Из глубины

Четвёртый

Маме забот и с троими хватало.

Вот и решила: «Избавлюсь». Но тут

Бабка ей, будто во сне, прошептала:

– Где же четвёртый, которого ждут?

Кто и когда? Нет на это ответа.

Мама ушла… Мой нелёгок маршрут.

Но всё равно мне милее планета,

Зная, что где-то четвёртого ждут!

Домой

Я – вологжанин, вологодский,

Как рифмовал один поэт:

Река, церквушка, запах скотский —

Милей для нас картины нет.

Еще недавно край мой древний

Будил над лесом самолет.

Все изменилось – до деревни

Автобус старенький везет.

Дымит, пыхтит трудяга львовский,

Блестит асфальта полоса.

Щекой щетинистой отцовской

Встречают хвойные леса.

Давно у Тотьмы мост построен,

Кати за Сухону-реку.

Но я опять обеспокоен —

Остановиться не могу!

Когда-то здесь на переправе

Воспел паромщика поэт.

Мечтал о жизни, не о славе.

Парома нет. Поэта нет…

Мы все же сказочно богаты.

Гони хоть сутки – лес и лес.

Дремучий, сумрачный, косматый,

А в нем зверей, а в нем чудес…

И расточительны до боли,

Не ценим, не умеем жить.

Нет Коли, нет Рубцова Коли!

Я с ним хотел поговорить.

На берег, в сосны, от парома

Прямая брошена верста.

Два-три часа, и будем дома,

Пошли знакомые места.

Для сердца милые красоты

Уже мелькают на пути:

Пригорки, с клюквою болота,

Вон там грибов хоть пруд пруди.

У пашни мой родник заветный,

Там ковшик есть берестяной.

В еловой чаще неприметной —

Курпажка с чистенькой водой.

Над речкой роща вековая,

И церковь в синем далеке.

Когда-то, пятками сверкая,

Бежал там с горки налегке.

На остановках – магазины.

Чего в них только нынче нет:

Бананы, киви, апельсины,

А рядом – платный туалет!

Зато картошечка на рынке

Теперь дороже, чем банан,

Хоть из-за моря, не в корзинке

Банан доставил капитан.

Коль приглядишься, поневоле

Ища ответы на вопрос,

Заметишь брошенное поле,

Косой не тронутый покос…

Еще часок. Вздремну немножко.

Нельзя так пристально смотреть.

Мое родимое окошко

Сегодня будет ли гореть!?

Все таланты проданы

Все таланты проданы,

Все запасы пропиты,

Все дубравы выжжены,

Все поля не паханы…

Чем кормить-то будем мы

Малых наших детушек?

Как спасаться будем мы

От мороза лютого?

Не пора ль опомниться

Нам в крещенской проруби?

Не пора ль покаяться

Да про дело вспомнить нам?

Не про злато-серебро,

А про серп да с молотом?!

Да будет так!

Все мы уйдем в никуда.

Все улетим насовсем.

Только туда – поезда,

Черный тоннель нем.

Перед дорогой в один конец

Вахту души сдаем,

Как эстафету живых сердец,

Слово передаем.

Кто-то продолжит мысль.

Свет одолеет мрак.

Все мы уйдем, но жить

Слову! Да будет так!

Уж верьте иль не верьте

Во дни правленья Понтия Пилата

Жил в Назарете странный человек —

Не славы он возжаждал и не злата,

А исцелить решил жестокий век.

Не убивай, сказал, себе подобных,

Не лги, сказал, и не воруй, сказал…

Ни смех надменный фарисеев злобных,

Ни тяжкий крест его не испугал.

И он воскрес! Одесную у Бога

На небесах в величии сидит.

Всех грешников судить он будет строго.

А праведников всех вознаградит.

Предстанете! Уж верьте иль не верьте,

Там по делам оказывают честь.

Я чаю воскрешения из мертвых!

Чтоб вечно было нам по тридцать шесть.

И будет в мире радостно вовеки!

И райский сад распустится опять!

Так что же нам мешает, человеки,

Не убивать, не лгать, не воровать!?

Зачем тебя мне узнавать

Зачем, скажи, тебя мне узнавать:

Твоих друзей, причуды, заморочки,

Успехи чад твоих – сынка и дочки —

И с кем ты делишь завтрак и кровать?

Какое дело мне бы до того,

Исхожены какие лес и поле,

Где и когда, в какой училась школе

И наряжалась в праздник для кого?

Зачем мне знать, сама ты посуди,

Что на душе тревога и ненастье,

Про шрам, едва заметный, на запястье,

Про родинку на матовой груди?

Разведены по жизни мы судьбой —

Я в сторону одну, а ты в другую…

Так почему же снова я целую

Вот этот след, оставленный тобой?!

Белокаменная сказка

Это радость неземная,

Это птица в небесах,

На Земле ворота рая —

Храм Спасителя Христа!

И очей любимых ласка,

И надежда, и мечта,

Белокаменная сказка —

Храм Спасителя Христа!

Из пучины изумрудной

Дева с тайной на устах…

Неразгаданное чудо —

Храм Спасителя Христа!

Оправданье, искупленье,

Потрясенье – красота!

Душ обугленных спасенье

Храм Спасителя Христа!

За волоком

Вологда вона где!

Пойди, дойди…

Сто рек и волоков

На пути.

Но есть за волоком

Косогор,

Который мне милей

Синих гор.

На речке – омуты,

Песчаный плёс…

И я скучаю

По ним до слёз.

Дойду и рухну там

На песок

И снова стану

Красив, высок!

Потом, песочек

Зажав в горсти:

– Эх, мама родная, —

Шепну, – прости!

Острог на Староконюшенном

Наследники землепроходцев,

Мы свой поставили острог

В Москве, сегодня здесь придётся

Стоять за Русь, не на восток

Мы снаряжаем свои кочи —

По ветру парус, к солнцу нос…

Нас сам Кусков уполномочил

Стоять подобно форту Росс

Там, где Отечества основа.

Чтоб утром, выйдя на крыльцо,

Услышать ласковое слово,

Увидеть доброе лицо.

Староконюшенный, 4 —

Вот вологжанина пароль.

Вошёл – и будто небо шире.

Сказал – и крылья за спиной!

Происшествие в метро

Вращается рулетка.

Подземное кольцо.

Случайная соседка —

Прекрасное лицо.

Кораллы дивной ночи

Мне вынесла река —

Чарующие очи,

С колечками рука,

Заколочки, булавки,

Забытые черты…

Сижу на очной ставке

У собственной мечты.

Застыл в дурацкой позе,

Душой и телом с ней.

Так кролики в гипнозе

Таращатся на змей…

С ума реснички сводят

И ямочки колен

И, пьяного, уводят

Меня в счастливый плен.

Мучений очной ставки

Я вынести не смог

И, рухнув на пол с лавки,

Целую пальцы ног.

Отмените весну

Н. Б.

Поцелуя отведав,

По ночам не засну.

Разбудили медведя —

Подавайте весну!

Ваши милые бредни

То листаю, то мну.

Разбудили медведя —

Подавайте весну!

Крыша бедная едет —

В ваших далях тону.

Разбудили медведя —

Подавайте весну!

Потешаются ведьмы —

Обнимаю сосну.

Разбудили медведя —

Подавайте весну!

Маясь в поисках снеди,

Задеру не одну…

Разбудили медведя —

Подавайте весну!

Впрочем лучше немедля

(Не поставят в вину)

Пристрелите медведя.

Отмените весну.

Печаль

Прощайте, уходим бесследно, бесславно

В немую великую даль.

Я только хочу Вам поведать о главном —

Что всё это было – печаль!

А главное то, что я очень любила,

Хоть жизнь пролетела без Вас,

Но, знайте же, я тот причал не забыла.

Да, да, ни на миг, ни на час!

Вглядитесь, у дочки красивые губы,

Походка, улыбка, глаза…

Вы спросите: «Как без материи грубой?!»

Но, видимо, есть чудеса!

Прощайте, прощайте, бесследно, бесславно

Уходим в великую даль.

Я только хочу Вам поведать о главном —

Что всё это было – печаль!

Горящее лето 10-го года

Огненной лавой и дымом накрыло минувшее лето,

Многих той смрадной волной навсегда унесло.

Дух же живущих повергло в смятенье и трепет.

Что возвещают огнём нам бессмертные боги?

Чем прогневить мы смогли повелителей грозных стихий?

Света конец показался живым до обидного близок.

Слава великая тем, кто отважно боролся с небес произволом!

Мужество их наполняет надеждой людские сердца.

Модернизация

Живые люди не нужны теперь.

Их заменяют умные машины.

Метлой шуршат по всей России шины,

Былое время выметая в дверь.

Летят к чертям старинные иконы,

Колхозы, избы, томики вождей…

Никто не слышит ни старушек стоны,

Ни поднебесный клёкот журавлей.

И немота, и глухота, как в танке…

Кричи, зови на помощь – ни души!

Лишь алкаши горланят спозаранку

Бессмертное творенье «Камыши».

Виртуальные девочки

Виртуальные девочки рвутся с карнизов:

Опостылела жизнь им в четырнадцать лет…

Обвиняю страну, торгашей, телевизор —

Разрушителей душ, предвозвестников бед.

Обвиняю тебя, звездочетик убогий,

Обвиняю тебя, хиромант-мракобес.

Вы детей наших сбили с широкой дороги,

Вы разбили о камни веселых невест.

«Марсианские» хроники льются с экранов.

Тут пойди разберись-ка, где правда, где ложь.

Убивает болото заморских дурманов,

Прямо в юность нацелен компьютерный нож.

В экологии душ островочек разрушен,

Где хранили мы Веру, Надежду, Любовь,

А без них этот мир и задаром не нужен,

Лучше вдребезги мозг, лучше выплеснуть кровь.

Предсказания ждёте кометы далёкой?

Нет знаменья ужасней, чем этот каприз!

Как в Балашихе девочки, выпав из окон,

Вся Россия обманутой падает вниз!

Ничего не член

Я, слава Богу, ничего не член,

Вхожу в одно сообщество – живущих,

Не признаю организаций плен

И числюсь разве только среди пьющих.

Осточертели строй, устав, наряд.

Мне хорошо в просторной светлой роще,

Ее законам подчиняться рад

И быть хочу добрей, надежней, проще.

Не по душе партийных бонз оскал.

Я не люблю политиков собранья,

Я там бывал, тщету карьеры знал.

Все позади: чины, награды, званья.

А если умник скажет: «Не хитри!»,

Грозя надменно пальчиком при этом,

Ему и вам скажу: «Пишу стихи

И на Земле хотел бы быть поэтом,

Не признавать ни рас, ни уз, ни стен,

Входить в одно сообщество – живущих.

И потому я ничего не член.

И потому я только среди пьющих…»

Про ворону

Хорошо в гнезде вороне

Деток греть в своём пуху.

Там никто её не тронет —

На берёзе, наверху.

И забот семейных полон,

Из проталин, где река,

На обед законный ворон

Ей притащит червяка.

Наплевать ей на компьютер,

Знать не знает, что за зверь.

Сладко дремлется в уюте

Под апрельскую капель.

Бабье лето, парк Кузьминки

В воскресенье для разминки

Я пошёл гулять в Кузьминки.

Доложу вам без заминки,

Там чудесные картинки,

Там осенние новинки,

В золотых коврах тропинки.

Утопают в них ботинки.

Кумачом горят рябинки,

Дуб желтеет и осинки.

В хвойной чаще – паутинки,

На пруду – утят пушинки,

Небо ясно – ни дождинки.

Грусть приятна – ни слезинки.

Бабье лето, парк Кузьминки.

Вечер на Москве реке

Московский вечер – вдохновенный ткач.

Основой для картины – август синий.

Попробуй от восторга не заплачь

В плену алмазных россыпей и линий.

Струит река живое полотно,

Горят и вьются золотые нити.

В узоре тонком каждое окно,

И фонари, и звёзды – посмотрите!

Дорожку в небо выткала Луна.

Бегу по ней навстречу детской сказке.

И снова жизнь гармонии полна,

И в сердце через край любви и ласки.

Женский день

Мороз крепчал в начале марта.

Да только нас не проведёшь —

Зимы и этой бита карта!

Об этом в садике галдёж

Ведут синицы с воробьями.

К обеду редкая капель,

Как слёзы старой белой дамы,

Стекает с крыши. Верь не верь,

Весна пришла, грядёт и лето.

Всему начало – Женский день!

И песня лучшая не спета,

И пить не лень, и петь не лень!

Душа вылазит из берлоги.

Так будет вечно, вновь и вновь.

Да сгинут старые тревоги!

Да будет новая любовь!

Когда Москва под бой своих курантов…

Когда Москва под бой своих курантов

Восторженно встречала новый век

И про уход убогого «гаранта»

Узнал с надеждой русский человек,

Когда весь мир мифическим драконом

Из шкуры старой с воплем выползал

И небосвод то красным, то зелёным,

То радугою сочной полыхал,

Герой Чечни – армейский мой товарищ —

Огням и взрывам праздничным не рад.

– Тут не хватает танков и пожарищ, —

Сказал угрюмо, как-то невпопад.

Ё-моё!

Отстеснялся я своё,

Отбоялся я своё.

Вот теперь пишу стихи,

Молча слушаю «Хи-хи!».

Слыша «пение» моё,

Бабы судят: «Ё-моё!

Хороши его стихи.

Не моги сказать «Хи-хи!»

Но поэту, ё-моё,

Скажем мнение своё —

Нам любовной чепухи

Больше надобно в стихи.

Понимаешь, ё-моё,

Мы же всё-таки бабьё,

Нам любовные стихи,

Как французские духи.

Возбуждать нас, ё-моё,

Должно пение твоё».

Голограмма

Стандартный лист весь в кляксах, в дугах

Испорчен, в дело не годится,

Но с удовольствием подруга

В него, как в зеркало, глядится.

Твердит, что в кляксах, в многоточье

Того негодного листа

Увидит каждый, кто захочет,

Изображение креста.

– Он в круглой нише, весь воздушный.

Пришельца из далеких мест

Увидит ученик послушный —

Чудесный крест, ажурный крест.

Гляжу на лист – нельзя прилежней,

Но вижу то же, что и прежде.

Лишь только кляксы, дуги, точки

На грязном маленьком листочке…

Иль я больной, иль у подруги

Не так поставлены глаза?

Мои болят, мои в испуге,

В моих отчаянья слеза.

Она свихнулась, не иначе,

Кричит: «Попристальней гляди,

Лист ближе, дальше отведи.

Не видишь? Ненормальный значит!

Вглядись, вот здесь, он есть! Он есть!

Чудесный крест, ажурный крест,

Весь в утонченных изразцах

И с «пауками» на концах».

Таращусь, не хочу обидеть…

И вдруг… Вот это чудеса!

Листок, как будто небеса,

Разверзся! Это нужно видеть.

Ажурный крест, раздвинув лист,

Как люстра в воздухе повис.

Весь в утонченных изразцах

И с «пауками» на концах.

Прекрасен он! А были точки

На грязном, маленьком листочке.

Мне объяснили, что компьютер

Те кляксы, точки наносил.

Не зря я нос с прицелом путал,

Не зря глаза свои косил.

Я позавидовал машине

И вот теперь стихи пишу.

Я буквы, точки, запятые

В своем блокноте вывожу.

На грязь, читатель, не сердись,

Рискни, попристальней вглядись…

Спасибо, Лена! Ай да Лена!

Я убедился, есть он, есть!

Чудесный крест, нездешний крест!

Как-то предстоит умереть?

Как-то предстоит умереть?

Явиться ли женщина-смерть

Страшной бабкой с острой косой

Или юной девой босой?

И отправится душа на тот свет.

И не будет там ни горя, ни бед.

А всего скорее – не так,

Кто поверит в эти сказки, чудак!

Вот устал, и сердце выключит свет.

Ничего такого тут нет.

Превратятся в пыль и мозг, и скелет.

Ничего тут необычного нет.

И не будешь ты нигде никогда!

Пусть подольше длится дней череда!

Еще играю в эти игры

Еще играю в эти игры,

Свой воз безропотно везу,

И мне финансовые тигры

Дают на хлеб и колбасу.

Еще горбачусь за десятку,

Пашу, забыв покой и сон.

За четвертак спляшу вприсядку

И пуп сорву за миллион.

Иду витрин роскошных мимо,

Рука сжимается в кулак.

А на душе, как в древнем Риме,

Хрипит затравлено Спартак.

Что делать бедному Ивану?

Сбежать в тайгу, в туман, в разврат.

Иль, может, я себе достану

На всякий случай автомат…

Ведь зубы скалят злые тигры,

И раздевают подлецы,

Пока играю в эти игры,

С концами сходятся концы.

У нулевого километра

Автомобильное кольцо

Как ров у замка, как траншея.

Москва похожа на яйцо

С иглой Бессмертного Кощея.

Не Кремль по центру, не собор —

По центру доллар, он – диктатор…

Москва похожа на прибор,

Она гудит, как трансформатор.

И не дороги – провода.

А может хуже – метастазы.

Повсюду тянется беда,

Ползёт зелёная зараза.

Москва – ловушка для сердец.

Попасть сюда, что кануть в Лету.

Нет, не начало, а конец —

У нулевого километра.

8 марта

Весны приближенье в Москве угадай-ка!

Этаж небоскрёба не лес, не лужайка.

Но точная есть у нас марта примета —

Цветущая Нина, нарядная Света.

Фаины, Марины, Ирины, Наташи —

Мимозы, фиалки, подснежники наши,

Танюши, Любаши, Надюши, Катюши —

Сирени, черёмухи, яблони, груши!

Ликуйте, сияйте, нас, грешных, любите,

Целуйте, ласкайте, сердца наши жгите,

О принцах мечтайте, как феи, порхайте,

Тревоги не знайте, заботы не знайте,

Печали забудьте, шампанское пейте,

Весеннюю радость в сердца наши лейте!

Мы любим, мы ваши, сдаёмся, владейте!

Запросите меня

Считают проценты машинки,

И звезды, и трассы ракет.

Но нет в их «глазах» ни слезинки,

Ни горя, ни радости нет.

Мой мозг – совершенный компьютер,

Он может любить и страдать.

Вселенную всю там найдете,

Но некому кнопку нажать…

Звенят микросхемы извилин,

«Завис» триллион мегабайт.

Не нужен я больше. Забыли

Команду компьютеру дать.

Включите же память, включите!

Добавьте в лампаде огня,

Архангелы, кнопку нажмите!

Я есть! Запросите меня!

Возрождение…

Полушутя, полусерьезно

Пишу стихи на склоне лет.

Лишь так писать и жить возможно:

Вопросы есть – ответов нет.

Вдруг стали истово молиться,

Целуем камни натощак,

Желая духом возродиться.

А нищим как? Голодным как?

Реформ убойных панорама

Уже видна в любом окне —

Горит на солнце купол храма

В полуразрушенной стране.

Сияют маковки собора,

Цветут узорные кресты,

Звучат торжественные хоры,

К причастью тянутся персты…

Какую паперть возродили?!

Да, в старину умели жить.

Ползи, убогая Россия,

К «царю» копеечку просить.

Как диктует душа

В. Семенову[19]

Без затей и похабных уклонов

Я писал, как велела душа.

И отметил Владимир Семенов —

Что же, выправка слов хороша…

А душа – это все-таки слово,

Не туман, не парок из груди.

И у духа другая основа —

Не рефлекс, не звериный инстинкт.

Дух – не голубь, а стих и молитва,

Нам завещанный жизни устой.

И душа – это вечная битва,

Битва слова с тупой немотой.

Человечности первооснова,

Не небесная кара, не страх,

А живое, красивое слово,

Как улыбка на милых устах.

Потому без похабных уклонов

Я пишу, как диктует душа.

Все в порядке, Владимир Семенов,

Пока выправка слов хороша.

Девочка под ёлкой

– Я хочу, чтоб люди больше не болели,

Доброты и ласки детям не жалели,

Мама чтоб не плакала наша никогда,

Папа чтобы в праздники дома был всегда,

Чтоб пришли к нам в гости бабушка и дед,

Чтобы вкусный тортик был бы на обед,

Свечки чтобы жаркие в полночь запылали,

Шарики чтоб яркие в хвое засияли,

Музыка весёлая чтобы раздалась,

Сказка чтоб волшебная наконец сбылась,

Ветер и снежинки чтобы вальс кружили,

Жили-были чтобы мы, жили не тужили! —

Тихо-тихо шепчет так, едва дыша,

Девочка под ёлкой. То – моя душа.

Сыну

Сынок, пришла пора расстаться,

Вот здесь тебя я родила.

Отметим скоро восемнадцать,

Тогда метелица мела.

Как быстро годы пролетели!

Нам Север родиною стал:

Снега, морозы и метели

И город в окруженье скал.

Грибы, брусника и морошка…

Долина Славы, старый дот…

Ах, время, погоди немножко.

Не может. Так и жизнь пройдет.

Последний школьный твой звонок

Нас разлучит. Я это знаю.

Не счесть у матери тревог.

С какою болью провожаю

Тебя сегодня от порога…

Кто б только знал?! Понять бы смог?

Как много бед, как горя много

У тех сегодняшних дорог!

И все ж – иди, не для того

Тебя рожала и растила,

Чтоб в тесной клетке без тревог,

Без бурь твоя пропала сила.

Отец наследство завещал.

Нет, не хоромы и не дачу,

А море, сопки и причал

И свой корабль с судьбой в придачу.

Иди, мой сын, и сильным будь,

Орешек северный, кровинка.

С надеждой и молитвой – в путь!

Ступи на ждущую тропинку.

До свидания, школа!

Л. Г. Хаидовой

Учительством нас поверяют боги

На доброту и на духовность в нас.

Пора настала подвести итоги:

Директор мой, я покидаю Вас.

Спасибо за неласковую нежность,

За беспокойный, шумный Ваш приют.

Я здесь постиг работы неизбежность,

Я здесь услышал, как сердца поют.

Я здесь учился плакать и смеяться,

Отученный от этого давно.

Я здесь учился женщин не стесняться:

Я с ними пил и слезы, и вино.

Здесь ни к чему пустые разговоры.

Я здесь усвоил мудрость – промолчать.

Здесь могут быть суждения и споры,

Но только жизни до конца решать.

За взгляд спасибо честный, без укора,

За то, что груз хозяйственных проблем

Вы так легко несли по коридорам,

Что я и не заметил их совсем…

Утешьтесь тем, что в Вашем «огороде»,

Где пестики, тычинки, лепестки,

Назло судьбе, политике, природе

Поэзии проклюнулись ростки.

От жизни от моей, быть может, прока —

Все остальное бред и чепуха —

Написанные здесь в конце урока

О флоте и о школе два стиха.

Стихи мои не стоят и полушки,

Но верю я: чрез много лет

Вдруг кто-то вспомнит дома на пирушке:

– А помнишь, в школе был у нас поэт?

И тотчас вмиг отыщутся в альбоме

Две-три строки про дальний город наш.

Пусть ничего не будет в жизни кроме —

Я грыз недаром черный карандаш.

И вспомнят люди этот край суровый,

Давным-давно покинутый уже,

И позовет их школа. Север снова.

И будет рай и праздник на душе.

За все, за все, прекрасная Людмила,

У Ваших ног прощения прошу,

Хочу, чтоб хоть немножко полюбила,

Но нужных слов, увы, не нахожу.

За песенность спасибо лиховую,

Услышав Вас, бывал я снова юн,

За смелость глаз, за байку озорную,

За Ваш шикарный бежевый костюм.

Я уезжаю в Заозерск, влюбленный,

Счастливый тем, что здесь увидел Вас.

Пришел уныл, уеду окрыленный.

Лети в Москву, нежданный мой Пегас!

Под новый год

Мороз хорош под Новый год.

Узор в окне нарисовал.

Летит снежок, спешит народ.

Пурга заводит снежный бал.

На подоконнике свеча,

Под ёлкой Дед Мороз и мрак.

Часы старинные стучат:

Тик-так, тик-так, тик-так…

Идут года, течёт река.

А я, как сфинкс, сижу, молчу.

Секунды трогают бока,

И вечность гладит по плечу.

Не помнит сердце мелочей.

Душа, как в детстве, чуда ждёт.

За этот миг в тени свечей

За всё прощаю старый год.

Землякам

Москва – не башня Вавилонская,

Не рухнет, как ни высока.

Жив русский дух. Есть вологодская

Дружина главного полка.

Для красных стен Кремля столичного

Желтком яичным станем мы!

От бед и войска заграничного

Святыни будут спасены!

Не для потехи мы затеяли

Стоять в Москве к плечу плечом —