скачать книгу бесплатно
– Прошу прощения…
Я повернулся и увидел его. За грушей. Он показался мне таким же нереальным, как лепрекон. Разве я не наблюдал (или не слышал), как кадетов академии строевым шагом гонят на завтрак, обед и ужин? В класс, на парад, в казармы? Спать и бодрствовать? Я стал думать об этих мальчиках в страдательном залоге[22 - Страдательный залог – грамматическая глагольная форма, подчеркивающая, что предмет мысли является не субъектом действия, а объектом.], и мысль о том, что один из них может выйти из строя ради какого-то своего дела (более важного, чем окунуть ногу в Гудзон), была для меня настолько же дикой, как если б у камня выросли ноги.
– Прошу прощения, сэр, – сказал он. – Вы Огастес Лэндор?
– Да.
– Кадет четвертого класса По, к вашим услугам.
* * *
Начнем с того, что он был слишком стар. Во всяком случае, когда сидел рядом с однокурсниками. Остальные мальчишки все еще сохраняли юношескую прыщавость, у них были большие руки и впалые груди, они легко пугались, будто розга директора школы все еще свистела в воздухе. Этот же кадет был другим: на месте прыщей остались шрамы, осанка была прямой, как у офицера на выздоровлении.
– Как поживаете, мистер По?
Из-под дурацкого кожаного кивера свисали две гладкие черные пряди, превращая глаза – серо-карие, слишком большие для лица – в камеи. А вот зубы, напротив, были маленькими и ровными; такие можно увидеть на ожерелье вождя каннибалов. Изящные зубы соответствовали его конституции: он был худым, как соломинка, хрупким, если не считать лба, не влезающего в кивер. Бледный и выпуклый лоб выпирал из всего облика, словно пища анаконды, образующая узел cопротивления в ее теле.
– Сэр, – сказал он, – если не ошибаюсь, вам поручили раскрыть тайну вокруг Лероя Фрая.
– Именно так.
Новость еще не стала официальной, но отрицать ее смысла не было. К тому же молодой человек не питал никаких иллюзий, хотя и колебался, причем настолько долго, что я вынужден был спросить:
– Чем могу помочь, мистер По?
– Мистер Лэндор, я считаю, что честь этого учреждения возлагает на меня ответственность довести до вашего сведения некоторые сделанные мною умозаключения.
– Умозаключения…
– Касательно l’affaire[23 - Дело (фр.).] Фрая.
При этих словах он откинул голову. Помню, я тогда подумал, что любой, использующий выражение «l’affaire Фрая», должен откидывать голову. Точно так же.
– Выслушаю их с величайшим интересом, мистер По.
Он открыл рот, собираясь заговорить, но промолчал и быстро огляделся – чтобы убедиться, я думаю, что никто нас не видит, или, как мне кажется более вероятным, что я уделю ему максимум внимания. Наконец-то выйдя из-за дерева, замер, выпрямившись в полный рост… а потом наклонился (в этом движении присутствовал намек на извинение) и зашептал мне на ухо:
– Человек, которого вы ищете, – поэт.
Сказав это, По отдал честь, низко поклонился и пошел прочь. Увидел я его, уже когда он смешался с группой кадетов, направлявшихся в столовую.
* * *
Большинство наших встреч затеряны в тумане. Когда кто-то становится жизненно важным для нас, только тогда мы видим в первой встрече значимость, задним числом… хотя, если признаться самим себе, тот, например, мужчина или та женщина были просто лицами среди многих лиц или случайностью. В данном случае, однако, я склонен верить: мое первое впечатление оказалось таким же полным, как и последующие. По той простой причине, что все в нем было неправильно. И всегда будет.
