скачать книгу бесплатно
Она и сама не очень верила в свои слова. Все её «занятия» после школы сводились к чему-то сидячему. Исключения составляли прогулки с бабушкой да всякие выдумки Задиры Робби.
Тяжело выдохнув носом, Тамара заставила себя взять в руки Стикер, подняться и медленно отправиться в путь. Досада и отчаяние сейчас смешивались в ней с обидой и холодным безразличием (не очень-то и хотелось состоять в одном клубе с Дурьей), что в итоге давало очень странную и неприятную смесь. Стикер, вроде бы, молчал, но молчал очень укоризненным молчанием, мол «ну я же говорил, и зачем ты сунулась? Ты же знала, что так будет…».
«Попрошусь ещё раз», – подумала она решительно, проходя через третий этаж, где её застал звонок. Коридорная толпа начала стремительно рассасываться, а Тамара шла в сравнении с ними медленно. И вдруг…
– Ну шевелись, трёхногая! – и кто-то сильно толкнул её в плечи. Задерживаться он не стал, пробежав мимо, а Тамара, покачнувшись, почувствовала, что не может опереться – Стикер выскользнул из-под опоры.
Вытянув руки вперёд, Тамара упала на четвереньки и громко вскрикнула: в колени толкнулась сильная боль, отдавшаяся не только в ноги, но и во всё остальное тело. Чтобы не закричать на весь коридор, Тамара закрыла руками рот, стиснув зубы и до боли укусив себя за ладонь.
Поодаль от неё замерло около семи-восьми ребят, смотревших на неё растерянно и равнодушно. Среди них не было её одноклассников.
Всё ещё закрывая рот руками, Тамара зажмурилась, чтобы не видеть их взглядов. Внутри неё шевельнулась мысль: сейчас кто-нибудь подойдёт и поможет подняться, подаст ей Стикера. Всё будет хорошо.
Но когда она открыла глаза, коридор вокруг неё был пуст, и последняя дверь дальнего класса закрылась.
Тамара почувствовала, что руки у неё отчего-то влажные. И только отняв их от лица – изо рта вырвался сдавленный выдох – поняла, что на них слёзы.
Было чертовски больно. Колени ныли. Отчаяние захлёстывало волнами: Тамара не могла звать на помощь, но и сама не могла подняться. И речи не было о том, чтобы идти на урок – ей казалось, она и шага сделать не в состоянии.
Стикер лежал в полуметре от её руки.
– Ты чего расселась? – послышался голос сзади. Тамара повернула голову, вытирая слезящиеся глаза.
В нескольких метрах от неё стояла невысокая девушка с лохматыми длинными волосами, маленьким чуть вздёрнутым носом и в круглых (очень круглых) с тонкой оправой очках. Она была похожа на неухоженную куклу, сбежавшую от хозяйки, и школьная форма была настолько мешковатой, будто на два размера больше, чем нужно.
Тамара какое-то время молча смотрела на неё, не зная, как ответить на вопрос. Она до сих пор сидела на коленях, которые дьявольски болели после удара об пол.
Подойдя к ней, незнакомка (уже вторая за утро) нагнулась, подняла Стикера и подала Тамаре.
Та покачала головой.
– Я… упала. Я не могу идти.
– И что делать? – спросила незнакомка.
– Нужно домой… Или в медпункт, наверное, – неуверенно сказала Тамара. Ей и раньше приходилось падать, причём менее удачно, и чаще всего колени ныли вплоть до укола обезболивающего лекарства.
– Давай ты для начала сядешь на скамейку, – предложила незнакомка. Она всегда говорила негромко и сосредоточенно, как будто они были какими-то заговорщиками. – Я помогу.
– У-у-уй…
– Больно?
– Да… Колени. Ая-я-я-яй…
– Что у тебя с ними?
– Больные с детства… – с помощью девушки усевшись на скамейку, Тамара издала еле слышное «с-с-с-с» сквозь зубы. Боль немного отступила, но без лекарства колени будут «остывать» до конца дня, а может быть, и до завтра.
– Ты на урок опаздываешь? – спросила Тамара девушку. – Спасибо тебе. Беги. Я как-нибудь сама…
– Я медсестру позову, – сказала незнакомка спокойно. – А ты пока сиди тут.
