Пустое море

− Да? Я не подумал об этом, тогда к лучшему, что его нет сейчас дома. Не стоит тогда говорить о моем звонке…

− Хорошо, − у Марины отлегло от сердца.

− Хотя нет, лучше скажи, что я звонил и интересовался его планами на отпуск. А о приглашении ни слова, договорились?

− Договорились, − вяло согласилась Марина.

− Так, где же он ходит, может позвонить в офис, может он там?

− Зачем? Он скоро придет, и я все передам, − Марина помолчала, потом решилась. − Валерий Семенович?

− Да?

− А если мы захотим этот отпуск провести на даче? Если мы решим никуда не поехать? Вы… будете расстроены?

− Антон не поступит так со мной.

− Но вы же сами предполагали до этого звонка, что в поездке, мы можем не заглянуть к вам…

− Я поэтому позвонил, чтобы вы не забыли это сделать.

− Валерий Семенович, давайте попробуем договориться. В этот раз мы к вам не приедем, но обещаю, что Новый год мы обязательно встретим вместе.

− А что? На Новый год у вас есть такие планы?

− Если честно, мы так и изначально планировали.

− Ну хорошо, − свёкр вздохнул, словно не соглашаясь с ее словами. − Антон не пришел еще?

− Нет…

− Когда прилетите, обязательно позвоните старику. А если не поедете, то тоже позвоните.

− Обязательно, − легко согласилась Марина. Она была уверена, что через несколько дней уже все изменится в ее жизни и отвечать за свои обещания ей уже не придется.

− Как у вас погода?

− Холодно, пасмурно… ветер.

− А у нас солнышко греет, − довольно произнес Валерий Семенович.

− Хорошо у вас, − равнодушно произнесла Марина.

− Приезжайте и вам хорошо будет. Антона так и нет?

− Он ушел совсем недавно… Я передам, что вы звонили…

− Ну хорошо, решайте сами, как проведете отпуск, но на Новый год я вас жду. До скорой встречи.

И он отключился.

Марина вздохнула и посмотрела на часы. Время подходило к восьми вечера. Она включила свет и почувствовала, что проголодалась. Тошнота прошла, но легкая пульсирующая боль в голове, сохранилась.

Она жевала бутерброд, когда невыносимый и громкий ход часов, разозлил ее. Недоеденный хлеб остался на тарелке, а Марина, не спеша вытерла пальцы, подошла к часам, сняла их и с размаху кинула на пол. Тишину нарушил громкий звук разбившегося стекла, по паркету полетели и закружились винтики и пружинки, а сам циферблат скорчил посмертную гримасу, словно укорял Маринин за безрассудный поступок. Но она снова отряхнула руки, будто проделала тяжелую работу и самодовольно пошла доедать свой скудный ужин, теперь уже в полной тишине.

Марина не стала дожидаться Танькиного прихода, она даже не приняла душ перед сном. Она просто легла на кровать и сразу же заснула, опять в одежде. Даже не расправляя постель.

Утром, было около шести, когда Марина открыла глаза и посмотрела на белый потолок. Она уже не прислушивалась к тишине, напрягая свой слух, она знала, что в квартире она одна. Сегодня четвертый день, как она не видела Антона, если не считать того самого утра. Надо собираться и идти в милицию, заявлять о пропаже человека, но Марина не могла заставить себя сделать это. Она все надеялась, что Антон пережидает где-то, потому что у него не было смелости преодолеть этот тупиковый момент в его жизни, не было силы, чтобы посмотреть правде в глаза. Вся его хладнокровность, вся его невозмутимость были напускными и фальшивыми. Внутри он был ранимый и мнительный человек, который прятался под напускной бравадой.

Марина встала, побрела на кухню выкурить сигарету, по пути перешагнула через разбитые часы, с наслаждением слушая звенящую тишину. Курила она перед окном, стряхивая пепел на блюдце. Утро выдалось туманным и пасмурным. Ветер утих, но белые сгустки тумана словно сковали двор. Не было ни одной души на улице, даже пса не было у его излюбленной песочницы, которая покрылась сединой за одну ночь. Марина поняла, что не может продолжать так дальше жить. Надо срочно что-то менять и не ждать, когда ситуации сама изменится.

