Горничная Карнеги

Я попыталась припомнить, какой системой вызова слуг пользовались в замке Мартинов.

– В ирландских домах принята традиционная система с обычными колокольчиками.

Миссис Сили по-прежнему недоверчиво щурилась, но все же решила удовлетвориться моим объяснением. До поры до времени.

– Мистер Форд, наша встреча с миссис Карнеги была назначена на два часа. Уже десять минут третьего, и мне не хотелось бы, чтобы она думала, будто мы опоздали. Вы же знаете, как высоко она ценит пунктуальность. Может, нам стоит подождать в коридоре – так она узнает, что мы уже здесь? Даже если не готова принять нас сразу?

– Я больше часа назад передал в гостиную чай и пирожные для миссис Карнеги и ее гостей, так что, наверное, время дневных визитов подходит к концу. Я сам не вижу никакого вреда в том, что вы выйдете в коридор, но лучше бы уточнить у мистера Холируда. Мои владения простираются не дальше кухни.

В кухню вошел мужчина с аккуратной, ухоженной бородой и сединой в волосах. Он был одет в безупречно отглаженный темный костюм и держался с такой важностью, что я приняла его за хозяина дома. Я присела в реверансе, но он подошел к миссис Сили, даже не взглянув в мою сторону.

– Миссис Сили. Вы уже здесь. Миссис Карнеги еще в гостиной. Гости разошлись, но она беседует со старшим сыном. Вы со своей кандидаткой можете подождать в главной прихожей, пока она не закончит.

Из его слов стало ясно, что он не хозяин, а дворецкий. Мистер Холируд.

Не дожидаясь ответа, мужчина развернулся и повел нас по служебному коридору в прихожую, к парадному входу в хозяйскую часть дома. Чем дальше мы отходили от кухни, тем изысканнее и богаче становились интерьеры: простые сосновые потолочные карнизы сменились резными карнизами из красного дерева, обычные оконные стекла – витражами с яркими узорами из кобальтовой синевы, тыквенно-оранжевого и золотисто-желтого. Стало заметно прохладнее. Как будто все тепло дома было сосредоточено в кухне.

Мы остановились под сверкающей хрустальной люстрой, свисавшей с высокого потолка, расписанного причудливыми золочеными завитками. На стенах, обтянутых красной парчовой тканью, висели в позолоченных рамах парадные портреты дам и джентльменов. Турецкие ковры пурпурного цвета и мраморный камин дополняли интерьер, позволяющий гостям Карнеги ожидать хозяев с максимальным комфортом. Я никогда в жизни не видела столь роскошного помещения, где все к тому же было абсолютно новым, – я даже, казалось, чувствовала запах краски и лака, еще не успевший полностью выветриться.

Дверь в гостиную была чуть приоткрыта. Со своего места я видела кусочек комнаты, отделанной в огненно-красных тонах – настолько ярких, что они резали глаз. Оттуда доносились голоса. Миссис Сили, не сумев побороть любопытство, подошла ближе к двери, за которой раздался взрыв громкого смеха.

– Ох, мама, – произнес мужской голос. В нем слышался едва уловимый акцент, но я не поняла, какой именно. – Ты, как всегда, неподражаема. Никто не может рассмешить меня так, как ты. Я не устаю поражаться твоей четкой, прямолинейной оценке всех моих деловых партнеров.

– Эндра, кто-то же должен объективно оценивать тех людей, с которыми ты ведешь дело. В конце концов, ты же действуешь в интересах семьи. Том Миллер, эти братья Кломаны, молодой Гарри Фиппс и ваше объединенное металлургическое предприятие… Тут нужно все хорошенько обдумать. Как говорится, семь раз отмерить. – Часы пробили четверть часа. – Ой, батюшки, уже третий час. Эта чванливая миссис Сили должна привезти свою новую кандидатку, еще одну горничную. Будем надеяться, на этот раз она не попытается запродать мне кусочек угля под видом алмаза.

Мужчина вновь от души рассмеялся.

– Мама, не будь такой строгой. Миссис Сили не виновата, что у тебя столь высокие стандарты.

Женщина фыркнула:

– Ох, Эндра, ты склонен в каждой уточке видеть лебедя!

Зазвонил колокольчик. Мистер Холируд пригласил нас, и мы вошли в огненно-алую роскошь гостиной.

Глава шестая

11 ноября 1863 года

Питсбург, штат Пенсильвания

Стены красной гостиной сплошь покрывали картины: сельские пейзажи, зеленые холмы, овечьи стада, коровы на пастбищах – сцены, напоминающие мне о доме. Между картинами едва проглядывали обои из травленого вишневого бархата. Как будто хозяева дома боялись пустого пространства. Но что так пугало семейство Карнеги? Что могло просочиться сквозь брешь в их роскошном ограждении? Папа, помнится, говорил, что крепкие стены замка Мартинов призваны сдерживать натиск не только захватчиков, но и бедности.

– Стало быть, вы привели свою новую кандидатку, миссис Сили? – спросила невысокая коренастая женщина с маленьким вздернутым носом. Она сидела в кресле, обтянутом красной парчой, и я не сразу увидела ее посреди удушающей роскоши гостиной. По звонкому смеху, доносившемуся из-за двери, можно было бы предположить, что у хозяйки дома легкий, веселый характер, однако взгляд темных глаз, нацеленных на меня из глубин кресла, был подозрительным и суровым.

В отличие от сына, она говорила с очень сильным акцентом – густым, словно масло, намазанное на мамин ржаной хлеб. Шотландский – распознала теперь я.

Значит, это и есть моя будущая хозяйка?

– Да, миссис Карнеги.

Голос миссис Сили внезапно сделался кротким, почти заискивающим. Она слышала, как миссис Карнеги назвала ее чванливой, и, наверное, хотела сгладить это впечатление. Или, может быть, просто робела перед строгой дамой.

В этот момент я успела заметить тень человека, покинувшего комнату через другую дверь. Вероятно, это вышел сын хозяйки, которого я сразу не рассмотрела из-за волнения и яркости обстановки.

– С виду вроде бы все хорошо, но как она будет справляться? – Миссис Карнеги отпила чаю из тонкой фарфоровой чашки.

– У нее отличные рекомендации.

– Вы говорили, она служила в лучших домах?

– Да, миссис Карнеги.

Миссис Карнеги прищурилась, глядя на меня в упор.

– Если она служила в лучших ирландских домах, то чего же так таращится на мою гостиную?

К миссис Сили, похоже, вернулась ее всегдашняя самоуверенность.

– Возможно, – сказала она, – таких роскошных гостиных там нет.

Миссис Карнеги довольно улыбнулась. Безыскусная лесть явно подействовала на суровую матрону. Я сделала себе мысленную пометку и присела перед ней в глубоком реверансе, как присела бы дочка лорда Мартина перед королем Англии, почтившим визитом их замок.

Она взмахнула рукой, жестом велев мне подняться, но я заметила, что ей понравилась моя почтительность.

– Ни к чему церемонии, девочка. Мы обычные люди, и всё у нас по-простому.

– Да, миссис Карнеги.

Однако я не решилась поднять глаза, чтобы случайно не перейти границы дозволенного.

– Вижу, она вполне вежливая, – обратилась хозяйка к миссис Сили. – Но хороша ли она в работе?

– Судя по рекомендациям, да. Я направляю к вам лучших работниц.

– Последняя девушка, которую вы мне прислали, была явно не лучшей. Я не назвала бы ее даже посредственной. Я застала ее спящей посреди бела дня, когда мне уже следовало переодеваться к обеду. Нерадивая лентяйка – вот какое название ей подходит.

Я подумала о черном списке над столом миссис Сили и заметила испуг на ее лице. Она не сказала ни слова в защиту своей подопечной. И в свою собственную защиту.

– Она уже ознакомилась с распорядком? – спросила миссис Карнеги.

– Она только сегодня приехала в Питсбург, мэм. Но мне говорили, что она быстро учится.

– То есть вы не удосужились объяснить ей, какие порядки приняты в этом доме и что именно мне потребуется от горничной? – недоверчиво уточнила миссис Карнеги.

– У меня не было времени, миссис Карнеги. Она прибыла в город буквально пару часов назад. Если хотите, я могу проинструктировать ее прямо сейчас. Но мне ее рекомендовали как опытную и прекрасно обучаемую прислугу.

– Если она и вправду такая, как вы утверждаете, значит, проблем не возникнет. В конце концов, у нас все поставлено точно так же, как в лучших европейских домах.

– Разумеется, миссис Карнеги.

– Меня не смущает, что она ирландка. Но я должна быть уверена, что она не католичка. Ирландцы-католики, бегущие в Америку от разрухи после их голода, совсем не таковы, как работящие протестанты-ирландцы, приехавшие сюда раньше. Эти новые иммигранты-католики необразованные и грубые. Дай им волю, они разрушат нам всю демократию, особенно в нынешние беспокойные времена, когда идет Гражданская война. Я знаю, что творилось в Шотландии, когда толпы ирландцев ринулись туда и отобрали у шотландских рабочих работу на фабриках. Ирландку-католичку еще можно взять в услужение посудомойкой, но уж никак не моей личной горничной.

Миссис Сили долго медлила с ответом, и у меня появилось время поразмыслить. Значит, подслушанные мною сплетни мисс Куинн и мисс Койн правдивы? Карнеги действительно перебрались в Америку не так давно, и поэтому миссис Карнеги столь болезненно и щепетильно относилась к иерархии среди иммигрантов? Это подтверждалось и замечанием миссис Карнеги, и ее сильным акцентом, и даже нерешительностью миссис Сили.

– Разумеется, она не католичка, миссис Карнеги. Она происходит из порядочной англо-ирландской протестантской семьи, оказавшейся в трудных жизненных обстоятельствах. Поэтому мисс Келли и пришлось поступить на службу.

Миссис Карнеги молча смотрела на меня – долго и пристально. Я ждала продолжения, чувствуя себя предательницей по отношению к своей семье. Все Келли – ревностные католики. Мои родители очень тверды в своей вере, и в минуты прощания на причале, провожая меня в Америку, отец заставил меня поклясться, что я не собьюсь с пути истинной католической веры «в этой новой, безбожной стране». Не провозгласить свою веру, столкнувшись со столь оскорбительным заявлением в адрес католиков, было равносильно отступничеству, но я знала, что принесу своей семье больше пользы, если сейчас промолчу и все-таки получу эту работу.

Наконец миссис Карнеги произнесла:

– Я возьму ее на испытательный срок в тридцать дней. И если не останусь довольной, то ни вы, ни она не получите плату.

– Я понимаю, миссис Карнеги.

– Стало быть, договорились. – Моя будущая хозяйка нажала ногой на кнопку, вделанную в пол. – Я вызвала Холируда. Он распорядится, чтобы ее багаж отнесли в комнату на третьем этаже. Она приступит к своим обязанностям сразу, как распакует вещи.

– Ах да, ее багаж. С ним произошла неприятность, мэм. Он потерялся во время шторма.

– У нее ничего не осталось?

– Ничего, кроме платья, которое на ней надето.

Миссис Сили не стала уточнять, что и это платье мне не принадлежало. Расскажи она, в каком жутком виде я явилась к ней в дом, это нанесло бы ущерб ее собственной репутации.

– В иные времена и одного платья было достаточно, – пробормотала миссис Карнеги себе под нос. – Мы найдем ей запасное платье для службы и ночную сорочку. Разумеется, стоимость всех вещей будет вычтена из ее жалованья.

– Конечно, миссис Карнеги, – быстро проговорила миссис Сили.

Миссис Карнеги с трудом поднялась из кресла и чуть пошатнулась. Я непроизвольно бросилась к ней, чтобы поддержать, – никогда не подумала бы, что женщина с таким сильным голосом и решительностью суждений может быть немощной, – но она раздраженно оттолкнула мою руку. А потом посмотрела мне прямо в глаза.

Ее взгляд поразил меня. В нем было что-то знакомое. Острый ум. Несгибаемая решимость. Вероятно, даже упрямая твердость. Твердость, которую не ожидаешь встретить в даме из высшего света. Но я хорошо знала это качество, ведь им обладал мой отец. Именно его упрямая твердость обеспечила нашей семье крупный земельный участок под ферму. Благодаря ей мы выжили во время Великого голода, имея возможность выращивать не только картофель. А теперь благополучие нашей семьи во многом зависело от меня.

Эта твердость меня восхищала. Но и пугала тоже. Как и моя будущая хозяйка.

Глава седьмая

11 ноября 1863 года

Питсбург, штат Пенсильвания

В следующий раз мы с миссис Карнеги увиделись лишь после ужина.

После сорока двух дней, проведенных на «Страннике» в бурных водах Атлантики, – дней, наполненных скукой и непреходящей тревогой, – и еще восьми дней пути до Питсбурга в трясущейся душной карете моя новая жизнь в качестве другой Клары Келли началась незамедлительно. Разумеется, я не рассчитывала на долгую передышку в своих новых покоях – вряд ли мне сразу дали бы возможность помыться с дороги и хорошенько передохнуть, – но я думала, что меня официально представят всему штату прислуги и проведут небольшую экскурсию по особняку Карнеги, ознакомив с планировкой здания. Однако миссис Сили сразу ушла, оставив меня наедине с миссис Карнеги. Та передала меня в руки угрюмого мистера Холируда, а дворецкий тут же отправил меня работать – объявив, что можно начинать готовить на вечер хозяйскую спальню.

Пресвятая Дева Мария! Что значит готовить? Почему спальню надо готовить, если там просто спят?! Я никогда не чуралась тяжелой работы на родительской ферме, но это была совершенно другая работа: я ухаживала за животными, наводила порядок в доме, полола грядки на поле, собирала урожай, помогала маме стирать и стряпать на всю семью. Я не имела никакого понятия, чем занимаются личные горничные богатых хозяек. Немногие знания о жизни домашней прислуги я почерпнула из маминых воспоминаний о тех давних днях, когда она подвизалась посудомойкой. Все мои помыслы были сосредоточены лишь на получении этой работы, и я напрочь забыла о том, что мне придется ее выполнять.

Но миссис Карнеги считала, что я все знаю и все умею, и потому я попыталась получить необходимые сведения у мистера Холируда, пока он вел меня по лабиринту запутанных коридоров и черных лестниц в хозяйскую спальню. Придав лицу выражение почтительной кротости, я смиренно произнесла:

– Мне хотелось бы служить миссис Карнеги как можно лучше. Может быть, вы расскажете мне о ее предпочтениях и привычках? У каждой хозяйки свои запросы.

Мистер Холируд сдержанно хмыкнул.

– Я полагаю, ее запросы не отличаются от запросов ваших прежних хозяек. Ей нужна помощь с переодеванием, прической и прочими дамскими процедурами. Ее одежду следует содержать в чистоте и порядке, то же касается и ее личных покоев. Ей требуется сопровождение на прогулках и светских мероприятиях.

Когда мы поднялись на верхнюю площадку изогнутой лестницы из красного дерева, мистер Холируд помедлил и обернулся ко мне:

– Только не ждите, мисс Келли, что я буду давать вам какие-то указания. Не знаю, как принято в Европе, но здесь, в Америке, ни дворецкий, ни экономка не надзирают за личной горничной хозяйки дома. Личная горничная подчиняется только хозяйке. В связи с чем ее положение в доме является, можно сказать, исключительным, и она независима от прочего штата прислуги.

Меня удивило, что дворецкий не захотел помочь мне. Неужели он настолько загружен собственными делами, что не мог выделить десять минут на инструктаж новой служанки, пусть даже это и не входило в его обязанности, как он не преминул уточнить? Разве это такая уж непосильная задача? Я всегда думала, что если счастливы хозяева, то счастлива и прислуга. Но, конечно, не стала высказывать эту мысль. Вслух я произнесла совсем другое:

– Разумеется, мистер Холируд. Спасибо за разъяснения.

Он открыл дверь, выходящую на лестничную площадку, и отступил в сторону, освободив мне проход. Я вошла в спальню – не менее роскошную, чем гостиная на первом этаже. Обтянутая ярко-синими шелковыми обоями, расписанными вручную молочно-белыми розами, декорированная шторами и покрывалом с таким же пышным узором, комната напоминала маленький садик с настоящими цветами, вьющимися по декоративным шпалерным решеткам. Рядом с кроватью находилась мягкая кушетка, видимо предназначенная для дневного отдыха и позволяющая прилечь, не снимая корсета. Деревянные изголовье и изножье широкой кровати украшали резные розы, а прямо напротив располагался мраморный туалетный столик. И над всем этим великолепием возвышался огромный камин с массивной полкой из красного дерева, посередине которой стояла раскрашенная статуэтка херувима.

Ошеломленная пышным убранством, я застыла на месте, изумленно озираясь и представляя себе, как хорошо спится посреди этой шелковой роскоши! К тому времени, когда я более-менее пришла в себя и обернулась поблагодарить мистера Холируда, он уже ушел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Удалился незаметно, как и подобает хорошо вышколенному дворецкому. Оставшись одна, я окончательно растерялась – в отсутствие зрителей я совершенно не знала, что делать.

Но нельзя же бесконечно стоять столбом. Для начала я решила ознакомиться с обстановкой, чтобы потом притвориться опытной в обращении с хозяйкиными вещами. Я обошла спальню, открывая шкафы, сундуки и комоды с верхней и нижней одеждой и запоминая, где что лежит. Но, как бы мне ни хотелось задержаться среди изысканных тканей и тонкой вышивки, я перешла к туалетному столику, выдвинула ящик под зеркалом и принялась изучать кремы, духи и лосьоны, которыми пользовалась миссис Карнеги. Я попыталась запомнить точное расположение вещей, разложенных на белой мраморной столешнице: набор из четырех щеток для волос с ручками из слоновой кости, такие же расческа и зеркальце, маленький кожаный футляр, четыре флакона с ароматическими маслами. Платья миссис Карнеги – все в темных тонах – хранились в смежной со спальней небольшой гардеробной. Я внимательно рассмотрела их, пытаясь понять, каким образом всевозможные съемные воланы и турнюры крепятся к самому платью. Долго дивилась я и на ванную комнату – настоящее чудо с огромной ванной на бронзовых львиных лапах, с туалетом со смывом и с проточной водой, лившейся в фарфоровую раковину с мраморной полкой.

Но больше всего меня поразил – и удивил – примыкающий к спальне кабинет миссис Карнеги. Там стоял письменный стол из розового камня, буквально заваленный бумагами. Я, конечно, не стала в них рыться, но все же окинула поверхностным взглядом. Я ожидала увидеть приглашения на светские приемы, меню домашних обедов, списки продуктов для экономки и повара, письма к знакомым и от знакомых. Но бумаги содержали какие-то непонятные цифры, загадочные названия вроде «Пайпер и Шиффлер» и контракты металлургического предприятия. Зачем миссис Карнеги подобные документы? Неужели она разбирается в таких вещах? Может, в Америке женщины из высшего класса занимаются предпринимательством наравне с мужчинами? Да, в Ирландии женщины – особенно замужние или вдовы, – тоже работают, но только по дому, и лишь в самых отчаянных обстоятельствах им приходится трудиться на фабриках и заводах.

Пробили маленькие часы на каминной полке, и я поняла, что хозяйский ужин скоро закончится. Вспомнив о замеченной мною в шкафу стопке белья, нуждающегося в починке, я уселась на простой стул у стены и занялась штопкой. Пусть миссис Карнеги войдет и увидит, что я уже приступила к своим обязанностям, как и пристало хорошей горничной.

Я начала латать черный шелковый чулок, стараясь делать стежки с лицевой стороны незаметными, – как меня научила мама. В безопасном убежище хозяйской спальни, согретой горящим в камине огнем, меня быстро поклонило в сон. Веки отяжелели, иголка с ниткой выскользнула из пальцев, но тут в коридоре послышались шаги. Я встрепенулась, открыла глаза и даже успела поднять упавшую на пол иголку и вернуться к работе, прежде чем в комнату вошла миссис Карнеги.

Дверь широко распахнулась, я вскочила на ноги и застыла по стойке смирно. Не сказав мне ни слова, даже не посмотрев в мою сторону, миссис Карнеги прошла через комнату, села в мягкое кресло перед туалетным столиком и, не глядя в зеркало, принялась вынимать из волос шпильки. Она вела себя так, словно меня и не было. У меня возникло странное чувство, будто ей мешало мое присутствие. Хотя, возможно, она меня проверяла.

Я бросилась к ней. Ничего не зная о конкретных обязанностях личной горничной, я предположила, что служанка должна помогать госпоже переодеваться ко сну.

– Позвольте мне помочь вам, мэм.

Сощурив и без того крошечные глаза, она посмотрела на мое отражение в зеркале. Ее лицо оставалось непроницаемым, но она убрала руки и разрешила мне распустить волосы. Вынимая шпильки – миссис Карнеги носила старомодную прическу с прямым пробором, высоким узлом на затылке и обрамляющими лицо прядями, уложенными гладкими петлями над ушами, – я заметила, что она вся напряглась, застыла каменным изваянием. Ее как будто стеснял этот простой ритуал, по идее привычный для женщины ее положения. Но почему хозяйку богатого дома смущают услуги служанки? Возможно, семейство Карнеги и вправду разбогатело совсем недавно, как судачили мисс Куинн и мисс Койн?