Она появилась спустя двадцать минут, сказав, что медпункт закрыт. К этому времени Тамара попробовала встать и поняла, что всё не так уж и серьёзно. Колени, конечно, болели, но ходить она могла… разве что, опираясь на Стикер чуть больше, чем обычно.
– Тогда я домой пойду, – сказала незнакомке Тамара. – Спасибо тебе ещё раз…
– Пошли помогу спуститься.
– Да нет, не стоит…
Но эта девушка отличалась от той, которую Тамара встретила утром – потому что она не просто предлагала помощь, а твёрдо (насколько позволял негромкий голос) утверждала, что собирается помочь.
Неловко опираясь на неё, и немного на Стикера, который что-то неразборчиво ворчал про себя, Тамара поковыляла к лестнице.
– Меня Агата зовут, – представилась девушка. – Уроки уже всё.
– А почему ты тогда тут?
– Сама не знаю… Зашла и увидела, что ты сидишь. Подумала: может, что-то случилось.
Тон у Агаты всегда был слегка задумчивый и почти что сонный. Обращаясь к Тамаре, она будто бы бормотала что-то про себя.
– А я Тамара Суржикова.
– Красивая фамилия.
– Что, правда? А у тебя какая?
– Не скажу, – и Агата отвела взгляд.
– Стесняешься что ли?
– Смеяться будешь, – а потом отвела влево.
– Обещаю, что не буду. Теперь ты меня заинтриговала! Скажи. Какая у тебя фамилия?
– Гауз. Немецкая, – после этих слов взгляд её упал куда-то вниз, на ботинки.
Тамара наморщила лоб, делая осторожные шаги по ступенькам вниз.
– Аааа, я её видела на стендах! Ты ведь на олимпиады по литературе часто ездишь, да? «А. Гауз» – это ты, да? Я всегда думала, что Анна…
– Угу… – кивнула Агата невесело.
Тамара улыбнулась ей сквозь ноющую боль.
– Тогда ты молодец! Наверное, здорово столько всего знать.
Агата помотала головой – ей как будто было совсем не здорово.
– Эти мне олимпиады… Ничего на них интересного.
– Почему же?
– Ну… – Агата немного подумала над ответом. – Потому что они простые. Выиграть там легко, если читать умеешь. Вот мне и не интересно. Но меня всё равно на них таскают.
– А почему ты не скажешь, что не хочешь ездить?
– Кроме меня больше некому «защищать честь школы»… Мне так говорят. Ну и читаю я получше других…
…На следующий день над городом неожиданно выглянуло солнце.
Теплее от этого, конечно, не стало, но между бесконечными облаками и дождями солнечный луч был как глоток свежего воздуха. Тамарины колени всё слегка ещё ныли после вчерашнего. Придя после школы, Тамара самостоятельно вколола себе обезболивающее и под вечер ничего не сказала маме. Дело в том, что та всегда была чрезмерно беспокойной женщиной, так что из-за слабого Тамариного здоровья по любому поводу била тревогу, и не важно, насколько серьёзной действительно была ситуация.
Несмотря на это, по субботам Тамару заставляли носить воду для их бабушки, живущей неподалёку. Тамара, собственно, ничего не имела против: папа набирал из колонки воду, переливал её в большую пластиковую прозрачную бутыль, и Тамара, взяв её в одну руку, шагала с ней через весь район.
Папа не хотел, потому что не любил бабушку. А Тамаре было не тяжело… по крайней мере, не настолько, как думали все остальные, кто смотрел на «несчастную» девушку с тростью в одной руке и пластиковой бутылкой в другой.
В тот день погода располагала к прогулкам и выгулкам. Пройдя примерно квартал, Тамара насчитала трёх человек, выгуливающих собак, две коляски, а ещё четыре свитера, видных под расстёгнутыми куртками. Кажется, и правда холодало. Но солнце всё равно блестело в остатках луж и светило сквозь последние жёлтые листья, оставшиеся на деревьях. Те высохшие, что были под ногами, приятно хрустели, а вода в бутылке булькала так, будто внутри был заперт осьминог.
Когда Тамара смотрела на солнце, ей хотелось улыбаться. А когда она вошла в один из дворов (на детской площадке сохранились резные фигурки Винни-Пуха и старухи Шапокляк), то набрала воздуха в грудь и пропела:
– Ходят, ходят ёжики в туман осторожненько,
Собирают ёжики в карман капли дождика,
Долго, долго ёжики в пути… – она пробормотала часть нарочито неразборчиво, потому что не знала, что именно там поётся, а потом допела:
– Только ты за ними не ходи – станешь ёжиком!..
Она замолкла, потому что дверь подъезда, неподалёку от которого она проходила, открылась. Из неё вышел мужчина в чёрном пуховике (говорил по телефону), а за ним…
Тамара быстро трижды моргнула.
– З-здравствуйте!.. – громко произнесла она.
Рыжая девушка в бежевом пальто замерла на месте, уставившись на неё.
– А… Привет.
Только теперь Тамара внимательнее её рассмотрела. И отчего-то девушка показалась ей почти что женщиной – то есть, она казалась гораздо старше, чем была вчера. «Интересно, сколько же ей лет?».
– Как ты вчера, нормально добралась?… – немного рассеянно спросила незнакомка. Тамара покивала ей:
– Да, спасибо ещё раз. Меня Тамара зовут.
– Света.
За их короткий разговор Света ни разу не улыбнулась. Она как будто была совсем не здесь, а где-то совершенно в другом месте. И Тамара решила спросить.
– Извините, но… У вас что-то случилось?
– А? Что? – опомнилась Света. – Да… Можно и так сказать.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросила Тамара настойчиво, как будто это не у неё в руке была бутылка воды для бабушки.
Света взглянула на неё с невесёлой усмешкой.
– В таком деле вряд ли.
– Расскажите! – подскочила к ней Тамара.
Она не была уверена в том, о чём просит. Но что-то внутри неё – неясная сущность, внутренний безмолвный голос, называйте как хотите, – вдруг отчётливо подсказало, что она хочет и может помочь Свете. Хоть совсем немного, хоть чуть-чуть, хоть просто выслушать и посочувствовать. Хоть в чём-нибудь отплатить ей за проявленную вчера доброту.
Света вздохнула, двинувшись вдоль цветов, посаженных у дома – видимо, всё же куда-то шла. Тамара зашагала за ней.
– Ты когда-нибудь слышала про «Стаккато»?
Действие 2. Угасающий «Стаккато»
– Это вроде бы… Театральный клуб, да?
Тамара часто слышала о нём, и даже подумывала о том, чтобы в него записаться – но он находился на другом конце города, и родители были категорически против того, чтобы она ежедневно себя мучила.
– Вы в нём состоите?
– Давай на «ты», мне всего-то двадцать с лишним.
Тамаре стало неловко, но она согласно кивнула.
Они со Светой теперь вышли со двора и теперь шли вдоль оживлённой улицы.
– В общем, «Стаккато» владеет мой папа, и сейчас клуб… скажем так, близок к закрытию.
– Почему? – удивилась Тамара.
Света тяжело вздохнула.
– Много причин.
…Они стояли на остановке. Света ждала автобус, а Тамара решила, что бутылка воды пока что прогуляется с ней, прежде чем дойти до её бабушки.
– Видишь ли, – говорила Света, – «Стаккато», знаешь, наверное, не детский клуб, а скорее подростково-юношеский, и отношение к тому, что мы делали, было серьёзнее. И людей там всегда было не очень много, зато клуб всегда был очень сплочённым. К нам приходили ребята, которые хотели играть в настоящем театре, учились основам искусства – ставить спектакли, играть, создавать реквизит и декорации, писать сценарии. В последнем нашем потоке было пятнадцать человек. Мой папа, Виктор Манохин. Слышала, может быть, про него?
– Нет…
– Он режиссёр и сценарист. И в целом удивительный человек. Всегда мог всех поднять на дело, к каждому найти подход, всегда всё успевал, и столько сил в дело вкладывал. Именно при нём трупа «Стаккато» сыграла как-то раз «Мастера и Маргариту» перед московской комиссией. И они оценили – настолько, что профинансировали нашу деятельность. Это был настоящий успех. Но теперь… – Света тягостно вздохнула. – В общем, папа попал в больницу с сердцем. Он уже старенький. А в его отсутствие «Стаккато» будто бы умер. Новые руководители никуда не годились, потому что не могли сплотить коллектив, потом несколько неудачных спектаклей… И теперь у нас почти нет участников. Четыре человека. Я организатор, а кроме меня – Андрей Степанович Зорин, папин друг. Иногда приходит в театр и помогает, чем может – но только из дружеских чувств к отцу. В общем… Совсем всё плохо.
