Практика соприкосновений

скачать книгу бесплатно


– И остальное всё пройдёт, я знаю! Слышишь, врач! Или не врач!? Полечи меня, Алёша! Чему тебя учили? Неужели ты только ноги умеешь обрезать?

Один костыль у неё упал, второй сама отпустила и вцепилась за мою шею обеими руками. Ну, можно сказать, обняла. При всём при этом Настенька почти кричала, её было слышно по всему отделению. Я не могу сказать, что дежурные медсестрички в этот момент рыдали, но ближайшая ко мне явно смахнула слезинку. Я это видел. Затребовал у неё Настины документы, она их мне вручила, вместе с самыми свежими анализами.

Рассмотрел всё заново, благо, нашлась свободная минутка. Но, если бы даже она и не нашлась, решение внутри меня вполне созрело.

На рентгеновских снимках её ножонка выглядела ужасно – месиво из костных отломков. А при осмотре не так страшно. Анализы неплохие, почти в норме. Настроение боевое. Ну, чувствую, мне осталось провозгласить решение.

– Хорошо, – изрёк я Настеньке и всем окружающим, несмотря на охватывающий меня ужас ответственности, – уговорила. Только до первого нарушения. Чтобы я по больнице за тобой не бегал. Каждое моё слово исполнять! Иначе, вы с дядькой останетесь, а я в тюрьму сяду. Вот операционная – помни.

Девчонки сели на диван плакать, а я пошёл звонить Шефу. Когда он взял трубку, мне показалось, он ждал моего звонка.

– Алексей, – прохрипел он, хотя, когда орал на сестёр или субординаторов, демонстрировал просто оперный голос, – что случилось?

– Вы не беспокойтесь, всё в полном порядке, – уговаривал я его, как прекрасную Маркизу. – Я операцию отменил.

Тут он уже не захрипел, а зарычал:

– Это кто же тебе позволил!? Кто ты, вообще, такой? Ты, вообще, откуда здесь взялся!? Тебя кто в отделение впустил?

Я понял, что Шеф под наркозом. Стыдуху, стало быть, заливает. Очень хорошо.

– Докладываю, что я ваш врач, а не слесарь. Потому, категорически против операции. Прошу у вас неделю для интенсивной терапии.

– Хорошо, – перебил он меня. – Если за неделю не будет улучшения или вообще, что-нибудь с ней случится, учти, я тебе голову оторву.

И бросил трубку. На рычаг или на пол – этого я никогда уже не узнаю.

Естественно, в коридоре меня встретили тревожные взгляды – все знали, каков у Шефа характер. Они только не знали, каков характер у меня. Да, слабый. Время от времени.

Так я девушкам и сказал:

– Всё в порядке. Завтра операции не будет, скажите анестезиологам – никакой премедикации. Действуем, как договорились. Настя быстро умывается и идёт спать. Завтра продолжим эту тему. Остальные – по местам.

Утром всё шло по заведённому расписанию. В восемь часов – конференция, в девять – начало операции. Но уже другой, на которой ассистировать я чести был не удостоен. Шеф с утра со мной не поговорил, даже не удостоил взглядом – ясно, был настроен на большие операции, а уже потом, по окончании операционного дня, плотно со мной пообщаться. Да и Зав, я знал, тоже оперировал сегодня на втором операционном столе. Потому, у меня было время полистать учебник, раздел гнойной хирургии, и посоветоваться с моим другом Славкой. Даже Анастасию перевязать успел. Даже поговорить с ней успел, очень по-деловому. Когда она взгромоздилась на стол вытянула перед собой травмированную ногу, я спросил напрямик:

– Анастасия! Жить хочешь?

– Да! А что?

– А хочешь жить хорошо?

– Ну да, – пробормотала Настя, – конечно.

– Прошу прощения, – продолжал я, разматывая бинты, – буду лечить жёстко. Даже жестоко.

– Я согласна!

– Настя, погоди… Главное, чтобы я был согласен. Понимаешь, будет больно. Придётся терпеть.

– А кричать можно будет?

– Кричи, хоть закричись. До тех пор, пока не надоест. Вот… А как только тебе надоест кричать, ты мне скажешь. И на этом твои мучения окончатся. Поняла?

– Поняла, – отрапортовала Анастасия.

– Тогда начинаем.

Ничего особенного я не делал, кроме предусмотренных манипуляций. Пожалуй, старательно, до крайности. Но когда дело дошло до антибиотиков, я выбрал самую толстую костную иглу и воткнул Насте в пятку. Потом в самый большой шприц набрал дозу и ввёл Настеньке внутрикостно под жгутом. Ну, чтобы всю стопу промыть и освободить от всякой гадости. Вот это было визгу! Как мы тогда не оглохли… Я спрашивал, по-честному:

– Давай, Настенька, бросим это дело! Я, так хоть сейчас готов. Ну, говори!

Настенька сказала:

– Лёша, можно я за тебя держаться буду?

– Держись, – ответил я, – только работать не мешай.

Тут Настина стопа как раз впала в анестезию. Я сделал апертуру на подошве, контрапертуру снаружи, выдавил старую гематому, собственно говоря, что давно надо было сделать. Инфицированную стопу обезболить трудно, потому наши крики разнеслись на всю округу. Зато всё наше отделение травматологии и ортопедии узнало: процесс пошёл.

В тот день я Настю перевязывал в последнюю очередь, потому Шеф закончил свой операционный день раньше меня, прилетел на крик и сунул нос в перевязочную. Ничего не сказал, только головой кивнул – ну, чтобы я, как всё сделаю, сразу к нему. А мы с Настей не торопились. И боль прошла.

– Как? – спросил я напоследок. – Страшно было?

– Нет, – ответила Настя, постепенно приходя в себя. – Не очень.

– А больно?

– Ужасно… – созналась она. И тут же заявила:

– Буду! Буду, буду терпеть!

В кабинете меня встретили те же лица – Шеф и Зав. Лица пили чай, и мне плеснули заварки.

– Запомни, – произнёс Шеф, – настоящий травматолог пьёт чай только без сахара. С сахаром – это в детском саду. А у нас, в крайнем случае – вприкуску.

– А ещё что важно, – добавил Зав, – это никогда ни в чём не сознаваться.

– Это как, – не понял я.

– А так. Не сознаваться, и всё. Сознаешься – нет у тебя шансов. А если не сознаешься – пусть доказывают. Может, ещё и отступятся. Вот, к примеру, пришла к тебе комиссия и, скажем, сняли тебя за попку с женщины. Ну, так получилось. А ты всё равно не сознавайся. Говори – не успел. И всё! А раз не успел, значит – аморально устойчив. Понял? Так и дыши.

Я выпил чай с печеньем и конфеткой.

– Что там у тебя, – спросил Шеф. – Рассказывай.

– Промыл, некроз убрал. Удалил старую гематому со стопы. Кубиков тридцать. Чистая. В пятку поставил постоянную иглу для инъекций. Загипсовал. Окно оставил для перевязки.

– Антибиотики те же вводил?

– Те же пока.

– Почему? Взял пробу на чувствительность?

– Да там один синий гной!

– Я спрашиваю, – разорался Шеф, – брал или нет?!

– Ещё вчера. И сегодня.

– Чтобы анализы были каждый день. Ещё что-нибудь предлагаешь?

– Да, – совершенно осмелел я. – Прошу разрешить прямое переливание крови.

Шеф и Зав переглянулись.

– Это ещё тебе зачем?

Я не успел ответить.

– Пусть, раз он так хочет, – махнул рукой Зав. – Деньги найдёшь?

– Начмед, я думаю, всё подпишет.

– Тогда пусть. Крайний случай. Будешь делать сам. Я тебе сказал – сам будешь переливать. И сам за всё ответишь. Давно кровь переливал?

– Переливал, – ответил я. – Сделаю.

– Тогда до завтра. И срок тебе неделя.

На том я и попрощался, хотя, никакого вдохновения или радостного напутствия я от Шефа не получил. Было ясно одно: Зав на моей стороне. Понятное дело, экспериментальное направление науки. Изучение меня самого. Пусть изучают… Я в этом отделении сегодня – первый табурет от двери. Но Настю в этот день я ещё встретил, даже несколько раз. Улыбающуюся. Всю такую мимолетящую. Я ей сказал:

– Запнись, только попробуй! Давай, выломи мне иглу из пятки! Я тогда буду в ногу тебе болт завинчивать. Или забивать.

Настенька порозовела, расцвела и засмеялась. Вообще, бледнолицую её я ни разу не видел.

– Не, – ответила она в полёте, – пятка у меня полотенцем замотана!

Тогда я подумал так: «Что, в конце концов, ничего ведь никому не будет плохого, если я попытаюсь заглянуть в будущее, как смогу, и посмотреть на Настю, как она будет выглядеть, например, через неделю. И напряг я в тот момент все свои духовные и душевные силы, внутренне сосредоточился и увидел Настю через неделю на двух ногах. Как я ни напрягался – Настя на двух ногах, и точка. Тогда я решил заглянуть вперёд на месяц – всё нормально. На три – нормально. Ну, тогда уже я напрягся изо всех сил, даже задержал дыхание, даже сжал на всякий случай кулаки и увидел прекрасную Настю, стоящую на двух ногах. Всегда. Значит, от меня всё и зависит. Это исследование успокаивало больше, чем относительно мирное настроение начальства. Что попросил – то дали. Всё верно, я на правильном пути.