Когда я закончила с прической, миссис Карнеги поднялась с кресла, чтобы я занялась ее нарядом. Я уверена, многие дамы сочли бы ее черное платье слишком строгим и слишком простым: гладкая ткань без узоров, никаких украшений, кроме вертикальных складок по бокам, – но фасон все равно был гораздо затейливее и изящней всего того, что мы носили дома. Я быстро оглядела платье, пытаясь понять, как его расстегнуть, и наконец обнаружила ряд крючков, скрытых под декоративным швом на спине. От волнения у меня тряслись руки, и я так долго возилась с крошечными крючками, что уже отчаялась добраться до нижних слоев одежды. Я ждала раздосадованных замечаний хозяйки, но она как-то странно притихла и спокойно наблюдала за моими усилиями в зеркале. Окаянные часы на камине размеренно тикали, отсчитывая долгие минуты, в которые я медленно освобождала миссис Карнеги от мягкого кринолина из конского волоса, обтянутого защитным чехлом, от корсета, нижних юбок и пояса, на котором держались шелковые чулки.

Наконец я сняла с нее все, кроме нижней сорочки. В этой простой хлопковой рубашке без рукавов, доходящей ей до колен, с распущенными белоснежными волосами, рассыпанными по плечам, миссис Карнеги стала похожа на девочку, крошечную и совсем беззащитную. Такая миссис Карнеги меня не пугала, но я ощутила неловкость и смущенно уставилась в пол.

Наверное, что-то почувствовав, она нахмурилась и строго проговорила в попытке напомнить мне о моей роли:

– Ты ничего не забыла?

Я совершенно не представляла, что она имела в виду. Я попыталась быстро сообразить, какие еще обязательные процедуры могут понадобиться светской даме перед отходом ко сну, но на ум ничего не пришло.

– Прошу прощения, мэм. Я жду указаний.

– Ты не обработала мне ногти, девочка, – сказала она, указав на столик, где, должно быть, находился маникюрный набор.

Видимо, на моем лице отразилось полное недоумение, потому что миссис Карнеги ткнула пальцем в хрустальную чашу, рядом с которой лежали посеребренные инструменты, и раздраженно пояснила:

– Набери сюда горячей воды и начинай подпиливать и полировать.

– Да, мэм. Впредь я уже не забуду. – Я сделала ей реверанс, схватила хрустальную чашу и со всех ног бросилась в ванную.

Мама часто рассказывала о запросах требовательных дам из семьи лорда Мартина, но, наблюдая за тем, как в чашу льется вода, я не вспомнила ничего такого, что было хоть как-то связано с уходом за ногтями. Да и откуда бы мама об этом знала? Она мыла посуду, чистила картошку, и дальше кухни ее не пускали. Пресвятая Дева Мария! Что же мне делать?

Когда я вернулась в спальню, миссис Карнеги снова сидела в кресле рядом с туалетным столиком. Я поставила хрустальную чашу на столик, опустилась перед хозяйкой на колени и спросила:

– Я могу уточнить, в каком порядке вы предпочитаете проводить процедуру, мэм?

Она секунду помедлила, пристально вглядываясь мне в лицо.

– В каком порядке она проходила у твоих прошлых хозяек?

По выражению ее лица было трудно понять: она проверяет мою компетентность или сама мало что смыслит в данном предмете. Быстро взглянув на разложенные на столе инструменты – две пары тонких маникюрных ножниц, кожаный полировальный брусок и несколько флаконов с ароматическими маслами, – я решила импровизировать.

– Обычно мои хозяйки сперва держали руки в воде, чтобы размягчить кожу вокруг ногтей. Потом я подравнивала ногти, полировала их мягким бруском и втирала в кожу крем или масло. Но если вы предпочитаете другой порядок, я сделаю так, как вы скажете, мэм.

– Меня устроит обычный порядок. При условии, что на полировку ногтей уйдет не меньше пяти минут, – сказала она, опустив руки в воду.

Занимаясь ногтями, я обратила внимание, что руки у миссис Карнеги очень шершавые, покрытые трещинками и темными пятнами, суставы же на пальцах распухли, словно у старухи, хотя старой она не была. Правду говоря, они напоминали руки моей мамы – женщины, всю жизнь усердно трудившейся и не чуравшейся тяжелой грязной работы, – а вовсе не нежные ручки богатой дамы.

Когда я втирала в кожу крем с розовым маслом, наши взгляды на миг встретились, и мы обе испытали неловкость. По комнате пронесся холодный сквозняк, и я поняла, что окна чуть приоткрыты. В наступившей тишине я произнесла, заикаясь: