
Полная версия:
Дом Анны
Александр: – Нет, речь идет о памяти. Память о моем роде.
Жанна: – Ты все поешь свою песню. Сам-то веришь в нее?
Александр: – Я правду говорю. Бог свидетель.
Жанна: – Вот только не надо этого…Богохульства.
Александр: – Меня патриарх наградил. Знаешь об этом? Награда за мои заслуги. Просто так она не бывает. За мои заслуги перед церковью. Только зачем тебе знать о них? Ты же считаешь, что я ничего не делаю хорошего…Что я скрытый враг…
Жанна: – Ты обычный фарисей. Вот смотрю на тебя, и думаю, вроде бы и род твой дворянский, и аристократом себя считаешь, а ведешь себя, как мелкопоместный барин-самодур. Побрякушками гордишься. Царя во сне мордой в торт макаешь…
Александр: – Это метафора. Символизм.
Жанна: – Отчего такой грубый? (усмехается) Знаешь, иной раз рабы ненавидят своего хозяина так, что и до любви недалеко, а если не будет хозяина – не знают, как жить дальше…Не умеют. Их судьбы и жизненные пути сплетены в единый клубок…
Понимаешь?
Александр: – Ты на весь род наш намекаешь?
Жанна: – Что мне до твоего рода. Это твой фетиш. Убирайся уже.
Александр: – Иногда мне хочется врезать тебе со всего маху…Так чтобы голова отлетела (едва сдерживая гнев).
Жанна: – Что ж? Вот я (разводит руки в стороны)…
Давай….Бей…Слабак.
Александр смотрит на улыбающуюся Жанну и со всего размаха отвешивает ей сильнейшую пощечину. Жанна шатается, но держится на ногах.
Александр: – Это тебе за все…Приеду через несколько дней.
Поворачивает и быстро уходит, сильно хлопая дверью…
Жанна теряет сознание и падает лицом вниз.
Рабочие делают ремонт в квартире напротив. Вынесли строительный мусор и возвращаются назад. Замечают, что дверь в квартиру Жанны открыта.
Рабочий 1: – Гляди, дверь открыта. И свет горит.
Рабочий 2: – Ну и что?
Рабочий 1: – Была же закрыта, когда мы уходили. Странно как-то…Интересно заглянуть – вдруг никого нет…А? (с интересом и азартом).
Рабочий 2: – Хочешь, чтобы морду набили?
Рабочий 1: – Послушай. Только не двигайся. Там – тихо…
Рабочий 2 замирает, прислушивается, прикладывая ухо к полуоткрытой двери: – Да. Тихо.
Рабочий 1: – Забыли закрыть дверь?
Рабочий 2: – Может старушка богатая живет. Из ума уже совсем выжила и забыла…
Рабочий 1: – Заглянем? Если что, скажем, что зашли сказать, что открыта дверь…
Рабочий 2: – Давай, только быстро…
Они входят в квартиру Жанны. Оглядываются.
Рабочий 1: – Вот это да…Вроде никого нет…А квартирка-то справная (оглядывается). Ты может, посторожишь у входа, а я пока тут проверю – может, что ценное есть…
Рабочий 2: – Гена, не надо, а если поймают? Вдруг хозяева придут? Не сдобровать нам…
Рабочий 1: – Да что ты, как баба. Риск – благородное дело. Я быстро. Иди к входу.
Рабочий 2 неуверенно возвращается к дверям.
Рабочий 1 открывает старинные комоды, шкафчики, ищет ценности. Но внезапно едва не подпрыгивает от неожиданности. На полу между диваном и столом лежит Жанна.
Рабочий 1: – Серж, давай сюда. Быстро.
Рабочий 2 входит в комнату, идет к столу и в испуге останавливается: – Гена, бля…Это мокруха. Рвем отсюда, иначе нас же и загребут.
Рабочий 1: – Да погоди ты, может она живая. Следов никаких нет. Ни крови, ничего.
Опускается на колено, прислушивается – есть ли дыхание. Трогает за шею.
Рабочий 2: – Гена, пошли отсюда…(нервничает). Дело нечистое. Мы тут наследили уже. Конец нам.
Рабочий 1: – Замолчи, сука. Перчатки одень и протри все, что трогал.
Рабочий 2 выполняет слова Рабочего 1.
Рабочий 1 тоже надевает строительные перчатки, начинает протирать мебель. Открывает один из ящиков – там большая шкатулка.
Рабочий 1: – Гляди-ка, крупная рыба…(ухмыляется).
Открывает шкатулку.
Рабочий 2 подходит к столу, заглядывает в шкатулку:
– Гена, это что?
Рабочий 1: – Это обеспеченная старость, братан…Все, рвем отсюда.
Рабочий 2: – А хозяйка-то жива?
Рабочий 1: – Да бес ее знает.
Рабочий 2: – Надо будет дверь закрыть на ключ. Ключи я там, в прихожей видел.
Рабочий 1: – Ловко мыслишь…
Жанна зашевелилась на полу. Пытается перевернуться на спину.
Рабочий 2: – Гляди, она живая. Бля, глаз открывает…
Рабочий 1 быстро склоняется над ней и внезапно сильно бьет Жанну по голове. Она снова теряет сознание. Рабочие выскакивают из комнаты, один из них успевает взять ключи, выключает свет и закрывает дверь снаружи.
Картина третья
В кабинете Владимира три человека в штатском (серые костюмы, белые рубашки, строгие галстуки). Один из них сидит в его кресле за его столом. Другой осматривает бумаги и папки с бумагами в шкафу. Третий пакует что-то в картонные ящики. Главный редактор сидит на стуле рядом.
Владимир входит в кабинет: – Доброе утро.
Иван (главный редактор) встает: – Привет, Володя. Вот товарищи из госбезопасности.
Главный (сидящий в кресле Владимира): – Здравствуйте, Владимир Александрович, ждем-ждем (улыбается).
Владимир: – А по какому праву…?
Иван: – Володя, у них все есть, не волнуйся.
Главный: – Да, вы не волнуйтесь, Владимир Александрович. У нас и постановленьеце имеется. Хотя, вы знаете, по закону об экстремизме и антигосударственной деятельности, мы имеем право, в некоторых случаях, производить обыски и изъятие материалов без санкции прокурора. Статья 25, пункт 5 б.
Владимир: – Понятно (потирает шею). А где мой ноутбук?
Главный: – Меня зовут Сергей Аристархович Астахов. Я старший следователь отдела по борьбе с экстремизмом. Вот мое удостоверение (открывает и протягивает Владимиру).
Владимир: – Мне, знаете ли, все равно…Господин следователь.
Главный: – Упаковали уже ваш ноутбук. Но нервничать не стоит. Возможно, что мы вам все вернем…(улыбается).
Владимир: – Там рукопись моей книги. Она почти готова, и копии у меня нет. Я могу ее скопировать?
Главный: – Раньше надо было думать, любезный Владимир Александрович. Скажите спасибо, что у нас нет ордера на ваш арест и даже задерживать мы вас не собираемся.
Владимир: – А что есть причины?
Главный: – Что вы прямо как ребенок. Нет, причин, конечно, нет. Пока нет. Иначе бы, мы вас арестовали. Но проверить вас нужно.
Иван: – Сергий Аристархович, я могу идти?
Главный: – Идите. Мы вас еще вызовем.
Иван: – Володя, я потом зайду к тебе.
Владимир кивает головой.
Главный: – Присаживайтесь, не стесняйтесь (указывает Владимиру на свободный стул).
Владимир садится.
Главный: – Вы позволите задать Вам несколько вопросов? Для протокола?
Владимир: – Хоть для суда.
Главный: – Это рановато. Просто вы можете отказаться, а я вас вызову повесткой к себе позже. К тому вы можете вызвать адвоката и отвечать на вопросы в его присутствии. А можем сейчас побеседовать. Как?
Владимир: – Сейчас. Только я отвечу лишь на то, на что смогу ответить.
Один из сотрудников уносит коробку из кабинета, уходит.
Второй продолжает перелистывать вытащенные из шкафа бумаги.
Главный: – Сложная тема, конечно. Сложная (достает диктофон и кладет на стол, включает, кладет перед собой лист протокола допроса).
Владимир: – В каком плане?
Главный: – Вы опубликовали в журнале две главы из вашего будущего произведения. Так?
Владимир: – Да. Но роман будет в 10 раз больше.
Главный: – Это не важно. Тираж журнала изъят сегодня утром. 5 000 экземпляров. Немного, конечно, но ведь журнал известный, и эти главы могли быть опубликованы в электронной версии журнала. Но не будут. Мы вовремя успели.
Владимир: – Вот как? Опять цензура?
Главный: – Нет, Владимир Александрович, никакой цензуры. Содержание этих глав признано экстремистским. Антигосударственным. Разжигающим к тому же религиозную и национальную вражду. Несмотря на то, что мы ведем боевые действия на восточной границе, то, что вы пишете в своей книге – неприемлемо.
Владимир: – А что госбезопасность уже защищает интересы врага?
Главный: – Мы защищаем интересы народа, милейший.
Владимир: – Вот так…Интересно, кто такой народ в вашем понимании?
Главный: – Не стоит уклоняться от темы. Вы также распространяли свою книгу среди военнослужащих. Об этом имеется докладная записка помощника начальника особого отдела восточного военного округа. И не одна. Подтверждаете ли вы это?
Владимир: – Я давал почитать главы книги своим товарищам. А что это преступление?
Главный: – В книге содержаться призывы к свержению законной власти.
Владимир: – Это художественное произведение.
Главный: – Экспертиза говорит о том, что это произведение нарушает закон.
Владимир: – Ну, в таком случае Достоевский учит брать в долг, а потом убивать, чтобы не возвращать проценты. А Кольтес – убивать своих родителей.
Главный: – Имеется заключение автороведческой экспертизы. Желаете ознакомится?
Владимир: – То есть мне стоит готовиться к суду о защите чести и достоинства?
Главный: – Владимир Александрович, давайте договоримся – я задаю вопрос, вы даете краткий ответ. Я понимаю, что с вами можно беседовать несколько часов кряду, без остановки. И вполне возможно, что вы великолепный собеседник. Но поймите (стучит по наручным часам) – время. У меня нет времени. Мне надо работать.
Владимир: – Я понял. Продолжайте.
Главный: – Значит, вы признаете, что давали почитать то, что вы написали, военнослужащим особой бригады специального назначения?
Владимир: – Да.
Главный: – Кому именно?
Владимир: – Я не буду отвечать на этот вопрос.
Главный: – Хорошо. Вы были свидетелем убийства майора Звягинцева. Убийца – капитан Орлов.
Владимир: – Да был. Но это было полгода назад. И следствие уже закончилось. Капитан Орлов повесился в камере, насколько я знаю. Хотя сомневаюсь, что он это сделал сам.
Главный: – Убийство произошло на религиозной почве?
Владимир: – Нет. Звягинцев был атеистом.
Главный: – А Орлов?
Владимир: – Он не принадлежал к какой-либо конфессии.
Главный: – Несмотря на то, дело закрыто, у нас есть показания двух свидетелей, что капитан Орлов замыслил убийство майора после прочтения ваших книг и статей. И видеозаписи. Ведь майор Звягинцев был образцовым офицером. Был награжден двумя орденами за боевые заслуги.
Владимир: – Майор Звягинцев сын заместителя командующего восточным округом. Вот и все. Поэтому вы и роетесь в этом. Он отправил на верную гибель 108-ю десантную роту, которая вся погибла. Но командир роты – родной брат капитана Орлова. Выжил, и скончался в госпитале спустя трое суток. И я взял у него интервью.
Главный: – Которое вы утаили от особого отдела, и переправили видеозапись в столицу. А потом она оказалась в мировых новостях. Так? И весь мир узнал о гибели роты, которая погибла, якобы, из-за бездарности руководства. Так? И бросили тень на нашу страну.
Владимир: – Не весь мир, а несколько телекомпаний пустили запись в эфир.
Главный: – Зарубежных компаний.
Владимир: – Насколько я понимаю, такого рода записи не могут составлять государственную тайну.
Главный: – Ошибаетесь.
Владимир: – А что же вы меня тогда не взяли под белые ручки?
Главный: – Оперативно-розыскные мероприятия. Проводим. Не всё сразу.
Владимир: – Родные и близкие узнали о гибели солдат и офицеров роты только спустя два месяца. И не из наших новостей. Солдат никто не хоронил, никто не вывез с поля боя. Их закопали бульдозерами на вражеской территории. Единственный – старший лейтенант Орлов похоронен на родине… Да. Я дал его брату посмотреть эту запись.
Главный: – Вы не туда лезете, Владимир Александрович. Странно, что у вас такой отец.
Владимир: – Какой?
Главный: – Здравомыслящий, умный, талантливый, настоящий патриот. Человек, который любит свою страну.
Владимир: – А я выходит, что не люблю.
Главный: – Вы подтверждаете, что капитан Орлов смотрел запись вашего разговора с его братом – старшим лейтенантом Орловым?
Владимир: – Да.
Главный: – А почему вы не помешали Орлову, когда он убивал Звягинцева?
Владимир: – Я пытался. Они были на расстоянии метров тридцати от меня. Ничем помешать я не мог. Я кричал, чтобы он остановился.
Главный: – Орлов убил Звягинцева фактически тремя ударами в голову.
Владимир: – Зачем меня спрашиваете? Есть же заключение. Я не эксперт.
Главный: – Хорошо. На самом деле у меня вопросов больше нет. Вот, прочитайте (подает протокол). Распишитесь.
Владимир берет в руки, читает.
Главный пристально смотрит на него. Второй сотрудник сваливает бумаги в другую коробку, выходит с ней из кабинета.
Владимир: – Все так (подписывает).
Главный: – У нас все честно (забирает протокол, кладет его в папку, прячет в портфель).
Главный встает из-за стола:
– Вот и все, Владимир Александрович. До свидания. Мы вас вызовем.
Протягивает руку. Владимир не подает руки.
Главный: – Как хотите.
Выходит из кабинета. Шкафы раскрыты. Пусты. На столе ничего нет.
Владимир встает со стула, оглядывает кабинет. Он в смятении.
В кабинет входит Иван:
– Володя, это какая-то чертовщина. Приехали ни свет, ни заря. Меня привезли прямо из дома. Половину редакции вынесли…
Владимир: – Втроем?
Иван: – Это только в твоем кабинете трое было…
Владимир: – А журнал изъяли прямо в типографии?
Иван: – Да. Ох уж и наступили мы им на хвост.
Владимир: – Был бы у меня другой папа, я бы уже давно с проломленной головой лежал на дне реки.
Иван: – Думаешь?
Владимир: – Или на границе пристрелили бы. Случайно.
Иван: – Событие, конечно…Я уже всех обзвонил. Все издания пишут, что у нас обыски.
Владимир: – Не закроют нас?
Иван: – Да кто ж знает…?
Владимир: – Ваня, может мне уйти?
Иван: – Ты с ума сошел? Ты меня за кого принимаешь? Я с тобой пойду до конца.
Владимир: – Ваня, у тебя жена, трое детей. Двое еще в школе. Их на ноги надо ставить. А у меня что? Посадят – буду сидеть. Кроме матери никто не вспомнит.
Иван: – За что посадят? Это же глупость все.
Владимир: – У тебя моя рукопись сохранилась?
Иван (улыбается): – Конечно. И на диске, и на флешке.
Владимир: – А я вот сглупил. И ноутбук на работе оставил вчера.
Иван: – Может тебе к родственникам пока уехать? Ты же подписку не давал…
Владимир: – В Париж? Да, я с ними лет десять не общался. У меня и контакты все потеряны. Отец все знает, а я его не видел уже много лет. Только по телевизору (усмехается).
Иван: – И не звонит?
Владимир: – Нет. Погоди, маме позвоню, узнаю, как она…
Подходит к столу, набирает номер. На другом конце никто не берет трубку.
Владимир: – Странно. Второй день звоню, и никто трубку не берет. И сотовый тоже. Звонил в театр – говорят, что в эти дни нет ни спектаклей, ни репетиций. Ничего не знают.
Иван: – Пропала?
Владимир: – Она, конечно, не обязана отчитываться. Но я не пойму, куда она могла уехать. Надо будет заехать. Тревожно мне как-то…
Иван: – Она не болела? Сердце?
Владимир: – Мне не жаловалась. Вроде нет.
Иван: – Может во Францию? (смеется)
Владимир: – Это же не ее родственники…Она с ними почти не общалась. Только после смерти бабушки они стали звонить ей чаще. Это ведь мама бабушку хоронила. Есть еще брат отца. В Лондоне живет. Его я видел на похоронах последний раз. Мы с ним даже поговорили. Приглашал. Говорит, двери моего дома открыты в любое время дня и ночи. Я ведь у него единственный племянник (смеется).
Иван: – Как я погляжу, ты изгой какой-то (улыбается).
Владимир: – Уставать я стал, Ваня…Видно, контузия не прошла даром. Иногда иду по улице, и забываю, где я. Теряю ориентацию на несколько секунд. Не понимаю, где я. В старости, если дай Бог доживу, потеряюсь вот так когда-нибудь. Забуду кто я и откуда. Но я думаю, что я не доживу.
Иван: – Да брось, все будет нормально. Найдешь еще себя хорошую женщину, детей заведешь… Ты же хотел детей.
Владимир: – Хотеть это одно….А семья, любовь, дети – это совсем другое. Не смогу я никого найти, Ваня, да и искать не буду. Книгу надо заканчивать и публиковать. Мы если напечатаем, ее конфискуют?
Иван: – Наверное, в этом году бесполезно печатать. Не пойму я про семью… Разочаровался? Или что? Крест на себе поставил?
Владимир: – Иван, кому я больной нужен. Не могу я детей иметь. Понимаешь? Зачем кого-то мучить.
Иван: – Как это? Как не можешь?
Владимир: – Да не мужик я больше. После контузии.
Иван: – Повредилось что? (удивленно и озадаченно)
Владимир показывает на голову: – Вот тут повредилось. А там все нормально. Тело без головы само по себе жить не может. Поэтому, давай, старина, оставим эту тему.
Иван: – Извини, Володя…
Владимир: – Что делать-то дальше? Говоришь, тут бесполезно печатать?
Иван: – Тут никто на рожон лезть не захочет. Проще там опубликовать…
Владимир: – Я хочу, чтобы люди тут читали. Там – можно и потом.
Иван: – Володя, сам посуди, перекрыли нам кислород. Деньги на ветер пустим, если тираж запустим в этом году.
Владимир: – Ты прав….Но должен быть какой-то выход?
Иван: – Заканчивай книгу, в Европе запустим. Я свяжусь с французами. Или со шведами.
Владимир: – На русском?
Иван: – Посмотрим.
Владимир: – Возвращаются времена 30 летней давности? (усмехается)
Иван: – Володя, у меня просьба к тебе…Деликатная такая.
Владимир: – Говори.
Иван: – У жены племянник…Понимаешь…Как бы сказать…
Наркоман.
Владимир: – А я-то чем помогу?
Иван: – Дело в том, что он сейчас и не употребляет…
Владимир: – Не понял.
Иван: – То есть…Он стал человеком с полностью с измененным сознанием, потерял свою личность…Понимаешь, попал в секту. Там ему помогли. Слез с героина. Не курит, не пьет. Но она сосет из него деньги, контролирует его мысли, всю его жизнь. У него нет своего мнения, своих мыслей. От наркомана его отличает лишь то, что тело он свое больше не разрушает, а мозг также одурманен. Он как овощ. Будто ему дали установку – записали на жесткий диск его мозга набор основных команд и формул. А может даже операционку поставили свою. Большинству пользователей неизвестную.
Владимир: – Один наркотик заменили другим? И назвали его Богом.
Иван: – Ну да. У тебя же есть знакомые. Священники. Врачи. Психиатры.
Владимир: – А как они помогут? Если только попробовать его привезти на встречу хитростью. Сможете?
Иван: – Попробуем. Дашь телефон? К кому обратиться?
Владимир: – Ваня, ты же католик.
Иван: – И что?
Владимир: – А ваши священники?
Иван: – Да я такой католик. В Церкви два раза год бывают. На Рождество и Пасху. Разве что фамилия у меня (смеется). Шуберт. И папа – Людвиг. Поэтому и католик. А так я никчемный верующий. Я пример того, когда религия лишь культурная традиция. Увы…
Владимир: – Дам всё. Не переживай. Но дело мутное и долгое. Но не безнадежное.
Иван: – Володя, спасибо тебе.
Владимир: – Благодарить будешь отца Иосифа, если он поможет. Вот тебе его визитка (достает портмоне из кармана, ищет, находит, подает Ивану). Он и врачей знает. Скажешь просто – от меня. И все.
Иван: – Спасибо тебе…
Владимир: – Что же теперь делать-то, Ваня? Офис полуживой. Народ-то пришел на работу?
Иван: – Никого сегодня не будет. Позвонил только девчонкам. Чтобы помогли прибраться за этими ребятами…А у тебя и прибирать нечего.
Владимир закрывает открытые двери шкафов:
– Да. Все выгребли. Поздно я приехал сегодня. Поздно.
Владимир (закуривает, предлагает Ивану, Иван берет сигарету, тоже закуривает):
– Я иногда думаю Ваня, что лучше бы меня там убили. Пьесы мои не ставят, стихов не читают. Два романа только и были интересны. А второй из них…Многие были от него в шоке. Руки мне теперь не подают (улыбается). У нас в стране почему-то надо умереть, чтобы стать востребованным.
Иван: – Володя, отличный роман. Лучше первого. Честный и откровенный. Мне американцы письмо на днях прислали, я забыл тебе сказать, хотят киносценарий по твоему роману сделать. Либо ты сам, либо в сотрудничестве с их сценаристом. Ты что думаешь?
Володя: – Некогда. Ответь, что мы подумаем над их предложением. Или…может согласиться? Рвануть отсюда, заодно и книгу допишу…? А?
Иван: – Мысль.
Владимир: – Ладно, давай мне рукопись, поеду я…На сегодня работа закончилась.
Иван: – Куда поедешь?
Владимир: – Не знаю пока. Может к бабуле. Пять лет там не был. Дом посмотрю и могилку.
Иван: – Святое дело.
Владимир: – Стыдно, конечно…Столько лет. Вот еще что – есть Союз Офицеров. Их не тронут. У них напечатать?
Иван: – Согласятся?
Владимир: – Попробовать можно. Ехать надо к ним. Сейчас все телефоны на прослушку поставят. Или уже давно поставили. Сотовые тоже. Интересно, наружку приставят?
И тут уже везде «жучки»… Как думаешь? (улыбается)
Иван: – Почти уверен.
Владимир: – Думаю, что они все слышат.
Иван: – Они к тебе заезжали утром. Там только жена твоя.
Владимир: – Мы расстались.
Иван: – Понял. Почему – даже не спрашиваю. …
Владимир: – И не надо. Знаешь, наплевать мне на это все. Мне скрывать нечего. Пусть слушают, пасут.
Иван: – Вот (достает из кармана флешку и отдает Владимиру).
Владимир: – Завтра если не появлюсь, не ищи меня. Бывай Иван Людвигович.
Владимир жмет руку, глядя в глаза Ивана. Потом поворачивается и уходит.
Картина четвертая
Квартира Ирины. Ирина в своей мастерской, на ней грязный от масляной краски фартук. Большой холст в большом мольберте. Она делает набросок карандашом. Звонок в дверь.
Ирина: – Открыто, входите.
Входит Владимир:
– Неужели в наше время кто-то не закрывает дверь?
Ирина выходит встречать его:
– А ты что так рано? Соседка только что приходила, я не успела закрыть дверь.
Владимир: – Рано…Да так сложились обстоятельства.
Ирина: – Что-то случилось?
Владимир: – Всё случилось уже очень давно, Ира (улыбается). Можно позвонить?
Ирина: – Конечно, зачем спрашивать.
Владимир подходит к телефону, набирает телефон. Ждет секунд 30, никто не берет трубку. Звонит еще раз. Но долго не ждет.
Владимир: – Не могу дозвониться до матери. Не пойму, в чем дело. Если уехала, почему не берет сотовый. И меня не предупредила.
Ирина: – Отцу звонил?
Владимир: – Похоже придется…По-хорошему надо съездить к ней. У меня есть ключ от ее квартиры.
Ирина: – Позвони отцу.
Владимир: – Позвоню. У меня к тебе просьба будет – никому не говори обо мне. Хорошо? Никому. Что видела меня, что я был у тебя. Договорились?
Ирина: – А что случилось? Хорошо. Мне, Володенька, некому рассказывать…
Владимир: – Если даже будут посторонние люди спрашивать…Хорошо?
Ирина: – Посторонние? Кто?
Владимир: – Потом объясню.
Владимир открывает свою сумку, Ирина замечает в сумке армейский нож. Владимир достает из сумки ноутбук. Включает, вставляет флешку. Копирует файлы. Достает CD, записывает туда файлы.
Ирина: – Что все-таки произошло? Можешь сказать?
Владимир: – Включи телевизор или радио. Обыски у нас были.
Ирина: – Какие обыски?
Владимир: – Госбезопасность. Рано или поздно они и к тебе придут.
Ирина: – Не понимаю.
Владимир: – Вот тебе диск, я сюда скопировал свой новый роман. Спрячь его куда угодно, но чтобы его не нашли.
Ирина: – Володя, ты меня пугаешь…Сейчас по-моему, не то время.
Владимир: – Ира, поверь мне. Время сейчас самое то. В жизни всякое бывает. Роман почти готов, мне одну главу дописать надо. Если что-то со мной случится, его надо опубликовать (достает ручку из кармана и вырывает листок бумаги из записной книжки, пишет на бумаге телефон). Вот – телефон генерала Валова, забей его в свой сотовый, а бумажку эту сожги. Если со мной что-то случится, передай ему диск. Вот еще телефон (пишет). Полковник Дягтерев. На всякий случай.
Ирина: – Хорошо (берет бумагу, достает сотовый, забивает туда номера). Сожги сам (возвращает бумажку)
Владимир достает зажигалку и сжигает в пепельнице листок.
Ирина: – Так все серьезно? Тебя не тронут, Володя. Ты же сын такого человека.
Владимир: – А меня пока и не трогают. Мне рот затыкают, понимаешь? А что может быть хуже для писателя? Если бы я лгал, но я говорю правду.
Ирина: – А многим нужна ЭТА правда? Может быть, им удобно сидеть в своих теплых креслах и быть довольными тем, что есть. Жить, не высовываясь.
Владимир: – Мое слово к тем, кто имеет уши и хочет слышать. Такие люди есть. И их много. Те, кто купили мои книги и прочли их.
Ирина: – Ты куда-то сейчас уедешь?
Владимир: – Хочу на Чёрный плёс заехать, к бабуле. А вечером к матери. Не жди меня, наверное, сегодня.