«Как песок покрылся изморозью, так и я должна заморозить свои чувства ко всему этому, − думала она, мрачно оглядывая двор в поисках собаки. − Хватить ныть и скулить, как та бездомная собака, которая, кстати, никогда не скулила и ныла. Хватит жаловаться и расстраиваться. Если сегодня ничего не будет нового, если сегодня день пройдет так, как вчера, завтра я иду в милицию, а потом собираю вещи и съезжаю отсюда».

Марина оглянулась и поняла, что эта кухня, которую она обустраивала с таким усердием и любовью, стала чужой и тесной для нее. Словно она никогда не принадлежала этой комнате, этой квартире и была простой гостьей, что сильно задержалась перед уходом.

Марина затушила сигарету, включила кофеварку, помыла чашку, которая стояла в раковине, потом достала продукты с холодильника для бутерброда и в одиночестве позавтракала. Потом выкурила еще одну сигарету и пошла в ванную, по пути, снова перешагнув, через разбросанные части механизма разбитых часов.

«Выкинуть надо», − подумала она о них, но тут же забыла об этом, с наслаждением предвкушая расслабляющую ванну.

Через пару часов, она, одетая в удлиненную блузку, лосины, тщательно причесанная и слегка подкрашенная, в легком облаке цветочных духов, стояла перед зеркалом и придирчиво себя осматривала.

«Надо меняться, − думала Марина. − Хватит походить на серую мышку в джинсах, нужно быть женщиной, наконец.» Или он остается со мной или он видит, на что или кого меня променяет.

Марина была в полной решимости идти снова на квартиру к Славке и выпытывать у его соседа или невесты любое местонахождение, телефон или еще какие-то его координаты.

Ее мысли прервал резкий телефонный звонок. Марина покосилась на часы и взяла трубку.

− Слушаю?

− Марин, Марина! Это ты? Привет, как я рада тебя слышать!

− Анютка! − ахнула Марина. − Не может быть. Как ты вовремя позвонила, ты не представляешь. − Марина чуть не расплакалась, чувствуя, как ее голос задрожал.

− А то, − Анька рассмеялась.

− Где ты? Откуда звонишь?

− Я проездом. Я через ваш город всегда езжу на учебу.

− И никогда не звонила, не заезжала.

− Ну… − Анька замялась, и Марина догадалась, что это из-за Антона. − Понимаешь, я знаю, что у тебя все хорошо, но вот думаю о тебе уже несколько дней. Решила позвонить, пока жду поезд.

− Анют, приезжай ко мне. Мне очень-очень надо тебя увидеть. Пожалуйста, − Марина только сейчас поняла, как ей не хватало Аньки. Чистой души человека, не запятнанной черными мыслями и желаниями зла другому человеку. Аньки, которая, как тростиночка, соединяла ее с детством, со счастливым беззаботным временем, с любовью мамы и полным незнанием о существовании коварств и убийств.

− Мне неловко. Я совсем не знаю твоего мужа.

− Он в любом случае не будет против. И, вообще, это не телефонный разговор, приедешь все расскажу.

− Ну ладно, только мне надо поменять билет на другое время.

− Аня! − сердито сказала Марина, − сдавай билет и ничего более.

− Но мне надо на учебу…

− Когда у тебя занятия?

− Через три дня, но у меня хвосты…

− Вот и поедешь через три дня.

− Уговорила, − сдалась Анька. − Приеду.

Марина положила трубку и от радости крикнула. В душе она ликовала. Такой сюрприз, среди бесконечно ужасных дней. Ведь с Анькой можно поговорить на любую тему. Она прекрасно знала Славку и знакома с Антоном, она всегда рассудительна и честна, она никогда не станет цинично язвить в адрес Марины, как Танька и всегда искренне посочувствует.

Холодильник был пуст. Вернее, там были остатки подсохшей еды, которые полетели в мусорное ведро. Туда же были выброшены остатки от настенных часов, а сам корпус, Марина взяла под левую руку и вышла выкинуть мусор на лестничную площадку. Когда ведро опустело и руки освободились, Марина, посомневавшись, подошла к Танькиной квартире и легонько постучала, прислушиваясь к звукам по ту сторону двери. Она ничего не услышала, зато до нее донеслись шорох и лязганье ключей с противоположной квартиры. Марина не стала больше стучать и тихонько сбежала в мягких тапочках вниз по лестнице и закрылась в своей квартире. Сердце громко стучало, словно она делала что-то неприличное у Танькиной двери.

Марина прикинула, сколько Аньке нужно будет добираться до ее дома и выйти в магазин не решилась. Зато решила сделать легкую, влажную уборку. Быстро пропылесосила, прошлась тряпкой по всем поверхностям, протерла шваброй пол в прихожей и прошла в свою комнату. На кровати лежал ворох одежды, который образовался во время Марининого штурма по шкафам. Куча одежды перекочевала на диван, она потом ею займется, а пока она поменяла постельное белье на своей кровати и в ожидании дверного звонка, села за свой туалетный столик красить ногти. За всей этой суетой и большой радостью от Анькиного приезда, она совсем забыла, куда и к кому собиралась идти, поэтому лоб ее разгладился, глаза повеселели и голову не занимали тяжелые, гнетущие мысли.

Анька приехала только через два часа, румяная, веселая, с большой сумкой и двумя пакетами. Она ввалилась в прихожую, где на пороге у нее оторвались ручки пакета и содержимое с грохотом вывалилось на пол. Ее обезоруживающий смех мигом наполнил молчаливую квартиру легкой радостью и тихим умиротворением.

− О-о-о.., − только и смогла выдавить Марина, когда разглядела среди покупок большую бутылку коньяка.

− Привет, родная, − Анька бросила остальную поклажу на пол и распростерла руки.

Подруги обнялись и рассматривая друг друга рассмеялись.

− Изменилась, − погрозила шутливо пальцем Анька и сняла фиолетовую вязаную шапочку.

− И ты тоже…

− Красиво у вас, − подруга восхищенно огляделась по сторонам.

− Раздевайся, − махнула рукой Марина. − Я так соскучилась по тебе, ты даже не представляешь.

− Представляю, да еще как. Сама скучала, − ответила Анька, вешая свою куртку на крючок.

− И чего мы раньше не встретились, − полушутя возмутилась Марина и подняла с пола апельсины и лимоны. − Антон не был бы против. Но ты вечно его боялась.

Анька улыбнулась, подхватила бутылку и они, обнявшись, прошли на кухню.

− Ты одна? − спросила Анька, усаживаясь за стол и оглядывая кухню.

− Да. Анют, я тебе все расскажу, только сбегаю в магазин, у меня в холодильнике шаром покати.

− Пошли вместе.

− Нет. Отдыхай. Прими ванну, переоденься, а я быстро. Магазин в двух шагах.

− Ну ладно. А муж не придет пока я буду одна в квартире?

− Не придет, − уверила ее Марина, одевая пальто.

− Шикарно выглядишь, − сказал восхищенно Анька, и заметив недоверчивый Маринин взгляд, поспешила добавить. − Я серьезно. Ты осталась прежней, но что-то в тебе изменилась, появилась зрелость что ли, какая-то, которая тебе безумно идет.

− Это все вещи, − ответила Марина. − Именно они меняют человека.

− У тебя лицо изменилось, − возразила Анька. − Ты стала похожа на свою маму, только более в крепком и решительном варианте.

− Спасибо, Анют, − Марина снова обняла подругу. − Это самый дорогой комплимент для меня.

Марина взяла ключи, предупредив Аньку, что закроет квартиру снаружи. Немного постояла на площадке, устремив взор на верхний этаж, но потом передумала подниматься и спустилась вниз, на улицу.

Во дворе никого не было, на пустые, мокрые скамейки непривычно было смотреть. Такое ощущение, что с зеленой листвой вымерло и всякое движение, что оживляло двор. Поднялся ветер и Марине пришлось поднять воротник пальто, прикрывая открытые уши.

«Удачная покупка», − подумала она про пальто, чувствуя, что ей совсем не холодно. Антон, привыкший к большим тратам, умел выбирать вещи, модные и красивые, когда Марина выбирала, то, что понравится, больше склоняясь к практичности и неброской цене.

У желтой песочницы одиноко стояла железная пустая миска для собаки, видимо кто-то сердобольный, иногда подкармливал бездомного пса. Марина оглянулась, высматривая собаку, но на мокром песке видны были только его полустертые следы. Погода в этот раз никого не жалела, наверняка он спрятался где-то в открытом подвале.

Марина быстро дошла до магазина, надеясь на быстрые покупки, но на удивление, в нем было много народа. Ей пришлось отстоять очередь в овощном отделе, покупая яблоки, виноград и картофель, потом она отыскала крупную курицу, нашла пачку сосисок и выбрала большую коробку конфет. В довесок, она взяла майонез и зеленый горошек.