Уже на следующий день, перед обедом, в ординаторскую влетела старшая медсестра и срочно потребовала меня на переливание крови. Не на простое, а на прямое. Большая редкость, даже по тем временам. Но у меня за спиной были два года студенческого научного общества и две статьи как раз по гематологии, отчего я смело вошёл в чистую перевязочную, где никого ещё не было. Только стеклянный столик и две кушетки. На столике стояли два флакончика с кровью, блюдечки, двойные комплекты сывороток. Заново определил и перепроверил группы крови, и резус-фактор, и биологическую совместимость, потом пригласил войти доноршу и реципиентшу. Естественно, к этому времени я уже был одет в стерильный операционный костюм.

Под руку вошли два ангелочка, улеглись на кушетки, переглянулись очень по-взрослому. На меня даже взгляда никто не бросил, даже надежды на выздоровление никто не выразил. Видимо, во мне никто пока не сомневался.

– Можно? – спросила старшая операционная медсестра.

Я сказал:

– Начинайте.

В обоих локоточках появилось по катетеру с зажимами, тут же у меня в руках появился первый большой шприц с тёплой-претёплой кровью. Если из флакона переливать, такого ощущения не возникает. Флакон берётся из холодильника, лишь немного подогревается перед употреблением, а медсестричка горячая, прямо с рабочего места. От желающих Настеньке помочь отбоя не было.

Девушки лежали очень серьёзные, такими я их ещё никогда не видел. Биологическая проба демонстрировала совместимость. Я один за другим перелил Насте пятнадцать полных шприцев с кровушкой дежурной медсестрички. Ни капли не пропало, ни одного сомнительного анализа не обнаружилось, никаких ближайших осложнений. А то, что голова у меня кружилась с голодухи и руки немного тряслись от напряжения было абсолютной мелочью как для меня, так и для окружающих.

Что я тогда подумал – новичкам везёт. Но как долго? И в ту же секунду я принял на себя такой обет, не знаю, как сказать по-другому… С этого момента Настина нога будет моей ногой. Если она теряет свою ногу, то я тогда теряю свою. И пусть сбудется то, что я сейчас замыслил.

Несколько дней я ходил как в воду опущенный – рана почти не заживала. Сине-зелёная палочка, правда, исчезла почти сразу, да я знал, что она дохнет очень быстро, только займись ею. Спадал отёк, температура снизилась почти до нормы, но дефект кожи срастаться не собирался. По-прежнему в глубине раны видны были безжизненные костные отломки. Настины щёчки-ямочки, писки, крики и щебет – всё отошло в сторону, о чём говорили мы тогда с ней, не помню. С ногой ничего ещё никому не было понятно. Но – не хуже, значит, лучше.

Я знал, такие бывают травмы, что лучше было бы сразу ампутировать. У нас лечился один тракторист, до меня ещё, которому собственный трактор по голени проехал. Так получилось. Выпал человек из трактора на ходу – что делать… Мы ему два года ногу спасали, совсем замучили. И он нас всех проклял – два года ни выпить, ни закусить. Так, с проклятьями, в Москву и уехал, в ЦИТО. На дальнейшее излечение. В общем, в голове моей всякие ужасы клубились. Особенно в первое время. Ещё дважды повторил прямое переливание крови. Зав на меня поглядывал сочувственно, а Шеф крайне раздражённо, в смысле – давай, давай, трепыхайся, лекарь-аптекарь. Сооруди девчонке незаживающую рану. Я было подумал о кожной пластике, да рано ещё – не на голые же кости сажать. Будет остеомиелит. Сто процентов. Но по времени меня уже никто не ограничивал. Десять дней как десять железнодорожных составов пронеслись на фоне моих процедур и манипуляций. Меня трясло, а ясность не наступала. Хотя иглу из пятки я уже удалил.

Но вдруг в один из прекрасных дней утром, собираясь на работу, я почувствовал себя хорошо. Проверил собственную ногу – тоже неплохо, всё на том же месте. В общем, нормально. И на работе без нервотрёпки. Когда дошло дело до перевязки, что я увидел! Кожный дефект сократился чуть не в два раза! И это не всё. Приглядывался я к ране, приглядывался, никак не мог понять, что меня удивляет. Отошёл в сторону, подумал, спросил у Насти: