скачать книгу бесплатно
– Да я бы посочувствовал, да вот не знаю, как. И по какому поводу. Что у него случилось, не знаешь?
– Полгорода знает, кроме тебя. Ты слышал про малиновый скандал?
– Нет.
– А про малиновое вино?
– Нет, откуда…
– Почитай местную прессу.
– А если в двух словах?
– Завезли в город какой-то малиновый концентрат. И чем-то его разбодяжили – или спиртом, или водкой. Получилось вино.
– И что?
– Ну, кто пробовал – все померли. Причём, из своих, из верхушки. Понял?
– Понял. Сколько народу?
– Пострадало? Четырнадцать человек. Насмерть.
– Так… Кого-то посадят.
– Как минимум. Ты сейчас где должен быть? Возле Ларочки! Нет же, ты тут, со мной прохлаждаешься. Но им было бы с тобой поспокойней.
– Вот интересно, как? Я с ними бормотуху не бодяжил.
– Лёшечка, если ты нас с Лариской хоть немного любишь, то напрягись. Ты очень умный. И на тебя сейчас вся надежда. Прикрой их хоть немного своим присутствием.
– Да есть кому её прикрывать. У неё приятелей куча целая. Я рядом с ними не стоял.
– А я тебя прошу! Понимаешь? Я прошу тебя лично!
– Светочка, только ради тебя. Но имей в виду: если не дозвонюсь – извини. Пусть она сама попытается, хоть разик. Тогда я пойму, что ей нужны наши отношения. А чем я могу быть им полезен – совершенно не понимаю.
– И не надо. Всё потом. А сейчас… целую тебя, Лёшечка, целую… Ты обещал, запомни! – сказала Светочка и исчезла.
А я пошёл домой и лёг спать с чистой совестью. Ибо, как получилось, так и получилось. В конце концов, не я первый начал… А утром на кухонном столе обнаружил местную газету с критической статьёй в адрес отдела снабжения крайисполкома, где были указаны некоторые фамилии, среди которых одну я уже знал. Собственно говоря, речь шла об одном только из многих криминальных фактов. И я про это слышу! И это моя близкая знакомая! Моя девушка! Чуть не жена! Обалдеть. Моя жена – соучастница. А я не был способен на криминал, исключая безбилетный проезд, с малолетства, когда мама и папа в качестве профилактики очень строго и громко мне сказали:
– Никогда и ни в коем случае не смей брать чужое. Мы знаем, что ты не брал. Знаем, что не возьмёшь. Но если не дай Бог, хоть когда-нибудь, хоть по какой-нибудь случайности ты будешь хоть в чём-нибудь замешан – пощады не жди.
– Убью, – добавил папа.
И мне стало понятно. Да ещё потом тот милиционер напомнил, на железной дороге. И вот газета, у меня под носом, статьёй кверху, положена специально, мама знает, к кому я ходил на день рождения. Всё они знают, мои родители. Или почти всё. Не знают, однако, что мы с Лариской целовались! А что со Светкой, даже представить себе не могут. И вот я сижу, смотрю на телефон. И знаю – если позвонят, пойду. А если нет, значит, она с тем придурком. Ищет у него утешения. Они все свои. А я для них чужой. Тем более, зачем попусту звонить.
В любом случае, я никак не ожидал такого скорого поворота событий, хотя роскошь Ларискиного бытия сразу показалась мне чрезмерной.
Три недели я жил, поглядывая на телефон. Даже библиотеку перестал посещать. Дома с книжками сидел. Казалось, обстановка в городе и вокруг меня успокаивается, да и я успокаивался вместе с нею. В конце концов, Лёша, не в свои сани не садись, и тебе ничего не будет. Ищи, Лёша, своё место, потом и сани найдутся тебе по рангу. Утешением такие соображения отчасти служили, но прекрасную Ларису забыть было очень трудно. Тем более, восхитительную Светлану.
Светлана позвонила как раз в тот момент, когда я о ней подумал. Но таким голосом, что до сих пор страшно вспомнить. Она потребовала встречу, да так, что мне сразу стало не по себе. Подумалось – ну, всё, попал. Раз сидел с ними, пил, кушал, девушку целовал, значит, их человек. Придётся участвовать в процессе. Произносить оправдательные речи. А то пойду за главаря. Ну что, решил я, надо будет, так и пойду. Ради Лариски пойду. А ради Светки – тем более. Тут уж такая моя мужская доля.
Потянуло холодом. Скорее всего, надвигалась осень, несмотря на то, что тополя, растущие на центральной аллее нашего главного проспекта, не уронили ещё ни одного листка. Даже круглоголовые фиолетовые цветочки распускали вокруг себя в безветренный день вполне ощутимое благоухание. Я уже не говорю про ноготки, единственные цветы, которые безошибочно всегда определял по названию, стройными рядами, стоя во всей красе, устремляли свои бутончики прямиком в небо. Светку я увидел сидящей на скамейке, в окружении цветущей природы и сразу забеспокоился. Что такое, я нисколько не опоздал, даже пришёл на пять минут пораньше, а Света, получается, ждёт меня уже довольно долго. И лицо у неё на этот раз было очень умное.
Она резко встала, подошла ко мне поближе, посмотрела прямо в глаза. Потом вцепилась в мой рукав и повела куда-то, как мне показалось, чтобы только уйти подальше с такого видного места. Я почувствовал её ужасное настроение и, не сопротивляясь, шёл молча. Мы дошли до нашего театра и остановились там, между ёлками. Светка, опять же, глядя мне в глаза, со всей строгостью, на которую только была способна, спросила:
– Ты опять ничего не знаешь?
– Светочка, – ответил я, не чувствуя за собой вины, – скажи, пожалуйста, что я должен знать?
– Понятно, – произнесла Света слишком, на мой взгляд, серьёзно. – И родители твои, естественно, ничего не знают?
Я тоже заговорил посмелее, ибо, чего особенно стесняться, когда мы с ней так близко знакомы.
– Про родителей, Светочка, как ты знаешь, я ничего не могу сказать. Только то, что они с работы не вылезают с утра до вечера. Я их просто не вижу в последнее время. Потому, в этом смысле ничем тебя не могу порадовать. Меня уже другое волнует: тебя так интересуют мои родители, будто бы ты за меня хочешь замуж выйти. Я угадал?
Света даже не улыбнулась.
– Хотела бы – давно бы вышла. Даже не сомневайся.
– Я и не сомневаюсь. Честно говоря, без тебя мне очень скучно.
– Знаешь, что, – вспыхнула Светка, – молчи уж, брачный аферист! Забыл про Лариску?
– Лариска-то здесь причём? Как была твоей подружкой, так и останется. А я ей не нужен. Да и она?то мне…
– Лариса здесь при том, Лёшенька, – медленно проговорила Света, – что у неё вчера отец погиб. Точнее, сегодня ночью.
Когда до меня дошёл смысл её слов, я понял, что с меня от ужаса могут упасть штаны. На шутку, сказанное Светкой, было не похоже.
– Как? – спросил я. – Ну… как это случилось?
– Их нашли сегодня утром.
– Кого… их? – оторопел я.
– Отца Ларискиного и его любовницу. Секретаршу.
– Это, что… У него была любовница?
– А ты не знал? Конечно! Откуда тебе знать? Все знали, а он не знал. А знал ли ты, Лёшенька, что у него обеих ног не было?
– Ног?! Не было?! Да что ты!? А он ходил на чём…
– Именно. На протезах. И кто бы мог подумать?
– Любовь… На протезах… Измена… На протезах… Герой… – пробормотал я. – Где же их нашли? Кто их убил? Её муж?
– Да, был у неё муж. Он тоже, вроде тебя, ничего не знал. Их в гараже нашли. В машине.
– Светочка, это слишком. Что ты такое говоришь?
– Я говорю, – отчеканила Светка, – что знаю. Они были в гараже. Там занимались любовью. Там и задохнулись.
– Не может быть… Любовь в гараже… На протезах…Это дурдом. Ты меня угрохала. Как же они погибли, включали мотор?
– Наверное. Может быть, и включали.
– А почему они не вышли?
– Он был в тот момент без протезов, не добрался до ворот. Добрался, вернее, но поздно. А она была без сознания.
– Раз добрался, почему дверь не открыл?
– Он не мог её открыть.
– Почему?
– Дверь кто-то закрыл снаружи.
– Снаружи?.. А кто? Зачем?
– Это я должна у тебя спрашивать. Кто закрыл… Может, друг. Для конспирации. Может, ещё кто… Но утром мотор у машины не работал. Вот и всё.
– Так что же, нам надо туда идти!!
– Куда!?
– К Лариске! Как же она там, бедная…
– Да, может быть, что теперь бедная. Не надо туда ходить.
– Да почему… Пошли.
– Обыски там идут, не понимаешь, что ли!? Весь дом обыскивают, сверху донизу. Не знаешь, чья это работа?
– Откуда, – смутился я.
– Не знаешь? Уверен? Тогда слушай меня!.. Делай как я!
– Что делать? – я даже оробел.
– Спроси у них! У папы с мамой! Может, что знают! Не знают – затихарись! Дома сиди и кочумай. Понял?
– Понял…
– А что ты понял!? Мне не хватало только ещё, чтобы и тебя загребли.
– Меня-то за что!?
– А тебе на суде объяснят!.. За участие в общем деле, вот за что. Прими мою просьбу к сведению. Не суйся, куда не следует. Лёшечка, не будь дураком. Ты ещё слишком маленький. Я очень тебя прошу, очень тебя прошу… Может, хоть что-нибудь узнаешь – дай мне знать. Всё, целую, – сказала Светка и побежала на автобусную остановку.
Я тоже двинулся к дому, совершенно ошеломлённый. Следовало бы сделать какие-то выводы, но мысли вертелись в голове бессмысленным роем. Что-то мне было ясно, но вот что именно – удалось понять не сразу. Я понял, в конце концов, одно: если мне позвонит Лариса, я пойду к ней сквозь все заслоны. Это если позвонит. А если нет? Тоже следовало бы идти. А вдруг если так прогонит, что мама, не горюй… Небось, Светка Лариске что-нибудь, да поведала… Такое, что сидит теперь Ларочка возле телефона и плачет горькими слезами. Тогда, значит, после этого, не нужен я ей… Вообще не нужен. Следует пока воздержаться.
И ничего конкретного, кроме омерзения к своей собственной персоне, из этих размышлений у меня не возникало.
Перед глазами стояло лицо дежурного милиционера, объяснившего мне не так ещё давно, что есть свои, а есть и чужие. И я ему совершенно осознанно пообещал, раз и навсегда, ну, внутри себя, конечно, что буду со своими, а не с чужими. Слово это я буду держать. Но как? Получается, ничего мне нельзя. Куда не сунусь – везде чужие. Ну, с милицейской точки зрения. Как быть, когда шаг в сторону, и ты в тюрьме. За что? Потом объяснят.
Я вдруг почувствовал внутренний подъём, творческий энтузиазм, энергию, настроился на си-бемоль минор, и пошёл к Лариске. Подумал, зайду во двор, что такого, в конце концов, ведь мне за это ничего не будет. Тем более, я знал, там есть одно местечко, куда фонарь не светит, и меня никто, ни за что, никогда не увидит. Ну, посмотрю на её окна, ничего же в этом нет преступного, а как увижу Ларискин силуэт, так и соображу, что дальше делать. Если что не так, потом разберутся. Ведь тот дежурный по станции разобрался, в конце-то концов. А кто работает там, в милиции, они точно такие же. Другие, что ли? Других не может быть, как же тогда… Дальше тогда никак. Провал, катастрофа, шок, дикий ужас. Не жизнь – сплошная деноминация.
Вошёл я во двор, встал на своё место, осмотрелся. И что я увидел? Двор как двор. Дом как дом. Гараж как гараж. Окна как окна, без всяких силуэтов. Только возле подъезда несколько курящих мужских фигур. Ничего особенного. Никого больше. Но вдруг в лицо мне ударил резкий свет карманного фонаря. Кто-то меня внимательно осмотрел и прошёл мимо, не задавая никаких вопросов. Мой энтузиазм улетучился, и я освободил Ларискин двор от своего присутствия. Что за жизнь – не успеешь к девушке подойти, как тебе уже тюрьма светит. И звонить я больше никому не собирался. По крайней мере, в ближайшем будущем.
Поэтому на следующий день я, как увидел маму, сразу обратился к ней с просьбой:
– Мама, – сказал я ей очень серьёзно, – хочу тебя попросить об одном деле.
Мама испугалась, даже села на ближайший табурет. Я такой реакции не ожидал. Она знала всё, или то, что могла знать о моих с Ларисой контактах – в этом я уже не сомневался. Значит, тактически разговор я построил правильно.
А дело было в том, что у моих родителей тоже был гараж, тоже рядом с домом. Ну, не такой, как у Ларискиных, но вполне приличный. И машина у нас была. Почти новая «Победа». Заводилась, по крайней мере, и ездила. А ездила наша машина чаще всего на нашу дачу, расположенную в нагорной части города и оснащённую дощатым летним домиком. Только однажды «Победа» уехала куда-то и там надолго задержалась. Отец говорил – для ремонта, да и сам приходил домой не каждый день. Я не предполагал, что папа мой способен на такие поступки, как Ларискин, тем не менее, гараж оказался в течении длительного времени пуст, что вызывало завистливые взгляды и помыслы у соседей. По тогдашнему законодательству, могли незанятую вещь и отобрать. Окружающие нас жители состояли, в основном, из лиц, перемещённых с Украины, очень сердитых, прижимистых, обиженных на власть до крайней степени. Количество желающих покуситься на нашу собственность нарастало с каждым днём, отчего я давно уже замыслил предвосхитить их коварные замыслы. Потому я сказал маме прямо, конкретно, без всякой предварительной подготовки, самым трагичным голосом:
– Мама. Дай мне, пожалуйста, шестьдесят рублей.
Тут мама действительно испугалась, даже побледнела.
– Так, – сказала она, – что случилось?
– Да ничего пока, – проговорил я очень грустно. – Понимаешь, хочу я, мама, мотороллер купить.
– Ещё не легче, – сказала мама, начиная приходить в себя. – Зачем он тебе?
– Ну, как зачем… Ездить.
– Куда ты ездить собираешься?
– Да как куда, мама, – спросил я с глубокой укоризной. – На дачу! Машины у нас пока нет, и неизвестно, когда будет. А я просто не могу больше смотреть, как ты сама привозишь на трамвае по две авоськи с яблоками.
Мама удивилась:
– Надо же – раньше мог, а теперь не можешь. Нет, чтобы просто со мной взять, да и поехать, и просто помочь. Неужели трудно? Трамвай до самой дачи ходит, в чём проблема?
– Ну, не до самой дачи, а с пересадкой. Да ведь не об этом речь, мама! Гараж горит!
– Как горит? Что, правда, пожар?
– Мама, какой пожар… Это в переносном смысле. Народ к нашему гаражу присматривается. Ну, интерес проявляет. И это вы с отцом как бы не замечаете.
– Чего там замечать? У отца есть машина.
