
Полная версия:
За последней чертой
Абакумов стоял навытяжку, боясь пошевелиться. Он хорошо знал Сталина, чтобы возразить ему в этой ситуации.
«Неужели арестуют? – подумал он. – Нужно будет активизировать работу».
Лаврентий Павлович Берия продолжал внимательно наблюдать за «избиением» Абакумова. Он всегда испытывал какое-то непонятное ему наслаждение, наблюдая за подобными экзекуциями Сталина.
– Вы скажите честно, товарищ Абакумов, что все эти дела вам не по плечу и я тогда приму иное решение. Я просто передам их людям Берии. Что вы молчите?
Шесть пар глаз внимательно и не отрываясь буквально «буравили» генерал-полковника. Все ждали, что он ответит вождю.
– Товарищ Сталин! Разрешите мне лично доложить вам о результатах работы моей службы, – произнес Абакумов.
Ему удалось взять себя в руки, и голос его звучал твердо и уверено.
– У меня нет секретов ни перед партией, ни перед моими единомышленниками. Говорите….
Абакумов еще раз обвел всех присутствующих взглядом и начал доклад:
– По моему приказу арестован, генерал- лейтенант Константин Телегин. Как установлено, Телегин в апреле 1946 года вывез из Германии эшелон с имуществом, а именно: восемь легковых автомобилей, много гаражного оборудования, два вагона с вещами, а именно старинный фарфор, гобелены. При обыске в его доме было изъято целый пуд серебреных изделий, двести восемнадцать отрезов шерстяных, шелковых, бархатных тканей, двадцать одно ружье, в том числе отдельные из них были инкрустированы серебром и золотом….
В кабинете повисла тишина. Абакумов замолчал и посмотрел на Сталина, который, молча, стоял у окна. Он словно не слышал того о чем ему докладывал руководитель министерства государственной безопасности. Неожиданно, вождь развернулся и направился к своему столу. Он сел в кресло и посмотрел на Абакумова.
– Во все войны победители захватывали трофеи, – тихо произнес Сталин, – но, не в таких же объемах. Это больше смахивает на мародерство….
– Телегин утверждает, что все это приобретено им на законных основаниях, то есть он все это купил.
– Что вы планируете делать дальше?
– Постараемся через него выйти на Жукова.
– Вы уж постарайтесь, – тихо произнес Сталин, давая всем понять, что совещание закончено.
Абакумов сложил документы в папку и направился к выходу.
***
Костин и Марков стаяли перед Абакумовым, который только что вернулся из Кремля. Судя по настроению генерала, они оба ждали разноса. Руководитель министерства государственной безопасности взглянул на офицеров и предложил им присесть. Пауза, взятая Абакумовым, явно затягивалась. Первым ее не выдержал Марков. Стул под ним заскрипел, и это не осталось без внимания со стороны генерала.
– Я от Сталина, – тихо произнес он и посмотрел на полковника. – Вождь недоволен вашей работой. Особо отметил вялую работу по Худякову, Телегину и Жукову. Что можете сказать?
Костин посмотрел на Маркова. На лбу полковника появились мелкие капли пота, которые заиграли всеми цветами радуги на солнце и были похожи на россыпь бриллиантов.
– Товарищ генерал-полковник! Люди работают без выходных, боимся, что арестованные просто не выдержат интенсивность допросов.
– Марков! Ты же опытный оперативник, неужели ты не можешь найти к ним нужного подхода? У них же есть жены, дети….
– Они все задержаны…..
– И что? – приподнявшись над столом, спросил Абакумов Маркова. – Если ты их не сломаешь, то придут другие люди, которые будут ломать их и тебя. Незаменимых людей нет. Именно об этом мне и намекнул товарищ Сталин. От намека вождя до стенки всего несколько шагов. Ты понял, меня?
Марков вскочил из-за стола и вытянулся в струнку. На лице полковника появились бледные пятна, словно он только что услышал приговор о расстреле. Костину, впервые за время знакомства и работы с полковником Марковым, стало по-человечески его жалко. Костин не так часто бывал в кабинете Абакумова и генерал, всегда выдержанный и корректный с подчиненными, сегодня выглядел совсем по-другому. Нет, он не кричал и не стучал кулаком по столу, он был внешне спокоен, но в этом его спокойствии таилась какая-то страшная энергетика, которая буквально убивала человека. Рука полковника потянулась к вороту кителя, ему явно не хватало воздуха. Наконец она дотянулась. Резким движением он рванул его и медленно опустился сначала на стул, а затем сполз с него на пол.
Абакумов нажал на кнопку, и моментально в дверях выросла фигура дежурного офицера.
– Врача! – коротко произнес генерал.
Костин наклонился над Марковым. Он помог ему подняться с пола и усадил его на стул. Абакумов, молча, достал из портсигара папиросу и закурил. Он подошел к полковнику и посмотрел на него в упор. Раздался стук в дверь, а затем она приоткрылась и в кабинет вошла женщина в накинутом на себя белом халате. Она подошла к Маркову и взяла его руку.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она полковника.
– Уже лучше, – ответил он.
– Вы сможете двигаться?
– Да, – ответил Марков.
Опираясь на плечо женщины, они вышли из кабинета. Абакумов посмотрел на Костина. Взгляд его серых глаз был холодным и безжалостным.
– Что скажешь, подполковник? Или тоже упадешь в обморок, как кисейная барышня?
Александр промолчал. Спорить с Абакумовым было бесполезно.
– Как с Куликом? – спросил его генерал.
– Работаю, товарищ генерал-полковник. Думаю, что он подпишет все, что мы ему вменим. Он по-прежнему рассчитывает на помощь Сталина.
Абакумов загасил папиросу и посмотрел на Костина.
– Смотри, Костин, здесь прокола быть не должно. Ты должен убедить Кулика не только признаться в организации антиправительственной группы, но и почему он ее создал. Тебе это понятно?
– Так точно, генерал-полковник….
– Я пока не знаю, но кто-то «сливает» все наши наработки…. Слишком много вопросов ко мне со стороны Сталина. Он словно пытается уличить меня в чем-то.
Взглянув на Костина, он махнул рукой. Александр развернулся и вышел из кабинета.
***
Зоя стояла у входа в метро. Ее беличья шубка заметно выделяла ее из общей толпы москвичей, которые были одеты в темные пальто и шинели. Заметив Костина, она приветливо махнула ему рукой. Александр обнял ее и прижал к своей груди.
– Слушай, Зоя, может, быть мы не пойдем в кино? У меня был сложный день и мне так хочется немного побродить, а в кино мы следующий раз сходим.
Похоже, она обиделась на Костина.
– Как же так, Саша? Я так хотела посмотреть этот фильм…. Впрочем, раз ты так решил, пойдем, погуляем. Сегодня не так холодно…, – она не договорила и, взяв его за руку, потянула к парку, в котором звучала музыка.
Они шли, молча, каждый из них думал о чем-то своем.
– Саша! Ты о чем думаешь? Мне кажется, что ты хоть и идешь рядом со мной, а сам где-то далеко, где нет меня. Что с тобой?
Костин остановился и, достав папиросу, закурил.
– Ты знаешь, Зоя, я сейчас почему-то подумал, что как хорошо, что мы пережили эту войну, что вот так можем бродить по парку, слушать музыку. У меня сейчас трудное время на работе. Мне приходится заниматься одним делом, которое порой ставит меня в тупик. Я иногда, словно, путник, который стоит на развилке двух дорог и не знает, которую из них выбрать. Налево пойдешь – смерть, но и правая дорога не гарантирует жизнь. Стоит сделать всего лишь один неверный шаг, и ты больше не жилец. Вот и сегодня, мой непосредственный начальник полковник Марков заболел, у него врачи диагностируют инфаркт. Зашел в кабинет Абакумова вполне здоровым человеком, а через полчаса – инфаркт.
Александр замолчал и посмотрел на Зою.
– Скажи, Саша, а нельзя отказаться от этого дела? Зачем им заниматься, если оно тебя тяготит?
Костин усмехнулся.
– Нет, Зоя, это моя работа и ничего подобного я сделать не могу. В этой конторе, в которой я служу, подобное даже в мыслях держать опасно. Поэтому, на то и приказ, чтобы его исполняли.
– Саша, может тебе стоит поделиться со мной своими сомнениями? Я знаю, что нельзя долго носить камень в груди, рано или поздно, ты разделишь судьбу своего начальника.
– Извини, но пока дело в производстве, я никому не могу рассказывать о нем. Ведь это не моя личная тайна, да и опасно.
– Почему?
– Есть силы, которые хотят использовать это дело в своих интересах и, поделившись информацией, ты невольно сделаешь его заложником, а это очень опасно.
Костин докурил папиросу и бросил окурок в урну.
– Выходит, нападение на тебя в подъезде моего дома было не случайным? Я права?
Александр посмотрел на женщину. Он в этот миг был готов поделиться с ней своими мыслями и переживаниями, но этот момент был лишь мигом его слабости. Он вовремя «взял себя в руки» и, не ответив ей на вопрос, просто улыбнулся.
– Чего ты улыбаешься? Ты думаешь, что я настолько глупа, что не могу понять ваши служебные ребусы? Напрасно, ты так думаешь! Я не плохой психолог, если хочешь знать.
Эта реплика снова вызвала у Костина улыбку. Он обнял Зою и, прижав к груди, поцеловал ее в губы. Она оттолкнула его и с испугом посмотрела по сторонам.
– Ты что делаешь, Саша! А если люди увидят, что они о нас подумают?
– Они просто позавидуют нам, нашему счастью….
Зоя взяла его под руку и тесно прижалась к Костину.
– Поехали ко мне, – предложила она ему. – Поехали, я хоть накормлю тебя домашней едой. А если честно, то я просто соскучилась по тебе.
Александр улыбнулся ее предложению, ведь он не был у нее больше месяца. Они развернулись и направились в сторону метро.
***
– Как вы себя чувствуете? – спросил Костин, обращаясь к Кулику. – Надеюсь, что ничего страшного с вами не произошло.
Александр прошел к столу и, повернувшись к Григорию Ивановичу, улыбнулся, словно, старому и доброму товарищу.
– Спасибо, – коротко ответил бывший маршал.
Костин сел за стол и стал выкладывать из папки документы. Он иногда бросал свой взгляд на Кулика, отмечая про себя его бледность и худобу.
– Я надеюсь, Григорий Иванович, что нас больше не бьют мои подчиненные? Это уже хорошо. Курите, папиросы на столе….
Кулик закурил. Выпустив дым в серый потолок, он задумался. Его оторвал от размышлений голос следователя.
– Григорий Иванович! Давайте вернемся к нашему старому разговору, к сдаче немцам Керчи и Ростова. Вы же знаете, что командующий войсками Крыма Левченко, которому вы были направлены Ставкой, был арестован после этого и в конце января 1942 года, был осужден на десять лет лишения свободы. А вас сия чаша миновала…
– Да я знал, об этом. Я тоже ждал ареста и суда….
– Но вас не арестовали….
– Все просто, гражданин следователь. Тогда я вовремя написал письмо, как говорят, покаялся…
Костин хмыкнул и посмотрел на Кулика.
– А вы знаете, какие показания в отношении вас дал Левченко? На суде Левченко всю вину за сдачу городов взял на себя. Как это понимать, Григорий Иванович? Единственно в чем он вас обвинил, что якобы вы своими пораженческими настроениями и действиями способствовали сдаче этого важнейшего в стратегическом отношении города. Заметьте, это не мои слова, это выдержки из документов суда…. Скажите, как вы считаете, Левченко мог самостоятельно принять подобное решение, не советуясь с вами, то есть с представителем Ставки, заместителем наркома обороны?
Этот вопрос Костина, словно «прибил» Кулика. Ему на какой-то миг показалось, что Кулик стал даже меньше ростом.
– Я же вам уже сказал, что я обратился с письмом к товарищу Сталину. В письме я описал, что сдачи городов были вынужденной мерой, имеющимся на тот момент силами мы не могли удержать эти города. Думаю, что он услышал мой голос и все понял.
– Вам не кажется, Григорий Иванович, что вы как носитель зла и трагедий. В начале войны вас отправили на Западный фронт оказать помощь генералу Павлову – результат вы живы, а Павлова расстреляли. Осенью вас направили на Южный фронт оказать помощь и организовать оборону Керчи – результат известен. Вы живы, а генерал Левченко осужден на десять лет….
– Что вы этим хотите сказать, гражданин подполковник?
– Я уже сказал, Григорий Иванович. Ведь насколько я знаю, вы и летом 1941 года писали письмо Сталину, пытаясь оправдаться перед ним.
– И что?
– Сделайте вывод сами. Теперь вы заняли то место, которое уже давно ждало вас. Вот вы скажите, в ходе следствия было установлено, что вы, будучи представителем Ставки на Южном фронте злоупотребляли своим служебным положением. Я сейчас вам зачитаю, а скорей напомню показания, которые дал председатель Крайисполкома товарищ Тюляев. Зачитываю: «Кулик по прибытию приказал Краснодарскому военторгу обеспечить его продуктами по оптовой цене, что и было исполнено. Используя самолет транспортной авиации вы отправили в Свердловск своей семье следующие продукты: муку, масло, сахар, двадцать пять килограмм паюсной икры, пятьдесят ящиков мандарин, десять ящиков коньяка…. Всего на 85000 рублей». Да, Бог с вами, вы приказали, чтобы все эти затраты были отнесены на счет тыла фронта. А, Левченко, был осужден лишь за то, что по вашему совету сдал Керчь… и при этом, он не вывозил продукты питания самолетом.
– Я за это все уже ответил, – ответил Григорий Иванович. – Дважды за один поступок не судят.
Голос его был каким-то глухим, словно отвечал откуда-то из подземелья.
– Вы правы, Григорий Иванович, дважды за один и тот же поступок не наказывают. А, жаль… Солдата бы расстреляли, а вас вот пощадили….
***
Костин остановился около двери и, пошарив в кармане пальто, достал ключ. Он открыл дверь номера и, нащупав правой рукой выключатель, зажег свет. В кресле, развалившись, сидел капитан НКВД Руставели. Рука Александра потянулась к внутреннему карману пальто, но что-то металлическое и холодное уперлось в его голову.
– Я не хочу вас убивать, товарищ Костин, – произнес Руставели, поднимаясь из кресла.
Чья-то мужская рука оказалась в кармане пальто и извлекла из него пистолет «ТТ». Незнакомый мужчина прошел вперед и положил на стол пистолет.
– Так будет проще общаться, не правда ли?
– Послушайте, капитан! Вы не боитесь осложнений в вашей карьере? Я завтра же доложу о вашем посещении Абакумову.
Руставели усмехнулся.
– Меня не нужно пугать, Костин. Если вы это сделаете, то в тот же день будете арестованы, как немецкий шпион. Поверьте мне, дело на вас, заведенное мной еще летом 1941 года, до сих пор хранится в архиве НКВД. Вы, наверное, догадываетесь, что случится с вами, если это дело ляжет на стол Абакумова. Вам нужно со мной подружиться, только и всего. А для этого вы будете мне еженедельно сообщать все по делу Кулика…
– Зачем вам Кулик?
– Мне он лично не нужен. К этому делу имеется интерес у моего руководства.
Костин усмехнулся.
– Капитан! Вам не кажется, что вы очень самоуверенны. Вы, вот так открыто, вербуете меня, что поставили меня в тупик. Вы же знаете, где я служу, наверняка знаете много обо мне, почему вы пошли на этот шаг? А если я откажусь?
– Я вам уже описал ваше ближайшее будущее, – произнес он, явно наслаждаясь своей пусть и небольшой, но победой. – Скажите, нет и завтра же на столе Абакумова, будет лежать ваше дело, которое завел особый отделом дивизии в июле 1941 года. Кто сейчас будет разбираться, что там, правда, а что вымысел. Главное то, что мы с вами расстанемся надолго, а может и навсегда.
В номере стало тихо. Руставели развалившись в кресле, закурил. Что рухнуло за спиной Костина, сбив на пол вешалку. Александр, прежде, чем оглянуться назад, посмотрел на капитана, глаза которого стали похожи на два чайных блюдца.
– Руки! Руки, подними, – раздался за спиной женский голос.
Руставели медленно поднял руки.
– Товарищ подполковник! Свяжите ему руки, – раздалось снова из-за спины Костина.
Александр повернулся. Сзади него стояла горничная Клава, сжимая в руке пистолет. Офицер, поясным ремнем стянул руки сотруднику НКВД.
– Что вы так на меня смотрите? – спросила Клава Костина. – Это приказ полковника Маркова, чтобы я за вами присматривала. Вот сами видите, пригодилось. А с этим, что будем делать?
Она рукой указала на второго сотрудника НКВД, который лежал в прихожей.
– Вызови дежурную группу, пусть увезут в изолятор, сейчас он нам не нужен, вот с капитаном мы побеседуем.
Через полчаса прибыла оперативная группа контрразведки и увезла сотрудника НКВД. Когда в номере, кроме Клавы и Костина никого не осталось, он обратился к Руставели:
– Вот видите, капитан, как все быстро меняется в этом мире. Ранее вы предлагали мне работать на НКВД, сейчас я вам предлагаю это сделать.
– Ты за это ответишь, – процедил сквозь зубы пленник. – Я никогда не забуду эту обиду, поэтому, лучше убей меня.
– Зачем? Я своих не убиваю, да и смысла пока не вижу, ты мне живой нужен, – произнес Александр, сев в кресло, которое ранее занимал Руставели. – Ну что?
– Я ничего вам не скажу! – как-то категорично произнес Руставели. – Ничего!
– Хорошо, капитан, тогда тихо умрешь. Так бывает, выпил человек лишнего и замерз на улице. Сейчас холодно, умрешь быстро.
Александр поднялся из кресла и посмотрел на женщину.
– У вас здесь есть препараты? Сделайте ему укол, он сам выбрал себе дорогу….
Женщина вышла из номера. Александр посмотрел на Руставели, заметив, как у того побледнело лицо. Достав из кармана папиросу, он закурил. В номер вошла Клава с подносом, на котором лежал шприц, накрытый белой салфеткой.
***
Абакумов закончил читать. Он отложил документ в сторону и посмотрел на стоявшего перед ним подполковника Костина. На лице генерал-полковника блуждала едва заметная улыбка.
– Молодец, подполковник, – произнес он. – Кто разработал операцию?
– Я, – коротко ответил Александр. – Утвердил, полковник Марков. Мы почему-то были уверены, что люди Берии непременно «клюнут» на эту наживку.
Абакумов снова улыбнулся.
– Тебе удалось многое, ты завербовал начальника одного из отделов…. Там, у Берии, работают не глупые люди и наверняка, имеют своих людей в нашем ведомстве. Слушай меня внимательно, Костин. Ты должен найти их, ты это понял?
– Так точно, генерал-полковник.
– Выходит Берия проявляет определенный интерес к нашему ведомству, это хорошо или плохо, – словно рассуждая вслух, произнес Абакумов. – Хочет знать, сколько генералов находится у нас в разработке. Интересно, как он хочет использовать все это при живом вожде….
– А, может, стоит об этом доложить вождю? – спросил генерала Костин.
Абакумов так посмотрел на Костина, что тому стало не по себе.
– Здесь, подполковник, политика и не борьба спецслужб. В этом деле проигрыш равен смерти. Нам с тобой генералы не простят все это, если останутся на «плаву». Усвой это и запомни. Здесь пленных не будет.
Генерал посмотрел на Костина.
– Я утром еще думал назначить тебя исполнять обязанности полковника Маркова, а сейчас, передумал. Сейчас большая нагрузка тебе не нужна. Занимайся Куликом и его группой. Отделом будет руководить генерал Скороходов Дмитрий Петрович. Я его проинформирую о твоем задании. Вопросы есть? Если нет, то, свободен. Иди, работай….
Александр вышел из кабинета Абакумова и, взглянув на адъютанта генерала, направился к себе в отдел. В коридоре Костин столкнулся с лейтенантом Моховым.
– Товарищ подполковник! Я только что вернулся с допроса Кулика. Он хочет видеть вас, – доложил ему подчиненный. – Он два дня сам не свой, все молчит и молчит. Пробовал говорить с ним по-разному…
– И что?
– Требует вас. Говорит, что будет разговаривать лишь с подполковником Костиным.
Александр посмотрел на Мохова.
– Ты не перестарался с ним, лейтенант? А то вы молодые все больше кулаками…
Мохов смутился.
– А как с ним разговаривать, товарищ подполковник, ведь он враг государства…
– Вежливо, лейтенант, вежливо… Вы в конечном итоге не мясник, а офицер контрразведки.
– Разрешите идти, – произнес лейтенант.
– Занесите мне все протоколы допросов. Я хочу почитать. Что вы там наворотили…
Лейтенант козырнул и скрылся за дверью.
«Вот она молодая поросль, – подумал Костин, – им бы кулаками помахать».
Проходя мимо кабинета канцелярии, Александр поинтересовался у секретарей почтой. Получив утвердительный ответ, он зашел в кабинет и расписавшись в журнале получил адресованный ему пакет.
– Товарищ подполковник! Вам звонила ваша знакомая по имени Зоя. Просила вас позвонить ей.
«Откуда она знает номер канцелярии? – подумал Костин. – Я ей этот телефон не давал. Она кроме моего рабочего телефона другие телефоны знать не должна. Странно…».
Он позвонил Зое со своего рабочего телефона. Трубку долго никто не брал. Наконец раздался щелчок, и он услышал женский голос.
– Мне бы Яковлеву, да, да, Зою, – произнес он. – Как ее нет, а где она?
Услышав ответ, он положил трубку и расстегнул ворот кителя.
«Откуда она узнала номер телефона канцелярии?», – снова подумал он.
***
Кулик всю ночь писал письмо Сталину. Лишь под утро, сморенный бессонной ночью, он заснул крепким сном. Ему снилась гражданская война, он верхом на белом скакуне командует артиллерией. Вокруг него рвутся снаряды, со свистом летит шрапнель, но он продолжает гарцевать на коне. Вдруг среди дыма и разрывов снарядов показывается с десяток кавалеристов, среди которых он узнает Сталина и Ворошилова.
– Как дела, Кулик? – обращается к нему Сталин.
– Плохо, снаряды на исходе, – отвечает он будущему вождю. – Едва ли удержим город.
– Вот что, товарищ Кулик, город нужно удержать любой ценой. Резервы на подходе…
Он открыл глаза, услышав лязг замка. Дверь открылась, и вошедший контролер поставил на пол перед дверью металлическую миску с едой.
– Вы не скажите, сегодня будет здесь подполковник Костин? – спросил он контролера.
– Он мне не докладывает о своем посещении следственного изолятора, – ответил тот и захлопнул металлическую дверь.
Кулик подошел к двери и забрал миску. Он быстро съел и коркой хлеба, собрал остатки пищи с краев миски. Последние два дня его не покидало чувство голода. Это чувство преследовало его круглосуточно. Он просыпался с этим чувством и ложился спать. Мимо двери прошел контролер, гремя пустой посудой.
«Какой сегодня день? – подумал Григорий Иванович. – Интересно вызовет его на допрос Костин или нет?»
Он потрогал рукой карман галифе, в котором лежало письмо Сталину. Он не верил Костину, который пообещал ему передать это письмо вождю, но другой возможно это сделать у Кулика просто не было. Подполковник сам предложил ему написать письмо Сталину и дал ему три небольших листочка бумаги и карандаш. Он долго думал, для чего этот офицер СМЕРШ это делает. Однако в какой-то момент понял, что все его раздумья ничего не решают – попытка не пытка. А что такое пытка, он уже хорошо усвоил. Особо ненавидел Кулик молодого слащавого лейтенанта Мохова, который часами буквально изгалялся над ним. Он сажал его на высокий табурет, чтобы его ноги не касались пола, и заставлял его сидеть в таком положении часами. К концу допроса, он уже не чувствовал своих ног, они у него затекали до такой степени, что он не мог или передвигать самостоятельно и его затаскивали в камеру волоком. Доставляли ли эти пытки Мохову физическое или нравственное наслаждение, Григорий Иванович, не знал.
От размышлений его оторвали шаги контролера, шагающего по пустому коридору изолятора. За время, проведенное в камере, он уже безошибочно научился определять, к какой камере он направляется. Если он спешил к камере, что находилась в дальнем конце тюремного коридора, то частил и часто сбивался с ритма. Если он шел к его камере, то шаги звучали неторопливо и равномерно. Сейчас он шел именно не спеша и равномерно, шаг за шагом.
Звякнула открываемая дверь. Кулик поднялся с пола и посмотрел на вошедшего контролера.
«Неужели опять к Мохову?», – с ужасом подумал он.
– Кулик! – громко произнес контролер. – Выходи!
Григорий Иванович медленно направился к выходу из камеры.
– Быстрее! – выкрикнул контролер.
– А мне спешить некуда, – ответил арестованный и в тот же миг получил сильный удар прикладом автомата по спине.
– Разговорчики! Лицом к стене!
Контролер закрыл дверь камеры и толкнул Кулика в плечо. Григорий Иванович развернулся и направился вдоль коридора. Дойдя до знакомого ему поворота, он хотел свернуть, но контролер его остановил.
– Вперед!
Он прошел еще несколько метров и остановился перед закрытой дверью. Контролер открыл дверь и толкнул Кулика в спину. Помещение было небольшим, без окон… У стены стоял Костин и незнакомый генералу мужчина, одетый в белый медицинский халат.
– Осмотрите арестованного, – произнес Костин, обращаясь к мужчине.
– Есть, товарищ подполковник, – ответил мужчина и приказал Кулику раздеваться.
Он долго осматривал тело арестованного, мял живот.