Берлином», особенно его вторую часть.

И этот наивный Кассиэль – мой любимый киногерой.

Ангел, спустившийся на землю в виде человека, что не вписался в равнодушное эгоистическое буржуазное общество и чуть не спился, но по законам жанра блестяще окончил свой путь беспримерным самопожертвованием.

Но сейчас речь не о шедевре кино Вима Вендерса. И даже не о шедевре музыки Ника Кейва, что завершает его саундтрек в финальных титрах.

А о том, что на форуме большинство пользователей из Москвы и Петербурга. А я из Калининграда. Но эти пацаны и девчонки за тысячу километров от меня даже созванивались с калининградской полицией и спрашивали, какое они могли бы принять посильное участие в моём поиске.

И больше всех усердствовал Дима Андреев, который едва не настучал мне по чайнику за мои пьяные выходки во время встречи с участниками форума в командировке.

Следующий глоток чая у меня во рту стал солёным, смешавшись с невольно капнувшей из глаз слезой. Я им сделал подлость, а они меня простили и вместо того, чтобы злорадствовать, принимали участие в моей судьбе.

Последнее сообщение в теме было от Димы, в последний день перед тем, как мама вытащила меня из отеля: «Небеса ждут тебя, Кассиэль».

Пол-Калининграда деятельно рыли носом землю, только бы не допустить моей окончательной погибели.

Пол-России взывали к небесам о благополучии непутёвого виртуального знакомого.

А я-то думал, что никому не нужен, никто не будет обо мне тосковать. Ну, разве что, мама проявит материнский инстинкт и всплакнёт о сыне разок-другой.

А остальные скажут «Собаке собачья смерть».

И напишут на могиле в рифму «Жил грешно и умер смешно».

А оказывается, так много людей по всему городу, по всей стране, для которых я далеко не расходный материал.

Ради этого, чёрт подери, стоит жить.

И я буду жить.

Чтобы радовать их всех, ибо нет большей радости, чем дарить радость другим.

И не подумаю умирать раньше времени, чтобы не огорчать Бога, который умер за меня на кресте.

Как написано у апостола Павла: «Вас постигло искушение не иное, как человеческое. И верен Бог, который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил. Но в искушении подаст и облегчение, дабы вы могли перенести».

И такими мелкими мне показались все неурядицы, и физические, и психологические, по сравнению с недавней перспективой добровольно отказаться видеть солнце, море, город, улыбающиеся лица родных, и пасть окровавленным от собственных рук.

Я встал из-за стола, огляделся на предмет того, что в комнате нет мамы, поклонился иконам в дальнем углу и перекрестился:

– Во имя Иисуса Христа, Сына Божия, буду терпеть.

Рука уже потянулась к Библии на полке книжного стеллажа, но тут я вспомнил о книге, которую хотел купить, но пока не мог себе позволить.

И я сел обратно за ноутбук, чтобы скачать в электронном виде главную книгу анонимных алкоголиков, которую ещё называют синей книгой за цвет обложки.

С ближайшей зарплаты я её всё-таки купил, но на очень малом сроке трезвости ожидание даже до зарплаты кажется бесконечно долгим, и хочется прочитать как можно больше полезной литературы прямо здесь и сейчас.

Эту книгу я почёл, не останавливаясь, кроме как на приём пищи, перекуры и туалет.

На собраниях я слышал от впереди идущих фразу: «Я читал «Синюю книгу» и в эпизодах таких-то и таких-то понял – это точь-в-точь про меня».

Я тоже про многие эпизоды «Синей книги» мог сказать эту фразу.

И про формирование алкогольной зависимости.

И про отрицание оной в течение нескольких лет.

И про то, что я блуждал в потёмках, пытаясь найти более лёгкий и удобный путь, чем полная трезвость, но я такого не нашёл.

И про то, что группы добровольцев, делящихся своим опытом силой и надеждой, были для меня откровением.

На первом собрании у меня ещё были сомнения, что меня будут в секту заманивать.

На втором, когда понял, что насильно никто никого не держит, я осмелел, зная, что если мне что-то не понравится, в любой момент можно развернуться и уйти.

После прочтения книги никаких сомнений в совместимости православия и АА у меня уже не возникало. Наоборот, я с радостью замечал сходство между духовным опытом анонимных алкоголиков и раннехристианскими духовными практиками.

На сон грядущий я всё-таки немного почитал Библию и утром пошёл на исповедь к своему приходскому священнику.

Там я ещё раз вкратце повторил рассказ о тех чувствах, что я испытал, когда пережил катарсис в больнице.

Священник не задавал лишних вопросов, и даже не наложил епитимии, но допустил меня до причастия.

Но когда после литургии прихожане пошли в трапезную подкрепиться после причастия натощак и побеседовать с батюшкой, он предварительно завёл меня в свой рабочий кабинет один на один, где напутствовал фразами, не предназначенными для посторонних, без спешки и суеты, царящей перед аналоем, когда множество народа желает исповедаться.

И подарил мне икону воскресения Христа, сердечно поздравив меня с тем, что я обрёл милость у Господа, и Он не погубил меня окончательно по грехам моим, но сподобил воскреснуть к новой жизни, что мне следует ценить, и святой образ будет напоминанием об этом.

Я спросил его, может ли православный христианин читать молитву, что читается по завершении каждого собрания нашей группы, учитывая, что молитва протестантская: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу. И мудрость отличить оно от другого. Да будет воля Твоя, а не моя. Аминь».

Батюшка был начитанный и образованный, и успокоил меня, что молитва не протестантская. Английский текст 18-го века, написанный протестантами, который взяли на вооружение основатели АА Билл и Боб – это перевод католического текста 16-го века на латинском языке. Но и средневековая католическая рукопись – копия. Оригинальный манускрипт на том же латинском языке, где она встречается впервые, ещё на тысячу лет древнее. Святоотеческая эпоха, неразделённая церковь.