скачать книгу бесплатно
– Но он в своём мнение о социальном устройстве непоследователен и нелогичен, – спешно добавила Орлова. – Он не умеет взвешивать и измерять все риски от решений таких вопросов, да к тому же удивляется, когда видит другое мнение…
– Il n’y a pas de logique en Russie, mais je n’ai jamais pu prеdire les actions de Bozhesov. Par consеquent, il est le meilleur leader pour elle,[13 - В России не существует логики, но и действия Божесова я никогда не могла предсказать. Поэтому он самый лучший лидер для неё. (фр.)] – прохихикала по—французски мадам Лимазо, поднося бокал к губам.
– А я Лапиным доволен, как президентом, – заговорил Нарьевич. – Для меня, бизнесмена, всё отлично. Просто всё, понятно и стабильный доход с гарантиями… А у Божесова подход! «Собрать—поделить», никакой поддержки крупным, экономикообразующим корпорациям, да ещё и непонятно, что он говорит, зачем, для чего?.. Фашист в экономическом плане, да и профан, если честно. Совершенно не ценящий рыночную экономику. Вообще удивляюсь его свободе действий, вроде бы премьерские полномочия предельно малы…
– Просто Михаил Александрович идейный человек, – вступилась Орлова. – У него много разных мыслей и на счёт экономики тоже… К тому же вы прекрасно понимаете, он популярен и любит брать на себя ответственность – Лапину больше и не надо…
– Monsieur Naryevich, savez—vous quelle est la particularitе du syst?me politique russe?[14 - Господин Нарьевич, знаете, в чём особенность российской политической системы? (фр.)] – скромно спросил Евгений, подключаясь к разговору только в третий раз. – Исторически сложилось так, что в России существуют три чередующиеся политические системы: самодержавие, олигархия, опричнина. А между ними существуют смуты. Опричнина, то есть чрезвычайные меры, несомненна нужна стране в нынешние времена, чтобы избавиться от олигархии, которую вы в том числе представляете, и прийти к единственно возможной форме сильной власти – самодержавию.
– А как же демократия? – спросил Бийон, уплетавший пасту с крупными креветками.
– Она не живёт в России, лишённой логики, – ответил епископ, отдавая недавний выпад мадам Лимазо. – В идеале, всему миру нужна справедливая социально ориентированная диктатура, при которой диктатор будет честен, благороден и справедлив. Разумеется, нужны и демократические институты, но при этом диктатор (или царь, как угодно) стоял бы выше этого и мог вмешиваться в антинародную политику властей. Как в Великобритании, но чтобы король был более значимой персоной.
– Ну, для этого ещё надо эту диктатуру установить!
– Конечно, для этого в России нужна смута, а потом самодержавие через опричные меры. Просто власть царская – она совершенна, а остальные так или иначе строятся на популизме и перекупке голосов людей. Царь же (или диктатор) не отвечает ни перед кем и ни с кем не договаривается – он правит, служит коллективному народу, а его пребывание в этой должности контролируется законом. Если он совершает что—то неправомерное, тогда (здесь можно и всенародно) выбирают нового на неограниченный срок.
– Вы просто опошлили демократическую составляющую в европейских конституционных монархиях, – фыркнула в ответ на это мадам Лимазо.
– А вы что думаете, Елизавета Николаевна? – спросил Нарьевич у Орловой, которая должна была отстоять действующую систему. Но Елизавета Николаевна посмотрела на епископа взглядом, в котором читалось согласие, будто она думала также.
– На самом деле, Его преосвященство во многом прав, – сказала она. – Конечно, вы чуть упрощаете и, к слову, как и Божесов, не берёте в расчёт социальную действительность и общественный настрой. Но с мыслью о перерождении страны я безусловно соглашусь.
– Вы же давно работаете в федеральной власти? – вспыхнул Нарьевич. – Я думал вы системный человек, заставший двух разных президентов и понимающий разницу между их управлением страной…
– Я скажу больше, свою карьеру я начала в 2011 году, сразу после вуза, поэтому застала даже Медведева, – улыбнулась Орлова, проводя ногтем по ножке бокала. – Именно поэтому с уверенностью могу судить, что ничего не меняется. Конечно, взгляд Лапина отличается от взглядов Путина, также как его отличались от взглядов Ельцина, но ничего существенного в жизни людей не менялось. Конечно, кто—то умудрялся давать социальные гарантии, осуществлять стимулирующие выплаты или повышать пенсионный возраст, – при этой фразе её голос издевательски пошёл вверх. – Но всё это не от доброго сердца, а от популизма и желания оставаться у власти. Всё это не более, чем игры с голодным и зомбированным населением или не менее голодной элитой… Правда, последние семь лет я сама занимаюсь этим зомбированием, признаюсь, – завершила она с достоинством.
– Вы хотите сказать, что в России олигархия? – спросил Бийон, внимательно следивший за разговором.
– Нет, не хочу, но по сути это так, – кивнула спокойно Орлова.
– И при нынешней политической элите возможна демократизация и повышение привлекательности Руссии?
– Знаете, месье Бийон, давайте не питать иллюзий. Вам нужна ослабленная Россия, но экономически полезная… Но если отбросить наши интересы и посмотреть с позиций исследователя, то Россия, как, пожалуй, и любая другая страна, напоминает механические часы, – Елизавета Николаевна указала на своё запястье с часами из белого золота от Cartier. – Разные периоды характеризуют состояние часов. После Ельцина часы России были сломаны, Путин часы собрал, а Лапин завёл. Но время они показывают всё равно неправильное…
– Та—ак! Значит, стране нужен настройщик?
– Разумеется, – улыбнулась Орлова. – Только есть одно «но». Ельцин, Путин, Лапин – всё это «фиксики»… Вы знаете, кто это?
– Этого термина не слышал, – удивился Бийон.
– Локальный мем, – посмотрел на Орлову с улыбкой епископ. Она продолжала:
– Я имею в виду то, что эта троица живёт внутри часов, встроена в систему. А нам нужен независимый часовщик, – Нарьевич подозрительно на неё посмотрел. – Независимый диктатор, отделённый от бюрократической системы и исключительно связанный с народом.
– Ага… Вы намекаете, что после «смуты», как говорит епископ, Россию ждёт часовщик? Самдержитс? – последнее слово Бийон произнёс, сильно исковеркав.
– Не совсем, – засмеялся Нарьевич. – Возможна опять олигархия, после смуты!
– Только если не будет опричнины… – тихо произнёс Евгений с загадочной улыбкой. – Будет опричнина, будет самодержавие. Вы согласны, Елизавета Николаевна?
– Ох, – вздохнула она. – Я в этих разговорах и так живу, а сейчас на отдыхе погружаюсь в такую оживлённую дискуссию о судьбах Родины… Конечно. Конечно, нужна опричнина для переделывания системы. В чём, например, была существенная разница между политикой лидеров СССР для простых людей? По сути, и не было разницы. Все годы жили с одной главенствующей идеей. И при Сталине, опричнике и самодержце, и при Брежневе с начинающейся олигархией номенклатуры, идея была одна, пронизывающая жизнь каждого человека. Рухнул Союз, пропала идея и до сих пор Российская Федерация со всеми своими разными правителями строится на идее «КОКБ» – кумовство, олигархия, коррупция, бюрократия.
– Sur nos canaux d’opposition, elle serait applaudie,[15 - На наших оппозиционных каналах ей бы зааплодировали. (фр.)] – сделал шёпотом ремарку епископ.
– Не важно придёт ли к власти системный человек или ярый оппозиционер. Только поменяв идею, политическую структуру и перевернув вообще все сложившиеся шаблоны кумовства, коррупции и бюрократии, страна будет жить по—новому…
От таких пафосных и неожиданных для федерального служащего, занимающегося госпропагандой, речей о новой России все собравшиеся замолчали, обдумывая слова.
– Et j’aimais Poutine,[16 - А мне нравился Путин. (фр.)] – мягким голосочком пропищал священник Дирош, перебив тишину и треск камина, добавив: – С ним было и ясно, и весело.
***
После завершения разговоров за столом гости перешли в зал, по стенам которого висели коллекционные картины Ренуара. Елизавета Николаевна начала свой деловой разговор с еврокомиссаром. Епископ Евгений спорил о нравственности некоторых картин с отцом Дирошем. Нарьевич описывал мадам Лимазо перспективы каких—то инвестиций. Мягкий разговор в ярком свете создавал прекрасную и уютную атмосферу. Евгений подошёл к роялю из красного дерева, плавным движение открыл крышку и молча заиграл… Сложно сказать почему, но заиграл он четвёртую прелюдию Шопена, наполненную тоскливым чувством оставленного романтика. Он, закрыв глаза, мягко гладил клавиши, получая эмоциональную разрядку, извлекая чудесные звуки из старинного инструмента. Орлова внимательно смотрела на епископа с таинственной ухмылкой на лице, странным казалась ей такая грусть этого внешне весёлого человека. В этот же момент она вспомнила маленькую подробность – ещё ни разу она не видела радости в глазах Евгения, даже когда он улыбался или смеялся, глаза оставались грустными… Сыграв последние тихие аккорды прелюдии, Евгений поблагодарил всех гостей за вечер, извинился и отправился в свои комнаты.
Елизавета Николаевна, когда мадам Лимазо распрощалась со всеми и покинула гостиную, уехав на одной из четырёх стоявших во дворе машин, почувствовала беспокойство о своём ночлеге. Как ей – всегда готовой ко всему – не пришла в голову такая очевидная мысль? Тем более, что Нарьевич тоже уехал с двумя автомобилями. С Бийоном и священником она проболтала ещё полчаса, но беспокойство её не покидало.
– Вот и буря началась, – пробормотал Дирош. – Тучи дошли всё—таки.
Орлова вспомнила о чёрных тучах со стороны моря. Циклон пригнал на Ривьеру пасмурную погоду и падение температуры.
– И как же нам добраться домой?
– Не беспокойтесь, – произнёс Бийон располагающе. – Мы переночуем здесь, нам приготовили комнаты… Мы у кардинала не первый раз.
Глава IX
Комната, куда отвёли Орлову, могла называться уютной – плотные красивые шторы, симметрично висевшие картины, нежный небесный цвет стен и красивые лампы очаровывали посетителя. Просторная высокая кровать стояла напротив широкого окна, а на письменном столике лежали полотенца и красивый халат.
«Ну и сервис», – подумала с улыбкой Орлова, закрывая ключом дверь в свои покои. Она скинула с себя надоевшие туфли и с удовольствием пошевелила ухоженными пальцами ног. В светлой ванной комнате она обнаружила наполненную горячую джакузи. С глубоким вздохом человека, на которого удалось произвести впечатление и который понимал, что впечатлить всё-таки хотели, она одним движением скинула с себя вечернее платье, шёлковое чёрное бельё и погрузилась в тёплую воду. В течение пятнадцати минут она пребывала в блаженном расслаблении и ни о чём не думала. Пробудившись, Елизавета Николаевна потянулась за телефоном, чтобы сделать видео-звонок Божесову.
– Слушаю, – ответил он из автомобиля.
– Ты едешь куда-то?
– Из Кремля, домой… Дела всё, дела… Не всем по Франциям кататься суждено…
– И как дела? – пропустила мимо ушей эти обидные слова Орлова.
– Пока не родила… Ты, я вижу, загорела? – сказал он усмехнувшись.
– С чего бы? – удивилась Орлова, чуть опуская телефон и ничего не скрывая.
– Ну, больше голой бывшим мужьям звони! – засмеялся Божесов. Орлово фыркнула, но ей всё равно была приятна эта ситуация. – Хорошо тебя принимают.
– Не жалуюсь… С Бийоном мне встретиться удалось.
– Отлично! А мы как раз начинаем, – Орлова вздрогнула при этих словах. – Что сообщил Бийон?
– Приеду, скажу, – таинственно ответила она.
– Фи! Звонить только для того, чтобы я похвалил твою хорошую форму в таком возрасте… точно весело было у епископа!
– Какой же ты всё-таки хам! – произнесла Орлова, делая вид, что обиделась. – Давай, пока.
– Да постой! – промурлыкал Божесов, засмеявшись и всё равно засматривавшись на её тело. – Что у епископа-то было?
Елизавета Николаевна тут же поменяла свою игривость и деловитость на редкий для неё тон речи.
– Мы говорили о путях России… типичный спор интеллигентов ни о чём… а потом он сыграл какую-то шопеновскую прелюдию, чувственно…
– Что именно?
– Ми минор вроде…
Божесов, даже находясь за тысячи километров от Орловой, ощутил смену её настроения. Он всегда точно чувствовал в ней любые перемены. Обычно она либо была до предела сосредоточена и серьёзна, либо неудержимо весела и игрива. Сейчас же в ней смешалась какая-то странная задумчивость, духовная погружённость и любопытство. Будто бы ей впервые пришло в голову подумать о чём-то кроме работы или бездумного веселья. Божесов также серьезно ей ответил:
– Интересное произведение… кажется, романтишный человек этот епископ. и по-видимому с травмой какой-то… Ладно, я отключаюсь, о делах потом, этот отдых идёт тебе на пользу. Пока!
Елизавета Николаевна осталась довольна этим коротким разговором. Вообще её настроение было приятным. Наконец она не испытывала крайностей, а чувствовала нежную истому в теле и душе. Лёжа в мягкой постели, столь желанной после всех событий этого дня и расслабляющей джакузи с остальными процедурами, Орлова всё равно ворочалась и не могла уснуть. Бывает такое состояние, когда в теле бьётся безумная усталость, а спать не хочется. Стоны ветра и топот дождя за окном только обостряли это.
«Хоть призраков нет в таком новом замке», – подумала Елизавета Николаевна, повернувшись, а в окно ударил ветер, как бы спрашивая: «Откуда ты знаешь?».
– Пойду прогуляюсь, – произнесла она вслух, встала с кровати и накинула халат, прикрывая упругое тело (спала она тоже голой).
В коридорах дома горел тусклый свет, но из—за частоты появления ламп всё хорошо просматривалось. Орлова прошла по коридорам второго этажа ровной походкой.
С первого этажа доносились звуки стучащей посуды и французской речи официантов. Из конца же коридора слышался шёпоток епископа. Елизавета Николаевна решила пойти туда. У двери она остановилась.
– …Всем трудно и все сталкиваются с проблемами, – тихо говорил епископ. – Каждому, Господи, хочется помогать, но в себе я не могу найти усидчивости для этого. Не оставляй меня… Помоги же во вразумление моих друзей, помоги Артемию вести расследование и помоги Инге уйти от ответственности, даже если она и причастна… Да, я много раз обращался к Тебе с молитвами про неё, но сейчас серьёзно прошу без всякой задней мысли, помоги ей… Укрепляй и гостей моего дома, благослови Бийона, Лимазо, Нарьевича, Твоего преданного служителя Дироша и Елизавету Николаевну с Михаилом Александровичем. Помоги им в их деятельности, подскажи правильные пути и избавь от провокаций… Услышь мои молитвы, укрепляй и направляй меня и всех, нуждающихся в Твоей помощи. Аминь…
На застывшую у дверей Орлову выскочила ушастая собака епископа, своим ласковым рычанием и активностью привлёкшая его внимание.
– Вам не спится? – невозмутимо спросил Евгений.
– Даже с вашими чудесными ваннами не получается уснуть на новом месте, – отвечала Елизавета Николаевна, чувствуя неловкость своего вторжения.
– Значит, можно ещё поболтать, – ответил епископ, падая в кресло, собака запрыгнула к нему на колени. – Хотите послушать стихотворение?
Орлова развела руками в знак согласия. Епископ взял с журнального столика исписанный лист бумаги и без лишних слов начал читать:
Под ночным ясным небом,
Над спокойной водою,
Чайка белая тихо
В клюве рыбу несёт.
Пролетает над пляжем,
И взлетает на гору
Смотрит ясно и чисто
На гулящий народ.
Город светлый, уютный
Ходит под взором чайки,
Жизнь бурлит, торжествует
Страсть и нежность кипит.
Европейское море —
Компанирует гулко,
Возбужденье проходит,
И спокойство летит.
Сладкий шум ресторанов
Тонкий гул узких улиц,
Ароматы и вина
Собрались в близкий круг.
Здесь Чарльз Диккенз и Уайлд,
Здесь Чайковский и Шуберт
Европейское море —
Безмятежности друг.
Орлова, закинув ноги, сидела в кресле напротив Евгения и смотрела на него глубоким взглядом.
– Это вы написали?
– Я…
– Недурно, – Орлова не знала, как реагировать на стихотворение Евгения. – Похоже чем-то на «Увертюру» Северянина, но всё равно интересно. Можно сказать, о нашем пребывании в Европе.
– Только вот не знаю, концовка вроде обрывистая… Да и рифма – круг, друг… Может луг? Или…
– Ваше преосвященство, – улыбнулась ему Орлова. – Я любитель искусства, но плохой стихоплёт…
– Но ведь вам понравилось?
– Да.
– Спасибо…
– Удивлена, что вы вообще стихотворения пишете. Мне казалось, в вас мало поэтичности. Вы лёгкий на первый взгляд, даже чуть-чуть безбашенный…
– А на деле?
Орлова сумрачно улыбнулась и плавно моргнула.
– Теперь мне кажется, что вы просто играетесь в такого беззаботного человека, а внутри у вас много мучительных противоречий…
– Вы не первая женщина, которая приходит к такому выводу, – печально ответил Евгений. Орлова посмотрела на него по-матерински.
– На вечеринке у Селини вы вели себя очень по—свойски, выступали, пели, играли, а с собственного вечера практически убежали… Как—то это неприлично, – отвлекла от грустных мыслей Орлова.
– Селини и Ольга мои друзья, да и выступать я люблю, как вы заметили, – улыбнулся епископ. – Ну, а сегодня вечер не совсем мой, я ведь даже не собственник.
