Выстрел в спину

***

Группа разведчиков миновала лес и вышла к дороге. Несмотря на темноту, по ней, не останавливаясь, пылили грузовики с пехотой. Иван Константинович разложил карту и, укрывшись палаткой, включил фонарик. Никитин лежал рядом с ним и наблюдал, как тот изучает карту. Иван Константинович взглянул на лейтенанта и ткнул пальцем в точку на карте.

– Последний их выход рации был вот из этого района, – словно размышляя сам с собой, произнес Иван Костантинович, тыча пальцем в карту. – До этого места около семидесяти километров. Если не нарвемся на немцев, то дня за два- три сможем выйти в этот район.

– Трудно сказать, Иван Константинович. Здесь немцев больше чем грибов, – в тон ему, произнес капитан Гуревич. – Утром немцы поймут, что в тыл к ним ушла разведгруппа, вот тогда они и заблокируют район.

– А если не выйдем? – задал вопрос Никитин. – Что тогда?

– Что значит, не выйдем? Я что-то не понял тебя, лейтенант! Есть приказ, следовательно, его нужно выполнять.

Они поднялись с земли и бегом направились в глубину леса. Несмотря на то, что Никитин считал себя неплохим спортсменом, он сразу понял, что ему не угнаться за Иваном Константиновичем.

– Командир, нужно остановиться, – обратился он к нему. – Бойцы отстали, нужно их дождаться.

Они вдвоем повались на землю. Минут через пять на поляне появились Добровольский, Яковлев и радист. Замыкал группу капитан Гуревич.

–Как там? – спросил его Иван Константинович.

– Тихо! – ответил Гуревич. – Похоже, немцы пока не засекли наш переход.

– Привал десять минут, – произнес Иван Константинович. – Пока темно, нужно как можно дальше углубиться в лес.

***

Разведгруппа шла всю ночь, еще не зная, что немецкая служба безопасности уже получила приказ о ее захвате. Оберштурмфюрер СС Вильгелм Хац уверенным шагом направлялся к грузовику, около которого его ждал унтершарфюрер СС Вальтер Штольц.

– Штольц! Срочно нужны собаки. Езжайте к Мазголю, пусть выделит мне опытных людей с собаками, начинаем охоту на русских разведчиков. И еще. Поднимите людей как его – Мельникова. Они хорошо знают эти места и должны нам помочь в их розыске. Начало операции в полдень.

– Яволь, господин оберштурмфюрер, – отчеканил Штольц и, отдав честь, побежал к мотоциклу, который стоял в тени векового дуба.

Проводив его взглядом, офицер сел в кабину грузовика. Машина выбросила из себя клуб черного едкого дыма и медленно двинулась в сторону ближайшей деревни, где размещалась районная комендатура. Оберштурмфюрер, не отрываясь, глядел на дорогу, которая петляла по лесу. Несмотря на солнечное утро, Вальтер держал свой автомат на коленях. Его подразделение фельджандармерии отвечало за безопасность тыловых коммуникаций и он хорошо знал, что этот лес скрывал еще многих красноармейцев, которые, по-прежнему не потеряли надежду перейти линию фронта. Несмотря на то, что в кузове грузовика находилось около десятка солдат, чувство опасности не покидало его ни на минуту.

Неожиданно из глубины леса раздался одиночный выстрел и пуля, пробив лобовое стекло, обожгла его голову. Машина резко затормозила, и этот маневр спас ему жизнь. Вторая пуля, пробив деревянный борт грузовика, ранила солдата в спину.

– Шнель! Шнель! – закричал он, выпрыгивая из кабины машины.

Солдаты, повинуясь приказу офицера, быстро выстроились в цепь и медленно двинулись вглубь леса. Вильгелм Хац шел позади цепи, держа в руках «Парабеллум». Неожиданно идущий слева от него солдат открыл огонь по кустам. Цепь, словно испугавшись выстрелов, сосредоточила огонь автоматов по ближайшим от них кустам. Пули рубили ветви кустарника, срубали молоденькие березки и елки.

– Отставить! – приказал он солдатам. – Прочесать кусты!

Солдаты осторожно направились к кустам, держа оружие наизготовку.

– Господин оберштурмфюрер! Здесь – русский, он еще живой!

Офицер сунул пистолет в кобуру и направился в сторону кустов, за которым лежал раненный красноармеец. Эсесовец толчком сапога отбросил в сторону винтовку и посмотрел на офицера. Вильгелм внимательно посмотрел на красноармейца, голова и грудь которого были в крови. Он нагнулся над ним и, встретившись взглядом с красноармейцем, отпрянул в сторону. В глазах умирающего бойца было столько ненависти, что ему показалось, что тот готов схватить его за горло. Офицер развернулся и направился в сторону машины. За спиной оберштурмфюрера хлопнул одиночный выстрел.

«Дикари, – подумал офицер, – на что он надеялся? Вот и эти фанатики, которые перешли линию фронта, наверняка, такие же – умрут, но не сдадутся».

Хац сел в кабину грузовика и достал из сумки карту.

«И так, перешли они линию фронта вот на этом участке, – размышлял он, водя по карте пальцем. – Главное определить, в каком направлении они будут двигаться».

Насколько он знал, накануне перехода русских, руководство службы безопасности уже знало о планируемой русскими операции и поэтому решило пропустить группу в тыл. Задача его роты – заблокировать русских вот в этом районе, разобщить группу и взять их в плен. Вроде бы задача проста, на первый взгляд, но это – лишь на первый взгляд.

***

Никитин лежал на спине и смотрел в ночное небо. Над ним раскинулась всепоглощающая чернота, усыпанная знакомыми и незнакомыми созвездиями. Милая, такая домашняя Большая Медведица давно скрылась за горизонтом, откуда торчал лишь короткий хвостик Малой Медведицы с Полярной звездой, а на противоположной стороне чёрного купола грозно выглядывал обломок Южного Креста. Огромный бесконечный океан был накрыт бесконечным космосом и Никитин, прикрыв глаза, представил себе, что на стыке этих бесконечностей ползёт мелкая металлическая козявка, на которой примостилась крохотная пылинка, именуемая человеком. Он повернулся в сторону и посмотрел на спящего рядом с ним Яковлева. Из открытого рта бойца вырывался могучий храп, который, то пропадал где-то в глубине его могучей груди, то вырывался, как вырывается из тоннеля локомотив, с ревущим гудком. Недалеко от него сидел на пеньке Добровольский, на коленях которого лежал немецкий автомат.

– Давай, иди, отдыхай, – тихо произнес Никитин. – Мне что-то не спится… Скоро рассвет…

– Спасибо, товарищ лейтенант, – ответил боец и направился к сосне, где совсем недавно отдыхал Никитин.

Сегодня вечером они вышли в эфир и сообщили, что приступили к выполнению задания. Ответ Центра был предельно лаконичным, он пожелал им успеха. До нужного им района было еще далеко, не менее двух суточных переходов.

Небо на востоке сначала посерело и это серая пелена, словно ластик, стерла всю красоту звездного неба. Из оврага неслышно поползла белая пелена тумана, которая быстро поглотила деревья и кусты. Стало влажно и прохладно. Никитин встал с пенька и сделал несколько разогревающих упражнений. Где-то вдали послышался шум автомобильного мотора, а затем послышался треск автоматов.

«Интересно, что немцам не спится?» – успел подумать Никитин, прежде чем до него донесся лай собак.

Он толкнул в плечо Ивана Константиновича.

– Вы слышите? – спросил лейтенант его. – Похоже облава!

– Что слышите? – недовольно спросил его командир.

– Собаки, – коротко ответил ему Никитин.

Откуда-то сбоку послышался собачий лай. Иван Константинович вскочил на ноги и стал быстро будить бойцов.

– Уходим! Быстрее, быстрее! – скомандовал он и устремился по оврагу вглубь леса.

Они неслись по лесу словно ветер. Возникшее где-то внутри чувство смертельной опасности удваивало их силы. Наконец по команде Ивана Константиновича они повалились на землю. Ни у кого из них не возникло никаких сомнений, что немцы разыскивают их группу, а ни какую другую.

– Командир! Как немцы узнали о нашей группе? – спросил Никитин Ивана Константинович, задыхаясь от бега. – Ведь они ищут нас?

– Не знаю, лейтенант, не знаю. Думаю, что где-то протекло…, – ответил он и посмотрел на капитана, словно тот мог ответить на этот вопрос.

Гуревич отвернулся в сторону и промолчал, а затем, словно очнувшись от сна, тихо произнес:

– Что будем делать? Не хотелось бы самим навести немцев на золото.

Иван Константинович так посмотрел на капитана, что тот сразу понял, что реплика его просто неуместна в этой ситуации.

– Привал пять минут, – приказал командир.

Время пролетело незаметно. Бойцы с трудом поднялись с земли и медленно шагая, побрели вслед за командиром.

«Как они вышли на нашу группу? – размышлял Никитин. – Выходит, кто-то сдал нас, но о нашей группе знало лишь ограниченное количество людей, значит, кто-то из них. Интересно, Иван Константинович сообщит об этом в центр или нет?»

Он посмотрел на командира, который шел впереди группы. Широкая спина, сильная шея, мощные руки говорили о его могучей силе. Говорил он короткими фразами, четко расставляя все акценты. Обычно так говорят люди, уверенные в себе, привыкшие самостоятельно решать поставленные жизнью задачи.

«Уверенно ведет по лесу, словно бывал здесь не раз», – подумал Никитин.

Словно прочитав его мысли, Иван Константинович обернулся и посмотрел на лейтенанта, который замыкал их небольшую группу. Где-то недалеко затрещали выстрелы, которые словно допинг заставил их ускорить шаг.

***

Обертштурмфюрер СС Вильгелм Хац шел за цепью жандармов и полицейских, которые, рассыпавших в цепь, прочесывали лес. Было прекрасное утро. Солнце еще не достигло зенита и поэтому было еще не очень жарко. Треск цикад, пенье птиц, полностью завладели мыслями Хаца. Он думал о родной Баварии, где проживали его родители. Там тоже был похожий лес, треск цыкат и пенье леса, но это было там, а сейчас он шел по лесу, срубая головки ромашек своим стеком.

Он хорошо знал историю гауптштурмфюрера СС Вальтера Вагнера, который более месяца гонялся за ложным «золотым» конвоем русских, упустив из вида настоящий конвой. Руководство СС не простило ему этого промаха, и вскоре он оказался сначала в окопах, а затем был переведен в аппарат гестапо. Сейчас все по-другому, сейчас он идет по следу русской разведгруппы, которая должна привести его к золоту. Брать сейчас этих русских было бы большой ошибкой, никто из них не владел нужной им информацией. Шагая по лесу, он просто играл с ними, даря им какую-то надежду оторваться от его людей. Они бежали от него, не предполагая, что сами загоняют себя в мешок, из которого нет выхода. Хац невольно вспомнил один из законов разведки – прежде чем войти, подумай, как оттуда выйти. Похоже, русские плохо знали этот закон и сейчас они стремились именно туда, откуда не было выхода.

– Господин обертштурмфюрер, вон там они отдыхали, – выпалил ему унтершарфюрер Вальтер Штольц, подбегая к нему. – След свежий! Если спустить собак, то непременно догоним!

– Никаких собак! – приказал он подчиненному. – Вперед! Дайте команду, пусть ваши солдаты понемногу стреляют. Я хочу, чтобы эти русские всегда ощущали себя в роли дичи.

Солдаты снова ринулись вперед. Собаки рвались с поводков, оглашая лес своим надрывным лаем. Где-то в стороне от цепи полицаев раздался винтовочный выстрел, который моментально разразился в беспорядочную стрельбу.

– Кто стрелял? – громко спросил офицер переводчика. – Кто стрелял, я спрашиваю вас!

Тот быстро перевел его вопрос. Из цепи вышел молоденький полицай. Его черный мундир с белой повязкой на левом рукаве мешком сидел на его худом теле. Он что-то быстро сказал переводчику и рукой указал на кусты.

– Господин обертштурмфюрер, он говорит, что ему показалось, что в кустах находился человек, – перевел переводчик.

– Человек? Тогда сходи, посмотри…, – предложил офицер переводчику. – Чего стоишь? Иди, смотри!

– Я?– не совсем уверено переспросил он переводчика.

– Да, ты. Ты что стоишь? Не понял команды?

Переводчик достал из кобуры наган и вместе с полицаем осторожно направился к кустам.

– Здесь нет никого, – с облегчением произнес мужчина и, улыбаясь, направился к офицеру.

Оберштурмфюрер ударил кулаком в лицо полицая и когда тот, вытирая кровь из разбитого носа, поднялся с земли, приказал двигаться дальше. Цепь дрогнула и снова медленно двинулась вглубь леса.

– За что вы его, господин оберштурмфюрер, – гнусил, идущий с ним переводчик. – Вы же сами приказали стрелять….

– За отсутствие дисциплины. Следующий раз я всех вас расстреляю, если вы не научитесь выполнять мои команды. Ясно? Вы – русские как были быдлом, так ими и остаетесь. Вас свиней бей, не бей, вы не меняетесь…

Переводчик отстал от оберштурмфюрера и направился к начальнику отряда полицаев, принимавших участие в облаве.

– За что он так приласкал твоего племянника, Гриша? – спросил тот переводчика и, отвернувшись в сторону, усмехнулся.

– Ты не скалься, Прохор. Мой дурачок с испугу пульнул по кустам, вот и оказался виноват. Одно слово, немецкая сволочь!

– Это ты про кого?

– Да я об этом, немце, – тихо произнес переводчик и покосился в сторону офицера. – Ничего, придет время и с тебя спросят.

– Кто спросит-то? Ты, что ли? Да, он тебя на одну ладонь положит, другой прихлопнет…

– Это мы еще посмотрим, кто кого прихлопнет, – ответил Григорий и, заметив знак офицера, бросился бегом к нему.

***

– Кажется, оторвались, – произнес Иван Константинович, и тяжело дыша, повалился на землю. – Всем отдыхать…

Никитин присел рядом с ним и, достав из кармана папиросы, закурил. Заметив осуждающий взгляд капитана Гуревича, он загасил папиросу о влажную от росы землю. Все это время его терзал один вопрос, который почему-то всегда крутился вокруг золота. Он мучил его во время перехода линии фронта с Ольгой и невольно возник и сейчас.

– Командир! Скажи, как немцы вышли на нас? Я не верю в случайность, – словно прочитав мысли Никитина, спросил Ивана Константиновича Гуревич. – Почему немцы не вступают в огневой контакт с нашей группой? Вам не кажется, что они специально висят у нас на хвосте, ожидая, что мы сами приведем их к цели. Если это так, то они отлично знают нашу цель…

Иван Константинович отложил в сторону карту и внимательно посмотрел на Гуревича.

– Что ты хочешь услышать от меня, капитан? Правду? Если ее, то я не знаю, если одну из версий, значит, есть люди, которые сообщили об этом немцам. Поэтому, никакого эфира, выйдем на связь, когда найдем своих людей с золотом.

– Иван Константинович! Вы, думаете, что они еще живы? – поинтересовался у него Никитин.

Мужчина усмехнулся.

– Если бы немцам удалось захватить золото, то они, наверняка бы, нас уничтожили два часа назад при переходе линии фронта. Мы им нужны и поэтому – мы пока живы.

– Товарищ командир! Время выхода в эфир, – обратился радист к Ивану Константиновичу.

– Отставить выход! – зло скомандовал он. – Без моего приказа – никаких выходов!

– Слушай, лейтенант, – обратился он к Никитину, – как ты смотришь на то, чтобы разделить нашу группу на две? Это нам даст определенное преимущество. Мы сможем прочесать вот этот квадрат в два раза быстрее.

– Как прикажете, Иван Константинович, – не особо радостно ответил Никитин и посмотрел на капитана Гуревича, словно ища у него поддержки.

– Что так, лейтенант? Главное для нас – найти золото, Никитин. Вот посмотри, ты идешь в этом направлении, я и капитан Гуревич – в этом. Встречаемся через два дня вот в этой точке, – произнес командир и пальцем указал на карте.

– Все ясно, Иван Константинович. Разрешите выполнять? – ответил Никитин, сделав отметку на карте. – Тогда расходимся…

– С тобой пойдет Яковлев и радист, с нами – Добровольский.

Они пожали руки и разошлись в разные стороны. Вскоре группы растворились в зелени леса.

***

Никитин двигался первым, за ним, тяжело дыша, шел радист, замыкал группу Яковлев.

– Устали? – поинтересовался у них лейтенант. – Впрочем, о чем я спрашиваю, все и так видно по вашим лицам.

– Похоже, я натер ногу, товарищ лейтенант, – ответил радист. – Кое-как иду.

– А ну, снимай сапог, – приказ ему Никитин, – посмотрим, что с ногой.

Радист сел на землю и стал стаскивать сапоги. На правой ноге бойца была большая кровавая потертость.

– Как же ты так? Ты что не умеешь наматывать портянки? – зло спросил его лейтенант. – Ты знаешь, что бывает за членовредительство во время войны – расстрел. Ты это понял?

Радист промолчал и посмотрел на офицера.

– Я не специально это сделал, товарищ лейтенант. Так получилось.

– Что значит, так получилось!? И что прикажешь мне теперь с тобой делать? Ты не меня подставляешь под немцев, ты всех нас подставляешь!

– Товарищ лейтенант, я же не специально, – снова заскулил, словно щенок, радист, просто так получилось…

– Я снова тебя спрашиваю, что мне с тобой делать? Идти ты дальше не можешь, и оставить я тебя здесь просто не могу, ты же – радист. Я по приказу должен тебя застрелить…

Никитин расстегнул кобуру, но в этот момент где-то вдалеке снова послышался собачий лай. Яковлев вздрогнул и посмотрел на Никитина.

– Я смогу, товарищ лейтенант, я смогу, вы сами увидите…. – произнес радист и, поднявшись с земли, он взял сапог в руку.

– Тогда вперед, нужно двигаться! – приказал ему Никитин.

Радист поплелся вслед за Никитиным и Яковлевом. Они остановились минут через тридцать. Радист отстал от них и еле передвигал ногами.

– Привал! – произнес лейтенант и направился в сторону связиста.

Сняв с него рацию, он присел под дерево и снова посмотрел на искаженное от боли лицо бойца.

– Вот, возьми флягу и промой рану, – приказал он ему.

Когда тот промыл рану, Никитин протянул ему бинт.

– Перебинтуй рану. Перед тем как бинтовать приложи подорожник, его здесь много.

Радист посмотрел на Яковлева, ожидая от того слов сочувствия.

– Я все понимаю, товарищ лейтенант. Вы можете меня просто расстрелять, если вам от этого стает легче, – тихо произнес радист. – Простите меня, просто так получилось.

– Ты хоть понимаешь, Хрусталев, что мы в тылу у немцев! Ты слышишь, лай собак или нет? Это они идут по нашим с тобой следам. А мы из-за тебя не можем от них оторваться, плетемся, как черепахи.

Лейтенант отвернулся от радиста. Внутри его все клокотало от внезапно охватившей его злости. Чтобы окончательно не сорваться, он отошел в сторону и сел под елью.

«Странно, – неожиданно он поймал себя на мысли, – почему вдруг стало так тихо? Ни лая собак, ни уже привычных выстрелов».

– Яковлев! – подозвал он разведчика. – Ты посмотри, что там. Судя по карте, мы где-то недалеко от деревни. Если это так, то в деревню один не ходи, посмотри что там и обратно.

– Есть, товарищ лейтенант!

Красноармеец поправил висевший за спиной немецкий автомат. Через минуту он буквально растворился в зелени леса. Никитин промыл водой подорожник и приложил его к ране Хрусталева. Лейтенант покачал головой, удивляясь тому, как совсем небольшая потертость привела к подобному состоянию ноги. Рана на ноге воспалилась, покрылась зеленоватой корочкой гноя.

– Как? – спросил он радиста. – Идти сможешь?

– Спасибо, товарищ лейтенант, постараюсь. Вроде бы полегчало…

Перебинтовав ногу, Никитин отошел в сторону и снова сел под сосной. Тишина пугала лейтенанта, так как было не совсем понятно, почему немцы прекратили преследование группы. Он посмотрел на часы и поднялся с земли.

«Почему не возвращается Яковлев? – размышлял офицер. – Неужели напоролся на засаду? Если это так, то нам нужно срочно уходить из этого района или все же еще подождать его? »

Он ходил по поляне, то и дело, посматривая в сторону, откуда должен был появиться Яковлев.

– Хрусталев! Как ты? Ты, сможешь идти?

– Да, товарищ лейтенант. А что, мы не будем ждать Яковлева?

Где-то недалеко хлопнул выстрел, затем второй. Из кустов выскочил Яковлев и, взглянув на лейтенанта, громко выкрикнул:

– Уходим, командир! В лесу полно полицаев!

Никитин, взвалив на плечо радиостанцию, махнул рукой. Группа сорвалась с места и, словно стадо сохатых, ломанулась сквозь зелень кустов.

***

Ближе к вечеру они вышли к небольшой деревне, затерянной в лесной глуши. Деревня одним концом упиралась в лес, а другим – в озеро. Никитин залег у опушки леса и стал внимательно осматривать улицы. Деревня словно вымерла – ни лая собак, ни играющих на улице ребятишек. Прошло около часа, но ничего не менялось, по-прежнему было тихо.

– Вы оставайтесь здесь, а я схожу, посмотрю, что там, – тихо произнес Никитин. – Если что, уходите.

– А если в деревне немцы, товарищ лейтенант?

– Не исключено…. Посмотрим.

Лейтенант вытащил из автомата магазин и, убедившись, что тот полон патронов, сунул его обратно.

– Если что, уходите, – повторно произнес офицер.

Никитин поднялся с земли и короткими перебежками направился к крайней избе. Он вовремя упал около плетня, так как из дома вышла женщина средних лет. Она поставила на землю таз и стала развешивать выстиранное белье.

– Гражданочка! – тихо окликнул он ее. – Не пугайтесь, я – свой!

Она вздрогнула и застыла на месте.

– Немцы в деревне есть? – спросил он ее.

Женщина подошла к плетню и увидела Никитина, которого скрывала густая высокая трава.

– Есть, – коротко ответила она, – еще с утра приехало человек тридцать. Постреляли всех собак, наловили кур, сейчас, похоже, отдыхают. А вон в той избе остановились полицаи. Их не так много, человек десять… Они уже пьяные и, наверное, спят.

– Спасибо. Скажите, у вас не найдется йода или марганцовки, у меня товарищ натер ногу…

– Йода, нет. Попробуйте к мозоли приложить подорожник. Я сейчас вам чистую тряпку принесу.

– Пробовали, не помогает. У него уже нарыв…

– Погоди, я мигом….

Где-то слева послышались голоса. Никитина прижался к плетню и передернул затвор автомата. Скрипнула дверь и во двор снова вышла женщина с узелком в руках.

– Вот возьми, сынок. Здесь белая тряпица, несколько картошек и хлеб. А сейчас,

уходи. Не дай Бог, немцы приметят, избу сожгут…

– Спасибо, – поблагодарил он ее. – Скажите, я разыскиваю нашу автомобильную колонну, в которой было несколько грузовых машин. Все они с надписью «Почта» на бортах машин. Вы, случайно их, не видели?

– Видела, сынок. Это было недели три-четыре назад. Немцев тогда еще в деревне не было. Проехали они в сторону старого заброшенного карьера.

– А где он, ваш карьер? – спросил Никитин женщину, еще не веря в удачу.

– Да не так далеко отсюда, верст десять на север. Туда еще узкоколейка ведет…

– Еще раз, спасибо, – произнес лейтенант и, прижимаясь к земле, направился к лесу.

– Хальт! – раздалось откуда-то слева.

Он вовремя упал на землю. Пули ударили в землю в метре от его головы. Он повернулся на спину и, подняв автомат, выпустил длинную очередь в сторону стрелявшего немца. Вскочив на ноги, он стрелой устремился к кустам, не обращая внимание на пули, которые проносились над его головой. Немцы не рискнули преследовать его, лес был темный и незнакомый и никто из них не хотел рисковать из-за какого-то русского бойца. Дав еще несколько очередей, они направились обратно в деревню.

– Яковлев! – крикнул он негромко. – Хрусталев, где вы?

Лес молчал. Никитин направился к сломанной березе, около которой оставил бойцов.

– Яковлев! – снова крикнул он.

Ему не верилось, что они просто бросили его и ушли куда-то самостоятельно.

– Сволочи! Суки! – выругался он. – Вот они, хорошо проверенные люди капитана Гуревича.

Он выругался матом и направился вглубь леса, в котором с каждой минутой становилось все темнее и темнее.

***

Хрусталев сидел под деревом и, забросив антенну на крону дерева, пытался по рации найти нужную ему волну.

– Ты зачем включил рацию? – поинтересовался у него Яковлев. – Ты что не слышал приказ? Нам запрещено выходить в эфир!

– Да успокойся ты, я не выхожу в эфир. Просто хочу послушать сводку Информбюро.

– Лейтенанта на тебя, Хрусталев, нет. Мало того, что ты ногу натер, но еще не выполняешь его приказы.

– А что мне твой лейтенант! Кто он мне? Во-во – понял. Слушай, Яковлев! Тебе не кажется, что война проиграна, что немцы, через два месяца возьмут и Москву?

– Ну, ты не заговаривайся! Ты знаешь, что бывает за подобные разговоры, – спросил его красноармеец, – если не знаешь, могу напомнить…

Он взглянул на Хрусталева и придвинул к себе автомат. Где-то недалеко вновь послышались голоса. Радист вскочил на ноги и стал сдергивать с дерева антенну. Однако, та крепко обвила один из стволов дерева и не хотела подчиняться его усилиям.

– Что ты возишься! – крикнул ему Яковлев. – Нужно уходить!

Наконец Хрусталеву удалось сдернуть антенну. Он начал ее свертывать, когда между деревьев показалась цепь немцев. Автоматная очередь разорвала тишину леса. Пули не задев Хрусталева, угодили в радиостанцию. Яковлев дал длинную очередь и метнулся к спасительным кустам. Радист выхватил из-за пояса гранату и, сорвав чеку, швырнул ее в сторону немцев. Граната угодила в дерево и отлетела в сторону. Раздался взрыв. Осколок гранаты вспорол сапог и оторвал Хрусталеву стопу.