скачать книгу бесплатно
Многоножка
Вячеслав Береснев
RED. Young Adult
С самого детства Тамара Суржикова много чего хотела. Бегать быстрее всех, быть актрисой, побеждать и просто радоваться жизни – желаниям её не было предела. К сожалению, неизлечимая болезнь поставила жесткий крест на целях и мечтах девушки.
Но, несмотря на боль, тяготы и лишения, Тамара старается вопреки всем трудностям наслаждаться юностью, видеть хорошее и даже – по-настоящему влюбляться.
Комментарий Редакции: Может ли подросток быть сильной личностью? Определенно, да! Когда жизнь не прекращает класть в ладони лимоны, храбрая Тамара вновь и вновь делает из них лимонад. Но что если однажды в ее руках окажется что-то пострашнее желтого фрукта? Например, первое горькое чувство.
Вячеслав Береснев
Многоножка
Акт 1
Действие 1. Тамара и Стикер
В утро пятого октября Тамара снова не смогла проследить, как она просыпается.
Её часто интересовал именно процесс пробуждения, но его она всегда пропускала, обнаруживая себя уже проснувшейся и досадующей по поводу очередной неудачи. Всё дело, по её мнению, было в том, что в перерыве между беспамятным сном и моментом осознавания действительности перед глазами были короткие минуты, может быть секунды беспамятства. В мозгу они не отражались, потому что, проходя по коридору ото сна к яви, разум не оставлял за собой следов из мыслей или хотя бы памяти. Он будто бы преодолевал этот коридор с закрытыми глазами.
И всё же Тамара хотела хоть раз, открыв глаза, подумать: вот я и проснулась.
«Вот я и проснулась», – подумала она на всякий случай, хоть и понимала, что это совсем не то, что она хотела. Полежав какое-то время, она лениво перевела глаза на часы, зевнула и поднялась, спуская с себя одеяло. Потянула руку и, нащупав трость, перехватила её за рукоять, упёрла в пол и встала на все свои три ноги. В свои пятнадцать она иногда чувствовала себя на все семьдесят.
Постукивая пальцами по рукояти Стикера, она прошла в ванную, где совершила необходимые водные процедуры. У неё было ещё полчаса – и она, одевшись с горем пополам, отправилась пить чай.
В тесной кухне на мягком седалище Тамариного Табуретуса свернулся уютным клубком кот Мята. Вскипятив Чаёвникер и заварив себе чай, Тамара одной рукой разбудила Мяту, попросив уступить место. Тот поглядел на неё равнодушно, и продолжил спать. Вздохнув, Тамара с помощью Стикера пододвинула к себе жёсткий папин Стульчакус, и уселась на него.
За окном была невероятно тоскливая осенняя хмарь, а в школе ждала ненавистная литература и более-менее сносная математика. А ещё…
Рассеянно думая о предстоящем и постукивая Стикером по половицам, Тамара пропела:
– Twinkle, twinkle, little star, how I wonder what you are… Ап абаув зе ворлд со хай, лайк а даймонд ин да ска-а-ай… Ну чего дразнишься! – фыркнула она на Мяту, который и не думал дразниться. На её обвинения он никак не отреагировал.
«Вам сколько лет, девушка?» – учтиво и саркастично поинтересовался Стикер.
«Пятнадцать, – мысленно ответила ему Тамара, не собираясь смущаться. – И тебя, уважаемая тросточка, не касается то, как я предпочитаю развлекаться. Вот когда мы с вами разорвём контракт – вот увидишь, стану бегать быстрее чем Усейн Болт».
«Ну-ну… Так ты со мной контракт и разорвёшь», – хмыкнул Стикер, от чего Тамара слегка приуныла. Но решила не показывать этого и не сдаваться.
«Да, разорву! Стану актёром. Актёршей. Актрёрэссой. Актрисой! И пусть только они попробуют не взять меня в кружок!..»
«Ну ты же знаешь, что не возьмут. Они тебя не любят», – Стикер вздохнул почти что сочувствующе. Разозлившись на него, Тамара сначала крепко сжала рукоятку, а затем отшвырнула вредную трость прочь от себя.
Она пожалела об этом спустя несколько минут, когда поднялась, опёршись о стол, и поняла, что не может сделать ни шагу.
Засопела. Потянулась рукой к лежащему в метре от неё Стикеру. Но тот, будто бы специально, лежал так издевательски близко – и издевательски недостижимо!
– Ну я тебе! – разозлившись, Тамара одними пальцами задела конец Стикера, схватилась за него, подтянула к себе, взялась за ручку и упёрлась в пол, гордо выпрямившись.
«Прости».
«Да ничего. Ты ж без меня как безногая».
С этим Тамаре, скрипя зубы, пришлось смириться.
Сколько себя помнила, Тамара всегда много чего хотела. Бегать быстрее всех, петь громче всех, выглядеть лучше всех, быть первой среди всех, играть на сцене, танцевать, пинать мяч… Вопреки этому ноги её всю её жизнь хотели только одного: болеть. И если в ранние годы Тамара кое-как это терпела, то после того, как, упав на даче со второго этажа, она повредила колени, перманентная боль стала невыносимой. Утихомирить её смогла дорогая операция – и с тринадцати лет Тамара была привязана к трости, которую сама окрестила Стикером.
У Стикера, осознававшего свою важность, был ужасный характер. Он, хоть и помогал Тамаре, но любил вредничать, постоянно падал, сбегал или терялся, постоянно ёрничал и унижал её. Казалось, только отсутствие длинного языка мешало Стикеру его часто показывать. И всё же он был Тамариной опорой, её «третьей ногой».
И она не оставляла мысли, что когда-нибудь станет, как все, двуногой.
Тамара училась в хорошем классе, где за то, что она ходит с тростью, на неё просто иногда смотрели косо, но никогда не пытались отобрать трость или как-нибудь над ней поиздеваться. Тамара знала, что, окажись она в параллельном «В» или «А» классе – и ей было бы не избежать такой участи, потому что там было много хулиганов и «невыносимых кобылиц», щеголяющих на каблуках.
И всё же в родном классе друзей у неё не было. Самыми близкими для Тамары были двое людей вне школы: Задира Робби (на десяток лет старше неё) и бабушка, Ефросинья Семёновна.
Задира Робби (в мире людей – Роберт Липатов) был вовсе не задирой, а аспирантом местного университета. Судьба свела его с Тамарой совершенно случайно, и, наверное, сама не ожидала, что так будет. Робби был высоким, слегка нескладным, плохо видящим и немного бородатым программистом, увлекающимся всем подряд – музыкой, литературой, компьютерными играми, архитектурой, машиностроением и даже слегка археологией.
С Тамарой они встречались не так уж часто, потому что у Роберта в связи с огромным количеством хобби, была куча дел. И тем не менее, если бы Робби или Тамару спросили, кто у них лучший друг – они оба назвали бы друг друга, хотя ни разу в том никому не признавались. Даже разница в возрасте в больше чем десять лет им нисколько не мешала.
Что до Тамариной бабушки – её, как мы уже упомянули, звали Ефросинья Семёновна Канатова. Она была добрейшей и оптимистичнейшей души худощавой старушкой, как и многие, прожившей нелёгкую жизнь. В отличие, впрочем, от своих ровесниц, она сумела сохранить лёгкую беззаботность и чувство юмора. А ещё постоянно ходила с тростью – что делало их с Тамарой очень похожими.
«Мы с Тамарой ходим парой», – часто говорила она, гуляя с внучкой. От таких присказок Тамаре всегда было неловко, но она ничего не говорила. Знала, что бабушке нравится. Ефросинья была на удивление дальновидной и прогрессивной бабушкой, умела давать дельные советы и за то, как люди жили раньше, могла не цепляться, потому что понимала – мир вокруг неё меняется и никого не ждёт.
– Ты спину прямо держи! – сказала она как-то Тамаре. – Успеешь ещё погорбиться, а вот нос нигде, кроме как в молодости, не позадираешь!
– Но ведь взрослые учили, что нос задирать плохо…
– Конечно плохо, как же не плохо. Но ты всё равно задирай! Пусть знают, из чего ты сделана. А в случае чего – и Стикером врезать не стесняйся!
– Мама, ну чему ты её учишь… – укоризненно вздохнула Тамарина мама Римма. – Вот ещё не хватало…
– А что ей – как ты в школе быть?! Чуть что – сразу в сопли и носом в пол? Нет уж, наревелась ты в школе – дай хоть дочке нос позадирать, и других на место, если что, поставить…
Тамара не любила задирать нос, но всё же поняла, что хотела сказать ей бабушка. И всегда старалась держать спину прямо.
…Выйдя из дома, Тамара обнаружила, что дождь, к сожалению, был не только перед её окнами. Раскрыла нажатием большого пальца свою верную синюю Зонтулью, взметнула её над головой и покрутила в руке. Вдохнула носом дождливый осенний запах и, шурша Стикером по рыжим листьям, отправилась в школу.
* * *
Под осень Ветродвинск атаковали безрадостные хмурые тучи и дожди, в любое время суток запрещающие домоседам покидать тёплые квартиры и нагретые пледы. Впрочем, Тамара, ненавидящая сидеть без дела, не разделяла такого досуга. Шагая мимо шумной автострады, она всё думала над тем, что сказать для того, чтобы её приняли в театральный кружок.
«Здрасьте! Ну что, мне у вас место найдётся?!».
«Здравствуйте. Скажите пожалуйста, вы помните, вы мне говорили, что подумаете, брать ли меня, я вот тут…».
«Привет! Можно мне с вами?! Мне Денис разрешил!»
«Возьмите меня пожалуйста, я всё что угодно могу делать, очень хочу играть на сцене, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!!!»
«Все эти варианты – лажа», – про себя пробулькал Стикер, утопнув одним концом в неглубокой луже. Трость не промокает – поэтому Тамара любила обмакивать её в лужу, хотя бы для того, чтобы напоминать ей своё место. Особенно сейчас, когда она была занята таким важным делом.
Театральный кружок в её школе давно уже привлекал её внимание. А с недавнего времени Тамара и вовсе захотела поучаствовать хоть в одном их спектакле – всё равно в каком. Борясь со смущением, она то и дело проходила мимо актового зала, пока ей, наконец, не сказали: приди к нам в следующую пятницу, мы подумаем над тем, чтобы тебя взять.
Сказал ей это её одноклассник Денис Мотыгин, к которому у Тамары были весьма скомканные, но очень тёплые чувства. Денис как раз и участвовал в школьном театральном кружке, и был одной из причин, почему Тамаре туда хотелось. Было в этом парне что-то «весёло-парнишное» (другими словами описать не получалось), и это что-то отчаянно Тамару к нему влекло. Она почти ни на что не надеялась, но всё равно отчаянно ревновала к нему каждую стерву (особенно Дашу из параллельного класса, носящую негласное прозвище Дурья)…
– Эй!!!
Кто-то дёрнул Тамару за плечо, но поздно: пронёсшаяся мимо машина окатила её целым цунами брызг из лужи. Поморщившись, Тамара сплюнула попавшую в рот дождевую воду.
– Эх ты… – обеспокоенно сказала девушка сзади неё, которая и пыталась её предупредить. Она тоже была под зонтом, но под красным. – Сильно промокла?
У светофора стояла ещё какая-то бабушка с собакой да парень в наушниках. Их небольшое бедствие миновало. А вот замечтавшейся Тамаре прилетело будь здоров…
– Дать салфетки? – предложила незнакомка. Она была красивой: бледнолицей и с огненно-рыжими кудрями. Одета в бежевое пальто и чёрный шарфик.
– Да, пожалуйста… – согласилась Тамара. – Вот только… – она показала, что обе её руки заняты (Стикером и Зонтульей), и это будет проблематично.
Девушка всё сразу поняла и пододвинула свой зонт к ней.
– Сверни, я помогу.
Зайдя под навес близлежащей остановки («Пасмурная»), они свернули свои зонты, и Тамара, отдав Зонтулью в руки девушки, вытерла салфетками лицо и руки. Куртку было не жаль, а вот в юбке и колготках ей предстояло ходить ещё целый день…
«Ничего, – решительно подумала Тамара, отдавая девушке салфетки. – Как-нибудь разрулю.»
– Спасибо ещё раз.
– Может быть, помочь тебе? – спросила та. – До школы дойти…
– Да нет, не надо, – Тамара весело мотнула головой, отфыркиваясь, как мокрый пёс. – Сама добегу. Школа моя недалеко.
– Ну как знаешь… Будь осторожнее.
Когда девушка развернулась и ушла, Тамара почему-то подумала о том, что они ещё встретятся. Хотя внятных причин думать так у неё было не очень много. Что-то было в этой девушке очень хорошее. Не просто доброе, а какое-то активно-доброе.
«Любишь ты странные речевые обороты», – вздохнул Стикер, стукая по тротуару.
– Отстань, – улыбнулась Тамара. – Я просто представлю, что на меня брызнул небольшой дождь. В целом, так ведь и было… Почти.
Проходящий мимо шатающийся мужчина удивлённо взглянул на болтающую с собой девушку, но Тамаре до него не было дела. Впереди уже виднелось светло-зелёное здание школы.
* * *
Тамара никогда не замечтывалась о том, чтобы стать писателем – её всегда интересовали более подвижные виды деятельности. Но если бы её кто-то спросил, с чего началась эта самая настоящая история – то, немного подумав, она сказала бы: с того момента, как её по пути в школу обрызгала машина. Ведь именно благодаря этому она впервые встретила Свету Манохину, и вряд ли бы в дальнейшем с ней подружилась.
Но обо всём по порядку.
В то дождливое пятое октября Тамара Суржикова шла в школу с твёрдым намерением изменить свою жизнь и наконец-то попроситься в школьный театральный кружок, куда она так давно хотела. Она знала, что шансы её, в целом, невелики из-за присутствия Стикера, но всё же лелеяла свои надежды вплоть до конца четвёртого урока – предпоследнего в эту пятницу. Именно после него она решилась пойти и напомнить ребятам из кружка про обещание Дениса «подумать».
Театральный кружок был на первом этаже. Ему принадлежали два кабинета и большую часть времени – расположенный рядом актовый зал, где то и дело проводились репетиции. Борясь с собственным удушающим смущением, Тамара несколько минут потратила на то, чтобы браться за ручку двери, отпускать её и снова неуверенно браться. Неизвестно, сколько ещё она могла простоять там, если бы дверь не открылась и из кабинета не выглянула Даша Швецова – та самая, которую ненавистники звали «Дурьей». И такое прозвище ей подходило как нельзя кстати.
Дурья была тонкой, белой и какой-то «высушенной», с постоянно выпученными большими глазами и пышной копной чёрных волос, которые резко контрастировали с бледной кожей. Большую часть времени, когда Тамара видела её, Дурья смотрела на окружающих взглядом «ты это мне сказал?!». В общем – по представлениям Тамары, для Дурьи сцена была худшим, где она могла проявить себя, местом.
А ещё она курила за гаражами – но об этом, как водится, никто не должен был знать.
– Тебе кого? – спросила она, перемалывая зубами жвачку.
Тамара решила не дрейфить перед лицом опасности.
– Я хотела… к вам вступить.
– Вступить – в смысле, в клуб?
«Клубом» школьники называли то, что все остальные звали «кружком». Отличие было только одно: первое звучало престижнее, чем второе.
– Мы инвалидов в актёры не принимаем, – вынесла ей короткий вердикт Дурья. – Что ты можешь делать? Костюмы шить умеешь?
Тамара мотнула головой: всегда, когда она пыталась шить, она колола иголкой пальцы.
– А что умеешь?
– Ну что-нибудь…
– Ну вот когда что-нибудь придумаешь – тогда приходи.
– Но мне Денис сказал, что вы подумаете…
Дурья недовольно помолчала, прежде чем сказать:
– Ну и чё мне теперь, что Денис сказал? Играть ты с палкой не сможешь, шить костюмы не умеешь. У нас и так народу навалом. Давай, гуляй.
– Ну пожалуйста! – в отчаянном последнем порыве Тамара бросилась вперёд так резко, что кольнуло колени – но она не обратила внимания.
– Чё «пожалуйста»?! – Дурья вылупилась на неё, казалось, ещё чуть-чуть – и плюнет жвачкой в лицо. – Чё тебя, брать только за то, что ты инвалидка? Я сказала тебе – гуляй.
И она захлопнула перед Тамарой дверь, оставив её в пустом коридоре.
* * *
Присев на скамью неподалёку от кабинета клуба, Тамара положила Стикера рядом, сплела ладони и принялась смотреть в потолок, слушая, как за стеной ребята из клуба что-то репетируют. Обида наполняла её медленно и закипала, как вода в Чаёвникере. Хотелось сделать что-нибудь ужасно плохое – ворваться внутрь, помешать репетиции, треснуть Стикером по голове Дурье, или ещё что-нибудь сделать!.. Только Тамара знала, что не сделает, потому что даже подняться со скамьи без Стикера не сможет.
«Инвалидка»… Противное слово, похожее на название отвратительного лекарства, теперь витало в воздухе так, будто Тамару облили из банки с такой надписью. Из трёхлитровой. Или даже из ведра.
Ей ужасно захотелось с кем-нибудь поговорить. Но звонить из школы было неудобно, и вскоре должен был начаться урок. Так что, обратившись к своему единственному слушателю, она сказала негромко:
– Да я не очень-то и хотела. Сдалась мне эта Дурья, правда? Найду себе другое занятие.