Повествование Гаса Лэндора
6
28 октября
На следующий день я нарушил обет трезвости. День начался, как и все дни великих падений, с благих намерений. Я ехал домой, чтобы забрать кое-какие вещи, и что, как вы думаете, оказалось у меня на пути? Ступеньки, ведущие к таверне Бенни Хевенса. Вывод о том, что меня привела сюда сама Судьба, напрашивался сам собой. Разве у меня не пересохло во рту? Разве Коня тут не ждет охапка вкусного сена? Разве не здесь собираются цивилизованные люди?
И даже когда переступил порог принадлежащего Бенни «Красного дома», я и тогда не собирался пить. Может, только съесть гречневую лепешку миссис Хевенс. И выпить стаканчик ледяного лимонада. Но Бенни приготовил свой знаменитый флип[24 - Флип – исторический английский горячий коктейль из пива, взбитого яйца и крепкого алкогольного напитка, с добавлением сахара и пряностей. – Прим. пер.] – он уже погрузил горячий утюг в смесь взбитых яиц и эля; в воздухе плавал аромат жженого сахара, а в очаге пылал огонь, и я не заметил, как оказался на табурете у стойки, и хозяйка уже нарезала жареную индейку, а Бенни наливал флип в оловянный кувшин. Я снова был дома.
Справа от меня – Джаспер Магун, бывший помощник редактора «Нью-Йорк ивнинг пост». Он (как и я) уехал из города из-за состояния своего здоровья, и сейчас, всего пять лет спустя, оглохнув на одно ухо и полностью ослепнув, скатился до того, что упрашивает людей прочесть последние новости, выкрикивая их ему в левое ухо. «Ярмарка в Масонском зале… Еженедельный отчет о смертях… Полезный сироп из сарсапареля[25 - Сарсапарель (смилакс) – род вьющихся кустарников, преимущественно тропических.]…»
В углу – Эшер Липпард, священник епископальной церкви[26 - Епископальная церковь – одна из конфессий англиканства.], который едва не свалился в море у берегов Мальты; в порыве исправления он стал одним из основателей Американского общества содействия воздержанию… пока его не унес другой порыв. Сейчас он – преданнейший пьяница и воспринимает выпивку с той же серьезностью, что священник – миропомазание.
За соседним от него столом – Джек де Виндт; он в самой гуще судебного процесса по своему иску, в котором утверждает, будто изобрел пароход раньше Фултона. Стал местной легендой по двум причинам: за все платит русскими копейками и поддерживает только обреченных кандидатов: Портера в семнадцатом году, Янга в двадцать четвертом, Рочестера в двадцать шестом… Говорили, если где-то тонет корабль, на него непременно взберется де Виндт. Он непотопляем, как пробка, и всегда с радостью заявляет, что, как только Фултон отдаст ему причитающееся, он найдет Северо-западный проход[27 - Северо-западный проход – морской путь между Атлантическим и Тихим океанами через Северный Ледовитый; его много раз пытались найти мореплаватели, а впервые пройден полностью он был экспедицией Р. Амундсена в 1903–1906 гг. – Прим. пер.] – и уже сейчас подыскивает собак.
И еще – сам Бенни, пастух этих стриженых овец. Невысокий, далеко за тридцать, со взмокшими от пота черными волосами, ртом старика и глазами молодого. Человек гордый: пусть он обслуживает лодочников и бездельников, но зато всегда в крахмальной рубашке и галстуке-бабочке. Хотя, по мнению большинства, Бенни всю свою жизнь прожил в долине Гудзона, в его речи иногда проскакивает тягучий провинциальный говор.
– Послушай, Лэндор, я рассказывал тебе о папаше Джима Донегана? Он был деревенским могильщиком. Одевал мертвецов к похоронам в лучшие одежды, повязывал им галстуки…. В общем, когда моему приятелю Джиму требовалась помощь с галстуком, его папаша говорил: «Джим, ляг вот на кровать и закрой глаза, лады? Да, и еще сложи руки на груди, вот так». Точно говорю, иначе он своему сыну помочь не мог – тому нужно было сначала лечь. И он никогда не задумывался о том, как человек смотрится сзади – ведь у мертвых задницу никто не видит.
Коктейлей, сервируемых в лучших заведениях Манхэттена, у Бенни Хевенса не найти. Здесь есть чистые виски и бурбон[28 - Бурбон (основным сырьем для изготовления является кукуруза, а не «европейские» зерновые) часто воспринимается как американский национальный вид виски, однако в целом, учитывая все особенности производства, это довольно отличные друг от друга напитки.], благодарствуем, ром и пиво, ну а тем, кто уже немного не в себе, за бурбон вполне сойдет рутбир[29 - Рутбир (корневое пиво) – шипучий напиток из корневой коры и других частей растений (например, лозы упоминавшегося выше смилакса), в наши дни преимущественно безалкогольный.]. Но не думай, Читатель, что наш Бенни так же прост, как его окружение. Он и его жена (о чем они с гордостью расскажут вам) – единственные граждане Соединенных Штатов, которым закон запрещает ступать на территорию Вест-Пойнта. На основании того, что несколько лет назад их поймали на поставке кадетам виски.
– Конгресс должен был наградить нас медалью, вот мое мнение, – обычно говорит Бенни. – Солдаты нуждаются в выпивке так же, как и в картечи.
Кадеты склонны смотреть на ситуацию с точки зрения Бенни, и когда им становится невмоготу от жажды, они отваживаются на риск и бегут в заведение Хевенса. А если такого шанса у них нет, всегда есть Пэтси, буфетчица Бенни; она под покровом ночи доставляет груз прямиком в Вест-Пойнт. Такой способ предпочитают большая часть кадетов, так как Пэтси не считает зазорным, как они говорят, добавить к счету саму себя. Вполне возможно (и не думайте, что мы не делали ставки), что наша Пэтси открыла дорогу к женским тайнам как минимум двум десяткам кадетов. Хотя кто может сказать наверняка? Пэтси рассказывает обо всем, только не о самом действе, и, не исключено, всего лишь подстраивается под существующее у людей представление о буфетчице. Играет девицу такого типа, созерцая свою игру с большого расстояния. Если честно, могу поручиться, что она отдает себя только одному мужчине, и едва ли он будет хвастаться этим перед кем-то.
Вот она, появилась из буфетной; черные глаза и батистовые панталоны. Шляпка чуть маловата, бедра чуть великоваты (на чей-то вкус).
– Ангел мой! – вполне искренне крикнул я.
– Гас, – ответила она.
Голос у нее ровный, как стол, но это не остановило Джека де Виндта.
– О, – простонал он, – я голоден, как волк, мисс Пэтси.
– Гм, – сказала она. – Гм. – Провела руками по глазам и исчезла в кухне.
– Что ее так печалит? – спросил я.
– О. – Слепой Джаспер мрачно покачал головой. – Не суди ее строго, Лэндор. Она потеряла одного из своих мальчиков.
– То есть?
– Ты, наверное, слышал, – сказал Бенни. – Парень по фамилии Фрай. Однажды отдал мне непромокаемое одеяло за две порции виски. Естественно, не свое. В общем, бедняга на днях повесился… – Бросив взгляд вправо и влево, он наклонился ко мне и самым громким шепотом добавил: – Знаешь, что еще я слышал? Стая волков вырвала у него всю печень. – Он выпрямился и принялся с особой тщательностью вытирать кружку. – А, да что я тебе рассказываю! Ты же побывал в Вест-Пойнте.
– Бенни, а где ты это услышал?
– Сорока одна на хвосте принесла.
Чем меньше городок, тем быстрее разносятся вести. А Баттермилк-Фоллз просто крохотный. Даже его жители чуть меньше ростом, чем в среднем по стране. Если не считать огромного торговца жестью, который заглядывает в город дважды в год, я определенно являюсь самым высоким в округе.
– Уж больно эти сороки болтливы, – сказал Слепой Джаспер, уныло кивая.
– Послушай, Бенни, – сказал я, – ты сам с Фраем когда-нибудь разговаривал?
– Раз или два, вот и всё. Бедняге нужна была помощь с коническими сечениями.
– О, – сказал Джек, – сомневаюсь, что ему нужна была помощь именно с коническими сечениями.
Он, возможно, сказал бы еще что-нибудь, но тут опять вышла Пэтси, на этот раз с блюдом лепешек. Стыд вынудил нас замолчать. Только когда она шла в футе от меня, я осмелился потянуть ее за подол.
– Сочувствую, Пэтси. Я не знал, что этот парень, Фрай, был…
– Не был, – сказала она. – Во всяком случае, не в том качестве. Но хотел быть, и это должно что-то значить, правда?
– Расскажи нам, – попросил Джаспер. – Что мешало тебе быть благосклонной к нему, а, Пэтси?
– Ничего такого, что он мог бы исправить. Господи, ты же знаешь, что мне нравятся темненькие мужчины. Рыжие волосы хорошо смотрятся наверху, а внизу они никуда не годятся. Это один из моих принципов. – Она поставила блюдо и нахмурилась, глядя в пол. – Не могу понять, что заставило мальчика сотворить с собой такое. Он оказался слишком юным для того, чтобы правильно все сделать.
– В каком смысле правильно? – спросил я.
– Ну как же, Гас, он же даже не смог правильно отмерить веревку. Умирал три часа, сказали они…
– Они, Пэтси? Кто эти они?
Она ненадолго задумалась, прежде чем изменить свою первоначальную оценку.
– Он. – И кивнула в сторону дальнего угла.
Угол находился дальше всего от очага Бенни, и в этот конкретный вечер его оккупировал молодой кадет. Ружье стояло у стены позади него. Кожаный кивер лежал на самом краю стола. Черные волосы пропитались потом, бледное лицо наполовину скрывала тень.
Трудно сказать, сколько правил он нарушил, чтобы прийти сюда. Покинул территорию Вест-Пойнта без разрешения… посетил заведение, где продается алкоголь… посетил вышеназванное заведение с целью выпить вышеназванный алкоголь. Естественно, эти правила нарушали множество кадетов, но они всегда делали это ночью, когда стража спит. Сейчас же я впервые видел, как Бенни впустил его при свете дня.
Он не заметил моего приближения, кадет четвертого класса По. Что было тому причиной, задумчивость или ступор, сказать не могу, но я простоял целых полминуты в ожидании, когда он поднимет голову, и уже был готов идти прочь, когда до меня донеслись тихие звуки – то ли слова, то ли заклинания.
– Добрый день, – сказал я.
По резко вскинул голову; его огромные глаза округлились.
– Ой, это вы! – воскликнул он. Едва не опрокинув стул, вскочил, схватил меня за руку и стал трясти ее. – Боже, присаживайтесь… Да, прошу вас, присаживайтесь. Мистер Хевенс! Выпивку для моего друга.
– А кто будет платить? – Я бормотание Бенни услышал, а вот молодой человек, должно быть, нет, потому что поманил меня к себе и тихо-тихо сказал: – Мистер Хевенс здесь…
– Лэндор, что он там обо мне говорит?
Рассмеявшись, По на мгновение закрыл ладонями рот.
– Мистер Хевенс здесь, в этой богом забытой пустыне, единственный близкий мне по духу человек.
– Тронут слышать такое.
Хочу внести ясность: во всем, что говорит Бенни, присутствует двойственность. Надо быть давним завсегдатаем, чтобы улавливать и то, что сказано, и комментарии на сказанное, если учесть, что и одно и другое говорится одновременно. По не был таким завсегдатаем, поэтому он поддался порыву повторить все, уже громче:
– В этом мрачном, богом забытом… логове… хищных филистеров. Единственный, и пусть меня поразит молния, если я вру!
– Я уже рыдаю, мистер По. Продолжайте.
– И его очаровательная жена, – сказал молодой человек. – И Пэтси. Благословенная… Геба гор! – Довольный столь образным сравнением, он стаканом отсалютовал той, что вдохновила его.
– Это какая порция? – спросил я, и мой вопрос прозвучал для меня в духе Сильвануса Тайера, от чего мне стало неуютно.
– Не помню, – сказал По.
У его правого локтя выстроилась батарея из четырех стаканов. Он перехватил мой взгляд, когда я их подсчитывал.
– Не мои, мистер Лэндор. Так уж получается, что Пэтси не очень рьяно следит за чистотой. Горюет.
– Но вы, мистер По, все же кажетесь немного… под хмельком.
– Вероятно, вы имеете в виду мою пугающе хрупкую конституцию. Достаточно всего одной порции, и я уже не в себе. Две – и я шатаюсь, как боксер. Это заболевание, подтвержденное несколькими выдающимися врачами.
– Очень прискорбно, мистер По.
Он принял мое сочувствие кратчайшим кивком.
– А теперь, – сказал я, – пока вы не шатаетесь, можете кое-что мне рассказать?
– Почту за честь.
– Как вы узнали, в каком положении было тело Лероя Фрая?
Вопрос подействовал на него как оскорбление.
– Как откуда? От Хантуна, естественно. Он разносил новость, как городской глашатай. Возможно, кто-нибудь вскоре вздернет и его.
– Вздернет и его, – повторил я. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что кто-то вздернул мистера Фрая?
– Я вообще ничего не хочу сказать.
– Поведайте мне вот что. Почему вы считаете, что человек, вынувший сердце у Лероя Фрая, – поэт?
Этот вопрос был совершенно иного рода, поэтому кадет сосредоточился. Отставил стакан. Поправил рукава мундира.
– Мистер Лэндор, – сказал он, – сердце – это символ, иначе оно бесполезно. Забери символ, и что останется? Горстка мышц, представляющая не больший интерес, чем мочевой пузырь. Забрать у человека сердце – значит сосредоточить внимание на символе. Кто лучше подходит для такого дела, кроме поэта?
– Поэта, мыслящего до ужаса буквально, как мне кажется.
– О, мистер Лэндор, вы же не станете делать вид, будто этот акт дикости в буквальном смысле не отозвался в глубинах вашего разума. Позвольте очертить свой круг ассоциаций. В первый момент я подумал о Чайльд-Гарольде[30 - Чайльд-Гарольд – главный герой поэмы Дж. Г. Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда», «байронический тип».]: «И сердце, хоть разбитое, живет»[31 - Пер. В. Левика.]. Следующая мысль была об очаровательной песне лорда Саклинга[32 - Джон Саклинг (1609 – после 1641) – английский поэт, представитель близкой ко двору династии Стюартов «школы кавалеров».]: «Прошу, верни мое мне сердце, ведь взять твое я не могу». Учитывая, как мало для меня значит религиозная ортодоксальность, вызывает удивление то, что я очень часто обращаюсь к Библии: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже»… «Сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже»[33 - Псал. 50:12 и 50:19 соответственно.].
– Тогда нам, мистер По, стоит поискать религиозного маньяка.
– Вот! – Он стукнул кулаком по столу. – Символ веры, вы об этом? Давайте вернемся к латыни: он начинается со слова credo, которое произошло от существительного cardia, означающего «сердце», да? Только, конечно, у «сердца» нет категории состояния в английском. Поэтому мы переводим credo как «верую», хотя буквально это означает «кладу свое сердце» или «отдаю свое сердце». Короче говоря, дело не в том, чтобы отрицать существование тела или выходить за его пределы, а, скорее, в том, чтобы отчуждать его. Такова эволюция мирской веры. – Мрачно улыбаясь, он откинулся на спинку стула. – Поэзия, другими словами.
