скачать книгу бесплатно
– Делается первый надрез, это несложно. Скальпелем, подойдет любой острый нож.
Сев на своего конька, Марквиз наклонился над Лероем Фраем и водил в воздухе невидимым лезвием.
– Самое сложное – добраться до сердца. Придется убрать с дороги ребра и грудину. Эти кости, гм, не такие плотные, как позвоночник, но достаточно твердые. Никто не будет разбивать или ломать их, так как рискует повредить сердце. – Он уставился в разверстую грудную клетку Лероя Фрая. – Остается единственный вопрос: где резать? Первый вариант – прямо по грудине… – Лезвие доктора со свистом разрезало воздух. – Да, но тогда все равно придется раздвигать ребра, может, даже ломом, и это трудная задача. Нет, надо сделать – что и было сделано – кольцевой разрез. По грудной клетке, а потом два разреза поперек грудины. – Он отступил на шаг, оглядел результаты и заключил: – Судя по имеющейся картине, я бы сказал, что он использовал пилу.
– Пилу…
– Такую, какой хирурги ампутируют конечности. У меня есть одна в кабинете. За неимением таковой, он мог использовать ножовку. Только это тяжелая работа. Нужно пилить так, чтобы лезвие не углублялось в грудную полость. Кстати, взгляните сюда, на легкие. Видите эти порезы? Около дюйма длиной? Есть порезы и на печени. Сопутствующие разрывы, я думаю. Результат того, что лезвие наклоняли под углом наружу, чтобы сохранить сердце.
– О, доктор, вы очень помогли, – сказал я. – Будьте любезны, поведайте, что происходит дальше? После того, как ребра и грудина распилены?
– Ну, дальше уже совсем все просто. Нужно разрезать перикард. Это оболочка вокруг эпикарда, помогает поддерживать сердце.
– Так…
– Затем нужно перерезать, гм, аорту. Легочную артерию. Предстоит пробраться через кровеносные сосуды, но это дело нескольких минут. Тут подойдет любой качественный нож.
– Доктор, разве не должно быть фонтана крови?
– Только не из тела, которое мертво несколько часов. Конечно, могло вытечь некоторое количество. Однако я подозреваю, что к тому моменту, когда он взял его сердце, – не без доли удовлетворения сказал он, – оно было сухим.
– Что дальше?
– О, так уже почти все сделано, – сказал хирург. – Весь узел выходит чистым. Сердце довольно легкое, многие не знаю этого. Оно чуть крупнее кулака, весит не больше десяти унций. Когда пустое, – добавил он, в подтверждение своих слов похлопывая себя по груди.
– Итак, доктор… надеюсь, вы не возражаете против того, что я задаю вам все эти вопросы?
– Вовсе нет.
– Может, вы расскажете нам что-то еще о том человеке, который все это совершил. Что ему понадобилось бы, кроме инструментов?
Легкое замешательство, когда он отвел взгляд от тела.
– Дайте-ка подумать. Он… должен быть сильным по тем причинам, что я уже назвал.
– Значит, это не женщина?
Марквиз хмыкнул.
– Нет, во всяком случае, ни одна из тех, с кем я имел удовольствие быть знакомым.
– Что еще понадобилось бы?
– Много света. Для проведения такой операции ему понадобился бы свет. Я не удивился бы, если б мы нашли в полости свечной воск.
Его голодный взгляд вернулся к телу. Пришлось дернуть доктора за рукав, чтобы оттащить его, когда он ринулся к кровати.
– Доктор, а что насчет его медицинской квалификации? Для этого ему нужно было бы, – я улыбнулся, прямо глядя ему в лицо, – иметь такое же хорошее образование и многолетнюю практику, как у вас?
– О, необязательно, – застенчиво сказал он. – Ему нужно было бы знать… что искать да чего ожидать. Где делать разрез. Небольшие познания в анатомии – да, но быть врачом не надо. Или хирургом.
– Безумец, вот кто он!
Это вмешался Хичкок. Чем, признаюсь, испугал меня. Все это время у меня было такое чувство, будто мы с доктором Марквизом (и Лероем Фраем) одни.
– Кем он еще может быть, кроме как безумцем? – спросил Хичкок. – И он все еще здесь, насколько нам известно, готовит новые гнусности. Разве я… Неужели больше никого не уязвляет даже мысль о нем? Ведь он все еще здесь!
Он был чувствительным человеком, наш Хичкок. Несмотря на внешнюю твердость, мог болеть душой. И желать утешения. Легкого похлопывания полковника Тайера по плечу оказалось достаточно, чтобы напряжение покинуло его.
– Спокойнее, Итан, – сказал Тайер.
То был первый, но не последний раз, когда их альянс напомнил мне своего рода супружеский союз. Я ничего не имею в виду – только то, что у этих двух холостяков был какой-то договор, гибкий и закрепленный чем-то невысказанным. Один раз – и только один (я узнал об этом позже) – они разорвали отношения: за три года до описываемых событий по вопросу о том, нарушили ли следственные суды Вест-Пойнта положения Военного кодекса. Ничего страшного не случилось. Год спустя Тайер призвал Хичкока к себе. Рана от разрыва зарубцевалась. И все это передалось в том похлопывании. Да, и Тайер был главным. Всегда.
– Уверен, все мы испытываем то же самое, что и капитан Хичкок, – сказал он. – Не так ли, джентльмены?
– Это делает честь капитану – то, что он облек это в слова, – сказал я.
– Естественно, смысл всего этого, – добавил суперинтендант, – предоставить нам больше возможностей, чтобы найти преступника. Разве не так, мистер Лэндор?
– Конечно, полковник.
Не успокоившись, ни в малейшей степени, Хичкок уселся на одну из свободных кроватей и уставился в окно, выходившее на север. Мы отнеслись к нему с уважением. Помню, я даже стал отсчитывать секунды. Одна, две…
– Доктор, – сказал я, улыбаясь, – вы можете рассказать нам, сколько времени ушло бы у человека на такую операцию?
– Трудно ответить, мистер Лэндор. Прошли, знаете ли, годы с тех пор, когда я в последний раз делал вскрытие, причем никогда не заходил так далеко. По моим предположениям, если учесть сложные условия, я бы сказал, что час. Может, полтора.
– И большую часть времени отняло бы распиливание?
– Да.
– А если их было двое?
– Ну, тогда они встали бы по обе стороны и справились бы за полчаса. А вот трое были бы уже толпой. Третий дело не ускорил бы; он мог пригодиться только для того, чтобы держать фонарь.
Фонарь, точно. При взгляде на Лероя Фрая меня не покидало необъяснимое ощущение, будто кто-то освещает его. Я объяснил бы это тем фактом, что его глаза были направлены на меня, смотрели из-под полуприкрытых век – если вообще можно было допустить, что он смотрит. Потому что глаза закатились вверх, как поднятые жалюзи, и в щелках между веками серебрилась белизна.
Я подошел поближе к кровати и кончиками пальцев оттянул веки. Они на секунду застыли в этом положении, прежде чем вернуться назад. Я почти не обратил на это внимания, потому что принялся изучать следы на шее Лероя Фрая. Они не складывались в единую полосу, как я предполагал вначале, а переплетались, рисуя картину мучений. Задолго до того, как петля пережала дыхательное горло кадета, веревка вдавливалась в кожу, разрывая ее.
– Капитан Хичкок, – сказал я, – мне известно, что ваши люди провели поиски, но что конкретно они искали? Человека? Или сердце?
– Могу сказать вам только, что мы прочесали окрестности и ничего не нашли.
– Ясно.
Он был рыжеватым блондином, этот Лерой Фрай. Длинные светлые ресницы. Мозоли от ружья на правой руке и яркие волдыри на кончиках пальцев. И родинка между двумя пальцами на ноге. Всего день назад он был жив.
– Может кто-нибудь напомнить мне, где было найдено тело? – спросил я. – После того, как из него вынули сердце.
– Рядом с ледником.
– Боюсь, доктор Марквиз, мне придется снова обратиться к вашему опыту. Если б вы… если б вы хотели сохранить сердце, как бы вы это сделали?
– Ну, я, наверное, нашел бы какой-нибудь контейнер…. Не обязательно большой.
– Да?
– Потом обернул бы чем-нибудь сердце. Может, муслином. Или газетой, если б не смог найти ткань.
– Продолжайте.
– А потом я… я поместил бы его… – Он замолчал. Его рука непроизвольно поднялась к горлу. – В лед, – сказал он.
Хичкок встал с кровати.
– Вот до чего дошло, – сказал он. – Безумец не только вынул сердце у Лероя Фрая. Он хранит его на льду.
Я пожал плечами. Развел руки в стороны.
– Такое возможно, не более.
– Но ради какой, черт побери, цели?
– О, этого я вам сказать не могу, капитан. Я только что приехал сюда.
В палату уже успела войти сестра-хозяйка, подгоняемая чувством долга: ей для чего-то понадобился доктор Марквиз, не помню, для чего. Я только помню полный сожаления взгляд доктора: ему не хотелось уходить.
Так что мы остались втроем: я, Тайер и Хичкок. И Лерой Фрай. Потом забили барабаны – кадетов призывали на вечернее построение.
– Итак, джентльмены, – сказал я, – деваться нам некуда. Вы вляпались в неприятную историю. – Снова развел руками. – Я и сам немного озадачен. Одного не могу понять: почему вы не обратились к военным властям?
Долгое молчание.
– Такие вопросы требуют их внимания, – сказал я, – не моего.
– Мистер Лэндор, – сказал Сильванус Тайер, – вы не против прогуляться со мной?
Мы прошли недалеко, по коридору и обратно. Потом еще раз. И еще раз. Это очень напоминало военные учения. Тайер был на четыре дюйма ниже меня, но спину держал более прямо, и манеры у него были более уверенными.
– Как вы понимаете, мистер Лэндор, мы оказались в щекотливом положении.
– Не сомневаюсь.
– Эта академия… – начал он. Но его голос прозвучал слишком громко; Тайер тут же приглушил его. – Эта академия, как вам известно, существует менее тридцати лет. Половину этого срока я являюсь здесь суперинтендантом. Думаю, можно с уверенностью сказать, что ни сама академия, ни я еще не стали постоянными величинами.
– Думаю, это вопрос времени.
– Что ж, как и у любого молодого учреждения, у нас появились влиятельные друзья. И грозные недоброжелатели.
Глядя в пол, я высказал предположение:
– Президент Джексон относится ко второму лагерю, не так ли?
Тайер быстро огляделся по сторонам.
– Я не стану делать вид, будто знаю, кто к какому лагерю принадлежит, – сказал он. – Знаю только то, что на наши плечи лег тяжелейший груз. Неважно, сколько офицеров мы выпускаем, неважно, сколько пользы приносим нашей стране, – мы всегда, боюсь, оказываемся в положении обороняющихся.
– Против кого, полковник Тайер?
– О. – Он бросил взгляд в потолок. – Элитарность, вечная тема… Наши критики утверждают, что мы отдаем предпочтение отпрыскам богатых семей. Если б они знали, сколько наших кадетов родились на фермах, сколько среди них сыновей мастеровых, предпринимателей… Это Америка, мистер Лэндор, чья история пишется маленькими людьми.
Как же мило это прозвучало в том коридоре! «Америка, чья история пишется маленькими людьми…»
– Что еще, полковник, говорят ваши критики?
– Что мы слишком много времени тратим на подготовку инженеров и мало – на подготовку солдат[13 - Для лучшего понимания реалий следует учесть, что академия была основана как военно-инженерная, для выпуска специалистов соответствующего профиля, которые работали не только в военной, но и в гражданской сфере; фактически она выступила первым политехническим высшим учебным заведением страны.]. Что наши кадеты поступают на должности, которые должны доставаться офицерам более высокого ранга.
«Лейтенант Медоуз», – подумал я.
Тайер шел по коридору, подладив свой шаг под ритм барабанов снаружи.
– Думаю, нет надобности рассказывать вам о недавно появившемся направлении критики, – сказал он. – О том, в котором утверждается, будто нашей стране вообще не нужна постоянная армия.
– Интересно, чем бы эти критики хотели ее заменить?
– Очевидно, такой же милицией[14 - Слово «милиция» здесь употреблено в значении «гражданское ополчение с функцией внутренних сил правопорядка».], как была в старину. Толпой из деревенских общин. Солдатами понарошку, – без всякой горечи сказал он.
– Но нашу последнюю войну выиграла отнюдь не милиция, – возразил я. – Это были люди типа… генерала Джексона.
– Как приятно знать, мистер Лэндор, что мы с вами придерживаемся одного мнения… Однако факт остается фактом: бо?льшая часть американцев шарахается при виде человека в форме.
– Вот поэтому мы и не носим ее, – тихо сказал я.
– Мы?
– Простите; мы, констебли. Оглянитесь, и вы не встретите констебля – если подумать, то и любого сотрудника правоохранительных органов Нью-Йорка, – который одеждой обозначал бы свою сферу деятельности. Форма действительно отталкивает народ, не так ли?
Забавно, я не стремился к этому, но поднятая тема разожгла между нами искорку братской близости. Нет, я не утверждаю, что Сильванус Тайер улыбнулся – я ни разу в жизни не видел, чтобы он улыбался, – однако торчавших из него иголок поубавилось.
– С моей стороны было бы большим упущением, мистер Лэндор, если б я не упомянул о том, что львиная доля атак была направлена на меня. Меня называли тираном. Деспотом. Варваром – это самый мягкий вариант.
На этом он остановился, чтобы дать словам осесть.
– В общем, полковник, ситуация тяжелая, верно? – подытожил я. – Если взглянуть на нее с вашей стороны. И если станет известно, что под… под вашим жестоким управлением кадеты гибнут, доходят до того, что лишают себя жизни…
– О Лерое Фрае уже стало известно, – сказал он; тон у него был ледяным, как звезда. (Братской близости как не бывало.) – Я не мог помешать этому, как не могу помешать людям делать выводы. В настоящий момент моя единственная цель – не дать определенным кругам взяться за расследование.
– Определенным кругам в Вашингтоне, – предположил я, глянув на него.
