Горничная Карнеги

Пресвятая заступница Дева Мария, кем же была та, другая Клара Келли?

Судя по вытаращенным глазам девушек, мое появление их тоже явно обескуражило. Они ждали совсем не такую попутчицу. Требовалось скорее понять, как не выдать себя, чтобы не потерять место в карете. Как держаться, дабы обман не раскрылся?

Прежде всего, надо следить за речью. Эти девушки наверняка говорили по-английски красиво и чисто. Мой западно-ирландский выговор фермерской дочки будет резать им слух, пусть даже все наши деревенские соседи считали, что сестры Келли изъясняются «как благородные барышни» – благодаря папиному воспитанию. Я ни капельки не сомневалась, что та, другая Клара Келли разговаривала, как мои новые спутницы. В отличие от меня.

В карету заглянул посланец миссис Сили.

– Мисс Келли, мне нужно погрузить ваш багаж. Где он?

Как я могла признаться, что все мое земное имущество сложено в заплечной холщовой сумке? Настоящая Клара Келли наверняка путешествовала с большими дорожными сундуками, вмещающими красивые пышные платья; моя же сумка настолько мала, что в нее уместилось лишь самое необходимое. А вот мои драгоценные книги уже не вошли: ни поэзия, ни исторические описания, ни потрепанный экземпляр «Демократии в Америке» Алексиса де Токвиля – в нем папа черпал вдохновение в свою бытность участником Ирландского республиканского братства, я же использовала его как пособие для лучшего понимания жизни в Америке, куда собиралась уехать. По этим книгам отец учил грамоте всех своих дочерей (к изумлению и недовольству соседей-фермеров), и потому расставание с ними я воспринимала почти так же тяжело, как расставание с семьей.

Я ответила:

– Прошу прощения, сэр. Надо было сразу сказать. Мой багаж потерялся в пути.

Я очень надеялась, что сумела убедительно изобразить англо-ирландский акцент, с которым, как мне представлялось, изъяснялись мои новые попутчицы. За образец я взяла семью наших землевладельцев Мартинов.

Мартины. Я не хотела вспоминать о них и уж тем более использовать как пример для подражания. Собственно, из-за них мне и пришлось ехать в Америку. Когда опять пошли слухи о папином бунтарском прошлом и его былых связях с Ирландским республиканским братством – тайной заговорщической организацией, ставившей своей целью создание независимой Ирландской республики, неподвластной английской короне (помимо прочего, члены братства, называвшие себя фениями[3], выступали за то, чтобы каждый ирландский фермер-арендатор имел право на неотъемлемое долгосрочное владение землей при справедливой, посильной арендной плате; эти идеи возникли во время Великого голода в Ирландии, когда английские власти не оказали пострадавшим практически никакой помощи, что привело к массовой гибели людей), – англо-ирландцы Мартины применили к отцу репрессивные меры. Они принялись мало-помалу отбирать землю, составлявшую папин надел площадью в двадцать акров. Такая площадь позволяла выращивать сразу несколько разных культур, благодаря чему наша семья выжила во время Великого голода, – в отличие от многих других арендаторов со стандартным наделом в один акр, где сажали только картофель, который как раз и сгнил на корню. С сокращением земель убывал и семейный достаток. Требовалось найти дополнительный источник дохода, и этим источником стала я. С тем же успехом лорд Мартин, его жена и дочь могли бы самолично усадить меня в трюм «Странника» и отправить корабль через бурные воды Атлантики к американскому берегу.

– Потерялся? – переспросил кучер.

В его голосе явно слышалось недоверие. А может быть, он не разобрал мой притворный акцент? Как бы то ни было, мои слова смутили его, и мне следовало твердо придерживаться выбранной версии.

– Да, сэр. Во время шторма.

Я произнесла эту ложь и сразу пожалела об опрометчивой выдумке.

Девушки, тайком наблюдавшие за нашей беседой, уже не прятали лица за веерами, а открыто таращились на меня. Они тоже прибыли на «Страннике» и знали: хотя волны изрядно трепали наше старенькое китобойное судно – и однажды случилась достаточно сильная буря, затопившая трюмовые каюты, – настоящие штормы нас все-таки миновали. Они способны запросто разоблачить мою ложь.

Кучер недоверчиво сдвинул брови.

– Во время шторма? Эти барышни ничего не говорили о шторме. И матросы в порту тоже вроде бы не обсуждали никаких происшествий.

– Да, сэр. – Я решительно кивнула. Пускай барышни смотрят и щурятся с подозрением – я должна стоять на своем и убедить этого человека в том, что мне можно верить.

Он качнул головой – то ли с недоумением, то ли с досадой, я так и не поняла, что означал этот жест, – и захлопнул дверцу кареты. Я осталась наедине с двумя девушками, которые почему-то решили не выдавать мой секрет. Возможно, до поры до времени.

Щелчок кнута расколол неуютную тишину, и дилижанс тронулся. Резкий толчок застал нас врасплох, мы едва не попадали друг на друга, а потом сразу засуетились, пересаживаясь поудобнее и приводя в порядок свои вещи. Вскоре карета пошла ровнее, лишь изредка дергаясь, когда колеса наезжали на камень или попадали в глубокую колею. Снова воцарилась неловкая тишина, и мои спутницы, как и прежде, настороженно посматривали на меня.

Я уставилась в окно, притворяясь, будто увлечена проплывающими мимо видами. Сначала это была уловка, помогающая отгородиться от пристальных колючих взглядов попутчиц, но постепенно мое наигранное любопытство сменилось искренним изумлением. Мы уже покинули территорию порта и ехали по улицам Филадельфии, и я не видела привычных мне серых каменных зданий, заросших мхом и плющом. Никакой бурной зелени и древней истории, какими отличался Голуэй. Передо мной открывался новый город с широкими ровными улицами, пересекающимися под прямым углом; город, застроенный зданиями из красного кирпича, с ослепительно-белыми колоннами и оконными ставнями; город, увешанный яркими вывесками с названиями торговых лавок и даже перечнями их товаров. Все вокруг выглядело свежим и опрятным, хотя и не столь элегантным, как на улицах Лондона или Дублина, о которых я судила по гравюрам из папиных книг.

– Мисс Келли?

Я оторвалась от окна.

– Да, мисс… – Я растерянно умолкла, сообразив, что нас не представили друг другу.

– Я мисс Койн, а это мисс Куинн. Вы сказали вознице, что прибыли на «Страннике»?

Я все поняла. Эти девушки – по причинам, известным лишь им самим, – не разоблачили меня перед кучером миссис Сили, однако теперь, когда мы остались наедине, они не дадут мне отделаться малой кровью. Значит, надо держаться уверенно и стоять на своем, даже если моим собеседницам заведомо ясно, что рассказанная мной история лживая – хотя бы отчасти.

– Да, так и есть.

– И вы ехали вторым классом?

– Да.

Я надеялась, что мои слова звучали убедительно. Мне следовало соблюдать осторожность, чтобы не лишиться предоставленного шанса.

– Надо же, как любопытно. Мы с мисс Куинн ни разу не видели вас за все время пути.

– Я вас тоже не видела. Впрочем, я мало что видела со своего постоянного места на корабле.

Чтобы не сбиться с правильного акцента, я старалась говорить медленно и очень четко, и речь моя даже мне самой казалась фальшивой.

– Постоянного места?

– На полу в корабельной прачечной. Меня всю дорогу так сильно тошнило, что никто не хотел делить со мной одну каюту. Вот почему я так жутко одета. – Я указала на свой наряд. – Я безнадежно испортила все свои платья. Пришлось покупать одежду у других пассажирок.

Обе девушки с отвращением сморщились при слове «тошнило». Возможно, они и сами страдали от морской болезни, но приличные барышни не обсуждают столь грубые детали – это невежливо и непристойно. Как я и надеялась, разговор тут же иссяк.

Я снова повернулась к окну и попыталась сосредоточиться на диковинных картинах, открывавшихся моему изумленному взору. Но шепот спутниц отвлекал меня, и я стала прислушиваться к их приглушенному бормотанию в надежде узнать что-то полезное. Впрочем, мне удалось разобрать лишь несколько слов: «миссис Сили», «прислуга» и «миссис Карнеги».

– Верно ли я услышала: возница сказал, что вы едете в Питсбург к миссис Сили? – На этот раз ко мне обратилась вторая барышня, мисс Куинн.

– Да. И вы тоже?

– Мы тоже. Вы уже знаете, к кому вас направят?

Что значит «направят»? Я лихорадочно соображала, пытаясь придумать хоть сколько-нибудь подходящий ответ. Собрав по крупицам все скудные сведения, почерпнутые из подслушанного разговора, я вроде бы поняла, о чем велась речь. Кажется, меня спросили, к кому меня определят в услужение. Видимо, этим и занимается миссис Сили: подбирает прислугу для богатых питсбурских семей.

Неловкое молчание неприятно затягивалось, но меня буквально парализовало от страха дать неправильный ответ. И тут мисс Куинн спросила:

– Это же вы поступаете к миссис Карнеги?

Я ухватилась за эту подсказку:

– Да, так и есть.

Девушки как-то странно переглянулись. Это наверняка что-то значило, только я не понимала, что именно.

– Получается, вы новая горничная миссис Маргарет Карнеги? – продолжала мисс Куинн. – Нас тоже рассматривали кандидатками на это место, но потом миссис Сили решила, что образование позволяет нам претендовать на более высокие позиции гувернанток.

Теперь все стало ясно. Они, очевидно, считали, что я не гожусь на роль горничной при госпоже. Это не удивительно. С виду я походила на дочь небогатого фермера – кем, собственно, и была, – а такие девушки редко поднимались выше посудомойки, если им вообще позволяли служить в приличном доме.

– Да, – ответила я, добавив к голосу сталь. Если эти девицы собирались оспорить ту роль, которую мне поневоле пришлось играть, то пускай битва случится сейчас, чем в присутствии миссис Сили. Кем бы она ни была. По крайней мере, тогда я уже доберусь до Питсбурга.

Мисс Куинн стушевалась под моим пристальным взглядом и опустила глаза. Но мисс Койн выдержала его и все-таки высказала свое мнение – видно, давно просившееся наружу:

– Вы, конечно, простите, но ваш вид не соответствует положению. Внешний облик служанки важен как для ее собственной репутации, так и для репутации ее хозяйки, о чем горничной следует знать. Как гувернантки дочерей семейства Стэндиш и семейства Оливер, мы с мисс Куинн можем со всей ответственностью заявить: нас развернули бы прямо с порога, если бы мы явились в хозяйский дом одетыми, как вы, мисс Келли. И никакая морская болезнь не послужила бы нам оправданием. – Она сморщила нос, словно ощутила воображаемый запах уже при одной мысли о приступах тошноты. – Правда, вы поступаете в услужение к семейству Карнеги, а они, насколько мне известно, сами еще новички в высшем обществе и, возможно, пока не научились разбираться в прислуге.

Обе девушки захихикали над столь смелыми заявлениями мисс Койн.

Но если мисс Койн надеялась обескуражить меня своей речью, то она просчиталась. В действительности все получилось наоборот. Ее слова лишь укрепили меня в новой роли и подогрели упрямую решимость, которой, если верить родителям, во мне было в избытке. Мама с папой как раз и надеялись, что эта решимость пригодится мне в новой стране и впоследствии позволит переехать в Америку всей нашей семье, если случится худшее и Мартины все-таки отберут у нас землю.

Подумав о том, что родители не зря называют меня своей síofra, я попыталась представить, как сейчас повела бы себя та, другая Клара Келли. Затем сладко улыбнулась и сложила руки на коленях.

– Разве в Писании не сказано: «Крепость и красота – одежда ее»? Пусть моя репутация, о которой миссис Сили, безусловно, известно, говорит за меня. Репутация, а не платья.

Глава четвертая

11 ноября 1863 года

Питсбург, штат Пенсильвания

Острый взгляд миссис Сили, казалось, пронизывал меня насквозь. Словно она сразу же разглядела самую суть, а именно – настоящую Клару Келли, скрытую за грязным потрепанным платьем и историей, которую я начала излагать. Моя показная уверенность начала улетучиваться. Ее сменил страх, и я понимала: если поддамся ему – если не посмотрю прямо в глаза миссис Сили, как посмотрела бы та Клара Келли, за которую я себя выдавала, – то навсегда потеряю возможность устроиться на работу, о которой до недавнего времени даже и не мечтала.

Я чувствовала себя ярмарочной торговкой, продающей дешевые леденцы под видом дорогих конфет. Но что еще мне оставалось? Я не могла упустить свой шанс.

А потому глубоко вдохнула и сказала:

– Приношу глубочайшие извинения, миссис Сили, за то, что прибыла к вам в столь жалком виде. Как я уже объяснила, путешествие по морю далось мне с трудом и прискорбно отразилось на состоянии моего гардероба, однако понимаю, что это не может быть оправданием. Тем более когда являешься в такой дом. – Я обвела сдержанным жестом гостиную миссис Сили, удивительно чистую и элегантную для Питсбурга – города, черного от копоти.

За краткую прогулку от дилижанса к дому миссис Сили я увидела на улицах столько грязи, что сначала не поверила своим глазам. Из высоких фабричных труб валил густой черный дым. Очертания белых вывесок, будто призраки, проступали на пепельно-серых стенах потемневших от сажи зданий. Почему мне никто не сказал, что индустриализация похожа на библейский ад?

Я виновато потупила взор, изображая пристыженность и смирение, и замерла в ожидании своего приговора.

Миссис Сили молчала. Я не смела поднять глаза. Она явно о чем-то задумалась. Возможно, пыталась соотнести состояние моего платья – грязного изначально, а теперь еще и почерневшего от сажи, успевшей впитаться в ткань буквально за пару часов пребывания в Питсбурге, – с моей относительно чистой и правильной речью. Возможно, соизмеряла свою репутацию как владелицы первоклассного бюро по найму домашней прислуги с тем ущербом, который могла понести, сделав ставку на меня. Из обрывков случайно услышанных – и нарочно подслушанных – разговоров между мисс Куинн и мисс Койн за восемь дней пути до Питсбурга я узнала, что моя изначальная догадка верна. Миссис Сили владела крупнейшим и лучшим в городе бюро по найму, в котором светские дамы за определенную плату подбирали себе в дом не каких-нибудь прачек или поломоек, а специально обученную высококвалифицированную прислугу. Она гордилась безупречной репутацией и придавала большое значение похвальным отзывам (она называла их «рекомендациями») о работе своих подопечных служанок. Должно быть, у той, другой Клары Келли рекомендации были превосходные, однако мой вид вызывал вполне обоснованные сомнения.

Терпение никогда не входило в число моих добродетелей, но сейчас вся моя будущность напрямую зависела от того, смогу ли я стать той Кларой Келли, которая требовалась миссис Сили. Продолжая хранить покаянное молчание, я наблюдала, как ее взгляд, задержавшись на складках моего грязного платья, переместился на мое лицо. Я посмотрела ей прямо в глаза. Она сомневалась. Сомневалась в моей истории, в моем акценте, в моей скромности. Но при этом хотела верить мне. Возможно, это было необходимо ей.

И она тоже пошла на риск.

– Значит, так. Первым делом нам следует привести вас в порядок, чтобы ваш внешний вид соответствовал вашим рекомендациям. Миссис Карнеги в точности знает, чего хочет от личной горничной. Может, вы и обладаете всеми необходимыми качествами, но она вряд ли разглядит их за столь грязным платьем. И таким запашком.

Запашком? От меня воняет? Видимо, я так давно не меняла одежду, что уже свыклась с собственным «благоуханием» и перестала его замечать. Кажется, Клара Келли действительно очень нужна миссис Сили, раз она готова закрыть глаза не только на грязное платье, но и на «запашок».

– Да, конечно, миссис Сили, – сказала я, присев в реверансе.

– Мне надо заботиться о своей репутации, не зря же я поставляю прислугу в лучшие питсбургские дома. – Она еще раз окинула меня придирчивым взглядом и покачала головой, словно сама не могла поверить в то, что собиралась направить такую убогую замарашку в приличную семью. – К тому же я вложила в вас немалые средства и надеюсь их вернуть. Одна только поездка в карете из Филадельфии до Питсбурга обошлась в сумму, сравнимую с вашим двухмесячным жалованьем.

Непрестанно вздыхая, миссис Сили подошла к платяному шкафу в дальнем углу гостиной. На стене над письменным столом я заметила лист со списком. В левой колонке стояли имена девушек, в правой приводился перечень их проступков. Буквы были большими и четкими, и я даже издалека смогла разобрать повторяющиеся слова: «ленивая», «неряшливая». Видимо, это служило предостережением для всех девочек, которых миссис Сили устраивала на работу. Я поклялась себе, что никогда не попаду в этот список.

Миссис Сили достала из шкафа простое черное платье и подошла с ним ко мне. Платье из камвольной шерсти – без всяких кружев и затейливых рукавов, отличающих наряды мисс Куинн и мисс Койн, какие, видимо, положены в питсбургских домах лишь гувернанткам, – напоминало обычное форменное одеяние служанки. Миссис Сили приложила его к моим плечам, оценивая размер, и произнесла нараспев, словно цитируя некий авторитетный источник:

– Хорошей служанке надлежит одеваться чисто, опрятно и скромно. – Затем быстро кивнула и объявила: – Да, как раз впору. Стоимость платья я добавлю к той сумме, которую вы должны мне за поездку в карете, и вычту из вашей первой зарплаты.

Я снова присела в реверансе:

– Да, миссис Сили.

Все что угодно, лишь бы она не передумала.

– Воду для умывания вы найдете в купальне. Поднимайтесь по лестнице, и справа увидите дверь. Когда приведете себя в порядок, принесите сюда ваше жуткое старое платье и бросьте его в огонь. – Она взяла кочергу и разворошила угли, догорающие в камине. – Его остается только сжечь.

Глава пятая

11 ноября 1863 года

Питсбург, штат Пенсильвания

Как только мы выехали из города, серую хмарь сменил чистый солнечный свет. Теперь, когда потемневшие от копоти высокие здания и многочисленные заводы, испускавшие в небо черные клубы дыма и сливавшие в реку черные воды, остались позади, я с изумлением поняла: день был вовсе не хмурым, а погожим и ясным. Ядовитый городской смог закрывал солнце.

Чем дальше мы отъезжали от Питсбурга, тем приятнее и радостнее становился пейзаж. Я не ожидала, что прямо за городом увижу поля и зеленые холмы – почти такие же, как дома в Ирландии. Карету начало сильно трясти, когда булыжная мостовая перешла в разбитую грунтовую дорогу, но я, вцепившись в сиденье, старалась сохранять осанку истинной леди. Мне не хотелось, чтобы на каменном лице миссис Сили вновь возникло недоумение.

Карета остановилась перед комплексом миниатюрных замков. Не совсем миниатюрных, конечно, но соответствующих нормальному человеческому размеру. Замков, построенных не для защиты от вражеских полчищ, а для жизни. Богатой жизни.

Миссис Сили сказала, что это предместье называется Хоумвуд.

Мы выбрались из кареты, и я поняла, что корсеты, к которым я привыкла дома, были довольно удобными и свободными: они совершенно не сковывали движений и не мешали работать. Корсет же, который я носила теперь, оказался очень тесным, и мне приходилось ступать медленно и величаво, чтобы не задыхаться при каждом шаге. Очевидно, характерная походка женщин из высшего класса – отнюдь не жеманство, а необходимость.

Миссис Сили подвела меня к замку-особняку со множеством башенок – я насчитала шесть штук, а потом сбилась со счета. На резной дубовой двери красовалась медная табличка с надписью «Ясный луг». Я направилась было к крыльцу, но миссис Сили дернула меня за руку:

– Что вы себе позволяете? Вы здесь служанка, а не гостья.

Мы обошли здание, миновав развешанное на веревках белье, спрятанное между каретным сараем и главным домом. Миссис Сили постучала в простую сосновую дверь, видимо предназначенную для слуг. Нам открыла молоденькая служанка, совсем еще девочка. Она вытерла руки о грязный передник и посмотрела на нас совершенно пустыми глазами:

– Да?

– Нам назначена встреча с миссис Карнеги.

Девушка ничего не сказала, но в ее пустом взгляде мелькнула растерянность. Надо думать, немногие гости хозяйки прибывают к дверям для прислуги.

– Будь добра, сообщи дворецкому, что к миссис Карнеги пришла миссис Сили, – отчеканила моя спутница. Это прозвучало как приказ, а не просьба.

– Миссис Сили? – Девушка широко распахнула глаза. Очевидно, даже слуги низшего ранга были наслышаны о моей попечительнице.

– Да. – Теперь в голосе миссис Сили явственно слышалось раздражение. – Как тебя зовут?

– Хильда, мэм.

– Позови дворецкого, девочка. Сделай милость.

Девушка молча кивнула и отступила от двери, освободив нам проход. Мы вошли в небольшой, выложенный бело-коричневой плиткой ромбиком коридор, который вел к судомойне при кухне. Судя по разгрому, царящему в этом закутке, наш приезд оторвал Хильду от чистки горы картофеля. Мне тут же вспомнилась кухня на родительской ферме. Если бы все сложилось иначе, я сейчас находилась бы дома. Или была бы на месте этой девочки.

– Пожалуйста, подождите на кухне, мэм. Я схожу за дворецким. – Хильда указала на уходящий влево коридор.

Мы с миссис Сили вошли в просторную кухню, отделанную белой керамической плиткой. Рядом с огромной чугунной плитой, на которой мама могла бы зажарить целого быка, стоял такой же огромный мужчина и что-то помешивал в необъятной медной кастрюле под массивным металлическим колпаком. От варева исходил опьяняющий запах – восхитительно пряная смесь из тушеного мяса, лука и трав; и я вдруг подумала, что уже очень давно не ела нормальной горячей пищи.

Услышав наши шаги, великан обернулся, и я увидела, что он чернокожий. Прежде мне не доводилось встречать цветных людей, ради свободы которых американцы вели Гражданскую войну.

– Добрый день, миссис Сили. – Он широко улыбнулся. – Вижу, вы снова к нам!

– Добрый день, мистер Форд. Надеюсь, что нынешний мой визит будет успешнее предыдущих.

– Значит, вы все же нашли подходящую горничную для хозяйки?

Его гулкий голос – приятный, почти убаюкивающий – походил на глухие раскаты далекого грома.

– Надеюсь, да. Хотя я не стала бы винить прежних девушек в том, что они не устроили миссис Карнеги. Не люблю говорить плохо о людях, но у вашей хозяйки высокие запросы.

– Ох, мне ли не знать! – хохотнул великан. – Расскажите мне об этой девушке.

И они заговорили обо мне, словно меня рядом не было. Вернее, не обо мне, а о другой Кларе Келли. Я внимательно слушала, впитывая ее историю. Она родилась в Дублине, но в семье потомственных англичан – некогда процветавших, а позже обедневших купцов. Хорошо образованная для девицы ее сословия – особенно в том, что касается домоводства, – Клара стала бы прекрасной женой для любого преуспевающего торговца, однако судьба распорядилась иначе. Разорившаяся семья уже не могла обеспечить дочери достойное приданое. Кларе пришлось поступить в услужение, однако в Ирландии, пережившей Великий голод, непросто устроиться горничной в приличный дом, поэтому после смерти родителей она решила перебраться в Америку в поисках новых возможностей.

Теперь я хотя бы узнала, что собой представляла та Клара Келли, чье место я заняла по воле случая. От этого знания мне стало неловко. Я еще острее почувствовала себя обманщицей, ведь мне единственной было известно, что настоящая Клара Келли не пережила путешествия через Атлантику.

Их разговор перешел на досужие сплетни о незнакомых мне людях, а потому я перестала прислушиваться и принялась украдкой рассматривать кухню. Стены, выложенные белой плиткой до уровня моей груди, сверху были покрашены светло-желтой краской. На них висели, а также стояли на столах новомодные кухонные приборы. На большом столе в центре, рядом с миниатюрными весами и несколькими ситами, я заметила странное приспособление, похожее на венчик-сбивалку, прикрепленную к какому-то гнутому рычагу. Рядом с дверью висело громоздкое устройство с тремя десятками кнопок, каждая из которых была подписана; я рассмотрела среди надписей «большую гостиную» и «синюю гостевую спальню».

Внезапно настенное устройство пронзительно зажужжало, и над кнопкой «большая гостиная» замигал огонек. Я испуганно вздрогнула и воскликнула, не подумав:

– Боже правый, что это?!

Миссис Сили уставилась на меня:

– Это домашний коммутатор. А что, в Ирландии таких нет?

Мое сердце бешено колотилось. Я собралась с духом, мысленно молясь Деве Марии, чтобы никто не заметил деревенского ирландского акцента, на который я сбилась от испуга.

– Прошу прощения, мэм. В тех домах, где мне доводилось служить, такого не было.

– Это и не удивительно, мисс, – сказал мистер Форд. – Наш хозяин, старший сын миссис Карнеги, старается приобретать все новейшие приспособления для домашнего обихода, как вы, наверное, видите сами. Не в каждом доме есть коммутатор.