Тяжелые пакеты больно резали пальцы на обратном пути, но Марина нашла в себе силы, остановиться, достать сосиски и вывалить их в железную миску у песочницы. В глубине души она жалела пса, который никогда не выпрашивал и не ждал еды от людей. Он надеялся только на себя и это только вызывало у нее уважение. Странные существа, эти люди, они могут безумно жалеть одинокого пса, одновременно не жалея сердца старика, у которого был единственный сын.

Когда Марина пришла домой, Анька, с мокрыми волосами и в легкой пестрой пижаме, встречала ее в прихожей.

− У нас что? Намечается пижамная вечеринка? − Спросила Марина, отдавая пакеты.

Анька рассмеялась и сказала, что накинет Маринин халат, если придет ее муж с работы.

− Не переживай на счет этого, − ответила Марина. − Я сейчас тоже одену пижаму, и мы с тобой будем веселиться, как в детстве.

Когда Марина переоделась, смыла косметику и пришла в кухню в розовой пижаме, девушки расхохотались, осматривая друг друга.

− Наш вид, напоминает мне детский лагерь, − сказала Марина, чувствуя, как за долгое время ее отпустило напряжение, и она чувствовала себя почти счастливой.

Анька уже замочила в майонезе курицу и быстро орудовала ножом, тонко снимая кожуру с картошки.

− Так намного удобнее, − заметила она.

Марина достала два фужера, вымыла фрукты, нарезала тонкими ломтиками лимон, попутно вспоминая, как нарезал лимон Славка в тот день, откупорила бутылку и налила им обеим коньяк.

− Уже есть хочется, − заметила она, морщась от кислого лимона, что начала жевать.

− У самой слюнки потекли, − ответила Анька, вытирая руки и прибавляя температуру в духовке. − Ты с корочкой любишь?

− А как же. Как все.

− Тогда прибавим немного, − Анька нажала на кнопку еще пару раз.

− Давай выпьем что ли? − предложила Марина и подумала, что в последнее время она только и делает, что пьет.

После нескольких глотков терпкого напитка, она почувствовала, как внутри растекается горячая волна и блаженно вытянулась на диванчике.

− Как Анют у тебя дела? Есть молодой человек?

− Учеба на первом плане. О кавалерах пока не думаю.

− Ты куришь?

− До сих пор, − вздохнула Анька. Не представляешь, как вытерпела, пока жила у матери.

− Как мама? − спросила Марина, разгоняя дым от прикуренной сигареты.

− Так же. Наконец-то шла себе мужика, после развода.

− Ну сколько можно быть одной. Ты далеко, ей тяжело.

− Не знаю, − вздохнула Анька. − Он моложе ее, думаю ненадолго все это.

− Кто знает. Может навсегда.

Они помолчали, Анька встала и приоткрыла форточку, отчего в комнату сразу потянула морозной свежестью.

− Сама как?

− Как видишь.

− Ну не плохо на первый взгляд.

− Только на первый…

Анька с интересом взглянула на Марину, но промолчала.

− Славка вернулся…

− Да!? Откуда знаешь?

− А ты как думаешь, − Марина прямо взглянула ей в глаза.

− Не может быть! − ахнула Анька. − Ты с ним виделась?

− Он сам нашел меня.

− Он не знал, что ты замужем?

− Наоборот, очень хорошо знал.

− И что?

− Черт его знает. Я его сама понять не могу. То ли нужна я ему, то ли он не может свои воспоминания отпустить и тянет меня за собой.

− А ты сама? Как ты сама? Можешь его отпустить? Отпустила уже?

Марина снова пристально посмотрела на нее и усмехнулась, когда прочитала в Анькиных глазах изумление.

− Ты все правильно поняла. Я его до сих пор отпустить не могу, − она снова разлила коньяк по бокалам и крепко затянулась последней затяжкой.

Анька промолчала, и Марина была благодарна ей, за такой молчаливое понимание. Кто, как ни Анька знала всю подноготную ее любви к Славке? Ей ничего объяснять не нужно было, подруга прекрасно знала все дебри их сложных отношений.

− А он знает? − Кивок в сторону входной двери подразумевал только Антона.

− Догадывается…

Они чокнулись и снова выпили. Марина почувствовала, как на голодный желудок у нее закружилась голова и мотнула головой, чтобы разогнать легкую карусель перед глазами. Дым уже весь вышел в открытую форточку и отчетливо повеяло запахом жаренной курицы, отчего желудок жалобно заскулил.

− А что ты в данный момент предпринимаешь?

Марина подняла глаза на Аньку и поняла, что не может сознаться ей в замысле убийства. Анька, такой светлый, милый человечек, могла сильно разволноваться и переживать от такой шокирующей новости. Может, Марина не захотела портить о себе впечатление, хотя понимала, что Анька все равно не отвернется от нее, может, она просто защищала ее от такой грязной игры, что они затеяли вместе с Танькой. Марина не могла забрать у подруги покой, которого у нее самой уже никогда не будет.

− Думаю уйти от Антона.

− А он в курсе твоих намерений?

− А он ушел от меня.

− Как!?

− Он ушел и уже три дня о нем ничего не знаю.

Анька потрясенная молчала и инстинктивно схватилась за новую сигарету.

− Есть мысли, где он может быть?

− Абсолютно никаких.

− Друг, любовница…

Марина фыркнула.

− Какие к черту могут быть друзья и любовницы у этого лицемерного человека? Самое реальное, во что я могу поверить, это номер в гостинице.

− Почему лицемерный?

Вопрос был невинный, но Марина резко почувствовала свою принадлежность к этому определению.

«Действительно. О каком лицемерии я говорю? То, что он хочет быть сильным и хладнокровным, пытаясь быть похожим на твердого характером, отца, не делает его двуличным человеком. Ну и что, что внутри он ранимый и чувствительный, как его мать, разве это преступление? Кто? Кто, как не я лицемер, в сложившийся ситуации? Я и перед Славкой лицемерю, и перед Антоном, перед свекром, даже перед Анькой, единственным близким человеком, сижу и лицемерю…»

Марина обхватила руками голову и промолчала. Анька не стала настаивать, посчитав, что не имеет права так глубоко вникать в чужую супружескую жизнь, встала из-за стола и посмотрела через стекло духовки на готовящуюся курицу.

После сытного ужина, Марина поняла, как она голодала все эти дни. На нее навалилась сладкая истома, не хотелось двигаться и говорить, а только лежать и блаженствовать.

− Вкусно!.. − восхищенно произнесла она. − Я и не умею так готовить.

− Ничего сложного. Курица есть курица.

Анька отодвинула тарелку и налила еще коньяка.

− В милицию будешь заявлять?

Этот вопрос вернул Марину в реальность, она скорчила кислую рожицу и закурила сигарету.

− А что делать? Придется.

− А Славка? Он знает обо всем этом?

− Ничего он не знает. Уехал куда-то и пропал.

− А если он не вернется? Все равно уйдешь от мужа?

− Все равно. Уже ничего меня не удержит, − Марина внезапно уронила голову на руки и заплакала.

Слезы хлынули так мгновенно, что Анька даже растерялась поначалу, потом она погладила рукой Маринину голову и осторожно забрала у нее сигарету из пальцев, которая тлела между волосами.

− Понимаешь, он мне всю душу вытянул, − рыдала Марина. − Он настолько ко мне равнодушен, что я скоро буду биться в истерике. Его глаза… Его глаза мне снятся каждую ночь. Я просыпаюсь в полном понимании того, что я безумно одинока. Мне так не хватает его рук, его лица… Я как вспомню этот ленивый прищур, сквозь сигаретный дым, мне выть, понимаешь, выть хочется. Я знаю, что он изменился, он стал другим, но я хочу его именно таким. Он уже не тот тощий мальчишка, который обезоруживал своей улыбкой, он стал сильным, уверенным, мужественным, красивым, желанным и таким равнодушны-ы-ым… Я себя всю измотала ревностью, я готова убить любую, кого он коснется своими пальцами. Стоит мне только представить свое ощущение от его прикосновений, и я становлюсь невменяемой. Понимаешь, невменяемой, что такие же ощущения может еще кто-то испытать, кроме меня… Чем больше он от меня отдаляется, тем больше я его желаю получить…

Анька молчала. Она не знала, какие слова будут уместны, поэтому продолжала гладить ее по голове, в глубине души завидуя таким сильным и эмоциональным словам. Такая любовь, такая страсть восхищала ее. Она искренне желала, когда-нибудь и ей повезет испытать в своей жизни что-то подобное.

Когда Марина подняла голову, ее глаза были красными и опухшими. Она не смело улыбнулась и сказала.

− Это какое-то наваждение. Я отчетливо слышу, как внутри бьется сердце, словно я отсчитываю удары, что проходят и уходят в пустом ожидании. Иногда мне, кажется, что я готова на все ради него, и лечь под ноги и целовать песок, как в песне… А иногда, я хочу оттолкнуть его, что даже предвкушаю этот момент. Я вижу его лицо, его глаза, отчетливо могу представить его жесты, которые последуют в ответ на мое отталкивание, но чем больше я упиваюсь этим, тем больше я понимаю, что моей бравады хватит только до того момента, когда я услышу его голос, вдохну его запах, почувствую его руки, его дыхание…

− Ты зависима от него. Даже время тебе не помогло.

− А я рада этому. Иначе, что бы я сейчас делала? Как бы я жила без любви? Без этих мыслей, фантазий, без жгучей ревности, томительных ожиданий, моментальных радостей от одного только телефонного звонка? Ведь только они меня наполняют жизнью и напоминают мне, что раз я чувствую, значит я живу. «Даже его равнодушие придает мне дополнительной энергии», − Марина уже не замечала, что говорит Антоновыми словами.

− Не думай о его равнодушии. Это не правильное определение. Кто, как никто другой, может знать его настолько глубоко, как не ты? Разве это равнодушие? Через столько лет реализовать свое желание увидеть тебя, разве ни о чем не говорит? Говорит! О многом, но никак не о равнодушии.

− Что тогда? Ненависть?

− С чего бы это?

− За потерянные года…

− Ты рассуждаешь примитивно.

− Знаю. Просто хотелось услышать, что я идиотка и одна верю в этот полный бред.

− Ну что? Убедилась?

− Да! И стало легче…

Девушки тихо рассмеялись, а Анька намочила полотенце в холодной воде и заставила Марину положить себе на лицо.

− Как бы я хотела вернуться в детство, − донесся приглушенный голос Марины. − Чтобы не знать никаких проблем, смотреть мультики, есть мамину стряпню и засыпать под теплым одеялом с любимой игрушкой.

− Все хотят этого, когда взрослеют, забывая о том, что в детстве хотели обратного, − вздохнула Анька.

− Ты когда закончишь учиться, что будешь делать?

− Останусь там. Домой уже не вернусь.

Марина убрала полотенце с лица и снова закурила.

− Давай выпьем еще что ли? − Предложила она, чувствуя полное отрезвление от слез.

Когда раздался дверной звонок, они сидели уже в гостиной, предварительно вымыв всю посуду и тихо беседовали, вспоминая детство. На журнальном столике стояли две чашки кофе, блюдце с окурками, два бокала с коньяком и тарелочка с лимонами.

− Кто это? − испугалась вдруг Анька.

− Не знаю, − ответила Марина, привстала с кресла и почувствовала, как у нее тело покрылось мурашками. За приятными воспоминаниями, она совсем забыла про свою новую жизнь, наполненной злобной Танькой, пропавшим Антоном. Поэтому на нее резко навалилась груз осознания того, что помимо добрых воспоминаний, у нее есть и обратная сторона этой жизни. Которые тоже останутся в ее памяти. Это и обман, и цинизм, и страх, и ненависть.

− Кто там? − спросила Марина, стоя у двери.

– Это я, − раздался Танькин голос.

Марина оглянулась назад, где в дверях появилось бледное Анькино лицо и жестом показала, чтобы она прикрыла двери. Когда Анька выполнила ее просьбу, Марина вздохнула и открыла входную дверь. Танька нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, в узком, сильно декольтированном платье.

− Спишь? − Танька недоверчиво оглядела пижаму и помятое лицо Марины.

− Собиралась, − неуверенно ответила она. С одной стороны ей не терпелось рассказать Таньке об Анькином приезде, но с другой, она не хотела, чтобы Анька ждала ее в полном одиночестве, пока Марина будет посвящать соседку в детали, а еще она не хотела, чтобы какое-то не осторожное слово сорвалось бы с Танькиных губ, пока Анька находится в пяти метрах от них. − Зайдешь?

− Лучше ты ко мне, и она нетерпеливо тряхнула своей рукой.

Марина засомневалась. Придется оставить Аньку в пустой квартире, но это лучше, чем она услышит подробности разговора между нею и Танькой.

− Ладно, сейчас поднимусь.

Марина закрыла дверь и поняла, что что-то изменилось. Танькино появление нарушило всю идиллию, что была в квартире до ее прихода. Ей казалось, что она падает с высоты и чем ближе точка падения, тем больше увеличивалась скорость полета.